Вступление. Переходя черту
Вступление. Переходя черту
Линия фронта: 19 мая 2001 года
Нам предстояло пересечь несуществующую границу. Но это, наверное, один из самых непроницаемых рубежей в мире. Через несколько километров после азербайджанского города Тертер дорога обрывается в пыльном поле. Солдаты блок-поста азербайджанской армии преградили нам путь. Ветер трепал лоскуты камуфляжа, вперемежку с пучками сухой травы прикрывавшие ограждение из колючей проволоки.
Отсюда в сопровождении полковника азербайджанской армии Эльхана Алиева мы – группа западных и российских журналистов и дипломатов – отправились на ничейную землю. Участники посреднической миссии надеялись развить успех, которого удалось достичь несколькими месяцами ранее на мирных переговорах во Флориде между президентами Армении и Азербайджана.
Переход через линию фронта между позициями азербайджанцев и армян Нагорного Карабаха должен был не только стать символом достигнутого во Флориде успеха, но и придать мирному процессу дополнительный импульс. Увы, к тому моменту, когда мы дошли до линии фронта, вопрос о заключении мира успел сойти с повестки дня.
Никто не пересекал эту черту с мая 1994 года, когда было подписано соглашение о перемирии, фактически закрепившее военную победу армян в ходе продолжавшихся два с половиной года полномасштабных военных действий. С того момента линия прекращения огня постепенно стала превращаться в 200-километровую стену из мешков с песком и заграждений из колючей проволоки, разделившую Южный Кавказ надвое.
Полковник Гусейнов был одет в аккуратную камуфляжную форму, темные очки скрывали глаза. В то утро, по его словам, на границе произошла перестрелка, но никто не пострадал. Некоторые члены нашей группы надели пуленепробиваемые жилеты. На голове у российского посредника Николая Грибкова красовалась кепка с надписью "New York Yankees". Кто-то пошутил, что окажись по ту сторону армянский болельщик извечного соперника "Янкиз" – бейсбольной команды "Mets" – Грибков мог бы получить пулю в лоб.
Полковник повел нас в обход мимо стены из мешков с песком к узкой проселочной дороге, которую разминировали в то утро его солдаты. Наверное, наша процессия смотрелась странно: под неумолчное птичье чириканье в сторону ничейной земли шли люди с "дипломатами" в руках, некоторые катили чемоданы на колесиках. По краям дороги, в этой мертвой зоне, высились почти в человеческий рост белые и пурпурные цветы чертополоха.
Минут через пять мы добрались до "врага" – группы армянских солдат, дожидавшихся нас на дороге. Они были одеты почти в такую же камуфляжную форму, что и Гусейнов и его люди, с той лишь разницей, что кепи у них были квадратные, а у азербайджанцев – круглые, и на груди у армян виднелись нашивки с буквами "НКР", аббревиатурой названия непризнанной Нагорно-Карабахской Республики. С ними была группа наблюдателей из Организации по Безопасности и Сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Нам предложили легкую трапезу, состоявшую из армянского пива и бутербродов с черной икрой – дипломатично составленной комбинации кулинарных достижений двух воюющих сторон.
Высокий мужчина с седеющими висками представился командиром армянского отряда Виталием Баласаняном. Не глядя друг другу в глаза, они с Гусейновым обменялись секундным рукопожатием. Мы поинтересовались, не встречались ли они раньше. "Возможно", – ответил Гусейнов, давая понять, что их встреча вполне могла состояться на поле боя.
Командиры противостоящих подразделений не имели между собой никаких контактов вообще, хотя наличие телефонной связи могло бы помочь снизить потери с обеих сторон (около тридцати человек ежегодно погибали в результате пограничных перестрелок). Не хотели бы они протянуть телефонный кабель через линию фронта? Баласанян ответил, что это было бы полезно, но Гусейнов сказал, что это не в его компетенции. Чуть раньше он назвал вооруженные силы карабахских армян "армянскими бандформированиями".
