Часть первая Русская литература 50-х годов. Об искренности в литературе
Часть первая
Русская литература 50-х годов. Об искренности в литературе
После смерти Сталина начались перемены в политике и культуре, в литературе и искусстве. А в начале 1953 года русская литература продолжала своё существование в острой борьбе между различными направлениями, то и дело возникали конфликты между патриотической и либерально-западной группировками писателей. В «Новом мире» (1952. № 7—10) вышел роман «За правое дело» Василия Гроссмана, тут же появились в печати положительные рецензии о романе С. Львова в журнале «Огонёк» (1952. № 47) и Б. Галанова в «Молодом коммунисте» (1953. № 1). 13 октября 1952 года роман был поставлен на обсуждение на секции прозы Союза писателей СССР, выступили А. Авдеенко, Г. Бровман, В. Гоффеншефер, Л. Субоцкий. Придя к выводу, что опубликован «замечательный роман», секция единогласно выдвинула его на Сталинскую премию. 6 января 1953 года в передовой статье «Новый литературный год» «Литературная газета» дала высокую оценку роману. 15 января та же «Литературная газета», подводя итоги года, дала роману В. Гроссмана положительную оценку и отнесла его к «крупным произведениям». Но неожиданно всё изменилось. 13 февраля 1953 года «Правда» опубликовала материал М. Бубеннова «О романе Гроссмана «За правое дело», рукопись статьи читал И.В. Сталин и рекомендовал к публикации. Главная мысль М. Бубеннова заключалась в том, что роман «За правое дело» Василия Гроссмана содержит клевету на защитников Сталинграда. То, что было одобрено И.В. Сталиным, было принято на веру.
В. Кружков и В. Иванов направили «Записку Отдела художественной литературы и искусства ЦК КПСС о недостатках редакционной статьи «Литературной газеты» о романе В. Гроссмана «За правое дело» секретарю ЦК КПСС тов. Н.М. Михайлову: «21 февраля с. г. «Литературная газета» напечатала редакционную статью «На ложном пути» – о романе В. Гроссмана «За правое дело», в которой правильно в основном вскрыты крупные недостатки этого ущербного произведения. В этой статье газета справедливо критикует тех, кто ошибочно оценивал роман В. Гроссмана, проходя мимо его пороков, и необоснованно захваливал это произведение, в частности рецензентов журналов «Огонёк» и «Молодой коммунист» С. Львова и Б. Галанова. Газета правильно отмечает в этой статье недостатки обсуждения романа в Союзе советских писателей: «Вместо того чтобы указать писателю на всю серьёзность самого характера той цепи идейных ошибок, которая содержится в его романе, ряд критиков и писателей при обсуждении романа В. Гроссмана в московской секции прозы встали на вредные для дела позиции безудержного захваливания… В статье «На ложном пути» ни слова не сказано об этих ошибках «Литературной газеты» при оценке романа В. Гроссмана…»
В «Записке» авторы упоминают главного редактора «Литературной газеты» К.М. Симонова, который «несамокритично» высказал в газете два разных мнения об одном и том же произведении за последние два месяца 1953 года.
Естественно, за этим последовало заседание Президиума Союза писателей СССР 24 марта 1953 года всё о том же – о романе В. Гроссмана «За правое дело» и о работе редакции журнала «Новый мир», полностью поддержавшее статью М. Бубеннова в «Правде» и статью «Роман, искажающий образы советских людей» в журнале «Коммунист» (1953. № 2). В постановлении Президиума Союза советских писателей СССР прежде всего говорилось о серьёзных ошибках в романе В. Гроссмана, писателя упрекали в проповеди буржуазной идеалистической философии, дескать, не показал типического образа Сталинградской битвы, «роман в целом рыхлый и композиционно плохо организованный», «автор поставил в центр произведения людей мелких, незначительных, обывателей», а «редколлегия журнала «Новый мир», напечатавшего роман В. Гроссмана, допустила большую ошибку, не проявила необходимой бдительности и требовательности к идейно-художественному качеству произведения». Президиум напоминает о том, что журнал «Новый мир» в 1951—1952 годах опубликовал антипатриотическую статью А. Гурвича «Сила положительного примера» (1951. № 9). Резко критиковались в редакционной статье «Правды» «Против рецидивов антипатриотических взглядов в литературной критике» (1951. 28 октября) порочные произведения «Сердце друга» Э. Казакевича, стихи Н. Асеева, «Ясность» В. Огнева. Президиум пришёл к выводу, что снисходительное отношение к роману В. Гроссмана высказали Фадеев, Симонов, Твардовский, Сурков, а, наоборот, критическое отношение, которое высказали Бубеннов, Агапов, Катаев, Кожевников, Грибачёв, не было использовано в постановлении Президиума.
Это постановление Президиума, подписанное А. Фадеевым, было направлено секретарю ЦК КПСС тов. П.Н. Поспелову.
Так вновь обострилась литературная борьба между различными группировками среди писателей, композиторов, художников, театральных деятелей, начатая в период борьбы с «безродными космополитами».
