Глава XI Устройство метохов и странноприимных подворий в пределах Турции и России русским Пантелеимоновским монастырем на Афоне
Глава XI
Устройство метохов и странноприимных подворий в пределах Турции и России русским Пантелеимоновским монастырем на Афоне
Споселением русских в Пантелеимоновской обители на Афоне, как гласит известная нам грамота Патриарха Иоакима II от 1875 г., она «не только освободилась от бедности и лежащих на ней долгов, но и пришла в цветущее и блестящее положенье, благодаря общежительному устройству, благочестивым пожертвованиям и ревностной заботливости русских монахов о добром состоянии ее». В этом отношении особенную услугу монастырю оказал покойный иеромонах Арсений, который, с благословения старцев монастыря, объездил в 1863–1867 гг. почти всю Россию с святыми мощами и тем привлек внимание русских людей к монастырю и расположил их к пожертвованиям в него, и доселе еще не иссякающим. Благодаря этим пожертвованиям, материальное благосостояние монастыря быстро изменилось к лучшему: старые монастырские огромные долги были уплачены, храмы монастыря благолепно украшены и снабжены богатой церковной утварью и блестящей изобильной ризницею, возведены были капитальные постройки внутри монастыря и расширены старые здания, самый монашеский быт значительно улучшен и, наконец, обращено было серьезное внимание на благоустройство принадлежащих монастырю земель и хуторов (метохов), крайне запущенных и даже пришедших в полное разрушение во время безденежья и монастырских неустройств.
Внимание старцев, прежде всего, было обращено на так называемый «Старый или Нагорный Руссик», отстоящий от монастыря на один час ходу, в котором, по словам Григоровича-Барского, «российские иноцы чрез множество лет жительствоваху и им обладаху даже до 1735 года». Это старое гнездо русских поселений к началу истекающего столетия пришло в полное разрушение и представляло из себя печальные руины, наводившие тяжелое уныние на русских паломников – посетителей Святой Горы. «Изумительно, – размышлял известный путешественник по Востоку А. Н. Муравьев, – стоя у подножия этих дорогих русскому сердцу развалин, как скоро поедает время, этот лютый зверь, все, что только оставлено людьми на его произвол, как бы остовы, пожираемые хищными жильцами лесов. Давно ли, кажется, не более восьмидесяти лет, тут еще совершалось богослужение? Жив даже и человек, на нем присутствовавший (это 115-летний старец Дамаскин-Давид, скончавшийся в 1856 г.), и вот уже нет следов самого храма. Осталась одна лишь малая церковь Успения с немногими обрывками стенной живописи и та грозить падением; у самых ворот монастырских разрыта яма, из которой белеют человеческие кости: вероятно, тут была усыпальница братии; но на это равнодушно смотрят жильцы афонские. Итак, вот та знаменитая обитель русская, к которой искони стремились наши предки! Рука человеческая предала ее в руки времени и все исчезло. Теперь тут вой осенней дубравы или томный ропот ручья, или отклик отзывающихся иногда камней, вместо пения ликов в бывшем жилье иночествующих»[255]. Но, несмотря на такое печальное состояние описанных руин, каждый русский посетитель Афона от простолюдина до сына русского царя считает своим священным долгом поклониться им, полюбоваться очаровательными их окрестностями и оживить в своей памяти дорогое историческое прошлое, связанное с этими грудами камней, чудно перевитых диким плющом. Под живым впечатлением всего перечувствованного здесь невольно является у них похвальное желание видеть эти дорогие руины возобновленными. Подобное желание высказывают старцам Пантелеимоновского монастыря: в 1866 году архимандрит при русском посольстве в Константинополе Леонид (покойный наместник московской Троице-Сергиевской лавры), в 1867 году великий князь Алексей Александрович, в 1868 году епископ полтавский Александр и др. Старцы вполне разделяли мнение высоких посетителей Афона, но до 1868 года, по отсутствию денежных средств, не могли начать здесь каких бы то ни было построек. Только в этом году, 25-го июля после соборного водоосвящения во главе с преосвященным полтавским Александром, было приступлено к закладке корпуса для братии[256]. Новый корпус должен был войти в связь с остатками древней башни, в которую заключился царственный юноша, впоследствии знаменитый сербск ий архиеп ископ Савва, и откуда он выбросил через окно свои царственные одежды и волосы посланным отца, явившимся уговаривать его вернуться под родительский кров. В башне была устроена церковь[257] во имя этого святителя, освященная 3-го июня 1871 года. Средства на возобновление «старого Руссика» главным образом были даны ростовским (на Дону) купцом С. Н. Кошкиным и монахинею Борисовской пустыни Мариониллою (в миру рязанская помещица Анна Ралгина).
