1.1. Академическая гимназия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1.1. Академическая гимназия

В 1755 г. при Московском университете, одновременно с его основанием, были открыты две гимназии — дворянская и разночинская, что отвечало замыслу Ломоносова, писавшего: «При Университете необходимо должна быть Гимназия, без которой Университет как пашня без семян»[289]. Проект учреждения гимназий предусматривал в них по 4 школы: российской, латинской словесности, первых основ математики, истории, географии и прочих наук и школу главных европейских языков (французского и немецкого). Каждая школа разделялась на несколько классов: начальные, средние и высшие. Гимназист мог учиться сколько ему угодно тем предметам и в тех классах, которые сам выберет, поскольку, как считали основатели университета, «наука не терпит принуждения».

Хотя в проекте разночинская и дворянская гимназии были отделены друг от друга, на практике все занятия в них происходили вместе, и различия заключались в том, что дворяне жили на отдельной половине, обедали за особыми столами и вносили плату за пансион. В 1779 г. всех дворян-пансионеров перевели из главного университетского здания в особое помещение, положив тем самым начало университетскому благородному пансиону. Разночинская же гимназия, почти не изменяясь, но только увеличивая количество своих воспитанников, просуществовала в том же виде до 1804 г.

Все гимназисты делились на казеннокоштных (штатных), получавших от университета бесплатное жилье, питание, одежду, книги и другие учебные пособия; своекоштных (таких в гимназии было большинство, поскольку штатные места обычно были заняты детьми и родственниками преподавателей университета); пансионеров, получавших содержание за умеренную плату, и сверхкомплектных (детей университетских служителей и беднейших чиновников), которые за счет доходов от университетской типографии и сборов с пансионеров получали бесплатное проживание и стол, но имели собственные книги, платье и пр. Так как после отделения благородного пансиона прибыли гимназии резко сократились, то вскоре при ней был открыт новый «сторублевый» пансион для дворян и разночинцев, которым ведал эконом Крупенников. Пансион Крупенникова располагался в особом корпусе по Никитской улице, и плата в нем действительно была очень скромной — 120 руб. в год.

Во главе гимназии стоял инспектор, назначавшийся из числа профессоров университета. С 1787 г. до принятия нового университетского устава эту должность занимал П. И. Страхов. В роли помощников инспектора выступали два эфора, тоже профессора университета, в обязанности которых входило наблюдение за порядком в гимназии и поведением учеников, а также учет и раздача книг, бумаги, перьев, инструментов и т. п. Последнее преимущественно относилось к ведению профессора A. М. Брянцева, а за поведение воспитанников отвечал профессор B. К. Аршеневский (до 1799 г.), а затем М. Г. Гаврилов (1799–1806 гг.)

Процедура приема учеников в гимназию была проста: инспектор бегло экзаменовал новичка и записывал его в те классы по каждому предмету, которые соответствовали его знаниям. Ученик получал табель, где на одной стороне было напечатано краткое наставление гимназисту, а на другой инспектор указывал фамилии учителей, которых тот должен посещать, там же делались отметки о пропущенных занятиях[290]. Определенная часть гимназистов пополнялась за счет учащихся духовных школ и семинарий, переведенных в университет, поскольку их делали студентами не сразу, а только после некоторого времени обучения в гимназии.

К числу предметов гимназического курса относились: математика, история и география, российская словесность, греческая и латинская словесность, Закон Божий и Священная история, музыка, рисование и чистописание, а также немецкий и французский языки. Каждый класс по этим предметам вело несколько учителей, так что общее их количество достигало 30 человек. Занятия проходили с 8 до 12 ч. утра и с 2 до 6 ч. вечера (кроме среды и субботы, когда вечерних уроков не было). Все ученики объединялись в несколько отделений, которые последовательно сменяли друг друга у своих учителей. (Перемена отделений была в 10 утра и в 4 после полудня.) Урок начинался с переклички и опроса учеников. Их посещаемость и оценки фиксировались аудиторами, назначенными из наиболее прилежных учеников, в особых списках, по которым затем составляли сводную ведомость успеваемости гимназистов, прилагавшуюся для каждого экзамена. Впрочем, любой гимназист мог, по собственному желанию и с согласия инспектора, поменять своего учителя или время посещения занятий.