Далее, на втором отрезке пути до армянских позиций, нашу группу сопровождал Баласанян. Перед нами высились поросшие голубым лесом горы Карабаха. Осознание немыслимого парадокса шокировало. Из-за того, что линию прекращения огня невозможно пересечь, сегодня попасть в Нагорный Карабах можно только через Армению. За четырнадцать месяцев в 2000-2001 годах, я многократно переезжал из Азербайджана в Карабах и обратно.
Каждый раз мне приходилось проделывать сотни километров – то на машине через Грузию, то на самолете через Москву. А теперь, за считанные минуты пройдя пешком от расположения одной стороны до расположения другой, я поразился, логичности именно этого маршрута: ведь на карте, что ни говори, они соседствуют друг с другом.
Поспешное рукопожатие на ничейной земле было единичным случаем, когда, азербайджанец и армянин, преодолев гигантскую историческую и политическую пропасть между обоими народами, сделали шаг навстречу. На той дороге столкнулись две версии истории.
Если послушать армян и азербайджанцев, то все дело в водоразделе между христианами и мусульманами, армянами и турками, Западом и Востоком. Беда в том, что никто не может решить, где же все-таки проходит этот водораздел. Для азербайджанцев захват армянами Нагорного Карабаха явился ничем иным как вражеской оккупацией, армяне же считают случившееся торжеством исторической справедливости.
Нельзя переоценить культурное и символическое значение Нагорного Карабаха для обоих народов. Для армян Карабах -историческое прибежище армянских князей и епископов, последний форпост христианской цивилизации на переднем рубеже восточного, тюркского мира. Азербайджанцы считают его колыбелью своей культуры, откуда вышли талантливейшие музыканты и поэты. История Армении становится неполной без этого анклава, без его монастырей и крепостей князей-горцев; география и экономика Азербайджана теряют свою полноценность без Нагорного Карабаха…
А тем, кто в 2001 году, стоял на разбитой фронтовой дороге, ситуация представлялась иначе: огромным клубком противоречивых факторов, который американцы, французы и русские пытались каким-то образом распутать. В течение семи лет армяне безраздельно владели почти всей территорией Нагорного Карабаха, и прилегающих к нему азербайджанских районов – что в общей сложности составляло около 14% международно признанной территории Азербайджана. Сотни тысяч азербайджанцев были изгнаны с родных земель.
В ответ Азербайджан наглухо закрыл границу с Арменией. В знак солидарности с братской тюркской нацией то же самое сделала и Турция. Если принять во внимание нестабильность транспортных коммуникаций, идущих через Грузию, и малопригодную для крупных перевозок границу с Ираном – можно сказать, что Армения фактически оказалась в кольце экономической блокады.
В результате возникла ситуация медленного самоубийства, когда в надежде получить для себя преимущество в переговорном процессе, каждая из сторон наносила другой как можно больший ущерб, пусть даже она сама при этом страдала.
В последние несколько лет большинство международных наблюдателей старались по возможности не замечать этот замороженный конфликт. Но они действовали себе же во вред. Остающийся неразрешенным территориальный спор фактически сковал огромный регион между Черным и Каспийским морями.
Торгово-экономические связи между Турцией и Центральной Азией, Россией и Ираном блокированы; на нитях нефтепроводов возникли заторы, железнодорожные магистрали никуда больше не ведут. Азербайджан и Армения вступили в альянсы с соседями, у которых не совпадают стратегические интересы, и спровоцировали поляризацию мнений на международной арене. Армения считает Россию и Иран своими самыми близкими друзьями, и уже достигнуто соглашение, что российская военная база останется на территории Армении вплоть до 2020 года. Азербайджан использовал интерес к нефти Каспийского шельфа для упрочения уз дружбы с Западом. Он заключил союз с Грузией и Турцией, и к 2005 году нефтепровод Баку-Тбилиси-Джейхан (БТД) должен вывести все три страны непосредственно на западные рынки энергоносителей.