В 1871 году покойным о. архимандритом Макарием был заложен в старом Руссике величественный двухэтажный собор в честь великомученика Пантелеймона. Храм этот, по мысли строителя, липецкого купца И. И. Окорокова, своею грандиозностью и роскошью отделки должен был превосходить все прочие афонские храмы. Материалом для него был афонский белый тесаный мрамор. Для внутренних украшений были изготовлены из того же мрамора колонны с чудными коринфскими капителями весьма искусного резца. Но вскоре начавшаяся вражда в монастыре между братством греческим и русским, а также носившиеся по Афону упорные слухи о выселении русских со Святой Горы побудили последних прекратить постройки в Старом Руссике до более благоприятного времени, которое, к глубокому сожалению, не наступило и доселе. После процесса и поставления о. Макария игуменом явились в обители новые нужды, удовлетворить которые было необходимо, как, например, настоятельная необходимость построить обширный храм для постоянно возраставшей русской братии в самой обители, а затем монастырь лишился благодетеля, на средства которого производились постройки, скончавшегося в обители в 1878 году схимником с именем Илии. Таким образом, к руинам прошлых веков в Старом Руссике присоединились еще более печальные руины нашего времени. Глядя на потемневший уже от сырости и проросший кустарником печальный остов этого соборного храма, и также на валяющиеся близ него в беспорядке и без призора, почти на самой дороге в Карею, прекрасные стержни, базы и капители из мрамора с украшениями, во многих местах уже попорченными и побитыми, невольно сжимается сердце от боли и является горькая мысль, что этот прекрасный материал лежит здесь в полном забытьи с еще более печальным будущим, если только заботливая рука не приберет его в надежное и сохранное место.
Вместо неоконченного и дорого стоящего соборного храма за чертою древнего монастыря начата постройкою в 1880 году, а окончен в 1883 году довольно приличный, но небольшой храм в честь чудотворной иконы Почаевской Божией Матери. Предметом особенных забот и попечений лично покойного отца игумена Макария был «метох» Крумица или Хромантисса, находящийся в 25 верстах от монастыря, на самой границе Афонского полуострова, на запад к перешейку, соединяющему полуостров с Македониею. На пространстве более чем 10 верст в окружности, которое было долгое время в запустении, по причине лежащих на нем долгов, и служило местом пастбища мулов, благодаря заботам покойного игумена разведены в настоящее время обширные виноградники и целые рощи масличных и лимонных деревьев. Выделываемое на Крумице светло-розовое виноградное вино знатоками его считается одним из лучших на всем Афоне. Здесь же имеются отличнейшие огороды овощей, которыми питается не только многочисленная братия (около 200 человек) этого метоха, но часть их идет даже и в самый монастырь. Местоположение этого метоха можно без преувеличения назвать очаровательным. С большой арсаны (пристани), миновав рощи лимонов и маслин, подымаешься по отлогой горной тропинке, по обеим сторонам которой вьются виноградные лозы, и достигаешь места, с которого любуешься лазорево-голубою поверхностью вод обоих заливов, хребтом македонских гор и влево высокою вершиною белоснежного Олимпа. Воздух местности чист и прозрачен; зной умеряется здесь близостью вод и непрестанным движением горных ветров. Неудивительно поэтому, что местность эта в гигиеническом отношении гораздо счастливее, чем местность, на которой расположена нынешняя обитель св. великомученика Пантелеймона. Весьма понятно поэтому и то, что больные обители для поправления своего здоровья, изнуренного господствующими в ней лихорадками и по другим причинам, уходят на Крумицу и удивительно быстро восстановляют свои силы.
На средства тамбовской купчихи Т. В. Долговой здесь была устроена небольшая церковь во имя преподобного Платона Студийского (имя это носил супруг строительницы) и св. мученицы Татьяны. Затем уже на собственные средства покойного отца Макария был сооружен большой храм в честь иконы Божией Матери Казанской, который по плану, вместимости и украшениям воспроизводил монастырский соборный храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы до пожара, бывшего в монастыре в 1887 году в августе месяце. При храме были выстроены обширные корпуса для братии, а также разного рода постройки для выделки вина, масла и т. п. Крумица, как место особенно любимое покойным игуменом и устроенное им, слыло в среде монашествующих на Афоне под именем «батюшкина места».
На земле описанного метоха, близ границ земель Хиландарского монастыря, в местности весьма очаровательной и богатой растительностию, на значительной высоте над морем, создался, с благословения старцев обители св. Пантелеймона, скит, названный Новою Фиваидою. Здесь дозволено было селиться тем из русских иноков, которых гнали со своих земель монашествующие греки, желая окончательно вытеснить русский элемент со Святой Горы. В короткое время с 1882 года в Новой Фиваиде поселилось более 200 человек, которые живут в пустынных каливах, разбросанных на большом пространстве. На средства монастыря были устроены здесь соборный храм в честь всех афонских святых и некоторые здания, монастырь же доставлял нуждающимся все необходимое: муку, масло и т. п. Стараниями инока Игнатия устроена больница и храмы во имя свв. великомучеников Пантелеймона и Артемия, а на иждивение живущего в этом ските иеромонаха Антония устроена двухэтажная кладбищенская церковь – вверху во имя живоначальной Троицы, а внизу в честь свв. апостолов Петра и Павла. Последняя церковь освящена 27-го июня 1891 года.
Метохи кассандрский (на полуострове того же имени, выдающемся в Эгейское море), каламарийский (близ Солуни) и сикийский (на полуострове между Афоном и Кассандрою) были также не оставлены без внимания. После того, как заботами монастыря они были выведены из той запущенности и полуразрушения, в которых пребывали при игуменах-греках, в достаточной мере стали снабжать монастырь хлебом, прекрасным сеном, сыром, яйцами и т. п.
