Глава седьмая

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава седьмая

Дальнейшая судьба мятежников, причинявших и приносивших много зла. – Цезарь овладевает верхним городом.

1. Мятежники бросились теперь в царский дворец{25}, где многие, ввиду его укрепленного положения, держали на хранении свои сокровища, выгнали оттуда римлян, уничтожили всю скопившуюся там чернь, около 8400 человек, [407] и разграбили имущество. Из римлян они двух взяли в плен живыми, одного конного и одного пешего солдата. Последнего они сейчас же убили и поволокли по всему городу, словно желая в лице этого одного человека отомстить всем римлянам; всадник же, обещавший дать им полезный совет для их спасения, был приведен к Симону. Но так как он здесь не знал, что сказать, то и был предан в руки одного предводителя по имени Ардала для казни. Этот, скрутив ему руки за спину и завязав повязкой глаза, повел его вперед, для того чтобы обезглавить на виду римлян. Но пока иудей извлекал свой меч, пленник поспешно убежал к римлянам. Тит не мог позволить себе лишить его жизни после того, как он спасся от рук неприятеля, но, считая бесчестием для римского солдата сдаться живым в плен, он приказал отнять у него оружие и исключить его из войска, что для человека с честью составляет большее наказание, чем смерть.

2. На следующий день римляне выгнали разбойников из Нижнего города и предали огню всю местность до Силоама. Хотя их и тешил вид горящего города, но вместе с тем немало огорчало их лишение добычи, ибо разбойники все начисто опорожнили и отступили в Верхний город.

Несчастье не приводило их к раскаянию; они, напротив, хвастались им, точно они достигли успеха. Глядя на горящий город, они заявляли, что теперь они спокойно и с радостью умрут, – умрут, ничего не оставив врагам, ибо народ погиб, храм сожжен, а город объят пламенем. И теперь, когда дело доходило до крайности, Иосиф не уставал просить их спасти остаток города. Но сколько он ни говорил об их свирепости и нечестии, сколько ни убеждал их спасти себя, кроме насмешек, ничего не достиг. Так как они, в силу своей клятвы, не могли сдаться римлянам, а оказать сопротивление тоже были не в состоянии, потому что оказались как бы заключенными в тюрьме, то, желая убийствами, сделавшимися для них привычным делом, пресечь возможность побегов, они выходили поодиночке на окраину города и, прячась в развалинах, подкарауливали тех, которые хотели переходить к римлянам. Многие, которые вследствие истощения от голода не имели сил бежать от преследователей, были ими пойманы, убиты и брошены на съедение собакам. Но всякая другая смерть казалась им сноснее голодной, потому и бежали они к римлянам, несмотря на то, что не имели никакой надежды на помилование; поэтому они добровольно давали убивать себя и кровожадным мятежникам. Ни одного свободного [408] места не оставалось в городе, где бы ни валялись жертвы голода и разбоя, – все было покрыто трупами.

3. Тираны с их разбойничьей шайкой возлагали еще надежды на подземные ходы, где, как думалось им, они останутся не разысканными до окончания войны, а после, когда римляне удалятся, они снова выйдут и убегут. Но это, конечно, была мечта: им не суждено было укрыться от Бога и римлян. В надежде на эти подземные ходы они сами жгли еще больше, чем римляне. Тех, которые из горевших зданий спасались в мины, они беспощадно убивали и грабили их имущество, а если находили у кого-либо пищу, оскверненную хотя кровью, то и ее похищали и пожирали. Из-за грабежа они даже воевали друг с другом, и если бы не подоспело покорение, то они, кажется мне, в своем остервенении пожирали бы даже трупы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.