Парадокс четвертый: гражданская война без гражданского общества
Парадокс четвертый: гражданская война без гражданского общества
Ясно, что так называемая гражданская война в России велась не между крестьянами и помещиками, поскольку к тому времени представители бывшего феодального сословия составляли ничтожное меньшинство населения и на ситуацию в русской деревне не влияли. Не воевали между собой рабочие и крестьяне, так как никакой диктатуры пролетариата на самом деле не было, хотя бы по причине малочисленности рабочего класса. Он проявил себя только в ходе проведения политики «военного коммунизма» – при продразверстке. Десятью годами позже для осуществления принудительной коллективизации в деревню из города направлялись рабочие – «десятитысячники» и «пятидесятитысячники». Очевидно, что эти названия связаны с количеством мобилизованных по партийному призыву пролетариев. Как видим, для решения вопросов классовой борьбы пролетариат мог выделить лишь несколько десятков тысяч своих посланцев. И это в стране с многомиллионным населением и миллионной армией. Выступи пролетариат против этой силы самостоятельно – он был бы уничтожен за считаные недели.
Может быть, рабочие объединились с беднейшим крестьянством, как об этом официально заявлялось? Тогда возникает другой вопрос: а как повели себя в этой ситуации середняки? Ведь они составляли основную массу русских крестьян. Если большинство из них пошли вслед за бедняками и рабочими, то с кем вся эта армия воевала целых четыре года? С кулаками? Но их было немного, и подавление их заняло бы от силы несколько месяцев. Итак, кто и с кем воевал? Кто победил и почему в период коллективизации вся тяжесть репрессий обрушилась главным образом на того же середняка и искусственно образованную прослойку зажиточных крестьян?
Кулацких семей, то есть тех, кто эксплуатировал наемный труд, в типичной российской деревне насчитывались единицы. Кулаков-мироедов все ненавидели за ростовщичество, но после каждого неурожая вынуждены были идти к ним на поклон за процентными ссудами и семенами в долг. Бедняков тоже было мало. Они, как правило, относились к породе людей, не желавших жить плодами собственного труда и привыкших рассчитывать на доброту односельчан. Так община их и кормила «всем миром» – нельзя же бросить этих пьяниц, свои как-никак. Зато, когда настало время, эти пьяницы с ведома властей быстренько создали комитеты бедноты и приступили к «раскулачиванию» своих кормильцев.
Пока продолжалась гражданская война, развернуться комбедовцам было сложно. Зато когда она закончилась и на смену недолгой политике нэпа пришла индустриализация с коллективизацией, «сельские пролетарии» развернулись во всю мощь. Сотни и тысячи земляков их усилиями были сосланы на Соловки и в Сибирь, о чем свидетельствуют документы.
Всякая гражданская война предполагает столкновение интересов разных классов или достаточно крупных социальных слоев и групп. Противоборствующие стороны должны иметь вождей, наиболее четко выражающих их цели и идеологию. Можно ли выделить такие противоборствующие классы и социальные слои среди участников российской войны?
В начале XX века русская деревня политикой особенно не интересовалась. Не до того было – выжить бы в условиях голода, болезней и вооруженных стычек. О Ленине что-то слышали, Сталина еще не знали. О прошедшей революции рассуждали приблизительно так: «Что богачей погнали – это хорошо, а вот царя-батюшку зачем же?» В Центральном Черноземье, к примеру, у крестьян на устах были имена начальников войск, проходивших по этим местам с боями, – сначала Антона Ивановича Деникина, затем Семена Михайловича Буденного. Непримиримые враги, командовавшие противоборствующими армиями. Если война гражданская, следовало бы ожидать, что они выходцы из антагонистических классов. А на самом деле? Генерал-лейтенант царской армии Деникин – внук крепостного крестьянина, командарм Первой Конной Буденный – зажиточный кубанский казак из Ставрополья. Что делало их смертельными врагами? Может быть, преследуемые цели?
Чего хотел Деникин? Чего хотели белые вообще? Нам внушали, что восстановления монархии. Так ли это? Не та же ли армия в феврале 1917-го благополучно сдала «царя-батюшку»? Все ли меры она приняла, чтобы вызволить его из заточения, в период до июня 1918-го? Тогда чего добивались и Колчак, и Деникин, и Врангель, и Юденич, проливая реки крови? Возрождения великой России? Но какой? Этого они и сами четко не знали.
А чего хотели Буденный, Ворошилов, Фрунзе и другие красные? Похоже, лучше всех это знал Троцкий: они хотели мировой революции. Официально все воевали за советскую власть – власть рабочих и крестьян. А что получилось в результате победы? Ответ очевиден, особенно если смотреть с современных позиций.
Гражданская война подразумевает четко структурированное гражданское общество с ясной идеологией и высокой политической грамотностью участвующих в ней сторон. Могло ли такое быть в стране, в которой всего полвека назад отменили крепостное право? В которой не то что о политической грамотности не могло идти речи – большинство населения вообще было неграмотным. «Минуя капиталистическую стадию развития» – эта характеристика современной российской истории включает все: и неумение народа жить в социуме в соответствии с законом, и неверное понимание своих прав и обязанностей, и недостаток опыта разных форм классовой борьбы, и отсутствие гражданского общества как такового.
Линия фронта разделяла не социальные слои, а подчас обычную крестьянскую семью, где один брат оказывался у красных, другой – у белых, а то и вовсе у зеленых. Многие не выбирали сознательно, за кого воевать. Все решалось случайно и зависело от того, где и кого под страхом смерти успели мобилизовать пришедшие в данную местность войска. Более того, разграничительная линия порой пересекала не только семью, но и душу человека, в которой с особой остротой разгоралась извечная борьба между добром и злом, между животным и социальным началом. И какая бы сторона ни победила, каждый из ее бойцов еще долго будет испытывать на себе последствия внутренней борьбы, что будет отражаться на его действиях. Это мы и наблюдали в последующей истории, когда военный герой вдруг оказывался в обычной жизни предателем, трусом, беспринципным угодником или стяжателем.