Но старцы Пантелеимоновского монастыря не ограничились лишь восстановлением руин, починкою и исправлением полуразрушенного и приведением в должный порядок запущенного, они постарались завести новые метохи, открыть новые источники доходов для своего монастыря, чтобы навсегда обеспечить его безбедное существование. Этого мало. У них, под влиянием пережитых треволнений во время известного процесса с греками, грозившими русским полным выселением с Афона, явилась даже счастливая мысль связать свою судьбу с родным отечеством, поставить себя под покровительство своего правительства, завязать с ним более живое общение, чем это было доселе, и тем самым раз навсегда, во-первых, оградить себя от всякого опасения за теплое убежище, если бы в том когда-нибудь явилась надобность, а во-вторых, всеми имеющимися в монастыре средствами за это послужить с пользою для того края, который приютил их. Все эти намерения старцев осуществились более блистательно, чем это можно было ожидать с первого взгляда. Политические и внутренние обстоятельства того времени сложились самым благоприятным образом для афонцев.
1874 год, как мы знаем, был тяжелым годом для русской братии Пантелеимоновского монастыря. Известный процесс с греками был в полном разгаре. Но в то время, когда совет турецких министров присуждал русских афонских иноков к ссылке вглубь Малой Азии, а враждебная константинопольская печать сулила им недра Африки, сами иноки не оставались бездеятельными, а подыскивали себе местечко для поселений более удобное и более выгодное. О. Макарий и о. Иерон обратились к русскому послу в Константинополе графу Н. П. Игнатьеву, своему защитнику и покровителю, с просьбою, чтобы он исходатайствовал право русским Пантелеимоновским монахам поселиться на Кавказе, на месте, которое будет указано высшим начальством. Граф с полной готовностию исполнил просьбу уважаемых им старцев, на которую не замедлило последовать от наместника Кавказа, великого князя Михаила Николаевича, занятого в ту пору мыслью о русской колонизации вверенного его попечению края, полное согласие. 26-го августа 1875 года афонские делегаты: иеромонах Арсений, о. Агапий и о. Иерон были уже в Тифлисе и направлялись в Сухумский округ, чтобы там выбрать и приискать место, удобное для основания НовоАфонского монастыря[258].
Отправленные с Афона делегаты были снабжены весьма обстоятельною и любопытною инструкциею[259] и особою запискою «очевидца» относительно выгод и невыгод тех местностей, которые указывались русским правительством для основания предполагаемого монастыря. Делегаты обязаны были действовать в духе данной им инструкции, которая была скреплена подписью самого игумена – архимандрита Макария. Им лично рекомендовалось инструкциею «смотреть на дело это не бегло, не машинально, а с углублением в предмет, ибо предстоит выбрать место не на время некое и не для выселок каких-либо из монастыря, а на все времена и для целого монашеского поколения, которое должно – непременно должно – развиться и быть оплотом для других мест, или же, так сказать, центральным (?) разветвлением монашества». В этих видах делегатам внушалось «не упускать из виду при выборе удобного места для построения на Кавказе монастыря следующее:
1. Место должно быть пространное, хотя теперь и дается позволение на избрание ограниченного, и место красивое[260].
2. Чтобы оно имело самый здоровый климат, о чем можно узнавать от разных окружных местных жителей, но особенно в центральном статистическом комитете, о чем будет упомянуто[261] ниже: ибо жители и привыкнуть успели, с детства живя в том климате и не подвергаясь злокачественной кавказской лихорадке.
3. Обилие воды во всякое время года и воды хорошей, проточной, на которой притом можно бы устроить мельницу.
4. Земля плодородная и для хлебопашества и для садоводств.
5. Лес строевой и дровяной.
6. Камень для зданий или вместо него глина для кирпича.
Примечание. Кроме леса и земли, долженствующих отрезаться для монастыря, нужно, чтобы и по соседству было изобилие того и другого для временной ли покупки или, в случае надобности, на всегдашнее приобретение.
7. Так как реки на Кавказе преимущественно обилуют рыбою, то иметь это в виду, как предмет необходимый для монастыря, и монастыря не на 60 человек, а чтобы достаточно и на 6 000 человек, если Матери Божией угодно будет умножить там монашество.
8. Неизбежно также обратить внимание и на удобство сообщения:
а) с Черным морем,
б) с ближайшим городом или Тифлисом,
в) с железною дорогою.
Примечание. Удобство сообщения необходимо во многих отношениях, именно:
аа) Если будет избыток произведений (как например, в Пицюнте рыбы и грибов), то было бы куда сбыть.
бб) Если же недостаток (ибо не может же быть все на одном месте, например, деревянное масло), то было бы откуда доставить.
вв) Кроме произведений, для монастыря все должно покупаться где-либо: в Тифлисе, Новочеркасске или Астрахани, смотря по тому, к какому из сих городов будет ближе и удобнее сообщение с избранного места.
гг) Главнее же всего иметь в виду, что с Афоном сообщение должно быть постоянное, а следовательно, близость Черного моря важнее Тифлиса и проч., тем более, что чрез Черное море удобнее получать все нужное из Новочеркасска и т. п.
дд) Вообще говоря, морское сообщение несравненно удобнее, особенно для доставки тяжестей, и Черное море нужнее Каспийского.
9. Буде место отдалено от этих условий, но удобно во всех других, то обстоятельно нужно узнать – можно ли и где и как провести дорогу к ним и чего это приблизительно будет стоить?
10. Вернее всего в этом случае, не полагаяся на свою опытность, употребить старание отыскать людей, хорошо знакомых со всеми условиями местностей, и от них узнавать нужные подробности.