Соединенные Штаты, хотят они того или нет, тоже вовлечены в этот конфликт. Около миллиона американских армян, проживающих в основном в штатах Калифорния и Массачусетс, составляют одну из самых заметных этнических общин в стране, и армянское лобби пользуется немалым влиянием в Конгрессе США. Крупные американские компании вроде Exxon-Mobil и Chevron также инвестируют значительные средства в разработку нефтяных месторождений в Каспийском море, а прозападная антироссийская позиция Азербайджана встретила понимание у многих ветеранов американской политики от Джеймса Бейкера до Генри Киссинджера.
Все это означает, что у Запада есть основания для беспокойства относительно возможного развития событий в этом горном регионе. Новая – даже минимальная – вспышка в карабахском конфликте тревожным эхом отзовется по всей Европе, России и Ближнему Востоку. Кошмарным был бы сценарий, по которому если Армения решит обратиться к своему военному союзнику России с просьбой о помощи, то Азербайджан может призвать на подмогу своего союзника Турцию – члена НАТО. Да и нефтяным компаниям не улыбается перспектива новой войны в непосредственной близости от крупного международного нефтепровода. Как заявил один западный эксперт в области нефтедобычи, "никто не горит желанием вкладывать 13 миллиардов долларов в потенциально взрывоопасный регион".
С апреля 1999 года президенты Азербайджана и Армении Гейдар Алиев и Роберт Кочарян провели более дюжины двухсторонних встреч, в ходе которых у них сложились отношения, способствующие конструктивному поиску мирного пути выхода из кризиса. Это в конечном счете стало основой для проведения пятидневной встречи в Ки-Уэсте, штат Флорида (США) в апреле 2001 года, где формат переговоров был расширен участием посредников из России, Франции и Соединенных Штатов.
По общему мнению, эта встреча стала подлинным прорывом, и Алиев и Кочарян сблизили свои позиции более, чем когда-либо ранее. На столе переговоров было рамочное мирное соглашение, в котором оставался ряд нерешенных вопросов, требовавших дополнительного обсуждения. Целью нашей поездки на Кавказ и стало заполнение этих лакун.
Президент Гейдар Алиев выглядел недовольным. Азербайджанский лидер, ветеран советского Политбюро и КГБ сидел в окружении своей свиты за длинным столом, глядя в направленные на него телекамеры. Он выглядел раздосадованным престарелым монархом.
Мы прибыли в азербайджанскую столицу Баку, откуда начиналась кавказская поездка посреднической миссии. После флоридских мирных переговоров оба президента получили передышку для проведения широких консультаций у себя на родине. Планировалось, что следующая встреча президентов Азербайджана и Армении пройдет в июне в Швейцарии, где, как все надеялись, они смогли бы разрешить остающиеся разногласия.
Как сказал мне один из посредников, Алиеву и Кочаряну удалось в Ки-Уэсте "пройти 80 или 90 процентов" пути. И тогда посредники организовали поездку по региону, чтобы привлечь внимание международной общественности к тяжелому положению простых людей, страдающих от нерешенности армяно-азербайджанского конфликта. Программой поездки были предусмотрены встречи не только с политическими лидерами, но и с беженцами в Азербайджане и с нищими и безработными в Армении.
Алиев выглядел утомленным. С покровительственной улыбкой он вступил в словесную перепалку с тремя иностранными посредниками, временами поглядывая в сторону телекамер. Было понятно, что проведенные им дома консультации не привели к положительным результатам. Как выяснилось впоследствии, Алиев в Ки-Уэсте был практически готов отдать Карабах армянам в обмен на ряд уступок с их стороны, но этот вариант оказался совершенно неприемлем для людей, с которыми он консультировался после флоридской встречи.