Понятно, что в таких условиях столкновения становятся особенно жестокими. Отсюда и определение «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Таким он был, таким и будет, если допустить его. Ведь гражданского общества у нас и поныне нет.
Раньше большинство людей об этом не задумывались – жили, как привыкли, а другого образа жизни и не видели. Но вот появилась возможность ездить за границу – и начались открытия. Например, в Италии на междугородних автотрассах, как правило, три полосы движения в одну сторону. Едут все по средней полосе, по левой только обгоняют и тут же возвращаются в свой ряд. Правая полоса – исключительно для спецслужб: скорой помощи, полиции и т. п. Как-то мне пришлось стоять там в пробке, вызванной серьезным дорожно-транспортным происшествием. Вынужденная стоянка растянулась часа на два. И вы думаете, кто-нибудь попытался нырнуть на правую полосу? Ни один автомобиль, кроме медицинских и полицейских. Возможно ли такое в России?!
Путешествующий по Германии или Швейцарии быстро убедится, что стоит ему выбросить из машины окурок, как он на следующем же перекрестке будет остановлен и оштрафован: кто-то из законопослушных граждан уже постарался и донес в полицию, сообщив и номер машины.
Когда-то в Германии нам приходилось отлавливать советских солдат, бежавших из воинских частей. Это всегда было большим ЧП: дезертир, да еще иногда и с оружием, на территории иностранного государства! Что он готов выкинуть, никто не знает. На его поиски мобилизовывали всех подряд – комендатуру, командиров, политработников, работников особых отделов. Если розыск затягивался, по договору обращались в немецкую полицию за помощью.
И тут начиналось самое интересное. Немецкие товарищи устраивали штаб поиска где-нибудь в «гаштете» (кафе), проводили туда телефонную связь, куда-то звонили, а затем успокаивали нас: «Сидим, пьем лимонад, сейчас придет Ганс и все доложит». К нашему удивлению, минут через пятнадцать появлялся гражданский Ганс и докладывал: советского солдата видели полчаса назад в Цоссене, идет в сторону Нойбурга, минут через сорок будет там. Наши вскакивали, пытаясь броситься в погоню. Немецкие полицейские успокаивали: мол, сидите, не волнуйтесь, через час он будет здесь без единого выстрела – его «ведут» наши люди. «Сколько же их?!» – спрашивали мы. – «Все население Германской Демократической Республики». И представители народной полиции были недалеки от истины: каждый гражданин ГДР считал для себя честью выполнить гражданский долг.
Как это непохоже на нашу действительность, когда большинство людей в метро, автобусе или на улице почитают за доблесть укрывательство злостного хулигана и не учитывают, что, привыкнув к безнаказанности, он в следующий раз учинит насилие уже над ними, над их детьми и внуками. Не понимает наш народ, что, выступая против смертной казни, он тем самым плодит бандитов и насильников, в чем все уже не раз убеждались, но выводы почему-то делали противоположные.
Это всего лишь бытовые примеры, демонстрирующие, что развитое гражданское общество у нас и сегодня отсутствует. Есть примеры и посерьезнее. Как-то в разгар гайдаровских реформ приехали в Россию «аргентинские русские» из первой волны российских эмигрантов. С каким изумлением смотрели они на происходящее: «Стоит у нас повысить цены или налоги на 3 %, как все население уже на улицах, на демонстрациях. Нередко это заканчивается отставкой правительства. У вас рост идет не на проценты, а в десятки и сотни раз. Неужели народ считает, что так и надо?»
Что на это ответишь? Что глупый Хрущев клеймил Сталина на глазах у миллионов «верных» вождю коммунистов, большинство из которых недавно прошли самую страшную в истории войну, а они молчали, считая, что «так и надо»? Что десятилетиями позже они терпели бездеятельных престарелых руководителей под предводительством Брежнева? Что своими голосами привели к власти куражащегося алкоголика Ельцина? Что молчали и тогда, когда, находясь в очередном запое, он расстреливал законно избранный Верховный Совет страны? Три года спустя убийца, несмотря на послеинфарктное состояние, подтасовал результаты очередных выборов, пришел к власти. И опять все молчали. Потом тот же клоун назначил себе в преемники никому не известного рядового офицера КГБ/ФСБ – и люди послушно проголосовали за него, после чего позволили ему поглумиться над здравым смыслом. Как еще назвать то, что мебельщика поставили распоряжаться армией, врача – сельским хозяйством, экономиста – медициной, торговца цветами – энергосистемой. Лишь бы они имели отношение к «питерской группировке». И наконец, совершенно позабыв, что высшая власть у нас в стране выборная, очередной «народный избранник» сообщил, что выдвигает начальника своей канцелярии на должность президента. И опять народ безмолвствует. Впрочем, довольно примеров. Их вполне достаточно, чтобы сделать следующий вывод.
ВЫВОД ЧЕТВЕРТЫЙ
Гражданского общества в общепринятом на Западе понимании у нас не было, нет и в ближайшее время не предвидится. Не приходится надеяться и на использование достигнутой на Западе в результате многовековой эволюции общественного сознания некой договоренности о правилах общежития и выработанных там приемов (выборных технологий, гласности, всенародных референдумов и т. п.). К еще более тяжелым последствиям могут привести попытки решить общественные проблемы силовым путем. Итог всегда один – «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Не лучшим образом сказывается отсутствие развитого института гражданского общества и в ходе мирного созидания, когда строится социализм без социалистов.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.