Как нам жить с новой Европой

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Как нам жить с новой Европой

Наталия Нарочницкая унаследовала дело своего отца – академика Алексея Леонтьевича Нарочницкого, историка-энциклопедиста. Потомственный ученый, Нарочницкая обладает не «богемным» (по ее выражению), а государственным видением мира. А потому в своих работах – «Россия и русские в мировой истории» и приуроченной к 60-летию Победы книге «За что и с кем мы воевали» – последовательно отстаивает идею сильного государства Российского. Считая, что в основе государственной зрелости – экономической, политической – лежит зрелое общественное мировоззрение, объединяющие нацию ценности бытия. Именно эта мысль стала главной в нашей беседе об исторических уроках Великой Победы.

– Наталия Алексеевна, рискну быть охаянной многими. Но тем не менее… Горько, что юбилей Великой Победы не обошелся без выноса порядком потрепанных знамен идеологической битвы с тоталитарным советским прошлым.

– Те, кто занимается изучением реальных и мнимых грехов нашего государства, не замечают, что под флагом прощания с тоталитаризмом нас хитро побуждают выкинуть на свалку истории отечественные гробы вовсе не советской, а трехсотлетней российской истории. Ведь территорию Российской империи до революции никто не оспаривал, и собрана она была не большевиками, а Петром и Екатериной. Поэтому навязанный тезис, будто Советский Союз был искусственным образованием, направлен отнюдь не против коммунизма, а против исторического государства Российского. Что при разрушении СССР, с удовлетворением и присущей ему откровенностью констатировал главный разработчик европейской стратегии США Збигнев Бжезинский: «Наконец-то исчезла Российская империя».

Сталина ненавидят не за злодеяния, а за возникшую при нем новую форму великодержавия, хоть немножко напоминавшую территориально историческую Россию. Абсолютно не будучи сталинисткой, а принадлежа к семье, в которой в 37-м году сгинул брат моего отца, а отец долгие годы был братом «врага народа», я тем не менее встаю на защиту военного прошлого нашей страны. Когда мы говорим о внешней агрессии и борьбе против порабощения, споры о том, хорошим или плохим было государство, неуместны. Беда случилась не с государством, а с Отечеством. А эти понятия не тождественны. Война стала именно Отечественной, потому что внешняя агрессия с идеей мирового господства востребовала национальное чувство, не окончательно порушенное классовым интернационализмом. Востребовала чувство национальной солидарности, объединения людей, которые по-разному относились к государству. И это чувство восстановило, казалось бы, на века разорванную нить русской и советской истории.

Сейчас давление на некоммунистическую Россию увеличилось десятикратно по сравнению с давлением на Советский Союз. Коммунизм здесь ни при чем. Речь идет о великой державе: о выходах к морям, о незамерзающих портах, через которые проходят не только имперские пушки, но и танкеры с нефтью. Речь идет об оттеснении России на северо-восток Евразии, от одного из главных коммуникационных подступов к центру мировых ресурсов: Средиземноморско-Черноморско-Каспийского региона.

– Лидеры бывших советских балтийских республик с одобрения Евросоюза требуют от России официального покаяния за их оккупацию. Не получается ли, что своими затянувшимися антитоталитарными разборками мы фактически это покаяние совершаем?

– Его совершают люди, обладающие богемным, а не государственным умом. Они способствуют тому, что страну полностью отождествят с гитлеровским нацизмом, приведут задним числом к виртуальному Нюрнбергскому процессу и перечеркнут подпись СССР под всей международно-правовой и территориальной системой второй половины ХХ века. После чего не останется ни одной неоспариваемой границы нашего государства, а от Балтики до Черного моря будет создан санитарный кордон, задвигающий Россию на северо-восток Евразии.

Для того чтобы осознать это, нужно историческое мировоззрение. Нужно понимать, что Россия родилась не только не в 1991 году, но и не в 1917-м. А у нас последние 15 лет ссоры ведутся внутри постсоветского мировоззренческого круга. СССР у нас оценивается исключительно с точки зрения соответствующих идеалов революции.

