Глава 3 Отсутствующие тормоза: на пути к пропасти без страховки

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3

Отсутствующие тормоза: на пути к пропасти без страховки

В разведке никогда не строить работы таким образом, чтобы направлять атаку в лоб.

Разведка должна действовать обходом.

Иначе будут провалы, и тяжелые провалы.

Иосиф Сталин

Профессия шпиона прекрасна, когда он работает сам по себе.

Оноре де Бальзак

Советский политический механизм был по-своему уникальным, но далеко не безупречным. В нем не было некоторых весьма важных деталей в такой наиответственнейшей сфере, как безопасность. И эти детали не повредили, не пропали, их не было изначально. Даже на чертеже. Автомобиль под названием «СССР» приближался к пропасти. Надо спасаться! Водитель ищет педаль тормоза, а ее нет, потом и все пассажиры начинают искать ее по всему салону, а автомобиль тем временем все приближается и приближается к пропасти… Особенно это проявилось наглядно в кульминационной ситуации времен существования Союза — при перестройке.

Мы только сегодня по-настоящему приступаем к изучению подсистемы безопасности СССР. Мы видели, что она была довольно объемной и пронизывала собой всю советскую систему. Но то, что она была большой, это не значит, что она была удовлетворительной. Естественно, что она была управляема, а раз так, то и разрушить ее со стороны субъекта управления представлялось возможным. Автор меньше всего склонен заявлять, что если бы были еще какие-то структуры, и они бы успешно функционировали, то тогда и СССР и социалистическое направление развития остались бы. Все это не так. Контрфактный анализ не есть наше детище. Но мы понимаем, что если исследовать проблему не с исторического подхода, а с функционально-структурного, то мы будем правы в своих рекомендациях, особенно с учетом экстраполяции ее на будущее. Я только рискну предположить, что для активного противодействия давлению Запада по всем, что называется, азимутам нужна была и соответствующая этому политическая оборона. Не глухая, конечно же, а достаточно гибкая и активная. Итак, такой анализ показывает, что СССР недоставало некоторых постоянно действующих институтов.

Не было органа, например, который бы координировал все структуры, участвующие в информационно-психологической войне. Исходя из партийно-государственных традиций КПСС-СССР это могла бы быть постоянная Комиссия под председательством второго (по идеологии) секретаря ЦК КПСС. Он должен был объединять усилия на идеологическом фронте, как внешнем, так и внутреннем. Членами такой комиссии по должности могли бы быть: Заведующий Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС, Начальник ГПУ CA и ВМФ, один из замзавов Отдела административных органов ЦК КПСС (именно по этой Функциональной линии), Председатель Гостелерадио СССР, Председатель Госкино СССР (либо соответствующие заместители последних двух), главный редактор «Красной звезды», Заведующий военным отделом газеты «Правда», руководитель Службы Иновещания, начальник Службы глушения Министерства связи СССР, ряд других руководителей. При такой комиссии должна была существовать и рабочая группа из специалистов, которые бы работали на постоянной основе и привлекали людей со стороны для отдельных операций. Секретарем комиссии и/или руководителем группы должен был быть специальный помощник секретаря ЦК. Тогда мог быть какой-то толк, тогда можно было бы требовать какой-то отдачи. В реальности же близкая по сути Комиссия Политбюро по пропаганде и контрпропаганде за границу под председательством A.A. Громыко создана весьма поздно: ее первое заседание прошло 25 марта 1984 г.[138].

Какие еще институты должны были быть? Сам факт явления, названного «финансово-экономическая война» (первое упоминание об этом в советской прессе[139]), убедительно показывает, что должен был быть и орган, специально созданный для противодействия в этой сфере. Назовем его Комиссия и аппарат при одном из Заместителей Председателя Совета Министров. Туда могли бы входить Министр финансов СССР (либо один из его заместителей, либо начальник первого управления, распределявшего средства в «оборонке»), Заместитель Председателя Центробанка, начальник Управления «Т» ПГУ КГБ СССР, начальник 6-го Управления КГБ СССР, начальник службы безопасности Госплана СССР, заместитель министра внешней торговли. Здесь должны были бы исполняться функции советского варианта КОКОМа, при этом как минимум следовало отслеживать информацию не только обо всех государствах и транснациональных компаниях, как самостоятельных игроках, но даже и об авантюристах мирового масштаба типа небезызвестного Дж. Сороса; в связи с проектами типа нефте- и газопроводов на Запад следовало бы по системе индикаторов вычислять меру интеграции в чуждые системы и зависимости от них СССР и стран народной демократии. Постоянным координатором мог бы быть один из помощников такого Зампредсовмина.