Предчувствуя серьёзные решения партийных органов и предваряя их суровую неизбежность, А. Фадеев, А. Сурков, К. Симонов написали «Записку» Правления Союза советских писателей в ЦК КПСС «О мерах Секретариата Союза писателей по освобождению писательских организаций от балласта» и направили её Н.С. Хрущёву. В «Записке» говорилось о 150 писателях, которые по разным причинам совершенно бесполезны Союзу писателей, но пользуются всеми привилегиями членов Союза писателей, они должны быть исключены из Союза: «Значительную часть этого балласта составляют лица еврейской национальности» (Культура и власть от Сталина до Горбачёва. 1953—1957 / Документы. М., 2001. С. 32). 24 марта 1953 года письмо было доставлено В.С. Кружкову, а в Отделе художественной литературы и искусства ЦК КПСС внимательно следили за настроением писателей, и в тот же день В.С. Кружков составил «Записку» о «неблагополучном» положении в ССП и реорганизации Правления ССП и отправил её секретарю ЦК КПСС тов. П.Н. Поспелову, в которой работа в Союзе писателей признана неудовлетворительной и жёстче звучали мысли о перестройке работы Правления Союза писателей СССР. Кроме известных поэм А. Твардовского, А. Недогонова и А. Кулешова, за последнее время не создано ни одного крупного поэтического произведения, пьесы схематичны, критика не отвечает своему призванию, ограничивается пересказом содержания тех или иных произведений, а все эти недостатки и просчёты объясняются тем, что Секретариат и Президиум плохо работают: «Работа Союза писателей сводится к текучке, к самотёку», «Секретариат ССП по существу является безответственным органом», Фадеев год был в творческой командировке, а год болел, другие руководители часто бывают в заграничных командировках, «то и дело передают друг другу обязанности по руководству Союзом писателей без всякой ответственности». В.С. Кружков предлагает реорганизовать работу Секретариата и Президиума, как это предлагалось на заседании Секретариата ЦК КПСС 23 декабря 1952 года.
Сложные интриги развернулись между членами Политбюро в борьбе за власть. В центре властной группировки стояли Маленков, Берия, Молотов. По-разному отнеслись к смерти Сталина его товарищи и коллеги. Хрущёв не входил в центр политического руководства, но все предчувствовали в нём силу и ловкость лидера. «Именно в это время Берия стремился сблизиться с Хрущёвым, завоевать его расположение, – вспоминал А. Аджубей. – Случалось, поздней осенью поджидал его на шоссе по дороге на дачу, чтобы побеседовать… Пассажиры первой машины беседовали. Мне оставалось разглядывать стволы берёз… По рассказам Хрущёва, в дни, когда мучительно умирал Сталин, Берия перестал сдерживать свои истинные чувства. Злобно ругал Сталина, никого не стесняясь, а когда тот на миг приходил в сознание, бросался к нему, целовал руки, лебезил. Едва наступил конец, Берия, не подойдя даже к плачущей дочери умершего, тут же умчался из Волынского, чтобы первым оповестить друзей и приспешников. «Я сказал тогда Булганину, – говорил Никита Сергеевич, – как только Берия дорвётся до власти, он истребит всех нас, он всё начнёт по новому кругу…» (Аджубей А. Те десять лет // Знамя. 1988. Июнь. № 6. С. 112). Но Хрущёв опередил всех претендентов на власть, стал сначала первым секретарём партии, а потом и председателем Совета Министров СССР. А началось всё с того, что Маленков, как председатель Совета Министров СССР, отменил все льготы партийных руководителей («конверты», содержимое которых в несколько раз превышало их зарплату, персональные машины, бесплатный отдых в санаториях и т. д.) и поднял в два-три раза заработную плату государственным чиновникам. Решением Маленкова партийные работники были понижены в статусе и не имели права вмешиваться в качестве решающего голоса в государственные дела. Это было, в сущности, решение Сталина, увидевшего, что партия коммунистов стала управлять государством, а это нарушало равновесие в стране, и он поручил Маленкову, как самому близкому соратнику, представить это решение обществу. Три месяца шла жестокая партийная борьба за возвращение льгот, многие партийные руководители обращались к Хрущёву, как секретарю ЦК КПСС, с просьбой отменить решение. Хрущёв обещал это сделать. На сентябрьском Пленуме ЦК КПСС 1953 года Хрущёва избрали первым секретарём ЦК КПСС, и льготы не только были восстановлены, но ещё и возросли, а главные партийные руководители стали во главе государства, Хрущёв стал к тому же и председателем Совета Министров СССР, то есть полновластным хозяином страны. Это была коренная ошибка ЦК КПСС, приведшая к новому культу личности, льготы не отменил и Брежнев, что привело к полному разложению партийных и государственных чиновников.
28 апреля 1953 года сотрудники Отдела науки и культуры ЦК КПСС А. Румянцев и П. Тарасов подготовили «Записку» об ошибках редакционной статьи «За боевую театральную критику!» в «Литературной газете» 23 апреля 1953 года. Документ был отправлен секретарю ЦК КПСС тов. П.Н. Поспелову, который 5 мая 1953 года оставил на «Записке» резолюцию: «Согласен». «При чтении статьи создаётся впечатление, – говорится в «Записке», – что в настоящее время невозможны вообще рецидивы космополитизма в театральной критике, что вопрос борьбы с подобными рецидивами снят сейчас с повестки дня. «Литературная газета», по существу, амнистирует грубые идейные ошибки критиков-космополитов, когда обращается с прямым призывом «занять место в авангарде нашей театральной критики» к таким театральным критикам, как Б. Алперс, С. Мокульский и др., в своё время раскритикованным в нашей печати за космополитизм и эстетство.
Следовало бы обратить внимание главного редактора «Литературной газеты» т. Симонова на эту ошибку газеты» (Культура и власть. С. 65).