Представитель России Николай Грибков поздравил Алиева с прошедшим семидесятипятилетием. "Спасибо за поздравления по случаю моего дня рождения, ної – Алиев сделал паузу и продолжил, – настоящий день рождения [для меня] наступит тогда, когда мы подпишем мирный договор, когда наши земли будут освобождены". "За все эти годы, что я занимался этой проблемой, для меня никакой праздник не был праздником, а уж день рождения тем более. Я и забыл о своем дне рождения, потому что моя голова полностью занята мыслями об этой проблеме", – он произнес эти слова с подчеркнуто серьезным видом, чтобы мы ни на йоту не засомневались в его искренности.
Американский спецпредставитель по Карабаху Керри Кавано сказал, что высоко ценит политическое мужество Алиева, проявленное им в стремлении к миру. Однако он отметил, что иностранные державы могут лишь обеспечить политическую, финансовую и материальную поддержку мирному процессу, но не в состоянии заключить мирное соглашение, поскольку это дело Алиева и президента Кочаряна. Алиев отпарировал, заявив, что Соединенным Штатам, Франции и России следует предпринять больше усилий, чтобы мирное соглашение было достигнуто. После этого прессу попросили удалиться, но само по себе такое начало встречи уже не предвещало ничего хорошего.
На следующий день мы отправились через безводные равнины центрального Азербайджана в лагерь беженцев, разбитый неподалеку от города Агджабеди. Иссохшая грунтовая дорога бежала, как на библейской картине, между глинобитными домишками, прячущимися за тростниковыми изгородями. В этом лагере нашли приют около трех тысяч беженцев из Агдама, которых армяне восемь лет назад изгнали из родного города. Беженцы, ожидавшие встречи с иностранной делегацией, были измучены и обозлены.
Похоже было, что состоявшиеся в Соединенных Штатах переговоры не произвели на них никакого впечатления. Я разговорился с Аллахверди Алиевым. Импозантный мужчина с серебристой сединой и рядом золотых зубов он представился мне как специалист по экономике сельского хозяйства. По словам Алиева, работы в лагере не было никакой, а здешняя почва оказалась слишком перенасыщенной солями, чтобы выращивать на ней овощи. "Ну сколько мы можем так жить!
Это все равно, что жить на вокзале!" – говорил он, потея под жарким майским солнцем. Я спросил у него про армян. "Немцы себя так не вели, как они!" А не хочет ли он что-то им передать? "Пускай уйдут с нашей земли!" Алиев попросил меня найти по ту сторону от линии прекращения огня его двухэтажный дом в Агдаме – в 500 метрах к западу от мечети, рядом с рестораном.
Спустя несколько часов мы, перейдя через нейтральную полосу и линию прекращения огня, попали на армянскую сторону и вскоре оказались в Агдаме – вернее, среди оставшихся от города руин. Если мирное соглашение будет подписано, и Аллахверди Алиев вернется сюда, он не найдет ни ресторана, ни своего дома. Оба здания утонули в море развалин. Единственная уцелевшая в городе постройка – выложенная бело-сливовой плиткой мечеть, минареты которой одиноко высятся над развалинами.
За два месяца до описываемых событий я приехал в Агдам с армянской стороны и поднялся на один из минаретов. Стоял ясный весенний день. С вершины минарета отчетливо просматривались величественные снежные пики Кавказских гор в ста килметрах к северу. Но мой взгляд приковал совсем другой пейзаж – эдакая мини-Хиросима у подножия минарета. Когда-то население Агдама составляло пятьдесят тысяч человек. Ныне город полностью опустел. После того, как в 1993 году армяне захватили Агдам, они постепенно, улицу за улицей, дом за домом, разнесли город по кирпичику. Полуразрушенные дома заросли чертополохом и куманикой. Оглядывая с вершины минарета картину общего запустения, я в который уже раз думал о причинах, породивших этот рукотворный апокалипсис.
Выведя за пределы разрушенного Агдама, дорога устремляется из безжизненной равнины в -Карабах – плодородный "Черный сад" в горах, чьи склоны поросли буками. В голову вдруг приходит географическое "измерение" конфликта: помимо всего прочего – это еще и вражда между горцами, карабахскими армянами, и жителями низин, азербайджанцами с равнины.