Возможно, что для исполнения мероприятий по недопущению проникновения в СССР негатива с Запада следовало завести координационный орган в составе Начальника ПВ КГБ СССР, Отдела виз и регистраций (ОВИР) МВД СССР, Председателя Государственного Таможенного Комитета, представителей от ВГУ КГБ СССР и МИДа СССР. Вместо этого в годы перестройки была ликвидирована Выездная комиссия ЦК, регулировавшая выезд чиновников за границу. А там и того больше, в 1988 г., например, было принято Закрытое постановление Секретариата ЦК КПСС о разрешении номенклатурным работникам делать покупки до 10 000 долларов без объяснения источника валюты.

Следует помнить, что СССР был только частью более общей системы социализма, и следовало в этих органах иметь постоянных представителей от стран-союзниц. Как минимум их статус должен быть хотя бы в качестве наблюдателей.

После войны США смогли пойти по пути создания целого созвездия своих спецслужб, добавив к этому разведкоподобные (intelligence-type) аналитические структуры (иногда их еще могут назвать quasi-CIA (квази-ЦРУ) или мини-КГБ, встречаются на этот счет и другие выражения, скажем, в разговоре можно употребить хитрые конторы). Их зарождение, видимо, можно отнести к традиции Англии маскироваться под структуры с неясным статусом, и о которой долгое время говорили: это — страна, у которой много разведчиков, но нет разведки.

СССР же пошел путем сверхцентрализации своей разведки, то пытаясь монополизировать ее в Комитете Информации, то раздумывая на рубеже 1952–1953 гг. над созданием Главного Разведывательного Управления, а следовало бы создать еще специализированных академических институтов, насытить другие институты многообразием и не препятствовать созданию хозрасчетных организаций. Как много позже пояснял об этом A.A. Зиновьев, человек, далекий от спецслужб, но тонко вникший в данную проблему на уровне своего «фактора понимания»: «Я раньше думал, что все-таки КГБ мощная организация. Оказавшись на Западе, я увидел, что огромное количество его агентов очевидные халтурщики. Дали бы мне пять талантливых ребят, да я бы с ними сделал больше, чем пятьдесят тысяч советских агентов. Они делом не занимались, не видели того, что нужно было видеть»[140]. Увы! А еще и ах!..

Теперь то, что касается общей координации штабов нетрадиционных, или как их еще называют, новых войн. Во многом координирующую (наряду с контролирующей) роль исполнял Отдел административных органов ЦК КПСС. Однако он при этом был намного беднее в структурно-функциональном плане, чем тот же Совет Безопасности США. Это следовало устранить, обогатив его структуру и наполнив ее специально подготовленными людьми, сделав ее более восприимчивой к новому, перейти к функциональному подходу, придав возможности концептуальной сетки и насытить другой информацией.

Не было и индикации процессов внутри страны. Таковой могла быть система мониторинга по национальному вопросу: Достаточно было выявить процесс оттока лиц некоренной национальности из той или иной союзной республики, как сразу становилось ясно, что именно в ней идет нагнетание антирусских страстей, и должны быть сделаны выводы: убрать первого секретаря и отдать под пристальное рассмотрение спецслужб. Следовало бы понимать то, что «Россия традиционно наиболее уязвима изнутри. Этому направлению национальной безопасности во всех его аспектах она должна уделять предельное внимание»[141].