11. А и того выше отнестись в Тифлисе к главному члену Статистического Комитета и главному инженеру, разумеется, при чьей-либо авторитетной рекомендации и просить его или их, чтобы обратили внимание и оказали возможное содействие, которое весьма благодетельно и важно при таком избрании места, когда для монашества должна наступить новая эра.
Все члены Комитета, а и того более главный и давний член знакомы с топографией всего Кавказа и со всеми частными его подразделениями по всем местам. Такой член действительно лучше и вернее самих жителей может рассказать все свойства занимаемой ими местности и указать с точной ясностию и верностию именно такое место, какое нужно для вас, т. е. которое бы соответствовало цели избрания. Потому что жители, особенно мало выезжавшие из своих селений, не могут верно рассказать о другой отдаленной местности, да и своей не знают так точно и верно, как статистики-инженеры, изучавшие Кавказ, и особенно при сравнении одной местности с другою.
Избрания лучшего и вернейшего нельзя сделать, как сим способом.
Все это относится к внешнему быту монастыря; оно важно, но важнее то, чтобы место соответствовало и духовному назначению. Для сего:
1. Всего лучше, если избранное место будет подальше от селений.
Примечание. Не говорю здесь, что оно должно быть ограждено указом от допущения женщин, – это не относится к дознанию местности, но к сведению иметь нужно, ибо рано или поздно это должно последовать.
2. Красота места – одно из условий развития духовного для внимательных.
3. Чтобы, кроме места для скита или монастыря, было еще отдельное для отшельнических келий – место, отделенное самой природой, т. е. или горой, или лесом, или рекой и т. п.».
Одной этой инструкцией старцы Пантелеимоновской обители не ограничились, а в особом «продолжении» изложили своим делегатам обстоятельные сведения относительно удобств и невзгод тех мест Кавказа, какие указывались правительством для будущего монастыря. Сведения эти собраны были «очевидцем» на месте из достоверных источников и не лишены для читателя живого интереса. Не придавая особенного значения ходившим слухам о жестокой лихорадке, якобы господствующей на всем восточном берегу Черного моря, «продолжение» инструкции обращает внимание делегатов на «опасность во время политических переворотов», т. е. на случай военного времени, когда монастырь, будучи не защищен какою-либо крепостью, легко «может быть ограблен и случайно зашедшим пароходом, при крейсеровке зашедшим к этим берегам». «Здравое рассуждение, – замечается в этом прибавлении к инструкции, – говорит больше в пользу отдаленности избираемого места как от селений, по случаю могущих быть соблазнов и проч., так и от берегов – на случай военного времени». Далее следует краткая характеристика предложенных русским афонским инокам местностей на Кавказе для устройства новой обители.
«Указанное место в Ведия, – говорится в „продолжении“, – положительно неудобно во всех отношениях, так что и упоминать о сих неудобствах не стоит. Если бы досталось или избралось такое место для монастыря нашего, то надо считать это не только ошибкою и уроном, но и наказанием Божиим.
Другое место, указываемое в Псху, тоже совершенно не годится. Оно отдалено от всех мест, в горах, с самым трудным и неудобным путем. Хотя там проделывается верховая дорога, но зимою Псху недоступна, по случаю заваливающих всю местность снегов, кои выпадают там раньше всех мест и сходят только в мае. Для Псху только провизии заготовлять на 8 месяцев и единственно только из Сухум-Кале, до коего 4 или 5 дней пути самого трудного и неудобного. Прежде в Псху жили разбойники, но и теперь место это славится воровством так, что лучшего нельзя найти. Летом там стоит гарнизон, а зимой – никого. Ветра там жгучи и столь сильны, что просто режут или пропитывают насквозь. Если там кто уживется из монахов, то будет спасен. Только едва ли кто будет жить!
Пицюнт с новоустроенным монастырем Св. Духа, где похоронен св. апостол Симон Канонит, стоит при потоке над морем между Сухумом и Гагры. С моря виден далеко. Место ровное, сенокосное и хлебопашное, с мелким лесом вблизи и со строевым в 7–8 верстах, где грибов бывает так много, что в урожайный год приезжают из города собирать их. Их можно приготовлять сотни пудов и продавать. В речке много ловится рыбы, но в море самая обильная, тут ловля всякой рыбы, но (преимущественно) белой. Расстоянием от Сухум-Кале за 60 верст, а от местечка Гудаут верст 40–50. Село того же названия Пицюнт в 2–3 верстах. Там бывает лихорадка, но меньшая, нежели на Афоне.
Есть еще одно место близ Сухум-Кале (в 12 верстах), называемое тоже местом Симона Канонита, между селениями Сырцха и Ачирха, где была древняя церковь и селище известного разбоями, полковника абхазского Хасан-Маргани; но название это неизвестно ни по истории, ни в других местах Грузии, а только ближние жители называют так.
Гагры выше Пицюнта между гор, где древле подвизались многие отшельники, от коих сохранились еще пещеры. Есть речка небольшая безрыбная. Лес в горах и достать трудно. Там только воздух хороший, а другого удобства для монастыря нет. Путь туда трудный, а через реку, протекающую между Пицюнтом и Гагрою, нельзя иначе переправиться, как на пароме или лодке, коих на пути сем пока нет.
Царская станица Ставропольской губернии далеко и от моря и от Грузии, хотя и золотое дно.