– Похоже, что США уже перечеркнули подпись СССР под послевоенной международно-правовой картой. Почти три года назад на церемонии официального приглашения Литвы в НАТО президент Буш произнес беспрецедентно знаковые слова: «Мы знали, что произвольные границы, начертанные диктаторами, будут стерты, и эти границы исчезли. Больше не будет Мюнхена, больше не будет Ялты»…

– В России это высказывание предпочли выдать за стандартное клише американской борьбы за вселенскую демократию против тоталитаризма. Однако оно отражает исключительно геополитическое мышление и означает: Восточная Европа отныне не будет сферой влияния ни Германии, ни России, но США. В том же ключе следует трактовать и заявления Дональда Рамсфелда о том, что Франция и Германия – это «старая Европа», а центр перемещается в «новую Европу» – Восточную, представленную новыми членами НАТО. Оба тезиса обнажили глубокую удовлетворенность Вашингтона тем, что сегодня достигнута одна из главных целей всей геополитической стратегии англосаксов ХХ века – овладение Восточной Европой, значение которой точно определил выдающийся русский политический географ Семенов-Тян-Шанский: это ключевой регион между «двумя Средиземными морями – Балтийским и Черным», контроль за которыми обеспечивает роль «господина мира».

– Какие новые задачи ставят перед «новой Европой» США?

– Восточноевропейские страны, «обновленные» США, находясь на стыке двух соперничающих геополитических систем, никогда не могли иметь независимой внешней политики. Они, слабые и лишь формально независимые, всегда будут либо в российской, либо антироссийской орбите. Рукоплескать тому, что там отменен коммунизм и они теперь находятся на острие НАТО, может только человек, не понимающий азов мировой политики и преемственности исторических интересов своей державы, которые не зависят от того, какая власть внутри.

Европа «старая» – Франция и Германия – постепенно начинает ощущать, что не российское великодержавие угрожает их роли в мировой политике, а, наоборот, его отсутствие. Чем больше исторически российских зон влияния переходит под атлантическую эгиду, тем меньше они служат европейскому историческому проекту. Они служат исключительно евразийской стратегии Вашингтона, в которой «старая» Европа всего лишь обеспечивает тыл. Расширение НАТО должно было обязательно сопутствовать чисто европейским процессам расширения ЕС, чтобы поставить их под атлантический контроль. Иначе эти процессы неизбежно получили бы большую самостоятельность с неизбежным усилением роли Германии и с установлением более прочных, менее подчиненных задачам Вашингтона отношений с Россией.

– Не поможет ли Европе развиваться по более самостоятельному проекту обсуждаемая сейчас общеевропейская конституция?

– Пан-Европа – это реализация сугубо левой наднациональной космополитической идеи, в которой на самом деле умирает великая европейская культура. Общеевропейская конституция – скучный образчик творчества некоего либерального «госплана». И даже терминология у «пан-европейцев» схожа с советской бюрократической терминологией. Они видят мир как гигантское хозяйственное предприятие, нуждающееся в оптимизации.

– Можно ли считать, что Россия окончательно оказалась перед фактом установления нового порядка в «новой Европе»? Можно ли говорить об окончательном похищении Восточной Европы у России?

– Об этом нужно было думать раньше, чтобы не позволить сформироваться и прийти к власти в этих странах воинствующе антирусским элитам, для которых Россия – это «варварская Московщина», которая их всегда якобы угнетала. В первые годы после распада Варшавского пакта этого не было – там радовались, что их отпустили, и дрожали от страха: а вдруг заберут назад. Но поспособствовали наши либералы, рукоплескавшие тому, что те, кто был с нами, оказались против нас. И это при условии, что отнюдь не все восточноевропейские потенциальные члены евроатлантических структур имели историческую неприязнь к нашей стране, что давало возможность гибкой и плодотворной восточноевропейской стратегии России.

Почему американцы четко, словно по учебнику, готовят и приводят к власти угодные им политические элиты? Потому что проводят системную политику внедрения, внушения определенных исторических воззрений, которой занимаются профессионалы в сотнях неправительственных организаций. А мы за 15 лет не потрудились не только не воспитать, но и просто поддержать пророссийски настроенных людей. Все наши аналитические центры, исследующие международные проблемы, сформировались в период нигилизма. Они не обладают ни мировоззрением, ни языком, ни энергетикой, чтобы оценивать происходящее вокруг России через призму ее национальных интересов. С горечью убеждаюсь, что большинство наших ведущих политологов-международников свои оценки дают через призму интересов американских. Поэтому я создала «Фонд исторической перспективы». Его задача – формирование альтернативного информационно-аналитического поля, в котором вырабатывается подлинная повестка дня России, определяемая преемственностью ее исторических интересов.

– Насколько атлантические установки новоевропейских политических элит размыли традиционно пророссийские настроения масс?

– Там, где эти настроения исторически существовали, они живы до сих пор. Разрыв между прагматизмом политических элит и традиционализмом масс существовал всегда. Но при любом лавировании элит народ, особенно балканских стран, настроен пророссийски.