Спецслужбы: сопоставительный анализ показывает…

Ниже мы еще рассмотрим вопрос о том, что у нас не было достаточного количества ученых, которые бы профессионально занимались со стороны общества контролем над безопасностью. Удалось бы им выполнить такую роль, как выявление предательства в центральном аппарате КГБ СССР, или нет, дело весьма гадательное, но включение специалистов по оргпроектированию, например, могло бы дать эффект давления на то, чтобы в обязательном порядке включить в КГБ те структурные единицы, которые были и есть в ЦРУ США, но нет в СССР (в специальной литературе не избежали бы пристального внимания и другие спецслужбы мира, но мы остановимся только на главной американской разведке). Итак, сделаем сопоставительный анализ, чего именно в советской разведке не было такого, что было в ЦРУ (см. книгу Рэма Красильникова «Призраки с улицы Чайковского»[142]. Уже одна только верхняя строка указывает нам, что Директор ЦРУ США совмещает свою должность с постом Директора Центральной Разведки. То есть разведывательное сообщество столь велико, что требуется один координатор и рабочий орган при нем. В позднем СССР было только четыре разведки: политическая — ПГУ КГБ СССР, военная — ГРУ Генштаба Вооруженных Сил СССР, разведка погранвойск, разведотдел ТГУ с функцией внешней контрразведки по линии Объединенной Разведки НАТО, РУМО США, других разведок главного и вероятного противников. Пятая существовала в самостоятельном Наркомате — Министерстве ВМФ, она ушла под ГРУ. Во второй строчке выделяется один из пяти директоратов — Информационно-аналитический директорат со своими управлениями и отделами: Управление анализа информации по советскому блоку, Управление анализа информации по европейским странам, Управление анализа информации по Ближнему Востоку и Южной Азии, Управление анализа информации по Восточной Азии, Управление анализа информации по странам Африки и Латинской Америки, Управление текущей продукции и обеспечения аналитической работы, Управления научных исследований и исследований в области вооружений, управление глобальных проблем, Управление информационных ресурсов, Управление анализа информации об иностранных лидерах, отдел обеспечения руководства и аналитической работы, отдел подготовки заданий и оценок, отдел по контролю за вооружением.

Советская разведывательная аналитика гораздо беднее. Это подтверждают слова одного из руководителей этого направления КГБ ген.-л-нта, д-ра истор. наук Н.С. Леонова, относящиеся к 1991 г.: «Аналитическое управление Комитета госбезопасности было самым молодым подразделением КГБ, оно существовало всего несколько месяцев и являло собой типичную „новостройку“. (…) Управления как такового пока не существовало. Был лишь скелет его, да и то построенный наполовину. Работники были собраны из других подразделений, они сильно отличались между собой по уровню подготовки, опыту работы, даже по возрасту. По существу, это была пока еще учебная команда, но на раскачку времени не оставалось.

Знакомство с информационным хозяйством Комитета госбезопасности вскрыло давно знакомую картину: заскорузлое местничество, слабый профессионализм и желание каждого крупного оперативного начальника „раздувать ноздри“, то есть создавать видимость, что именно он-то и держит Бога за бороду. (…) Мы начали планировать практически с азов создание более или менее современного информационно-аналитического управления в КГБ, опираясь на вполне добротный, оправдавший себя опыт такого подразделения в разведке. Сотрудники управления приняли меня хорошо, с доверием. Да и у меня не было ощущения новичка, выброшенного без скафандра за борт космического корабля, фронт работы со всеми изъянами виделся четко.

Сложнее было вписаться в среду высшего звена начальства, чувствовать его скрытое недружелюбие к „прытким“ выходцам из разведки, которым предстояло забрать всю информслужбу в одни руки. Я успокаивал себя тем, что коллеги все равно скоро поймут неизбежность централизации информационного дела, его профессионализации. Наши первые шаги были обнадеживающими. Мы стали предлагать готовить совместные документы другим управлениям, и они охотно шли на это. Так, постепенно, путем двух-трехсторонних наработок, мы и пришли бы через годик к требуемому результату. А пока надо было проявить гибкость, такт и убеждать людей в нашей правоте умением лучше вести аналитическую работу»[143]. Здесь не указана главная проблема: то, с чем КГБ СССР столкнулся в 1991 г., в США более-менее было утрясено еще до создания ЦРУ. Р. Клайн, начинавший свою карьеру во время войны на службе аналитиком в УСС, вспоминает об этой стороне дела разведки: «…Большая часть работы разведчика однообразна — он сортирует всякие данные, так и сяк их обмозговывает и суммирует, прежде чем рассортировать по нужным папкам.