На дорогах Карабаха после Азербайджана казалось особенно тихо. Вечером мы приехали в местную столицу Степанакерт – маленький вполне современный город, симпатичный, но ничем не примечательный, весь в многочисленных фруктовых садах и огородах. Во время войны он сильно пострадал от артиллерийских обстрелов и бомбежки, но теперь его почти полностью отстроили заново. Вот куда делись дома Агдама: его кирпичи и оконные рамы пошли на восстановление этого армянского города.
Степанакерт и Агдам разделяют всего 25 километров – вполне в пределах достижимости артиллерии. Карабахские армяне утверждают, что во время войны все свелось к принципу " убьешь ты, или убьют тебя", и что захват Агдама был предпринят лишь в целях самообороны. В магазине на главной улице мясник Гамлет Джангарян (у него во рту тоже ряд золотых зубов) повернул лысеющую голову и, продемонстрировав небольшой шрам, сообщил, что это след от осколка снаряда, который прилетел со стороны Агдама и врезался в многоквартирный дом, где он жил.
В Гамлете угадывалась та же смесь агрессивности, подозрительности, усталости и желания поскорее обрести покой, которую я встречал у жителей Азербайджана. "Это все когда-то было нашим, – говорил он, чертя пальцем на магазинном прилавке. – А потом они пришли и стали захватывать все по частям, пока не взяли все". Он признался, что не верит ни в какие мирные переговоры: "Ничего они не дадут".
На последнем этапе нашей карабахской одиссеи мы перенеслись еще дальше на запад – из чарующего карабахского рая в Армению. С высоты птичьего полета сразу становилось ясно, почему так высоко ценится этот зеленый оазис в горах, лежащий между двумя засушливыми равнинами. Мы пролетели над унылым каменистым ландшафтом Армении и прибыли в Спитак, город, все еще не оправившийся после разрушительного землетрясения 1988 года. Заводы и фабрики Спитака не работали, а железнодорожный разъезд не подавал признаков жизни.
В столице Армении Ереване президент Кочарян принял сначала посредников, а затем нас, журналистов. Мы спрашивали, почему он ничего не предпринимает для развития успеха переговоров в Ки-Уэсте и не выносит на обсуждение армянской общественности вопросы мирного урегулирования и достижения компромисса с Азербайджаном. "Я не хотел бы вызывать подобные ожидания, не будучи твердо уверен, что конфликт совершенно определенно будет разрешен", – заявил он в ответ. Другими словами, он как бы давал понять, что считает более целесообразным держать людей в неведении относительно хода переговоров. Неудивительно, что почти готовое соглашение не вызвало в Армении интереса. Порочный круг инерции и недоверия подрывал самые основы мирного процесса.
Позже, в вестибюле отеля "Ереван", даже обычно оживленный Керри Кавано казался подавленным и не смог найти подходящие для обнадеживающего заявления слова. Его старания по выработке мирного соглашения оказались тщетными. Через несколько месяцев Кавано ушел со своего поста, а карабахский мирный процесс вновь зашел в тупик.
"Черный сад" Нагорного Карабаха поглотил множество политических режимов, президентов и посредников. Он также определил ход событий на Южном Кавказе в последние четырнадцать лет. Вспышка межнационального конфликта в 1988 году дала толчок движению за освобождение от диктата Москвы как в Армении, так и в Азербайджане, и создала в обеих республиках антикоммунистическую оппозицию, которая с обретением независимости пришла к власти.
Этот регион не всегда был очагом конфликта. Само название "Нагорный Карабах" указывает на плодотворное взаимопроникновение культур, которое тут тоже имело место. Слово "Карабах" – как тюркского, так и персидского происхождения – обычно переводится как "черный сад". Возможно, оно указывает на плодородие здешней земли – хотя сегодня слово "черный" скорее воспринимается как символ смерти и невзгод. Это название восходит к XIV веку, когда оно начало вытеснять армянское название "Арцах". Географически "Карабах" в целом на самом деле включает куда большую территорию, которая простирается дальше, на равнинную часть Азербайджана.
