Из статьи «Вольное казачество»

Из статьи «Вольное казачество»

При царе слово «казак» вызывало недобрые чувства. Казак — значит нагайка. Казак — значит усмиритель. Казак — значит «Боже, царя храни». Была ли заслужена эта репутация?

Да, конечно, при царе казаки «усмиряли». Но ведь и Фанагорийцы и Семеновцы усмиряли тоже, и 9 января 1905 года народная кровь пролилась в Петрограде, потому что стреляли пехотные части. И как было не стрелять? Кто отказывался стрелять, тот сам был расстрелян. Когда при царе меня арестовали жандармы, солдаты Белостокского полка, которые вели меня в крепость, говорили мне — «арестанту»: «Мы знаем, что ты за землю и волю, значит, за правду, значит, за нас. Но если побежишь, будем стрелять, потому что иначе нас расстреляют».

Настал 1917 год. Вспыхнула февральская революция. Если бы не казаки, Протопоповские жандармы бы подавили «бунт». Казаки, — если не ошибаюсь, присоединились к «бунтовщикам» и пошли против Николая II. Сперва казаки, а затем уже гвардии Волынский полк. Русским людям, любящим родину, для которых режим Распутиных, Штюрмеров, становых, губернаторов и жандармов так же ненавистен, как режим Троцких, чрезвычаек, совдепов, циков, не следует забывать этой великой казачьей службы. «Усмиритель»-казак в феврале 1917 года показал себя истинным сыном народа и верным слугой демократической и свободной России.

Донцы, кубанцы, терцы, оренбуржцы, уральцы, астраханцы, забайкальцы, амурцы первые отозвались на призыв «За Родину и свободу».

«Совет союза казачьих войск», членом которого я состоял и с ведома которого я приписан к станице Пашковской Кубанского войска, первый выступил против большевиков: две донские сотни защищали Временное правительство 25 октября. 30 октября того же 1917 года опять-таки казаки, под начальстовом генерала Краснова, пытались освободить Петроград от Троцкого и К° Их усилия разбились в неравном бою под Пулково. С тех пор и по нынешний день казаки ни на минуту не сложили оружия, ни на минуту не отреклись от Родины и не перестали защищать свободу. Вспомните незабвенного атамана Каледина, атаманов Дутова, Семенова, Богаевского и сражающегося ныне на занятой Кубани атамана Павлюка. Сколько славных казачьих имен. Россия их не забудет, как не забудет тех бесчисленных свободолюбивых казаков, которые, защищая свои земли от троцкистского разбоя, легли костьми у Ростова, у Новочеркасска, у Таганрога, у Екатеринодара и на путях к Москве.

В годину небывалого бедствия, смуты, разрухи и потрясения глубочайших основ государственной жизни, когда Россия поколебалась, когда рухнула ее мощь, когда была растоптана ее новорожденная свобода, вольное казачество встало на защиту родины и свободы. «Усмиритель»-казак стал воплощением русского национального духа, любви к Отечеству, готовности пожертвовать для него жизнью. И не только национального духа. Вольный казак воплотил в себе и дух «третьей» России — дух демократии, свободы, равенства и братства. Не казачество покровительствовало помещикам, не казачество заводило генерал-губернаторов. Дон, Кубань, Терек построились на новых началах, на тех, на которых построится вся Россия: земля земледельцу и свобода для всех.

Будущий историк отметит, что казачество, именно оно, было в наше тяжкое время тем устойчивым элементом, который не разрушал, а строил и, строя, не стремился к возврату старого уже и навеки отжившего, а к созданию нового — новой, третьей демократической, казачьей и крестьянской России. Он отметит, что если казачество не было достаточно многочисленным, чтобы своими силами выстроить эту Россию, то оно, поистине, не жалело жертв в той борьбе не на жизнь, а на смерть, которую вчера нам, русским, сегодня полякам, а завтра всей Европе предстоит вести с троцкизмом — «со зверем из бездны».

Из сб. «За Родину и Свободу». — Варшава, 1920.