5. Речь по вопросу о месте бунда в РСДРП. 20 июля (2 августа)

5. Речь по вопросу о месте бунда в РСДРП. 20 июля (2 августа)

Я коснусь прежде всего речи Гофмана и его выражения «компактное большинство»{86}. Тов. Гофман употребляет эти слова с упреком. По-моему, не стыдиться, а гордиться должны мы тем, что на съезде есть компактное большинство. И еще больше гордиться будем мы, если вся наша партия будет одним компактным и компактнейшим 90 %-ным большинством. (Аплодисменты.) Большинство поступило правильно, поставив вопрос о положении Бунда в партии на первое место: бундовцы тотчас же доказали эту правильность, внеся свой так называемый устав, а по сути предложив федерацию{87}. Раз есть в партии члены, предлагающие федерацию, и члены, отвергающие ее, то иначе и нельзя было поступить, как поставить вопрос о Бунде на первое место. Насильно мил не будешь, и нельзя говорить о внутренних делах партии, не решив твердо и неуклонно, хотим ли мы идти вместе или нет.

Суть спорного вопроса иногда не совсем правильно излагалась в прениях. Дело сводится к тому, что, по мнению многих членов партии, федерация вредна, федерация противоречит принципам социал-демократии, в их применении к данной русской действительности. Федерация вредна, ибо она узаконяет особность и отчужденность, возводит их в принцип, в закон. Между нами действительно существует полная отчужденность, и мы не узаконить ее должны, не прикрывать фиговым листком, а бороться с ней, мы должны решительно признать и заявить необходимость твердо и неуклонно идти к теснейшему единству. Вот почему мы в принципе, с порога (по известному латинскому выражению), отвергаем федерацию, отвергаем всякие обязательные перегородки между нами. В партии всегда и без того будут разные группировки, группировки не вполне единомыслящих товарищей по вопросам и программы, и тактики, и организации, но пусть по всей партии будет одно деление на группы, т. е. пусть все мыслящие одинаково соединяются в одну группу, а не так, чтобы сначала группы образовывались в одной части партии, отдельно от групп в другой части партии, а потом соединялись между собой не группы разных взглядов и оттенков взглядов, а части партии, совмещающие разные группы. Повторяю: никаких обязательных перегородок мы не признаем и потому федерацию в принципе отвергаем.

Перехожу к вопросу об автономии. Тов. Либер говорил, что федерация есть централизм, а автономия – децентрализм. Неужели тов. Либер считает членов съезда за шестилетних ребят, которых можно угощать такими софизмами? Неужели не ясно, что централизм требует отсутствия всяких перегородок между центром и самыми отдаленными, самыми захолустными частями партии? Наш центр получит безусловное право доходить непосредственно до каждого отдельного члена партии. Бундовцы посмеялись бы только, если бы им кто-либо предложил внутри Бунда такой «централизм», чтобы ЦК Бунда не мог сноситься со всеми ковенскими группами и товарищами иначе, как чрез посредство Ковенского комитета. Кстати о комитетах. Тов. Либер восклицал с пафосом: «к чему говорить об автономии Бунда, как подчиненной одному центру организации? Ведь не дадите же вы автономию какому-нибудь Тульскому комитету?». Ошибаетесь, тов. Либер: мы безусловно и непременно дадим автономию и «какому-нибудь» Тульскому комитету, автономию в смысле свободы от мелочного вмешательства центра, причем, разумеется, обязанность подчинения центру остается. Я взял слова «мелочное вмешательство» из бундовского листка «Автономия или федерация?». – Бунд выставил эту свободу от «мелочного вмешательства», как пункт условия, как требование к партии. Выставление таких смешных требований само по себе показывает, до чего запутанным представляется спорный вопрос Бунду. Неужели Бунд думает, что партия допустит существование центра, который «мелочно» вмешивался бы в дела какой бы то ни было организации или группы партии? Неужели это не сводится именно к тому «организованному недоверию», о котором было уже говорено на съезде? Такое недоверие сквозит во всех предложениях и во всех рассуждениях бундовцев. В самом деле, разве, например, борьба за полную равноправность и даже за признание права наций на самоопределение не составляет обязанности всей нашей партии? Следовательно, если бы какая бы то ни было часть нашей партии не исполнила этой обязанности, то она безусловно подлежала бы осуждению в силу наших принципов, она безусловно должна бы была вызвать поправку со стороны центральных учреждений партии. И если бы эта обязанность не исполнялась сознательно и умышленно, несмотря на полную возможность ее исполнять, то неисполнение было бы изменой.

Далее, тов. Либер патетически спрашивал нас: как доказать, что автономия в состоянии обеспечить движению еврейских рабочих безусловно необходимую для него самостоятельность? Странный вопрос! Как доказать, верен ли один из предлагаемых путей? Единственное средство – пойти по этому пути и испытать его на деле. На вопрос тов. Либера я отвечаю: идите с нами, и мы беремся доказать вам на деле, что все законные требования самостоятельности удовлетворяются вполне.

Когда идут споры о месте Бунда, мне всегда вспоминаются английские углекопы. Они превосходно организованы, лучше остальных рабочих. И они хотят за это провалить общее требование о 8-часовом рабочем дне, предъявляемое всеми пролетариями{88}. Углекопы понимают единство пролетариата так же узко, как наши бундовцы. Пусть печальный пример углекопов послужит предостережением товарищам из Бунда!

Сверено с рукописью