II.4 О роли В.М. Володимирова в развитии неославянского движения

II.4 О роли В.М. Володимирова в развитии неославянского движения

Возможно эта ирония Масарика была отчасти и уместна, но на наш взгляд, только не в отношении В.М. Володимирова. Судя по путевым заметкам Ф. Таборского, который, как уже говорилось, в 1909–1910 гг. был личным гостем в доме Володимирова, этот деятель внес огромный вклад в развитие не только неославянского движения в целом, но прежде всего в развитие чешско-русских связей. Останавливаюсь на этом скорее потому, что в ноябре 1910 г. В.М. Володимирова не стало. Большим был вклад Володимирова в развитие Общества славянской взаимности. Известны, к примеру, такие его труды, как «Неославизм и австрославянство» (СПб, 1909), «Задачи Общества славянской взаимности» (СПб., 1909).

В архиве ОПИ ГИМ в фонде Л.М. Савелова к одному из писем М.Я. Балясного были приложены две газетные вырезки о роли Володимирова в славянском движении. К сожалению, исходные данные этих вырезок в фонде не содержатся.

В первой газетной вырезке (ее автором, видимо, являлся М.Я. Балясный) подчеркивалось:

«В обществе славянской взаимности.

Чествование памяти В.М. Володимирова.

14 ноября состоялось общее собрание членов общества славянской взаимности для чествования памяти казначея общества проф. В.М. Володимирова. Перед собранием была отслужена панихида, после которой собрание выслушало прекрасные доклады: Д.Н. Вергуна и сообщение о трудах покойного, которое делал полк. М.Я. Балясный.

На панихиде присутствовали: б. председатель Гос. Думы Н.А. Хомяков, член Гос. Совета М.В. Красовский, член Гос. Думы Н.Н. Львов, Д.Н. Головачев, А.А. Кон из Вильны, гласные городской думы и др.

Д.Н. Вергун в докладе на тему «Роль и значение В.М. Володимирова в славянском движении» остановился на личности покойного, как одного из самых пламенных сторонников русско-польского сближения, указав на ответственную роль секретаря В.М. Володимирова в русско-польской примирительной комиссии.

Приведя цитаты из трудов В.М. Володимирова и речи его в Праге, которая выдвинула его в ряды видных деятелей в славянском движении, Д.Н. Вергун закончил речь уверенностью, что «Россия вскоре увидит всходы тех добрых семян, которые сеял так умело В.М. и что эти всходы принесут обильную жатву в деле роста и мощного развития всеславянской братской дружбы».

* * *

Красивую речь сказал М.Я. Балясный. Он говорил о его заслугах профессора и публициста, писателя по славянским вопросам. Его литературные труды сразу поставили его на большую высоту.

Ген[ерал] Володимиров сам очень увлекался славянским движением и привлек много последователей. Покойный всем сердцем примкнул к славянской идеологии и старался проводить ее в жизнь.

Дом его был всегда настежь открыт всем приезжавшим славянским деятелям».

К этому же письму была приложена еще одна газетная вырезка. Она касалась деятельности российского Национального клуба и «балканских» дел. Она гласила:

«В Национальном клубе.

Возобновились занятия в этом клубе: по вторникам доклады с прениями, по пятницам научные лекции. Первый доклад был посвящен поездке русской делегации на Балканский полуостров. М.Я. Балясный дал в своем докладе не только ряд блестящих путевых заметок о посещении русскими туристами Варны, Плевны, Шипки, Софии и наконец Белграда, но освещал попутно и те политико-экономические проблемы, которые возбуждались между славянскими делегатами во время поездки. Русско-болгарский кабель и рейсы, зачатки болгарского флота, евксиноградское виноделие, труды – памятники комитета «Царь-Освободитель» и роль его председателя Залмова, работы софийского съезда и прием у короля Петра были живо обрисованы докладчиком. Он остановился подробнее на попытке некоторых делегатов из России сорвать софийский съезд и отпоре, данном им со стороны Болгар (например, Ванковым), и на неверном представлении о русском национализме у многих западных и южных славян. Суждение о России по иностранным газетам является причиной взаимного отчуждения между русской и славянской интеллигенцией, и только более частыми съездами можно будет достигнуть взаимного понимания. После доклада гр. В.А. Бобринский указал на роль галицко-русской делегации в славянских съездах. Образование единой делегации из представителей Руси державной и Руси подъяремной оказывает благотворное влияние на выяснение таких трудных вопросов, как украинский и польский. В дополнение к отрадным впечатлениям М.Я. Балясного о сербской армии, гр. Бобринский поделился воспоминаниями об его посещениях казарм, арсеналов, стрельбища и т. д. Везде он видел лихорадочную работу и был удивлен успехами всех частей сербской армии, особенно же артиллерии. И.А. Добрынский рассказал об успехах русской кустарной выставки в Белграде. Сербские торговцы предпочитают русские товары австрийским. Австрийцы, зная это, прибегают к подлогу. Так, например, в Сербии нередко можно встретить коробки спичек из Австрии, но с изображениями Столыпина, Извольского и других русских государственных деятелей, иногда даже с карикатурами на Эренталя. Так венгерские евреи применяются к вкусу сербских потребителей».