Но я бы не назвал эту работу скучной: суметь отделить зерно от плевел, важные факты от информационного шума — великое дело, дающее немалое душевное удовлетворение. Чаще всего герои разведки неизвестны широкой публике. Но их награда в удовлетворении, испытываемом, когда удается собрать воедино разрозненные элементы значимой информации и ознакомить с ней руководство страны. (…)

Сбор информации о международных делах — поистине проклятие, ибо работе этой никогда не видно ни конца, ни краю. Напротив, с каждым новым шагом открываются все новые и новые возможности, перспективы, а кроме того, никогда нет уверенности, что вы передали достаточное количество информации, и те, от кого зависит политика страны, в свою очередь, в самом деле сумели извлечь из нее всю возможную пользу. Эта работа требует тебя всего, без остатка, не давая ни расслабиться, ни вздохнуть с облегчением. (…)

Нудная, кропотливая работа по выявлению полезной информации посредством анализа различного рода материалов может оказаться крайне полезной на поле битвы. Я благодарен судьбе за то, что мне удалось изучить многосложный процесс сбора информации с азов и узнать на собственном опыте, каких трудов он стоит, какой искусности требует каждая стадия этого процесса, прежде чем он завершится рапортом высшему руководству страны»[144]; «…ЦРУ никогда не удавалось принести большую пользу стране, чем принесла ее аналитическая работа»[145], — заключает он.

В Директорате планирования ЦРУ было Управление по связи с законодательными органами и отдел истории ЦРУ (в СССР же была кафедра истории отечественных органов безопасности ВКШ), Совет по рассмотрению публикаций о ЦРУ (CIA Publications Review Board — мы еще вспомним о нем). Кроме того, существует некий Центр ЦРУ по изучению разведывательной деятельности[146]. Очевидно, его функция — выявление методов в любой стране и во все времена.

Но что ЦРУ? ЦРУ, как известно, это большая, зачастую неповоротливая и, что самое главное, малопродвинутая организация. Туда берут с улицы, то есть кого попало. Но на Западе есть организации куда как тоньше. Туда приглашают, туда выбирают, там свои кадры выращивают. Это — внегосударственные разведки. Частные, независимые оперативники. Они малоизвестны. Их знание нарабатывается веками. Но, как и с любым другим периферийным, оно разбросано и несконцентрированно. Хотя и кое-какие крохи есть и в тех книжках[147], что мы внимательно прочли, чтобы написать настоящую. Тема эта, конечно же, стоит того, чтобы как-нибудь отразить этот феномен в специальном издании «Негосударственные структуры Запада», тем более что никто другой из авторов-спецслужбистоведов не в состоянии это сделать.

Если же выйти за рамки ЦРУ США, то можно указать на качественную работу его побратима в лице АНБ — аналог нашего 16-го управления КГБ, занимавшегося перехватом и дешифровкой разного рода сообщений по всем каналам и видам связи; так вот только теперь выясняется, что советские специалисты не имели хороших компьютеров, и признают: «Мы и мечтать не смели о том, чтобы, как американцы, отправлять каждый перехват на компьютерный анализ. Я помню эти длинные ряды шкафов, набитых пыльными папками с подшитыми, но не расшифрованными материалами. По сути, мы работали на шкаф»[148].

Внимательный анализ явлений «холодной войны» показывает, что в борьбе западных спецслужб против СССР были применены качественно новые виды противоборства, основанные на новых методиках. Их автором явились мозговые центры Америки и других стран Запада. Все это заставляло сделать определенные выводы и пристальнее присмотреться к ним, с тем чтобы создать качественно новый тип организаций разведывательных служб, а именно таких, в чьем фокусе внимания должны находиться сами мозговые центры, аналитики, в них работающие, и та информация, которую они производят; входить туда должны были бы штучные специалисты высочайшего класса в области разведки, науки и компьютерного дела. К настоящему времени известно только то, что занимался этим в КГБ старший преподаватель Высших Курсов КГБ СССР п-к Б.Л. Прозоров, написавший четыре монографии по американским «мозговым центрам». Наша такая организация могла бы быть безупречна с точки зрения передовой науки. Агентура, работающая на эту организацию, должна заниматься поиском методик, с которыми работают государственные органы стран Запада, а также компьютерные программы. Что-то близкое было в Англии, где был создан Директорат научной разведки (Directorate of Scientific Intelligence)[149]. Сама такая информационная разведка должна дать рекомендации, как составить в СССР подобные структуры, и какой информацией они должны быть насыщены, чтобы и в сфере тезауруса у СССР и его восточноевропейских партнеров имелся паритет. При этом для полноценной разведки должно быть характерно не только пассивное изучение чужих возможностей, но и действия подрывного характера.