Смерть И.В. Сталина многих отрезвила, напомнила деятелям культуры об их ответственности перед государством и народом. Тогда же А.А. Фадеев вновь задумался о прожитом пути и своей руководящей деятельности в Союзе писателей СССР. О том, как он с увлечением работал над романом «Молодая гвардия», получил Сталинскую премию, сотни писем и десятки рецензий, статей и дружеских поздравлений с успехом, а потом состоялась беседа со Сталиным, в которой тот сказал много хорошего и указал на недостатки романа: слабо показана роль партии в подвиге молодогвардейцев. В «Правде» 3 декабря 1947 года появилась статья, которая многое перечёркивала в романе, многое необходимо было дописать, таково было требование партии, таково было требование И.В. Сталина. И он услужливо взялся исправлять роман, вновь искал факты, встречался с людьми, пережившими немецкую оккупацию… Фадеева тяготило раскаяние – он подписал немало писем о «враждебной троцкистской» деятельности многих писателей, расстрелянных или сосланных в лагеря, понимал: будет пересмотр многих дел, невинные восстанут и будут жаловаться на него, кроме того, его обвиняют в том, что Секретариат и Президиум не работают. И 23 мая 1953 года А. Фадеев написал личное письмо своему другу А.А. Суркову, заместителю генерального секретаря Союза советских писателей, чтобы он переслал его письмо о реорганизации Союза советских писателей в ЦК КПСС, лично в ЦК он не может обратиться по сложному и противоречивому состоянию своей души. А. Сурков, сохраняя в тайне это письмо, лично его перепечатал, «а машинистка я не очень квалифицированная», и послал П.Н. Поспелову. В письме А. Фадеева говорилось о том, что он «болен психически», совершенно «неработоспособен», но он видит, в каком трагическом положении оказались чуть ли не все писатели, которые чаще всего занимаются общественными делами, а не писательскими, творческими. Нужно освободить писателей «на четыре пятых» от «бремени руководства», «чтобы их творческая работа, их собственная работа над собственными произведениями стала их главной деятельностью». Корнейчук, Симонов, Погодин, Лавренёв, Леонов, Ромашов, Софронов, Суров, Арбузов, Якобсон – «все эти люди, за некоторыми исключениями, работают над пьесами урывками, никто не успевает доработать свои пьесы до необходимого уровня, все пишут либо торопливо, либо вообще слишком мало пишут, либо уж вовсе не пишут, как Леонов, а без их высокого примера талантливую молодёжь воспитать невозможно»: «Какая может быть поэзия, если такие поэты, как Твардовский, Симонов, Тихонов, Бажан, Самед Вургун, Грибачёв, Исаковский, Кулешов, Венцлова, Сурков, Рыльский, Щипачёв и некоторые другие, работают не на все тысячи и тысячи отпущенных им Господом Богом поэтических сил, а на две собачьи силы, которые удаётся высвободить из-под бремени так называемых «общественных нагрузок»… Проза художественная пала так низко, как никогда за время существования советской власти. Растут невыносимо пухлые, скучные до того, что скулы набок сворачивает, романы. Написанные без души, без мысли, а в это время те два-три десятка отличнейших прозаиков, которые одни только и могут дать сегодня хотя бы относительные образцы прозы, занимаются всем, чем угодно, кроме художественной прозы. Стоит появиться хотя бы одному новому со свежим пером честному прозаику, вроде Кочетова в Ленинграде, появиться с первым свежим, чистым произведением, как этого талантливого человека, к тому же больного туберкулёзом, по уши завалили так называемыми «общественными нагрузками», и человек уже начинает гибнуть на наших глазах как писатель, а ведь ему столько нужно ещё учиться!» (Там же. С. 91—92). А за всем этим глубоким и точным анализом современной литературы, к которой ничего не надо добавлять, одна просьба: освободите меня от нагрузки, дайте мне отпуск для завершения работы над романом «Чёрная металлургия».
29 мая 1953 года А.А. Сурков, К.М. Симонов и Н.С. Тихонов направили секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущёву письмо, в котором выразили несогласие с позицией А.А. Фадеева по вопросам реорганизации Союза советских писателей, с «неверной панической оценкой состояния литературы и неполадок в руководстве ею»; для Секретариата Союза писателей совершенно ясно, что это можно объяснить лишь «болезненным состоянием» А.А. Фадеева.
А.А. Сурков, К.М. Симонов и Н.С. Тихонов предложили предоставить А.А. Фадееву отпуск для завершения романа, собрать два пленума ССП СССР и начать работу по подготовке II Всесоюзного съезда советских писателей.
Одновременно с этим А.А. Сурков направил письмо секретарю ЦК КПСС П.Н. Поспелову с предложением утвердить в числе секретарей Союза СП СССР Н.С. Тихонова, Б.Н. Полевого, М.Б. Храпченко, К.М. Симонова, а главным редактором «Литературной газеты» назначить Б.С. Рюрикова.
30 мая 1953 года секретарь ЦК КПСС П.Н. Поспелов передал «Записку» о реорганизации Союза советских писателей Н.С. Хрущёву, полностью соглашаясь с предложениями А.А. Суркова и утвердив его в должности первого секретаря Союза писателей, а также утвердив в должности освобождённых секретарей К. Симонова, Н. Грибачёва, Н. Тихонова, В. Озерова. Поспелов предложил освободить А. Суркова от обязанностей главного редактора журнала «Огонёк», назначив на это место А. Софронова, освободить К. Симонова от должности главного редактора «Литературной газеты», назначив на его место Б. Рюрикова.
Хрущёв ознакомился с «Запиской» Поспелова, дал её прочитать вместе с письмами А. Фадеева и А. Суркова секретарям ЦК и обсудил очередные вопросы работы Союза писателей на Президиуме ЦК КПСС.
Всё чаще стали появляться докладные записки А.А. Фадеева в ЦК КПСС о том, что литературное дело одолевают бюрократические извращения, о том, что в работе с писателями надо думать о внимании к творческой индивидуальности, «о просторе мысли и фантазии в художественном творчестве» (Там же. С. 157).