Англо-американская стратегия на Балканах была миниатюрной моделью для всей Балто-Средиземноморской дуги. Эта стратегия еще перед Первой мировой войной противодействовала формированию однородных славянских государств, особенно «Великой Сербии», являющейся для Запада пугалом из-за традиционной привязанности простых сербов к России.

– Сербские дипломаты даже в неофициальных беседах сегодня всячески подчеркивают «принадлежность» их страны к Европе, которая ее уничтожала, шельмовала…

– А теперь подкармливает – в целях реализации евроатлантического Пакта стабильности для Юго-Восточной Европы.

Я не идеализирую сербскую политическую элиту. Она всегда стремилась к укреплению собственных клановых позиций и, кстати, поплатилась за это. Но все-таки мы должны были подняться над этим. Чтобы не только не потерять собственные позиции в регионе, но и не разрушить пророссийскую ориентацию и надежды балканских народов.

В разгар событий в бывшей Югославии и нашего предательства в Белграде я стала свидетельницей, как толпа закидала мелочью – «сребрениками» российское посольство. После этого я впервые постеснялась, что я русская, и разговаривала на улице по-английски. Как-то меня «распознали». И я ждала, что меня сейчас же забросают «сребрениками». А меня бросились обнимать и приглашать на кофе.

– Осознала ли Европа, что наш уход с Балкан не принес ей стабильности?

– У меня была на это надежда год назад, когда в Косове произошел очередной страшный всплеск погромов со стороны албанских террористов. Тогда я подготовила выступление для Совета Европы, показывающее, что косовские события – это и есть самый опасный вид терроризма – терроризм как инструмент изменения геополитических границ.

И этот терроризм угрожает только Европе и России. Америке он не угрожает.

В том, что Европа невольно пособничает терроризму, есть элемент какого-то извечного цивилизационного отчуждения от православного славянства, которое проявилось в чудовищно-непорядочной и иррациональной демонизации сербов как последнего оплота тоталитаризма. Так что историческая дилемма Россия – Европа по-прежнему актуальна. Европа, построившая «свой рай» на земле, который никогда не создать России, так и не избавилась от нигилизма и неуверенности перед нашей огромной страной – потенциально самодостаточной, способной выстаивать в испытаниях, которые не под силу другим, с ее вечно самостоятельным поиском некоего универсального смысла бытия. Как и во времена Пушкина, «Европа в отношении России столь же невежественна, сколь неблагодарна». Поэтому все попытки наших лидеров протянуть Европе руку, забыть про навязчивый образ «варварской Московщины» пока, увы, тщетны.

– События в бывшей Югославии оказались неким «лекалом» для «перекройки» постсоветского пространства… Точно такая же схема применяется сейчас Западом в отношении Белоруссии. Можно ли ждать полного повторения здесь сербского сценария? На что, вероятно, небезосновательно намекнул недавно ведущий американский советолог Ариэль Коэн: «Если Россия сможет утрясти процесс установления демократии в Белоруссии с ЕС и США, я вижу достаточно быстрый, плавный и, возможно, не кровавый вариант. Если этого не произойдет, Лукашенко может кончить, как Милошевич.

– Белоруссию шельмуют вовсе не из-за «тоталитарного» режима. Белоруссия – недостающий элемент евроатлантической «мозаики», выкладываемой от Балтики до Черного моря. Соучаствуют в этом наши внутренние противники объединения с Белоруссией. Их мотивация о недемократическом режиме нелепа. Крошечная Белоруссия не может остановить процесс «демократизации» России. Наоборот, объединение с Белоруссией – это «распространение демократии» на нее. Очевидно, что идея Союзного государства в нынешнем виде зашла в тупик. Но Соломоново решение состояло бы в осознании геополитической необходимости объединения. Важно заявить о едином стратегическом пространстве. А утряска экономик, валют – это чисто технический вопрос, который может решаться постепенно.

– Наталия Алексеевна, есть ли у России реальные альтернативы тем ультимативным вариантам, которые ей навязывает Запад?

– На фоне очевидного передела мира ради контроля над планетарными источниками энергии Россия, похоже, задумалась о значении двух критических факторов своего будущего. Это колоссальные природные богатства. Россия незаметно, но неуклонно превращает фактор энергетики в инструмент политики. Поэтому Запад столь патетически, сколь и абсурдно увязывает судьбу олигархии с «судьбой российской демократии». Второй фактор – консолидация национально-государственной воли. В этом – залог устойчивого внутреннего развития России и ее способности предложить Западу альтернативу навязываемых отношений.

Елена Калядина, «Трибуна», 2005

Данный текст является ознакомительным фрагментом.