На Западе существует множество подходов и школ по национальной безопасности, из этого не следует автоматически, что будет выбрана и использоваться лучшая, но… А вот в послевоенном СССР существовала только идеологическая монополия ЦК КПСС. Упрощалась задача для врага. И стоило только перекрыть один канал, как… Подробности, как говорится, в газетах.

И тут самое время перейти к тому, как это было у нас.

Советская прослойка: чистый проигрыш

В СССР не сложилась четкая система оповещения об угрозах на уровне госаппарата, и главное, она была недостаточно продублирована в обществе. Хотя нельзя утверждать, что это веяние никак не коснулось Советского Союза, или такого не было вообще. Что-то было изначально, что-то было только свое, советское, но чего-то не было или было настолько слабым, в полуатрофированном состоянии, что не имело настоящего авторитета и не приносило той отдачи, которая была у Главного Противника. Можно твердо сказать, что именно в силу того, что все было партийно-государственным, то и сущность функции безопасности была целиком в компетенции Лубянки, а функция самостоятельной защиты общества не рассматривалась… Само понятие бдительности было стерто, и вся система была зациклена на том, что главная опасность исходит только в явной ракетно-ядерной форме…

Между тем ранние годы существования Советской власти в этом отношении сильно отличались. В Комакадемии, например, была такая Секция по изучению проблем войны. И хотя многое в пропаганде было кликушеским, разоблачительным, но сам характер противоречий не позволял кому-то расслабляться, и это отражалось в прессе, в реалиях и в помощи своей разведке буквально во всех сферах, в пространственном отношении — впервые в мировой истории — по всему миру. Везде был филиал Коминтерна, а тесные контакты осуществлялись с НКВД…

В 1937 г. была издана недурная даже по меркам наших дней книга: «Шпионаж и разведка капиталистических государств»[150]. Сюда вошло несколько статей. Выходила еще книжка подобного содержания: сборник статей «Шпионам и изменникам родины нет и не будет пощады»[151]. В книге были обобщения, они дополняли подробные отчеты о процессах над врагами народа. Перед войной двумя изданиями была выпущена книга бывшего начальника разведывательного бюро австрийской армии М. Ронге[152]. Во время войны книги издавались реже, но наша доля увеличилась в разы: каждый год выходило буквально по десятку наименований — требовалось держать бдительность на высочайшем уровне!

Довольно часто вопросы разведки, шпионажа и контрразведки отражались в выступлениях И.В. Сталина, как в открытой печати, так и на закрытых заседаниях. Теперь хорошо известны его слова, как раз раскрывающие суть всего того вопроса, который мы здесь обсуждаем: «Разведка — святое, идеальное для нас дело. (…) Коммунистов, косо смотрящих на разведку, на работу ЧК, боящихся запачкаться, надо бросать головой в колодец»[153]. Сказано это было в декабре 1952 г. на закрытом совещании, поэтому эти слова И.В. Сталина знали очень немногие. Но ленинские-то слова: «Каждый коммунист должен быть хорошим чекистом»[154] — их-то прочесть мог каждый!

То есть этот информационный поток был, но вот потом он уменьшился и видоизменился. Ценилась только способность внятно, но при этом в рамках современных идеологических установок, изложить о происках вражеских агентов, заклеймить подлых диссидентов, об их вылазках в тылу монолитно сплоченных партии и народа, и о поддержке снизу различных внешнеполитических ходов Советского руководства. Значительными и общедоступными были книги с героико-приключенческим подходом.

В книгах научного характера много писали о противниках из США и других стран Запада. Излагали, иногда весьма подробно, ху из мистер «Икс», где и на кого он работает, что он написал и к какой категории «ястребов» или «голубей» относится, но никогда не была написана хоть строчка о том, кто мистер «Икс» по своему интеллектуальному уровню — неопасный дурак, который исполняет роль балласта, или же, строго наоборот, продвинутый в своей области, и оттого страшен.