После всего сказанного о приведенных выше местах, мы, – заключает свое обозрение „очевидец“, – должны указать на лучшее и удобнейшее, на которое и просим обратить все ваше внимание и, если можно, постараться приобрести именно это место – Дандры (Драида?). Отстоят от Сухум-Кале верст на 20 к Кутаису, а от Поти верст на 40. Там был древний епархиальный собор, который возобновили недавно; стоит на возвышенном красивом месте. Близ его есть малое селение домов в 10 новых христиан, кои переселяются к морю, и церковь должна остаться так, но она числится приходная, и священник живет там. Внизу при самом месте малая речка, а другая Кадор в 1 версте, она рыболовная. При впадении этой реки в море ловится осетр. Рыбы так обильно, что зимою бывает 30–40 коп. за пуд: кефаль и сельди. Место самое хлебородное, есть сенокосы. Вблизи места виноградные дерева, приносящие пудов по 30 каждое, а за версту от места начинается темный лес верст на 20. Около сего места пройдет железная дорога в 1 версте. От моря отстоит в 4 верстах. Нет места лучше во всей Абхазии, так что земля там ценится или стоит по 1 000 рублей за десятину, ибо самая плодородная, как и вино – лучше всех мест. И климат здоровейший против других мест.
Вся трудность будет заключаться в том, чтобы для поселян построить новую церковь там, где они поселились при море. Но это сделать теперь не трудно, потому что жителей около церкви нет. Но места – пройти всю Абхазию и Грузию не найти [т. е. лучшего]»!
Этот отзыв «очевидца» о некоторых местах Кавказа для предполагаемого новоафонского монастыря заключается следующим авторитетным внушением, очевидно, обращенным к делегатам монастыря, посланным на Кавказ, написанным собственною рукою игумена – архимандрита Макария: «Обратите ваше внимание на Дандры и употребите все ваше старание, чтобы оно принадлежало Афону. Как говорит очевидец, что вечно будем благодарить мы и потомки наши, ибо нет лучшего по плодородности, климату, воде, лесу, винограду, рыбной ловле, моря места в Грузии». Но несмотря на столь категорически выраженное желание старцев выбрать место для устройства монастыря на Кавказе в Драндах, уполномоченные отцы Арсений, Иерон и Агапий не нашли, однако, удобным занять это место, на котором несколько позже основана была обитель с храмом в честь Успения Божией Матери афонским иеромонахом Варлаамом. Выбор делегатов русского Пантелеимоновского монастыря на Афоне остановился на лучшем, по своему центральному положению в Абхазии, живописном и плодородном месте на развалинах Анакопии у древнего храма святого апостола Симона Канонита, на берегу реки Псыртсхи.
23-го ноября прибыл на Кавказ иеромонах Иерон (ныне архимандрит и настоятель ново-афонской обители), весьма деятельный и практически опытный в строительном искусстве, чтобы начать постройки на выбранном месте и положить основание будущей обители. С получением утверждения 27-го ноября об отводе 327 десятин земли под Ново-Афонскую обитель о. Иерон приступил к закладке храма в честь Покрова Богоматери и к возобновлению полуразрушенной генуэзской башни, верх которой предназначался для помещения почетных посетителей обители, а низ для складов монастырского добра. 17-го октября 1876 года упомянутый храм был освящен и в тот же день открыта школа для сирот местных абхазских жителей. Приступили уже было и к подготовке материала для возобновления Симоно-Канонитского храма, но, ввиду приближающихся военных действий, все это по приказанию власти монахи должны были оставить и искать себе приюта в грузинском Гелатском монастыре Кутаисской губернии.
Оставленный монастырь сильно пострадал во время войны, по окончании которой афонским инокам пришлось снова восстановлять его. Воротившись к своему разоренному монастырю, они принялись 1 окт. 1878 года за постройку храма в честь Покрова Богоматери, который окончили и освятили 3-го февраля 1879 года. Несколько месяцев спустя, а именно 8-го декабря 1879 года, новоустрояемая обитель на Кавказе удостоилась, по всеподданнейшему докладу обер-прокурора Св. Синода, получить утверждение Государя Императора вместе с замечательным актом его великих милостей русским афонским инокам. Вот пункты этого весьма любопытного официального акта:
«1) Новоучрежденная обитель открывается под именем НовоАфонского Симоно-Канонитского монастыря и, как отрасль афонского Пантелеимонова монастыря, соблюдает, подобно Пантелеимонову монастырю, общежительный устав афонских монастырей.
2) Обитель эта, на одинаковом основании с находящимися в России греческими монастырями: Никольским в Москве, Екатерининским в Киеве и Молдавским в Ново-Нямецком в Бессарабии, подлежит в отношении поведения ее братии наблюдению местного епархиального начальства и Святейшого Синода, а в отношении внутреннего ее строя и хозяйственной части, состоя в зависимости от Пантелеимонова монастыря, действует по приказанию и по распоряжению последнего.
3) Настоятель новой обители назначается на первый раз, по избранию афонского Пантелеимонова монастыря, из русского ее братства, а на последующее время настоятель сей обители избирается братиею ее, с согласия Пантелеимонова монастыря, из братий той или другой обители и об избранных представляется каждый раз на утверждение Св. Синода.
