…Ожидая, когда откроется смысл
…Ожидая, когда откроется смысл
После школы появилась возможность читать больше, и я принялся за поэзию, отыскивая образы неземной жизни. Сначала я поступил в Тбилисский государственный университет[2] (тогда он был один), а после окончания третьего курса перевелся в МГУ на физический факультет. Уезжая учиться в Москву, я взял из дома семейную книгу – это было Евангелие на старогрузинском языке.
Я решил, что образованный человек (а я очень хотел быть таковым) обязательно должен знать Евангелие, независимо от того, собирается он жить по-церковному или нет. В Церкви тогда не было ничего привлекательного для молодежи. Мы были уверены, что все священники – сотрудники КГБ. А информации изнутри просто не было. Я, например, не знал ни одного человека, ходящего в церковь.
Начал читать Евангелие. Чтение было сложным, а мое решение – твердым, я составил себе график – читать каждый день по две главы: первая – повторение вчерашней, вторая – новая. Вышло, что я наложил на себя первое духовное правило. Я и сейчас, кстати, советую Евангелие читать именно так. Правда, сейчас есть много толкований и комментариев к библейским текстам, а тогда ничего такого не было.
Позже, в Москве, один мой друг дал мне совет: останавливаться на неясном фрагменте, каждый день его повторять, и через какое-то время смысл обязательно откроется. Он подарил мне Евангелие от Иоанна отдельной книгой. Неясность там была в самом начале, я стал заучивать и повторять: «В начале было Слово…», ожидая, когда откроется смысл. С тех пор прошло более 30 лет…
Потом, опять же из культурных соображений, я решил, что необходимо разобраться, что происходит на пасхальной службе. Приехал в Елоховский собор, подошел к священнику и сказал: «Здравствуйте! Я очень хочу попасть на пасхальную службу. Вы можете мне помочь?» Он удивился, но сказал: «Подождите», – после чего вынес мне два пропуска на богослужение. Я уговорил моего друга пойти вместе со мной на пасхальную службу.
Это был 1983 год. Поскольку я понимал, что служба поздно заканчивается и, возможно, придется ждать открытия метро, то решил взять с собой что-нибудь съестное. Зная, что идет Великий Пост, рассчитывая угостить людей, набил сумку постными продуктами – лобио и солеными огурцами. Так и не пригодилась тогда моя сумка, к тому же сейчас-то мне ясно, что никто не захотел бы после пасхальной службы на лобио даже смотреть!
Дальше события стали развиваться более стремительно. Я женился, но продолжал учиться в Москве, а супруга Нино училась в Тбилиси на психологическом факультете, и первый год после нашей свадьбы она жила в доме моих родителей. Сестра моя стала воцерковляться, и они договорились с моей женой вместе поститься. Когда заявили о своем намерении моей маме, она испугалась: «Что вы такое наделали? – говорила она. – Чем согрешили, что собрались поститься?» Она подумала, что вместе они сделали что-то страшное, пока я был в Москве…
Потом супруга окончила университет, а мне еще год учебы оставался, она приехала в Москву, и мы с ней стали снимать квартиру. И Нино осторожно и деликатно стала и меня уговаривать, чтоб я начал поститься по средам и пятницам[3]. Я сказал, что ради нее готов на все, только не понимаю одного – почему Бог должен радоваться тому, что я голодаю? Тем более после грузинской кухни казалось, что в Москве кроме мяса нет ничего вкусного (я так и питался – три раза в день мясо). Ну хорошо, думал я, откажусь от мясного – и что тогда буду есть? Как заяц, только морковку и капусту? Но жена старалась, придумывала разнообразные блюда, и я все-таки решил себя испытать.
А позже, убирая нашу съемную квартиру, в шкафчике хозяйки мы обнаружили старинную икону. Я не помню точно, по-моему, это был образ Спасителя. Мы оборудовали красный угол, как было принято в России, поставили туда икону. Но когда пришла хозяйка, она жутко испугалась! Время же было советское. Мы, конечно, как могли, пытались успокоить женщину, стали упрашивать ее продать нам эту икону, но она ни в какую не соглашалась.
И нам с супругой очень захотелось иметь свою икону, а мы тогда от кого-то слышали, что иконы можно только дарить или принимать в дар, такое вот бытовало суеверие, но мы все-таки решили купить, раз никто не дарит. Специально поехали в Сергиев Посад в надежде купить Иверскую икону Пресвятой Богородицы, хотя и не знали ничего об истории этого образа. Иверской не было, но нам очень понравился один образ, и мы его купили. Это оказалась Владимирская икона Божьей Матери. До сих пор она стоит у нас дома, выцвела совсем – первая икона, которая пришла в нашу семью.
В 1985 году я окончил МГУ, мы вернулись в Грузию, и я решил поступить в Тбилисский театральный институт. На специальности «анимация» руководителем группы был один из выдающихся режиссеров и актеров – Гела Канделаки 4, и, конечно, мне очень хотелось учиться у него, тем более к тому времени я уже успел с ним познакомиться. Но в приемной комиссии наотрез отказались принимать документы: по советскому законодательству должно было пройти три года после окончания вуза, чтоб поступать на второе высшее; к тому же абитуриент должен представить серьезные обоснования своих намерений. Ректор отказалась пойти навстречу, а Гела Канделаки сказал: «Тебе ведь не диплом нужен, а знания – вот и приходи на все занятия». И я приходил, так неофициально учился целый год. А потом неожиданно ректор института Этери Николаевна Гугушвили сказала мне: «Подавайте документы, мы вас сразу на второй курс зачислим без экзаменов». Это было невероятно! Правда, всего через год мне пришлось говорить ей, что я бросаю Театральный и иду учиться в Духовную академию. Кстати, [4] и она, и Гела положительно отнеслись к моему решению. Можно сказать, напутствовали меня светским благословением. А через некоторое время воцерковились и он, и она. Она приходила ко мне на исповедь, причащалась. Сейчас ее уже нет в живых.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.