Учитывая же общую картину общественного мнения, где доминировало только одно — построение коммунизма, которому Вряд ли могут помешать внешние враги, то и это убаюкивало. A.A. Зиновьев рассказал, как эти все предупреждения на эту тему воспринимались: «В годы „холодной войны“ я и многие мои единомышленники с предубеждением относились к книгам по идеологическим диверсиям, психологической войне, которые издавались в СССР, считая их пропагандой тоталитарного режима. А теперь я читаю их и вижу: все, что там было написано о планах и устремлениях Запада в отношении СССР, — верно!»[155].

Между тем работа советских военных и/или спецслужбистских пропагандистов носила не только всеохватывающий характер, но и избирательно-целенаправленный. С советской творческой элитой разговаривали на равных, ее стремились вовлечь, но не для серьезной помощи, а только для пропагандистских кампаний. «До эмиграции на Запад в октябре 1978 года я был в СССР довольно известным кинодраматургом. Пишу об этом не из хвастовства, а чтобы читатель понял, что в СССР автор этих строк входил в обойму профессиональной кинематографической элиты, которая подчас имеет доступ в те сферы, куда не вхож простой советский человек, и доступ к той информации, которая не проникает на страницы советской прессы. Например, для узкого круга советских кинематографистов Комитет по делам кинематографии при Совете Министров СССР регулярно проводил закрытые семинары и конференции, на которых, помимо запрещенных в СССР буржуазных кинофильмов типа „Последнее танго в Париже“ или „Восемь с половиной“, советские кинорежиссеры и сценаристы могут познакомиться с ведущими государственными деятелями Советского Союза. Делается это для того, чтобы держать советскую киноэлиту в курсе реальных событий в мире и стране: скажем, лектор Международного отдела ЦК КПСС товарищ Свердлов (брат первого советского президента) довольно откровенно рассказывает о целях советской политики на Ближнем Востоке, в Афганистане и в других частях света. (…)

В марте 1978 года на очередном таком семинаре (под Москвой, в прекрасном Доме творчества Союза кинематографистов „Болшево“, где я провел лучшие годы своей жизни) выступал перед нами председатель Политического управления не то Павлюк, не то Павлюченко — я уже забыл его фамилию и должность, помню только, что весьма значительная фигура — не то второй, не то третий заместитель начальника Политуправления. Зато я хорошо запомнил его выступление. Он уговаривал кинематографистов создать серию фильмов о Советской Армии — танкистах, ракетчиках и т. д. Особенно — о молодых офицерах и военных инженерах. Дело в том, что в последние годы советская молодежь очень неохотно идет в офицерские училища, и еще неохотней талантливая техническая интеллигенция хочет заниматься изобретениями в области военной техники»[156]. Но здесь речь идет только о разовом мероприятии.

А КГБ стремился поставить дело на прочную основу постоянного сотрудничества: «…в Союзе советских писателей создается специальная секция — военно-патриотическая, ее курирует ведомство, возглавляемое Андроповым. КГБ (совместно с советской милицией — так солиднее) назначает особые денежные премии за лучший очерк, репортаж, рассказ, повесть, роман о чекистах, конечно же, бесстрашных, мужественных и обязательно чутких, внимательных, заботливых. И жаждущая наград, премий и денег услужливая пишущая братия, от именитых и известных до начинающих писателей, бросилась выполнять андроповский заказ»[157]. Таких авторов, видимо, из чувства зависти, на Западе стремятся называть «наемными писателями»[158]. Библиотека Конгресса США как-то насчитала в 1964–1972 гг. выпуск более 2400 наименований хвалебных книг и статей о ЧК[159].

Но все это сложилось в систему. Приходили и уходили генсеки и Председатели КГБ, ныне оцениваемые как весьма и весьма противоположные по своему знаку фигуры, менялись взаимоотношения общества и спецслужб, а реально действующая прослойка так и не появлялась… Ныне это объясняют тем, что «до последнего времени исследователи мало уделяли внимания философско-методологическим проблемам безопасности как определенного социального явления. Это было следствием ряда причин: безопасность была монопольной сферой высшего политического руководства, весьма закрытой. Обращение к проблемам безопасности было просто опасно. Вследствие этих и Других причин, слабо разработано само понятие „безопасность“»[160].