Однако предложения Союза писателей СССР о пленумах, о II съезде Союза писателей, о руководстве – все эти вопросы были уже обсуждены, решения приняты на заседании Президиума ЦК КПСС. А письма А.А. Фадеева всё ещё беспокоили руководящих работников партии. 24 декабря 1953 года секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущёву была отправлена «Записка Отдела науки и культуры ЦК КПСС о предложениях А.А. Фадеева по изменению системы руководства искусством и литературой»:
«Писатель А. Фадеев в ряде писем в Президиум ЦК КПСС выражает неудовлетворённость общим состоянием советского искусства и литературы и приходит к выводу о том, что эти области идеологической работы переживают серьёзное отставание и застой.
Причины этого он видит якобы в неправильной системе руководства искусством и литературой со стороны государственных органов и вносит несколько предложений. Существо предложений т. Фадеева сводится к тому, чтобы изъять идейно-творческое руководство из ведения Министерства культуры СССР и передать эти функции непосредственно партийным органам, которые бы опирались при решении данных вопросов на творческие союзы.
Отдел науки и культуры ЦК КПСС считает неверной общую пессимистическую оценку, которую даёт советскому искусству и литературе в своих письмах т. Фадеев. Такой взгляд можно объяснить продолжительной оторванностью т. Фадеева от жизни творческих организаций и его болезненным состоянием…» Но сотрудники ЦК КПСС не увидели в письмах А.А. Фадеева главного – его боли от номенклатурного руководства литературой и искусством, когда движение литературы и искусства теряет свою самостоятельность и индивидуальность и превращается в незыблемое детище партийного руководства, теряется искренность, правдивость, писатели и деятели искусства превращаются в нечто вроде «клоунов» под пристальным взглядом «режиссёров» от ЦК.
В это время у М.А. Шолохова возникли трудности с публикацией романа «Они сражались за Родину». Несколько глав романа напечатали в 1949 году, а потом дело застопорилось, уговорили дописать сначала вторую книгу романа «Поднятая целина». Шолохов всё лето 1953 года с увлечением писал вторую книгу, осенью послал несколько глав романа в газету «Правда» с просьбой напечатать, главы тут же, в ноябре 1953 года, переслали Н.С. Хрущёву. 3 января 1954 года М.А. Шолохов передал 126 страниц романа главному редактору газеты «Правда» Д.Т. Шепилову с просьбой напечатать в газете. Редактор подсчитал – нужно 14 газетных подвалов. 4 января 1954 года Д.Т. Шепилов писал Н.С. Хрущёву:
«За эти дни я имел несколько бесед с Шолоховым. Он настойчиво просит опубликовать в «Правде» весь присланный им отрывок романа. Со своей стороны считаю опубликование всего указанного текста в «Правде» нецелесообразным.
В настоящее время Партия и Правительство рядом крупных мер поднимают роль и значение руководителей колхозов – вожаков социалистического труда. Одна из задач художественной литературы состоит в том, чтобы создать вокруг передовых деятелей колхозного строя ореол славы, почёта и уважения. Между тем в представленных главах романа Шолохова председатель колхоза Давыдов (впрочем, как и секретарь ячейки) на протяжении всех 126 страниц пока ни одной минуты не работает. Он то томится любовной страстью к Лушке, то выслушивает всякие уголовные романы, то размышляет о влюбившейся в него Варьке. И на полевую бригаду он выезжает не для дела, а под давлением томящих его чувств.
Многие части с точки зрения художественной формы сделаны хорошо. Но вместе с тем представленные главы густо насыщены натуралистическими сценами и даже явно эротическими моментами (курсив мой. – В. П.). В силу этого данный отрывок романа Шолохова, с моей точки зрения, для публикации в «Правде» не подходит. Целесообразнее обнародовать его в одном из наших литературно-художественных журналов… М. Шолохов не согласен печатать лишь часть текста и по-прежнему ставит вопрос так: либо печатать в «Правде» весь представленный отрывок (14 подвалов), либо не печатать ничего».
Н.С. Хрущёв написал резолюцию: «Согласен с предложением т. Шепилова. Разослать секретарям ЦК. Н. Хрущёв. 06.01.1954». «Беседовал с т. М. Шолоховым. М. Суслов. 19.01.1954». 9 марта 1954 года глава из романа была опубликована в «Литературной газете». Это была своего рода высокая цензура: видимо, эти 126 страниц романа, так и не увидевшие свет ко II Всесоюзному съезду советских писателей, были опубликованы в «Огоньке», а затем отредактированы и опубликованы в «Правде» лишь 12—17 апреля 1957 года, затем 25 мая, 31 августа, 3 сентября, 7 и 31 декабря 1958 года (Культура и власть. С. 193—194). Это было первое вторжение в рукопись М. Шолохова.
1954 год был периодом острой партийной борьбы против Г.М. Маленкова за абсолютную власть Н.С. Хрущёва в партии и государстве, забота о романе М.А. Шолохова казалась мелочью, отвлекающей от главной цели. В самое ближайшее время нашлось столько явных «ошибок» Г.М. Маленкова, что он сам попросил отставки с поста председателя Совета Министров СССР.
Д.Т. Шепилов в своих воспоминаниях дал яркую картину того, как Н.С. Хрущёв в начале своего правления подбирал кадры:
«Сделавшись Первым секретарём ЦК, Н. Хрущёв начал планомерно осуществлять гигантскую перестановку кадров в стране: от секретарей ЦК и союзных министров до секретарей обкомов и горкомов, председателей исполкомов и хозяйственных органов.
Хрущёв без особого стеснения говорил, что нужно убрать «маленковских людей» и всюду расставить «свои кадры». Состав выдвигаемых новых работников был очень пёстрый. Часто совершенно случайные и ничем не примечательные люди вдруг по воле и прихоти Хрущёва назначались на сверхответственные посты. Иногда здесь происходили вещи поразительные. Но как только Хрущёв укрепил своё положение, он получил возможность учинять такие вещи беспрепятственно. И он широко использовал это в своих честолюбивых целях» (Шепилов Д. Непримкнувший. М., 2001. С. 297). Выдвигал он тех, кто курил ему фимиам, а всех талантливых генералов и маршалов, героев Великой Отечественной войны, «изгнал из Вооружённых сил или фактически превратил в «свадебных генералов» (Там же. С. 299).