"Нагорный" говорит само за себя, и именно эта самая плодородная горная часть региона, где армяне составляют большинство населения, теперь и является предметом спора.
На протяжении веков этот регион обладал своим особым очарованием. Карабах обрел известность благодаря смешанному христианско-мусульманскому населению, независимому нраву своих правителей, будь то христиане или мусульмане, и войнам, которые вели за него соперничающие империи. Карабах известен рожденными здесь воинами и поэтами, а еще – лесами и монастырями, виноградниками, тутовыми деревьями, шелком и богатыми урожаями зерна. В 1820 году английский аристократ сэр Роберт Кер-Портер обнаружил многое из перечисленного, приехав сюда несколько лет спустя после того, как по Гулистанскому договору этот край был присоединен к России.
"Кара-Баг был почти опустошен последней войной между великой северной державой и Шахом, но ныне, когда кажется, что мир прочно установился на этих землях и эта провинция бесповоротно становится частью империи-победительницы, беглые туземцы быстро возвращаются в свои покинутые дома. И эта земля вновь обретает свой привычный облик плодородного края. Тучная почва дает богатые урожаи пшеницы и риса, и сочных трав, как летом так и зимой. Шелк-сырец составляет еще одну важную отрасль обильного производства. Шиска [Шуша], столица края, занимает вершину одиноко стоящей горы причудливой формы, имеющей шесть миль в окружности и совершенно недоступной с восточной стороны. Все эти провинции, хотя и находятся постоянно под властью той или иной империи, имеют своих местных правителей: Россия оставила внутреннее правительство Кара-Бага одному из здешних наследных князей, который платит в имперскую казну годовую дань в размере 10 тыс. дукатов и обязан, в случае необходимости, мобилизовать воинский контингент численностью 3 тысячи человек пеших и конных" (1).
После 1988 года значимость этого региона многократно возросла. На Западе его поначалу воспринимали сквозь искажающую призму горбачевской "перестройки" как периферийный национальный конфликт, ставящий под угрозу реформы Горбачева. Так оно, конечно, и было. Армяно-азербайджанский конфликт, вспыхнувший в феврале 1988 года, стал первым камнем в лавине этнотерриториальных споров, которая в конечном счете смела Советский Союз с карты мира. Но как и другая головная боль Горбачева, Афганистан, этот конфликт продолжал бушевать и потом, уже после того, как комиссары сняли свои шинели и стали частными предпринимателями.
После 1991 года, когда Советский Союз прекратил свое существование, выражение "Нагорный Карабах" обрело значение символа упрямого сопротивления. Многие западные наблюдатели пытались понять смысл этого конфликта в терминах этнической и религиозной идентичности – как выброса "старинной ненависти", замороженной в недрах советской системы, но быстро оттаявшей и перешедшей в насилие, как только Горбачев создал эту возможность. Это было упрощением. Ведь взаимоотношения между азербайджанцами и армянами оставались нормальными в течение советского периода, да и вражда вспыхнула не на религиозной почве.
Сейчас армяно-азербайджанский конфликт утратил свою остроту и застыл, как и другой конфликт, – кипрский. Но игнорировать его нельзя. Нагорный Карабах остается узлом противоречий, сложившимся в одном из важных центров системы международной безопасности. История возникновения этого узла имеет прямое отношение и к путям обретения независимости Арменией и Азербайджаном, и к новому открытию Кавказа внешним миром.
При всей своей трагичности эта история помогает лучше понять, как рождаются подобные конфликты и почему развалился Советский Союз. Сегодня можно сказать: уже и тогда было понятно, какую опасность влечет за собой выплеск загнанных внутрь проблем в этом уголке Советского Союза. И тем не менее, когда в 1988 году конфликт разразился, это стало неожиданностью почти для всех.
Примечания:
1. Ker Porter. Travels in Georgia, Persia, Armenia, Ancient Babylon, pp. 513-514