О том, каковы были взаимоотношения между советской прослойкой с одной стороны и жрецами-идеологами и спецслужбистами с другой в деталях, можно судить из злоключений наиболее заметной фигуры — доктора исторических наук, профессора H.H. Яковлева[161]. Но и сами контрразведчики, которые занимались острыми проблемами на хорошей основе, не избегали проблем. Как сейчас вспоминает преподаватель Высших Курсов военной контрразведки (г. Новосибирск) к-н I ранга КГБ В.П. Наталенко: «Трезво оценивая происходящие в стране процессы, я понимал, какая беда надвигается на всех нас. К такому пониманию я стал приходить в процессе своего диссертационного исследования, которым занимался с 1977 г. как соискатель сначала по теме: „Противоречия социалистического общества, пути и средства их разрешения“, а затем по теме „Качественные характеристики советских людей, необходимые для дальнейшего совершенствования социализма“. Смена тем была вызвана, мягко говоря, неоднозначным отношением официальной науки к противоречиям в социалистическом обществе.

В исследовании были проанализированы события в Чехословакии конца 60-х и в Польше начала 80-х гг., опубликованный издательством „Прогресс“ „Глобальный прогноз до 2000 года“, подготовленный президенту США в 1980 г., известный план бывшего директора ЦРУ Аллена Даллеса по уничтожению „самого непокорного на земле народа“, меморандум антикоммунистов 1975 г. о необходимости осуществления ползучей контрреволюции в СССР и ряд других документов и материалов.

Своими размышлениями делился на кафедре и с сослуживцами, в частности, выступая перед преподавательским составом по поручению начальника политотдела И.А. Левина в октябре 1981 г. Тогда с трудом воспринимались сделанные мной выводы о возможности падения промышленного и сельскохозяйственного производства в нашей стране, об искусственном придержании на складах продуктов питания и других товаров повседневного спроса для осложнения политической и оперативной обстановки, о предстоящей дискредитации армии и КГБ, о перерождении большого числа партийных руководителей, о возможном проникновении во власть скрытых противников социализма, о его деформации, об обострении межнациональных отношений, о том, что для многих может встать вопрос о выживании и даже о жизни и смерти»[162].

Кто-то делал все, чтобы в СССР не появилась могучая кучка, о которой упреждающе говорилось: «…И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит…» Сама коммунистическая монотеистическая система, опошляющая все, что относится к серьезной общественной науке, «съела» этих ученых, а потом и самое себя. Мы еще об этом скажем.

Научное обоснование системы государственной безопасности проводилось в период с середины 1930-х и до начала 1990-х гг. в основном в закрытых научных и учебных заведениях органов КГБ, Министерства обороны, МВД. Весомый вклад в исследование проблем внесли Ю.И. Авдеев, Ю.Е. Булыгин, С.В. Воеводин, Д.А. Григорян, П.С. Дмитриев, В.Б. Долгополов, В.П. Ерошкин, М.П. Карпушин, Ю.А. Каршунов и др.[163]. То есть вот те немногие, кому было доверено участие в таком проекте. Но абсолютное большинство их работ носило закрытый характер, и они никак не могли повлиять на бдительность в обществе.

Но наряду с теми, кто занимался закрытой наукой, была и другая очень ценная категория. Это были пенсионеры — выходцы из спецслужб. Когда такая тема объявляется совершенно забытой, но при этом для саморекламы говорить надо и чтобы это было только очень хорошее, то попасть хоть какая-то информация может только изнутри этой системы. Многое из этой области исходило от людей, непосредственно служивших в аппарате.