И это существенно отразилось на идеологической обстановке, на литературе и искусстве.
Вряд ли кто из писателей накануне II съезда писателей Советского Союза не читал острую статью Владимира Померанцева «Об искренности в литературе», опубликованную А. Твардовским в журнале «Новый мир» (1953. № 12). Знали и о том, что материал по рекомендации высоких органов сняли из шестого номера, автор кое-что поправил, но суть осталась. И статью с жадностью читали все образованные читатели. Речь шла о наболевшем, но были и оплошности, торопливые высказывания. Статья обсуждалась везде – в журналах, газетах, на кафедрах, в Союзе писателей, в библиотеках, её одобряли, но отдельные положения и критиковали. Статья разбудила свободолюбивый дух писателей, режиссёров, художников, музыкантов, напомнила художникам о необходимости искренности в искусстве, о правде и непосредственности, то есть о том, что всегда было движущей силой русского и мирового искусства.
Но почти сразу появилась статья В. Василевского «С неверных позиций» (Литературная газета. 1954. 30 января), в которой говорилось, что талант и искренность – это хорошо, но главное – «идейно-художественное качество». На статью В. Померанцева началась подлинная атака, достаточно посмотреть «Комсомольскую правду» (1954. 6 июня), обсуждение «Нового мира» в августе 1954 года и целый ряд других негативных статей о В. Померанцеве. Накануне II съезда Союза писателей СССР появились статьи А. Суркова «Под знаменем социалистического реализма» (Правда. 1954. 25 мая) и В. Ермилова «За социалистический реализм» (Там же. 3 июня), в которых подверглись осторожной критике не только статья В. Померанцева, но и недостатки работы Ф. Панфёрова, Б. Пастернака, Л. Зорина. В августе 1954 года при обсуждении работы «Нового мира» А. Твардовский был снят с поста главного редактора, а отдел критики назван «болотом нигилизма и мещанства». Главным редактором вновь стал К. Симонов, выступивший с программной статьёй «О дискуссионном и недискуссионном» (Знамя. 1954. № 7). Главная мысль этой статьи – искренность нужна, но только на основе коммунистической партийности. Привлекла внимание общественности и честная статья В. Овечкина «Поговорим о насущных нуждах литературы» (Литературная газета. 1954. 31 июля). В «Литературной газете» появился отдел «Чего мы ждём от съезда».
После смерти И.В. Сталина во всех сферах жизни началось оживление надежд и упований. Но в спорах и дискуссиях свобода была до тех пор, пока в эти дискуссии не вмешивалась руководящая рука ЦК КПСС.
8 февраля 1954 года Отдел науки и культуры ЦК КПСС направил секретарю ЦК КПСС П.Н. Поспелову записку о «нездоровых» настроениях среди художественной интеллигенции, в которой, в частности, говорилось о стремлении художников к свободе творчества, к «свободе направлений», к пересмотру постановлений партии о музыке оперы «Великая дружба», в частности, упоминался композитор Хачатурян, который в журнале «Советская музыка» (1953. № 11) «ратует за «свободу творчества», выступая против «руководящих указаний» в области искусства». Записка утверждала:
«Чуждые социалистическому реализму тенденции проявляются и в некоторых выступлениях в печати. Так, в журнале «Новый мир» № 12 за 1953 год опубликована статья В. Померанцева «Об искренности в литературе». В этой статье проповедуется откровенный субъективизм в творчестве и в оценке литературных произведений. Вместо идейно-художественных достоинств в качестве критерия оценки выдвигается понятие «искренности».
Под «искренностью» Померанцев понимает способность «смело» говорить «правду». Как должна выглядеть эта «смелая правда», показывают многочисленные примеры отрицательных явлений нашей жизни, приведённые автором в статье. Объективный смысл рассуждений автора и состоит в призыве к обывательскому смакованию отдельных отрицательных фактов, в желании навязать литературе бесперспективность. Всё это даётся под флагом борьбы с лакировкой, причём термин «лакировка» применяется как клеймо, чтобы замазать почти все наиболее значительные произведения нашей послевоенной литературы. В соответствии со своей порочной концепцией Померанцев только скороговоркой говорит как о чём-то само собою разумеющемся и надоевшем – об идейности литературы, по существу стараясь смазать этот фактор её воспитательного воздействия. Показательно, что статья Померанцева всячески рекламируется и провозглашается «новым знаменем литературы» в некоторых литературных и окололитературных кругах» (Культура и власть. С. 198—200).
В марте 1954 года Борис Полевой в письме П.Н. Поспелову докладывает о вредных идеологических настроениях в литературных кругах, которые не получили серьёзной критики «в нашей большой печати»: «Вслед за позорной статьей А. Гурвича, напечатанной в своё время в «Новом мире», в этом же журнале одна за другой были опубликованы уже совершенно похабные статьи «Об искренности в литературе» В. Померанцева и «Дневник» Мариэтты Шагинян» М. Лившица (Новый мир. 1954. № 2). «Вопросы философии» (1953. № 6) опубликовали в середине прошлого года статью Галины Николаевой «О специфике художественной литературы», и, наконец, в «Знамени» была опубликована статья Ильи Эренбурга (Знамя. 1954. № 10), которую, конечно, я не сравниваю с уже приведёнными, но содержащая ряд ошибочных положений в том же роде. Авторы этих статей – вольно или невольно – повторяли в них всё то, что в течение послевоенного времени говорили и писали о советской литературе за рубежом её самые злобные враги… Выход этих статей совпал у нас с появлением низкопробных по своей форме и чуждых по своей сущности комедий, вроде «Гибель Помпеева», «Раки» С. Михалкова, в которых выведены галереи уродов и нет ни одного хоть сколько-нибудь светлого пятна» (Там же. С. 206—207).
