1) Ткацкие промыслы

1) Ткацкие промыслы

Ткачество полотняных, шерстяных, хлопчатобумажных, шелковых тканей, позумента и проч. имело у нас повсюду следующую организацию (до появления крупной машинной индустрии). Во главе промысла стояли крупные капиталистические мастерские с десятками и сотнями наемных рабочих; хозяева этих мастерских, обладая крупными капиталами, производили в широких размерах закупку сырья, отчасти перерабатывая его в своих заведениях, отчасти раздавая пряжу и основу мелким производителям (светелочникам, заглодам{90}, мастеркам, крестьянам-»кустарям» и пр.), которые и ткали у себя дома или в мелких заведениях материи за сдельную плату. В основе самого производства лежал ручной труд, причем между отдельными рабочими распределялись следующие отдельные операции: 1) окраска пряжи; 2) мотанье пряжи (на этой операции специализировались часто женщины и дети); 3) снование пряжи (рабочие-»сновальщики»); 4) ткачество; 5) наматывание утка для ткачей (работа шпульннков, большей частью детей). Иногда в крупных мастерских есть еще особые рабочие «продевальщики» (продевают нити основы сквозь глазки ремизок и берда стана)[361]. Разделение труда практикуется обыкновенно не только детальное, но и потоварное, т. е. ткачи специализируются на производстве отдельного сорта тканей. Выделение некоторых операций производства для работы на дому не изменяет, конечно, ровно ничего d экономическом строе промышленности подобного типа. Светелки или дома, в которых работают ткачи, представляют из себя лишь внешние отделения мануфактуры. Техническим основанием подобной промышленности является ручное производство с широким и систематическим разделением труда; с экономической стороны мы видим образование громадных капиталов, которые распоряжаются закупкой сырья и сбытом изделий на весьма обширном (национальном) рынке, и в полном подчинении у которых находится масса пролетариев-ткачей; немногочисленные крупные заведения (мануфактуры в узком смысле) господствуют над массой мелких. Разделение труда ведет к выделению из крестьянства специалистов-мастеровых; образуются неземледельческие центры мануфактуры, как, например, село Иванове Владимирской губ. (с 1871 г. – город Иваново-Вознесенск; теперь – центр крупной машинной индустрии); село Великое Ярославской губ. и многие другие села Московской, Костромской, Владимирской, Ярославской губ., превратившиеся теперь уже в фабричные поселения[362]. Организованная таким образом промышленность обыкновенно разрывается в нашей экономической литературе и статистике на две части: крестьяне, работающие по домам пли в не особенно крупных светелках, мастерских и т. п., относятся к «кустарной» промышленности, а более крупные светелки и мастерские попадают в число «фабрик и заводов» (и притом попадают совершенно случайно, так как нет никаких точно установленных и однообразно применяемых правил об отделении мелких заведении от крупных, светелок от мануфактур, рабочих, занятых на дому, от рабочих, занятых в мастерской капиталиста)[363]. Понятно, что подобная классификация, ставящая по одну сторону некоторых наемных рабочих, а по другую – некоторых хозяев, занимающих (кроме рабочих в заведении) именно этих наемных рабочих, есть, с научной точки зрения, non-sens[364].

Иллюстрируем изложенное подробными данными об одном из промыслов «кустарного ткачества», именно о шелковом ткачестве во Владимирской губ.[365] «Шелковый промысел» – типичная капиталистическая мануфактура. Ручное производство преобладает. Мелких заведений в общем числе заведений большинство (179 заведений из 313, т. е. 57 % всего числа, имеют по 1–5 рабочих), но они большей частью несамостоятельны и далеко уступают крупным по своему значению в общем итоге промышленности. Заведений с 20–150 рабочими – 8 % всего числа (25), но на них сосредоточено 41,5 % всего числа рабочих и они дают 51 % общей суммы производства. Из всего числа рабочих в промысле (2823) – наемных 2092, т. е. 74,1 %. «В производство встречается и потоварное и детальное разделение труда». Ткачи редко совмещают в себе уменье работать и «бархат» и «гладь» (два главных рода товаров в этом производстве). «Детальное разделение труда внутри мастерской наиболее строго проведено лишь в крупных фабриках» (т. е. в мануфактурах) «с наемными рабочими». Вполне самостоятельных хозяев только 123, которые одни только закупают сами материал и сбывают продукт; у них – 242 семейных рабочих, is «на них работает 2498 рабочих наемных, получающих большею частью сдельную плату», – всего, след., 2740 рабочих или 97 % общего числа рабочих. Ясно, таким образом, что раздача работы на дома этими мануфактуристами при посредстве «заглод» (светелочников) отнюдь не составляет особой формы промышленности, а лишь одну из операций капитала в мануфактуре. Г-н Харизоменов справедливо замечает, что «масса мелких заведений, при ничтожном числе крупных, незначительное число рабочего персонала, какое причитается в среднем выводе на одно заведение (7¹/₂ чел.), маскируют истинный характер производства» (1. с., 39). Специализация занятий, свойственная мануфактуре, сказывается здесь наглядно в отделении промышленников от земледелия (бросают землю, с одной стороны, обнищавшие ткачи, с другой – крупные мануфактуристы) и в образовании особого типа промышленного населения, которое живет несравненно «чище», чем земледельцы, и смотрит сверху вниз па мужика (1. с., 106). Наша фабрично-заводская статистика регистрировала всегда лишь случайно выхваченную частичку данного промысла[366].

«Позументный промысел» в Московской губ. представляет из себя капиталистическую мануфактуру с совершенно аналогичной организацией[367]. Точно так же сарпиночный промысел в Камышинском уезде Саратовской губ. По «Указателю» за 1890 г. здесь была 31 «фабрика» с 4250 рабочими, с суммой производства 265 тыс. руб., а по «Перечню» – 1 «раздаточная контора» с 33 рабочими в заведении, с суммой производства в 47 тыс. руб. (Значит, в 1890 г. смешаны были рабочие в заведении и на стороне!) По местным исследованиям, производство сарпинки занимало в 1888 г. около 7000 станов[368] с суммой производства в 2 млн. руб., причем «всем делом заправляют несколько фабрикантов», на которых и работают «кустари», в том числе дети 6–7 лет за плату 7–8 коп. в день («Отч. и иссл.», т. I)[369]. И т. д.