Кто еще входит в эту когорту, кроме чекистов-пенсионеров? Большой отряд, который получил название «международники», занимался разоблачением западных и прежде всего американских спецслужб, методами работы внешнеполитического аппарата США и их союзников. Но и тут надо сказать о том, что во всем том огромном потоке информации, где описывался Запад (основной массив был посвящен двум темам: как плохо живется там простым людям, и особенно безработным, и как Запад угрожает нам своим ракетно-ядерным оружием!), это был маленький ручеек, который надо было заметить, обратить на него внимание и, вычленив, заниматься им и развивать его. И опять же существенным минусом наших книг и статей про американские спецслужбы и их методы работы явилась рефлексия на то, что было написано «там». Они не призывали использовать в своей работе то, что понаоткрывали американские институты или продуктивно разрабатывать свое. Существовала громадная недоработанности в этой сфере.

В ГДР был писатель-исследователь Ю. Мадер, немалая часть книг которого переведена на русский. Но он занимался в основном историческим прошлым. Л.A. Безыменский много писал о тайнах Второй мировой войны (причем большинство — о германских), о зарождении «холодной войны». Г.А. Жуков — наиболее щедро вознагражденный из всех, ему присвоили звание Героя Социалистического Труда в 1978 г. (к 70-летию), он был кандидатом в члены ЦК, депутатом Верховного Совета и лауреатом Ленинской премии (1960 г., за книжку о поездке Н.С. Хрущева в Америку). Написал и без проблем опубликовал множество книг на эту тему (надо сказать, что среди них есть и очень толковые) и постоянно комментировал события на телевидении. С 1962 г. — заместитель, а в 1982–1987 гг. — Председатель Советского Комитета защиты мира. С 1987 г. он был политическим обозревателем газеты «Правда», и такой чин, как я где-то читал, соответствовал званию генерала.

Наши специалисты были сведены в институты и др. учреждения, которые подчинялись какому-то руководству, а в Америке было больше свободы в этом отношении. Западные первичные материалы, с которыми только и можно было работать, шли в спецхран, откуда их можно было достать только через допуск. Советские военные аналитики писали о внешней опасности: о Пентагоне, ВПК США и других западных стран, американских военных базах, которые окружают Советский блок, о радио «Свобода». Всякая продуктивная критика КГБ и других спецслужб исключалась. И в самиздате об этом тоже не было ни слова. Не было информационной культуры в таком тонком деле, как рассекречивание документов, чуть что «нельзя» и все тут. Существовало много других структур, но об их деятельности — молчок! Писалось не о системе, а только об отдельных акциях некоторых успехах и провалах советской разведки, поимках шпионов. И то только после того, как об этом узнавал весь мир.

Если бы в этой области подвизались тысячи писателей, журналистов, ученых, политических и общественных деятелей, то прямо можно сказать, что перестройка могла и не состояться. Потому как их прямой долг (и возможности!) позволяли спросить: а не угрожает ли нам перестройка катастрофой, не снижают ли даже небольшие перемены устойчивость управления, не достигло ли внешнее влияние своего опасного уровня, и не зреет ли на Лубянке измена? Попробуйте провести на Западе что то похожее на нашу перестройку — такого наговорят… Там каждый начинающий политик первым делом заявляет, что он чувствует, как его стране угрожают, и только он может ее спасти, а у нас до сих пор электорату кандидаты в депутаты (мэры, губернаторы, президенты) говорят только о том, что он и только он позаботится, чтобы у них в тарелке всегда был суп… А население послушно камлает, покачивая головой: да, только он и хочет, чтобы в тарелке что-то было, а то, что единственная угроза заключается в том, что скоро этой головы не будет, в расчет не берут… Нет той особой спецслужбистской субкультуры, которая позволяла бы выделять приоритет безопасности.

Весьма значительная доля международников — А. Г. и Г.А. Арбатовы, А.Е. Бовин, Р.Г. Богданов, Ф.М. Бурлацкий Г.И. Герасимов, В.В. Журкин, Н.В. Загладин, A.A. Кокошин. В.П. Лукин, Е.М. Примаков, А.Н. Яковлев — просто-напросто в какой-то момент либо сами перешли на сторону Америки, либо стали интеллектуально обслуживать явных врагов Советского Союза внутри страны. Интересен, конечно же, вопрос, почему они изменили? И ответ я нахожу не в том, что некая патология предательства есть в них, но и потому, что, получая сведения из первых рук, из закрытых спецхранов и минуя их, имея доступ к свежей развединформации, они подвергались психологическому воздействию со стороны Запада, они убедились в его интеллектуальной мощи как никто другой…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.