Б. Полевой к этому письму приложил ещё записку В. Ажаева, отчёт Е. Долматовского и письмо М. Шагинян о поездках за рубеж и отношении западных журналистов и писателей к тому, что происходит в Советском Союзе: в этих документах резко осуждаются и «злопыхательская» статья Померанцева, и ошибочные высказывания Эренбурга и Померанцева, о Галине Николаевой сказано: наивна в своей борьбе против редакторов, а главное, в её высказываниях заметно высокомерие «и непристойное для советского писателя самомнение». Тот же Отдел науки и культуры ЦК КПСС 24 марта 1954 года отметил, что в «Комсомольской правде» (1954. 17 марта) было напечатано письмо студентов и аспирантов Московского университета С. Бочарова, В. Зайцева и др. «Замалчивая острые вопросы» в защиту статьи В. Померанцева, в которой, несмотря на серьёзные ошибки, высказаны острые вопросы и плодотворные для развития нашей литературы мысли. «Такая общая оценка идейно-порочной статьи В. Померанцева, – говорится в записке Отдела науки и культуры, – данная на страницах «Комсомольской правды», дезориентирует молодёжь – читателей газеты» (Там же. С. 211).
В сентябре 1953 года состоялся Пленум ЦК КПСС «О мерах дальнейшего развития сельского хозяйства СССР», а посему ответственным работникам Отдела науки и культуры казалось, что с октября 1953 по май 1954 года шесть художественных произведений, посвящённых колхозной деревне, – это чрезвычайно мало. Готовя записку для секретаря ЦК КПСС П.Н. Поспелова, который должен был встретиться для разговора с редколлегией «Нового мира», сотрудники ЦК КПСС назвали пьесу В. Овечкина и Г. Фиша «Народный академик», очерки В. Тендрякова «Падение Ивана Чупрова» и «Ненастье», очерк В. Овечкина «В том же районе» и два рассказа Г. Троепольского – «Один день» и «Соседи».
П.Н. Поспелов выслушал отчёт редколлегии «Нового мира» и высказал ряд критических замечаний в духе подготовленной Отделом науки и культуры записки.
В это время «Новый мир» опубликовал статью Фёдора Абрамова «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе. Литературные заметки», в которой автор обстоятельно и объективно проанализировал такие произведения о деревне, как «Кавалер Золотой Звезды» и «Свет над землёй» С. Бабаевского, «От всего сердца» Е. Мальцева, «Жатва» Г. Николаевой, «Марья» Г. Медынского и многие другие, где действовали волевые и целеустремлённые люди. Авторы этих произведений «не только показывали сегодняшний день колхозов, но и пытались раскрыть день завтрашний» (1954. № 4. С. 211). И это привело писателей к серьёзным заблуждениям: «К сожалению, жизнь послевоенной колхозной деревни в ряде случаев изображалась в художественной литературе односторонне и в приукрашенном виде» (Там же. С. 212), «Может показаться, будто авторы соревнуются между собой – кто легче и бездоказательнее изобразит переход колхоза от неполного благополучия к полному процветанию» (Там же. С. 213), «Не жалеет розовой воды и Г. Николаева», «В откровенно «пейзанском» стиле написан конец романа», «В духе пастушеской идиллии Г. Николаева обряжает…» (Там же. С. 213), «Духовная жизнь героев в таких произведениях имеет отпечаток явной условности» (Там же. С. 214). Подробно Фёдор Абрамов анализирует романы С. Бабаевского, который исходя из самых благородных побуждений нарисовал картину колхозной жизни в приукрашенных тонах. Отмечая появление в русской литературе таких правдивых произведений, как книги Овечкина, Калинина, Троепольского, Тендрякова, Ф. Абрамов резко критикует Т. Трифонову и А. Макарова за расхваливание слабых и неправдивых произведений о жизни деревни: «пейзанские» эпизоды в романах они считают глубокими и правдивыми. «Разумеется, в недостатках романов виновны прежде всего авторы: излишняя уступчивость напористым, но ошибочным советам никогда не была писательской добродетелью и признаком силы! Но надо отдать и должное критикам, толкающим писателей на ложный путь» (Там же. С. 231). «Только правда – прямая и нелицеприятная» приведёт писателей-художников к успеху.
10 июня 1954 года, после отчёта «Нового мира» у П. Поспелова, главный редактор «Нового мира» А.Т. Твардовский написал письмо «В Президиум ЦК КПСС»:
«На днях члены редколлегии журнала «Новый мир», коммунисты, были вызваны тов. П.Н. Поспеловым. Предметом беседы были два вопроса: работа критико-библиографического отдела журнала и рукопись новой поэмы А. Твардовского «Тёркин на том свете».
Поскольку тов. П.Н. Поспелов сказал, что эти вопросы будут окончательно рассмотрены Президиумом ЦК, считаю необходимым довести до сведения членов Президиума следующее.