4) В новообразуемой обители иметь монашествующих на первый раз до 50 человек, а впоследствии, когда по нуждам и для распространения просветительной деятельности сей обители в крае окажется необходимым и по средствам монастыря будет возможно, число монашествующих в ней может быть увеличиваемо по мере надобности и средств обители, без испрошения особых каждый раз разрешений на то.
5) Монашествующая братия в состав новой обители определяется Пантелеимоновским монастырем и исключительно из русского его братства.
6) Назначенные для сей цели из Пантелеимонова монастыря в новую обитель монашествующие лица снабжаются видами для проезда посольством в Константинополе без предварительных о сем сношений с Святейшим Синодом, с ручательством посольства об их личности, правоспособности и благонадежности к предназначенному им служению. Применительно к сему посольство снабжает паспортами на проезд и монашествующих лиц, командируемых по монастырским надобностям из Пантелеимонова монастыря на новую обитель.
7) Если кто-либо из братии новой обители окажется неблагонадежным, недостойным его звания, то таковой по сношению настоятеля обители с Пантелеимоновским монастырем, или по распоряжению местного епархиального начальства немедленно удаляется из обители. В соответствие сему в обитель эту отнюдь не допускаются ни те лица, которые подвергнутся епархиальным начальством монастырскому подначалию, ни те, которые приговором светского суда присуждаются к заключению или эпитимии в монастыре.
8) Как земля, предназначенная мною[262] для обеспечения содержания новой обители и школы при ней, так движимые и недвижимые имущества и денежные капиталы, какие в пользу ее могут быть завещаемы и жертвуемы или приобретаемы русским братством Пантелеимонова монастыря, независимо от монастырских средств сего последнего, должны составлять неотъемлемое достояние этой обители и не могут ни в каком случае ни требоваться, ни обращаться и отчуждаться во владение и собственность Пантелеимонова монастыря.
9) В случае смутных обстоятельств на Востоке и невозможности дальнейшего пребывания на Афоне, братство Пантелеимонова монастыря получает убежище в новой обители, как отрасли сего монастыря, обязанной своим началом и образованием усердию его братства, и в таком случае настоятель Пантелеимонова монастыря вступает с разрешения Святейшего Синода в управление этой обителью, подчиняясь духовному в Империи начальству, на одинаковом с русскими монастырями основании, а настоятель делается его наместником.
10) Новообразуемая обитель обязывается не производить сборов подаяний по книгам и не испрашивать от правительства ни пособий, ни жалованья от казны.
О таковом Высочайшем соизволении объявляя вам, настоятель и братия Ново-Афонского Симоно-Канонитского монастыря, – заключает этот акт царской милости августейший главнокомандующий, – призываю благословение Божие на предстоящий вам подвиг. Да процветает ново-учрежденная обитель в тишине и мире на берегах Абхазии и да послужит она местному населению, пребывающему в дикости и невежестве, примером жизни мирной и труженической, образцом человеколюбия, кротости и терпения. Да воспитает школа, устроенная при обители, в молодом поколении из туземцев привычку к полезному труду и любовь к знанию, необходимому для земледельца!»
Иноки новоафонской обители с радостью приняли этот дорогой для них акт царской милости и еще с большим усердием принялись за свою культурную миссию, которая возлагалась на них высшею властию. 10 мая был освящен соборный храм в честь св. апостола Симона-Канонита, а к началу учебного года последовало освящение большого двухэтажного здания для школы 20 абхазских сирот, которые воспитываются на полном монастырском иждивении.
С присоединением к Ново-Афонской обители в 1885 году пришедшего в крайнее запущение, но знаменитого по своим историческим преданиям софийского Пицундского храма[263], построенного византийским императором Юстинианом для новопросвещенных абхазцев в 551 году, иноки Ново-Афонской обители принялись за устройство и приведение в должный порядок этого храма[264]. Уже возобновлен в этом храме придел в честь св. Иоанна Златоуста, смерть которого, по преданию, связывается с данным местом, устроены келии более чем для 40 человек братии, здесь живущей, которая совершает богослужение и обрабатывает довольно большой, приписанный к этому храму, участок земли.
Наконец, в последнее посещение Кавказа Государем Императором со всем его августейшим семейством, в бытность его в НовоАфонской обители 24-го сентября 1888 года, иноки обители, в присутствии Их Величеств, сделали закладку нового собора[265], близ которого и имеют быть возведены будущие постройки обители.
Благоустроенная в самое короткое время Ново-Афонская обитель и ее в высшей степени благотворное культурное значение для края производит на посетителей ее чарующее впечатление. Восторгами переполнены и записи их в монастырской книге[266], которую предлагают почетным богомольцам лица, заведывающие гостиницами, и многочисленные корреспонденции, печатаемые в наших газетах и толстых журналах[267]. Вот одна из таких корреспонденций, обстоятельно рисующая быт и значение Ново-Афонской обители.
