Духовная интуиция детства

Духовная интуиция детства

С малых лет я никогда не ложился спать, не перекрестившись. Это было правилом, которому меня научила мать, Ангелина Маргвелашвили. А когда мы с сестрой ссорились, мама останавливала нас, говоря: «Ваши ангелы все видят, они сейчас рядом». Еще она дала нам заповедь: «Дети, никогда не осуждайте Церковь и священников, ибо Бог может вас наказать, и мама умрет». Вы знаете, в народном сознании грузин почему-то раньше ярко была выражена такая связь: «Не делай зла, а то мама умрет». И когда кто-либо из моих друзей начинал говорить что-нибудь нехорошее про Церковь, я не поддерживал этот разговор и уходил.

Когда мне было двенадцать лет, мама принесла домой книгу. Усадила меня и сказала: «Вот, сынок, это книга о Боге, о Христе. Она называется Евангелие». Это была книга Лео Таксиля[41]«Забавное евангелие» на русском языке. «Знай, сынок, – сказала мама, – вначале все верно про Христа пишется, а вот отсюда уже не читай, здесь, сынок, пишут плохое про Бога. Даже взглядом не прикасайся к этому». Мне особенно запомнились слова – «даже взглядом».

Мама иногда брала меня в церковь, несколько раз я причащался. Часто бывало, когда мы куда-нибудь шли, мама говорила мне: «Зайдем в церковь, выйдем быстро и сядем на автобус, чтобы не увидели мои сослуживцы».

Так что детство мое было счастливым – и в семье, и в школе. Я учился в художественной школе, с ранних лет тянулся к искусству. Сухумские школы были многонациональными, все мы жили дружно: грузины, абхазцы, армяне, русские. В школе, конечно, вопросы Бога нас не занимали, но были и в нашем детском мире свои проявления веры. У меня был друг армянин, он любил делать кресты. Представляете, это конец шестидесятых! Помню, всем нам очень нравились сделанные им крестики, и, наверное, каждый из наших школьных знакомых просил его сделать крест, и он никому не отказывал. Помню еще, как после Пасхи учительница спрашивала нас:

– Дети, кто-нибудь из вас принимал участие в приготовлении пасхальных яиц?

– Нет, – отвечали мы, хотя, абсолютное большинство участие принимали.

Знаменательный случай в моей жизни произошел, когда я впервые сделал копию лица

Христа с рисунка Дюрера[42]. Это линейный рисунок тушью, я делал на бумаге точную копию. Мне тогда было пятнадцать лет. Через несколько дней в Сухуми прошел сильнейший ливень, вся моя комната была в воде: стены, занавески, мой стол, мои книги, а рисунок был совершенно сухим. Я воспринял это как чудо.

Духовная интуиция действовала во мне. Наша школа находилась недалеко от кафедрального собора, и почти каждый день я проходил мимо. Часто видел священников, не знал, кто они, но чувствовал, что они могут дать мне что-то очень важное. Однако смелости подойти к ним не хватало – вдруг это невежливо, думал я. А священниками этими были схиархимандрит Серафим (Романцов) и другие монахи и монахини Сухумской пустыни. Это святые люди, одухотворявшие православную жизнь не только одной Грузии, но и всего Советского Союза. К отцу Серафиму приезжало много людей, среди них были молитвенники и старцы, схиархимандрит Андроник (Лукаш), архимандрит Таврион (Батозский) [43]. Сейчас я сожалею, что, будучи школьником, а потом и студентом, хоть и имел почтительное отношение к Церкви, но держался от нее на расстоянии.

Такая позиция вообще была характерна для жителей Сухуми. Никто не думал о том, что нужно ходить в церковь, но когда наш абхазский митрополит Илья стал Католикосом, обсуждали в Сухуми это событие буквально все, весь город, как умел, молился, весь город по-детски радовался. И я тоже, – впрочем, не понимая, в чем разница между митрополитом и католикосом. Но в своем непонимании я был не одинок, многие думали, что Католикос Илья – это фамилия и имя. Но все чувствовали, что случилось что-то очень важное.

Когда я служил в армии, я тяжело переносил разлуку с домом, с мамой и любимым городом Сухуми. В первые месяцы службы в нашем полку был случай самоубийства одного солдата. Неожиданно после этого и у меня начали вертеться в мозгу подобные мысли. «Тебе тяжело, возьми, кончи жизнь одним выстрелом, – говорил во мне некто, – все закончится, и тебе уже будет хорошо». И тогда я вспомнил о маме. Как переживет это мама в Сухуми, как она будет плакать у моего гроба, подумал я, она не переживет, ведь она меня ждет возмужавшего, здорового. Я почувствовал ответственность, стал злиться на себя. Как я мог допустить такие мысли! И какая-то невидимая сила будто отошла от меня. Как радостно мне стало, даже командиров полюбил, а подмосковный поселок Ашукино, где была наша часть, – тем более. Перед сном я, как всегда, перекрестился в армейской кровати и поблагодарил Господа. Больше эти мысли мне никогда не приходили на ум. Никогда.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.