Статьи и рецензии «Нового мира», занявшие внимание литературной общественности и читателей в последнее полугодие (В. Померанцева – «Об искренности в литературе», М. Лифшица – о «Дневнике» Мариэтты Шагинян, Ф. Абрамова – о послевоенной прозе, посвящённой колхозной тематике, М. Щеглова – о «Русском лесе» Л. Леонова), что я и старался разъяснить у П.Н. Поспелова, нельзя рассматривать как некую «линию» «Нового мира», притом вредную. Никакой особой «линии» у «Нового мира», кроме стремления работать в духе известных указаний партии по вопросам литературы, нет и быть не может. Указания партии о необходимости развёртывания смелой критики наших недостатков, в том числе и недостатков литературы, обязывали и обязывают редакцию в меру своих сил и понимания честно и добросовестно выполнять их…» А. Твардовский согласился, что статья В. Померанцева принесла «больше вреда, чем пользы», но только потому, что вокруг этой статьи поднялась «шумиха». Двухдневная беседа редколлегии с П.Н. Поспеловым, по мнению А. Твардовского, носила «проработочный» характер, «были предъявлены грозные обвинения», «а наши возражения и разъяснения по существу дела звучали всуе»: «Не согласен немедленно признать себя виновным – значит, ты ведёшь себя не по-партийному, значит, будешь наказан». Большое внимание А. Твардовский уделил своей поэме «Тёркин на том свете», которую он прочитал в «Новом мире» 3 мая 1954 года и которую П.Н. Поспелов оценил как «вещь клеветническую», как «пасквиль на советскую действительность» (издана лишь в 1963 году. – В. П.). «Не входя в оценку литературных достоинств и недостатков моей новой вещи, – писал А. Твардовский, – я должен сказать, что решительно не согласен с характеристикой её идейно-политической сущности, данной тов. П.Н. Поспеловым. Пафос этой работы, построенной на давно задуманном мною сюжете (Тёркин попадает на «тот свет» и как носитель неумирающего, жизненного начала, присущего советскому народу, выбирается оттуда) в победительном, жизнеутверждающем осмеянии «всяческой мертвечины», уродливостей бюрократизма, формализма, казёнщины и рутины, мешающих нам, затрудняющих наше победное продвижение вперёд. Этой задачей я был одушевлён в работе над поэмой и надеюсь, что в какой-то мере мне удалось её выполнить. Избранная мною форма условного сгущения, концентрации черт бюрократизма правомерна, и великие сатирики, чьему опыту я не мог не следовать, всегда пользовались средствами преувеличения, даже карикатуры, для выявления наиболее характерных черт обличаемого и высмеиваемого предмета. Я с готовностью допускаю, что, может быть, мне не всё удалось в поэме, может быть, какие-то её стороны нуждаются в уточнении, доведении до большей определённости, отчётливости. Допускаю даже, что отдельные строфы или строки, может быть, звучат неверно и противоречат общему замыслу вещи. Но я глубоко убеждён, что, будучи доработана мною с учётом всех возможных замечаний, она бы принесла пользу советскому народу и государству» (Культура и власть. С. 225—226).
Одновременно с этими московскими событиями проходили заседания партийной организации и общего собрания Ленинградского отделения ССП СССР с вопросом «О задачах писательской организации в связи с подготовкой ко Второму съезду советских писателей».
С докладом на этих собраниях выступил главный редактор журнала «Звезда» В. Друзин, напомнивший о незыблемых качествах советской литературы, о вульгаризаторах, которые пытаются пересмотреть ленинский принцип большевистской партийности, о встрече Зощенко и Ахматовой с английскими студентами, о вредном направлении критического отдела журнала «Новый мир», о слабых пьесах Л. Зорина, A. Мариенгофа, Ю. Яновского, о вредной повести «Оттепель» талантливого публициста И. Эренбурга, о безмерно расхваливаемом романе B. Пановой «Времена года». Мнения ленинградских писателей разделились, В. Кетлинская, Л. Плоткин и К. Косцинский резко возражали против некоторых оценок В. Друзина и В. Кочетова, взяли под защиту роман В. Пановой, пьесу Л. Зорина, выступили против «проработочных» суждений докладчика и некоторых выступлений. М. Зощенко выступил против газеты «Ленинградская правда», в которой только что назвали его «воинствующим проповедником безыдейности». Он не скрывал своего отношения к постановлению Центрального Комитета, он написал письмо Сталину, в котором изложил свою творческую позицию, он не трус, он дважды воевал на фронте, имеет пять боевых орденов в войне с немцами и был добровольцем в Красной армии, во время войны работал в Радиокомитете, вместе со Шварцем написал антифашистское обращение, он никогда не был антипатриотом своей страны. «Сатирик должен быть морально чистым человеком, – сказал в заключение М.М. Зощенко, – а я унижен, как последний сукин сын! Как я могу работать?.. У меня ничего нет в дальнейшем! Я не стану ни о чём просить! Не надо вашего снисхождения, ни вашего Друзина. Ни вашей брани и криков! Я больше чем устал! Я приму любую иную судьбу, чем ту, которую имею!»
В. Кетлинская отметила, что в ленинградской организации есть «нездоровые настроения», есть слухи, волнения, ссоры и раздоры, «секретариат вот уже три недели не собирается, а ведь сейчас, в предсъездовский период, как нужно было налаживать подготовительную работу к съезду! Не собираются потому, что там все перессорились между собой и не разговаривают» (Там же. С. 228—246).
В июне 1954 года писатель С.П. Злобин написал письмо Н.С. Хрущёву, изложив то, что его тревожило и волновало: сегодняшние руководители Союза писателей переродились в типичных бюрократов, редко собираются и редко обсуждают злободневные вопросы писательской жизни, при выдвижении книг на соискание Сталинских премий А.А. Сурков даёт «шпаргалку»-список своих знакомых, а если с ним не соглашаешься, то это решение у него вызывает раздражение. Далее Злобин обрушивается на Н. Грибачёва, М. Бубеннова, обвиняет драматурга Сурова в плагиате. Обвиняет Секретариат ССП в том, что роман Леонида Леонова выдвинут на соискание Сталинской премии, а Евгения Книпович в «Литературной газете» в статье «В защиту жизни» (1954. 25 февраля) просто уничтожает роман, но никто из секретарей на обсуждении романа не присутствовал. Большинство писателей относятся к нему отрицательно. На трёх собраниях обсуждали статью В. Померанцева «Об искренности в литературе», «А. Сурков ведёт (якобы идейные) наскоки на редактора «Нового мира» А. Твардовского, обвиняя его в идейной слепоте и политической беспомощности», однако «это не принципиальная борьба, а склочническая драка Суркова против Твардовского». Есть послушные критики, Л. Скорино, Е. Сурков, М. Шкерин, которые занимаются «декларативным «клеймением». «Лицемерить и лгать больше нельзя, – писал С. Злобин. – Партия, жизнь всей нашей страны, интересы советских людей требуют от нас правды, а руководство Союза советских писателей создаёт атмосферу, когда в кулуарах писатели говорят одно, а публично вынуждены говорить другое под угрозой получить от Суркова с его друзьями клеймо на лоб» (Культура и власть. С. 256).