«Пришли на место, – пишет известный корреспондент „Нового Времени“ А. Молчанов, – и застали бурьян да колючку. Чтобы обозреть царский подарок, монахи ходили с топориком в руках, просекая им для себя тропинки. Народ кругом дикий, не имеющий никакой религии, привыкший к грабежу, разбою, воровству и безделью. Безоружные монахи преодолевают все трудности: расчищают местность, созидают храм, строят один за другим дома для общежития и для паломников, проводят горные тропы и настоящее прекрасное шоссе, возобновляют старинные храмы, строго руководствуясь их первоначальным видом, деятельно и любовно отыскивают памятники древности, создают прекрасную пристань, заводят собственную каботажную флотилию, болота превращают в рыбные озера, горную речку загораживают высокой плотиной и заставляют воду работать на мукомольне, в хлебопекарне, в просвирне etc., разводят апельсиновые, лимонные и масличные[268] (более 500 корней) рощи, устраивают фруктовые сады и обширные питомники, прекрасные виноградники (10 десятин), пасеки (около 750 пчел, ульев) и проч., проч.[269]. Наконец, почти полгоры снято ими и по рельсам[270] эта часть свезена в обрыв, так что на высоте образовалась грандиозная площадка, поддерживаемая не менее грандиозной, искусственной и в высшей степени красивой каменной террасой. На этой площадке быстро подвигается вперед огромное здание будущей обители и собора обители, имеющей вид почти квадрата с 60 саженями длины и 50 сажен в ширину и собором, долженствующим занять 20 сажен. Под всей строящейся обителью подвалы, куда провизия доставляется прямо в вагонетках по рельсам… Далее тут здания для больниц, там обширный дом для миссионерской школы, где живут на счет монастыря 20 туземных мальчиков. Словом, смело и без преувеличения можно утверждать, что здесь находится самый культурный уголок всего Кавказа и Закавказья. А во сколько времени создан этот чудный уголок и кем? В десять лет и простыми людьми, среди которых нет ни одного ученого специалиста, создан на случайные и совсем небогатые средства, хотя кругом и около канцеляристы, при помощи казенных специалистов, расходовали и тратят казенные миллионы, не созидая ни дорог, ни садов, ни домов. Да, именно здесь невольно воскликнешь: велик талант русского человека и велика природа Кавказа! Для русского простого люда Новый Афон имеет огромное значение: эта обитель знакомит нашего мужика с благословенным Кавказом и наглядно учит его, что может дать богатая здешняя природа умному труженику над ней. Благодетельное влияние обители на туземное население уже сказалось ясно: много абхазцев принимают в монастыре православие, кражи и разбои в этой местности прекратились, туземцы охотно идут работать в монастырь и охотно отдают своих детей в монастырскую школу»[271].
Афонская святыня, посланная в 1863 году в Россию вместе с покойным иеромонахом Арсением, который был отправлен для сбора милостыни, будучи принята русским народом с радостью и любовью, не возвращалась более на Святую Афонскую Гору, а, по ходатайству старцев, в 1873 году нашла себе приют в часовне, устроенной обителью св. Пантелеймона при московском Богоявленском монастыре на Никольской улице. Стечение богомольцев в эту часовню было всегда многочисленное настолько, что душная и тесная часовня не могла вмещать всех, а поэтому многие должны были стоять на прилегающей к ней улице и тем стеснять правильное движение по ней. Это обстоятельство побудило о. Макария ходатайствовать перед Св. Синодом в 1879 году о дозволении построить самостоятельную часовню на той же улице в конце, близ Владимирских ворот, на месте, которое незадолго пред тем было подарено монастырю одним из благодетелей его. Дозволение это было получено и на указанном месте воздвигнута, по плану архитектора А. С. Каменского, изящной архитектуры в древнерусском стиле часовня во имя св. Пантелеймона, освященная 2-го июня 1883 г. С этого дня непрерывно совершаются в ней все церковные службы, кроме литургии, стекаются сюда толпы богомольцев, чтобы облобызать святыню, которая в этой часовне постоянно пребывает, внести свою посильную лепту на нужды обители, сделать заказы относительно высылки с Афона той или иной иконы хорошего письма и т. п. «Открытие часовни дало нам возможность, – говорил покойный о. Макарий в своем слове, обращенном к братии Пантелеимоновского монастыря еще в 1877 году, – иметь прямые сношения с родною нам Россиею, щедротами коей существует не только наша обитель, но и многие иные здешние обители»[272].
Наконец, в самое последнее время афонские иноки стали прочною ногою в столице русского государства, в Петербурге. С разрешения Св. Синода, 17-го августа 1886 г., на углу Забалканского проспекта и 2-й роты Измайловского полка был заложен обширный и весьма красивый трехпрестольный храм: главный храм в честь иконы Божией Матери Иверской, а приделы в честь великомученика и целителя Пантелеймона и св. апостола Симона Канонита. Храм этот, строившийся по плану архитектора Н. Н. Никонова, был совершенно готов еще в 1887 году, но освящен только в следующем году в последних числах августа месяца, т. е. 26-го, 27-го и 1-го сентября[273]. При этом храме устроено подворье для иноков Ново-Афонской обители, которой и приписаны храм и самое подворье, имеющие назначение доставлять средства на миссионерскую деятельность кавказской обители.
