По характеру внутреннего имиджа и мягкой власти
По характеру внутреннего имиджа и мягкой власти
И в Великобритании, и во Франции существует определенное недовольство по поводу слишком высокой роли столицы в национальной жизни страны. После Второй мировой войны правительства этих государств предпринимали некоторые меры по децентрализации и выводу некоторых функций за пределы столиц. Как и во многих других странах, жители столиц этих государств не являются любимцами провинциальной публики. В столицах высока концентрация социального неравенства и не самых популярных персонажей (b?te noire) – банкиров, богатых сегментов населения, иммигрантов, инородцев и прочих маргинальных элементов. Однако в современных Великобритании и Франции нет того ярко выраженного враждебного отношения к столице, которое мы описали в случае Москвы. Жители этих стран не чувствуют себя обездоленными и обьеденными своими столичными городами. Подобное отношение, впрочем, никак не связано с национальной психологией и подобный уровень враждебности не был чем-то экстраординарным, скажем, в XVII–XVIII веках. Так Даниэль Дефо жаловался, что Лондон «как пиявка жадно высасывает все жизненные соки из страны» [Robertson, 2001: 5]. Сейчас эти слова воспринимаются скорее как неожиданный исторический курьез.
В Европе отсутствует или, во всяком случае, значительно менее выражен синдром отношения к провинциальным городам как к захолустью. У провинций есть свой идиллический и романтический ореол, который чувствуется, например, во французском и английском обозначении небольших городков – France Profunde и Merry England. В Японии существует давняя тенденция сентиментализации маленьких городков и сельской местности и массовая досовременная традиция туризма в глубинку, глубоко связанная с концепцией национальной идентичности, поисками утраченных корней и выраженная в концепции фурусато (буквально старая деревня) [Siegenthaler, 1999]. Русская глубинка конечно тоже влечет романтиков своей патриархальностью и уютом уединения, но хляби, бездорожье, комары, отсутствие дружественной инфраструктуры и убогий быт делают ее гораздо менее привлекательной. Поэтому здесь она чаще ассоциируется с глухоманью и захолустьем.
Лондону, Парижу и Москве присущ свой стиль, колорит, этос поведения и даже, возможно, своя sof power. Англичане называют этот этос лондонизмом (Londonism), а французы – парижанством (Parisi?nisme)[17]. И, кажется, они лишены тех негативных моральных коннотаций, часто приписываемых московскому стилю, который иногда называется «московщиной» [Можегов, 2006].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.