Все эти документы свидетельствовали лишь о полном разброде в писательском обществе накануне II съезда писателей СССР, о взаимных претензиях, о ссорах, о нажиме одних и о сопротивлении других, о групповщине, которая казалась совершенно непреодолимой. А наверху, в ЦК КПСС, происходили ещё более серьёзные события – там шла ожесточённая борьба за власть. В случившейся атмосфере взаимного недоверия посыпались нападки на писателей. В. Кетлинская была осуждена только за то, что настаивала на том, чтобы не рабски принимать то или иное партийное постановление; сначала при осуждении В. Кетлинской восемь человек воздержались, но при «переголосовании пункт резолюции собрания, осуждающий поведение В. Кетлинской, был принят единогласно». Такова была партийная дисциплина в писательском союзе Ленинграда. И каждый писатель думал не о свободе творчества, а лишь о возможности угодить партийным органам, работники которых чаще всего слабо разбирались в том, как писатели должны отражать жизнь, знали лишь, что литераторы должны следовать принципам социалистического реализма, а эти «принципы» уводили от правды и искренности в литературе.
16 июля 1954 года А.Т. Твардовский написал письмо Н.С. Хрущёву:
«Глубокоуважаемый Никита Сергеевич!
Очень прошу Вас принять меня по вопросам, связанным с обсуждением работы журнала «Новый мир» и моей неопубликованной поэмы…
Не откажите мне хотя бы в самой короткой беседе, поскольку речь идёт не только о моей личной литературной судьбе, но и общих принципиальных делах советской литературы. А. Твардовский».
23 июля 1954 года состоялось новое обсуждение работы «Нового мира» на заседании Секретариата ЦК КПСС, в этот же день выступал и Н.С. Хрущёв, было принято постановление Секретариата, на котором есть жёсткое решение партии о том, что на страницах «Нового мира» неудовлетворительно показана жизнь современной советской деревни, «редколлегия не проявляет должной требовательности к их качеству». Секретариат ЦК КПСС принял решение «Об ошибках журнала «Новый мир», хотя в литературном сообществе распространяли слухи о том, что Секретариат ни к какому решению не пришёл.
Н.С. Хрущёв принял А.Т. Твардовского в начале августа 1954 года, но ничего не решил.
10 августа 1954 года состоялось заседание партийной группы Правления СП СССР, на котором выступил секретарь партийной группы Правления А.А. Сурков и зачитал постановление Секретариата, прокомментировав, что это постановление весьма своевременное, некоторые журналы превратились в вотчины главных редакторов, Твардовского, Панфёрова и других, что пора товарищеской критикой помочь названным журналам стать по-настоящему партийными и выражать правду жизни.
Первым выступил А. Твардовский и полностью признал постановления Секретариата, отверг свои прежние возражения против критики, которые отстаивал и после заседания Секретариата: «Я при этом не лукавлю, как не лукавил и тогда, когда отстаивал свои убеждения, я говорю об этом прямо и честно. Не могу уверить Вас в том, что во мне произошёл мгновенный перелом, что я всё понял, но я постараюсь всё понять и сделать нужные выводы. Согласен также и с тем, что не могу быть редактором. Я переоценил свои возможности как редактор журнала». Далее заместитель заведующего Отделом науки и культуры ЦК КПСС П. Тарасов записал в своей информации: «Признавая справедливость решения ЦК в отношении журнала «Новый мир», т. Твардовский не дал политической оценки своей порочной поэме «Тёркин на том свете». Он заявил, что ему гораздо труднее осмыслить пункт решения о поэме. «Я не оспариваю решения ЦК. Раз об этом говорит ЦК – я обязан принять его оценку моей работы… (курсив мой. – В. П.). Но вы должны понять меня по-человечески. Каждое новое произведение – этап в жизни писателя. Нужно время, чтобы всё осмыслить, подумать пером… Моё авторское отношение к этой вещи остаётся отношением родителя к своему детищу. Хотя для общества оно кажется ублюдком, а у родителя к нему сохраняется ещё и другое, родительское отношение».
Далее т. Твардовский сказал, что он признаёт, что с поэмой у него произошёл просчёт. «Но я всё же думаю (и об этом я говорил Никите Сергеевичу Хрущёву), что доведу поэму до такой степени, что она будет полезна партии и стране» (Культура и власть. С. 292—293).
В. Кожевников, говоря о большом ущербе, который нанёс журнал «Новый мир» своими статьями о советской литературе, с удовлетворением подчеркнул, что писатели, показывавшие в своих романах «становление разорённых войной колхозов, отреклись от написанного, словно не обратив внимания на то, что тем самым прокладывали путь бесконфликтным сочинениям. Резко критиковали Твардовского за то, что свою вредную поэму называет своим детищем. Надо вспомнить при этом Гоголя и «Тараса Бульбу», когда отец убил своего сына.
Во время писательских собраний в Москве и Ленинграде резко критиковали Николая Грибачёва и Всеволода Кочетова.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.