Стараясь, однако, о расширении монастырских владений за чертою Афона и главным образом в пределах своего отечества, покойный о. Макарий имел в виду: 1) стать ближе к своим соплеменникам, хорошо познакомить их с современным монашеством на Афоне во всех отношениях и чрез это расширить район своего благотворного влияния на них, удовлетворяя, по мере возможности, всем их духовным потребностям; 2) подготовить для русской братии Пантелеимоновского монастыря «убежище» на тот случай, если бы когда-нибудь возникли «смутные обстоятельства на Востоке» и не стало «возможности дальнейшего пребывания на Афоне», и 3) обеспечить материально монастырь. С такими важными задачами покойный игумен ни на минуту не забывал и о тех, которые «приносят обители свои посильные жертвы, часто из последних средств, да же с лишением и ограничениями»[274]. На против, любя всеми силами своей доброй души русский народ и зная его всегдашнюю любовь и усердие к святыне, его всегдашнее, чрез всю историю нашего отечества проходящее, стремление на Православный Восток, к личному обозрению мест, освященных особыми явлениями Бога Отца в Ветхом и Иисуса Христа в Новом Заветах и прославляемых знаменательными событиями из жизни Божией Матери, святых апостолов, мучеников и аскетов-ошельников христианства, о. Макарий сам лично старался на собранные от него средства облегчить всеми мерами эти путешествия в достославные места и побуждал к тому же, как мы знаем из его писем к отцу, и других. Устроенные с этою целью монастырские подворья в Константинополе, Одессе, в Таганроге, Анапе, Новороссийске и Сухуме, а особенно первые два, служат приютом для всех странников и странниц нашей матушки Руси. Здесь все они встречают истинно русское широкое гостеприимство, полное радушие и предупредительность. Здоровая горячая пища в русском вкусе и чай даются всем посетителям подворья без исключения и безвозмездно. В незнакомых большинству наших паломников городах, как например в Одессе и Константинополе, последние имеют в лице афонских иноков, живущих на подворьях, истых благодетелей-опекунов. В Одессе на афонском подворье, например, грамотному паломнику дадут печатный бланк прошения к одесскому градоначальнику о выдаче заграничного паспорта, в котором ему придется написать лишь имя, отчество, фамилию и звание – и прошение готово, а за неграмотного сделают все это хлопотливые монахи, которые потом отнесут этот бланк-прошение и в канцелярию градоначальника, и для визитации к генеральному турецкому консулу. Нашему поклоннику нисколько не страшна единственная в своем роде турецкая таможня, так как его всегда защитит от несправедливых претензий «своя братия». Стамбул или Царьград для нынешнего паломника все равно, что родная деревня. Свободно, под руководством проводника-монаха, наши мужички и женщины идут во Св. Софию, чтобы там помечтать о том счастливом времени, когда «наши» заменят луну на ее куполе святым крестом, посещают Патриархию, Влахерны. Ни тени страха, ни малейшего замешательства, ни в чем отказа или недостатка не чувствует наш паломник в Стамбуле на подворьях «у наших отцов». Кушает паломник сытно и даже сладко, спит спокойно и даже мягко, все что нужно для души имеет он под руками, так как на подворьях существуют часовни или даже маленькие храмы и в них ежедневно совершается истово, по афонскому уставу, богослужение. Монастырь позаботился выхлопотать удешевленную плату для паломников III класса, как из Константинополя в Одессу, так и из Константинополя на Афон и обратно. Чтобы паломники наши были вне всякого затруднения и могущих возникнуть недоразумений на пароходах турецком и греческом, совершающих рейсы между Константинополем и Святою Горою, они находятся всегда под наблюдением особого человека, владеющего русским языком и на известных условиях посылаемого монастырем. Весьма нередко монахи подворья на собственные средства покупают билеты недостаточным паломникам на Афон и обратно, причем, само собою понятно, нет и не может быть речи о расписках или обещаниях возвратить израсходованные таким образом деньги. Совести каждого предоставляется принести благодарность за все эти услуги… Выставленные кружки для доброхотных подаяний, по вскрытии, редко содержат рублевые бумажки: бедность платит за ласку и привет лептами и сердечной со слезами на глазах благодарностью, унося с собою самое приятное воспоминание о своем пребывании на этих подворьях. В частности истинные же трудолюбцы, послушники подворий: гостинник, проводник и т. д. остаются без всякого вознаграждения. Встречая и угощая иногда целые сотни паломников и даже тысячи (особенно большое стечение их бывает после Пасхи, при возвращении из Палестины), эти труженики с раннего утра до глубокой ночи быстро бегают по многоярусным лестницам подворья, как например в Константинополе, чтобы напоить и накормить каждого гостя, не заставить его «скорбеть» по случаю медленности или недостатка в чем-нибудь. В это «горячее время» не пот течет по выносливой спине русского инока-афонца, а кровь, и только сознание, что это труд «ради Бога» и что он необходим как подвиг послушания, который считается выше поста и молитвы, и только это одно дает афонскому иноку силы и мужество не пасть под тяжестью возложенного на него подвига. Хорошо все это сознавая и оценивая, паломники, однако, не могут отблагодарить этих неусыпных тружеников, так как эти последние не принимают из рук их никаких вещественных знаков признательности, а если и примут, то, по закону строгого общежития, немедленно вручают все полученное своим старцам, прося при этом у благодарных посетителей извинения в следующей скромной и сердечной фразе: «покройте наши немощи своею любовию». Все это невольно трогает паломников-посетителей афонских под ворий, и чувство нравственного обязательства пред гостеприимною братиею на всегда глубоко западает в их душу. Неудивительно поэтом у, что наш русский мужик шлет на Афон часто последнюю копейку и ни за что не поверит, что иноки Святой Горы эксплуатируют, как думают люди вроде М. Ремезова (Русская мысль. 1892 г. Кн. VIII. С. 108), его простоту и невежество и его трудовую копейку тратят бесцельно и бесплодно.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.