Как говорится, нечего ни прибавить, ни убавить…

Дневник чешского писателя Таборского выражает доброжелательное отношение к В.М. Володимирову. Много места в этом важном для нас историческом источнике уделено деятельности Общества славянской взаимности и Общества ученого славянского единения, характеристике некоторых их заседаний. На одном из заседаний Ф. Таборскому поручили сделать доклад о чешском вопросе. А предложил сам Бехтерев, которого писатель называет другом. Таборский выбрал на свое усмотрение тему «Какие идеи содействовали возрождению чешского народа», и во вторник 13 апреля 1910 г. прочитал его на заседании Общества. В докладе он особо посетовал на нехватку хороших чешских политиков, а ведь «в истории политик это как военоначальник»[85].

Большой вклад Ф. Таборский внес в дело налаживания чешско-русских культурных связей. Он встречался со многими деятелями русской культуры того времени. В дневнике содержится, например, интересная запись о встрече с Баумгартеном, иллюстратором исторических повестей (в том числе о персонажах из чешской истории). В записи отмечено, что он доводился зятем известному русскому скульптору Микешину. Дневник Таборского содержит упоминания о всех важных событиях культурной жизни Санкт-Петербурга, о художественных выставках русских художников, о книжных новинках (особенно по искусствоведению и библиографии).

В записи от 27 апреля Таборский дает подробное описание заседания Общества славянской взаимности со всеми прозвучавшими докладами и дискуссией по поводу характера чешской культуры и немецкого влияния. Таборский отстаивал тезис об оригинальности чешской культуры, отвергая высказывания о слепом копировании культуры немецкой, хотя без влияний не обходится ни один народ. Другое дело, как он их использует.

Особо к заслугам Таборского стоит отнести установление прочных контактов с русскими художниками. С Лукомским он достиг договоренности об устройстве в России выставок чешского искусства (например, выставки чешской графики и др.). Ф. Таборский следил за публикациями в журнале «Искусство», из художников выделил, например, творчество Врубеля и К. Сомова. Он с удовольствием побывал на выставке «Аполлона» и у редактора журнала С.К. Маковского. У него Таборский и познакомился с Лукомским. Тогда состоялась основательная беседа о чешском искусстве, о чешском художественном обществе «Манес», о чешском журнале «Voln? sm?ry». Лукомский предложил Таборскому регулярно печатать в «Аполлоне» статьи о чешской художественной жизни, и давать иллюстрации. Таборский же направлял в Прагу рекомендации Обществу «Манес» и Штенцу по устройству в России выставки чешской графики. Можно было бы продолжить анализ художественных впечатлений Таборского о русском искусстве и других его повседневных записей. Однако это тема отдельного научного исследования. Отметим большие заслуги М.Я. Балясного в приобщении к русской культуре этого чешского деятеля.

Можно лишь сожалеть, что отечественные исследователи до сих пор не использовали этот ценный исторический источник о российской повседневной жизни и восприятии России начала XX в. Этому мешали, видимо, незнание чешского языка и своеобразный почерк Ф. Таборского.

В результате длительного пребывания и внимательных наблюдений Таборский сделал общий вывод, что несмотря на все недостатки в России все шире и глубже, чем в Чехии, хотя «мы – меньше (drobn?j??) и старательнее как муравьи», – заключил он. «Насколько глубже их поэзия привилась в народе! Как они ее знают наизусть, как здорово они декламируют, как художники и рисовальщики ее иллюстрируют. Сегодня я принес Билибина – это просто чудо!»[86]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.