В конце учебного года ученики сдавали экзамены, сначала приватные, а потом публичные, по результатам которых принимались решения о переводах из низших классов в высшие и о производстве в студенты. Приватные экзамены вел в своем классе сам учитель. Публичные экзамены происходили весьма торжественно, в Большой аудитории, предназначенной для торжественного университетского акта. Учитель приводил в аудиторию всех учеников своего класса, выстроенных в алфавитном порядке, по отделениям. В переднем углу у дверей библиотеки, за большим столом, накрытым красным сукном, сидели директор университета (или, впоследствии, ректор), инспектор гимназии и несколько профессоров. Учитель подавал директору ведомость с полным списком учеников, где отмечалось время их поступления, успехи в учебе и результаты приватного экзамена. Инспектор делал перекличку и усаживал учеников за столы, расставленные по всему залу. На столах не было ничего, кроме бумаги и перьев; пользоваться книгами и тетрадями строго воспрещалось. Затем инспектор диктовал общую для всех задачу, тему для рассуждения или перевод — в зависимости от предмета. Готовые работы направлялись инспектору или другому профессору, который просматривал их и беседовал с учеником. По воспоминаниям бывших гимназистов, отношение экзаменаторов к ученикам было «самое снисходительное и благородное», чему способствовало и такое правило: ученик, недовольный результатом экзамена, мог просить себе другого профессора и даже третьего — такое обращение с детьми, по мнению воспитателей, исправляло их упрямство.

После экзамена инспектор и другие преподаватели выносили окончательные суждения о каждом из учеников и решали вопрос о переводе их в следующие классы (соответственно проявленным знаниям) или о зачислении в студенты, а также о наградах за прилежание. Перед некоторыми экзаменами гимназисты готовили прописи, чертежи, рисунки — самые лучшие и красивые из них отмечались призами, а сами работы передавались в губернские школы в помощь необеспеченным ученикам. Из всех экзаменов особенно увлекательно проходило испытание в музыкальном искусстве, танцах и фехтовании, куда обычно, как на праздник, собирались родственники гимназистов, семьи учителей и профессоров. По установленному порядку ученики нижних классов исполняли симфоническую увертюру, старшие гимназисты — концерты для флейты или скрипки под аккомпанемент фортепиано, затем шли фехтовальные бои на рапирах и эспадронах (заменявших шпаги и сабли), и танцы. По результатам экзаменов за три дня до торжественного акта в сенях университетского здания вывешивали списки награжденных, а само награждение и вручение шпаг новым студентам проходило на акте. Книги и ноты, которые получали ученики, были в одинаковых кожаных переплетах с золотым гербом университета и надписью «за прилежание» (некоторые из них дошли до нашего времени), перчатки, рапиры для фехтования и другие призы имели такие же отметки. Для крепления шпаг будущим студентам перед актом раздавали портупеи.

Хотя, как видно из списков, публиковавшихся в «Московских Ведомостях», в период до преобразования гимназии ежегодно выпускалось в студенты до 30 человек, далеко не все они могли сразу же посещать университетские лекции и получали это право только после нового экзамена. (Это касалось особенно тех, кто был переведен из других училищ). Нередки были ситуации, когда студент одновременно числился в университете и посещал уроки нескольких классов гимназии. Так, например, будущий профессор И. И. Давыдов, обучавшийся в Тверском дворянском училище и приглашенный в университет в 1807 г. лично М. Н. Муравьевым, обратившим внимание на его способности[291], должен был сперва поступить в академическую гимназию (где он заслужил награды по пяти классам!); на акте 1808 г. он был произведен в студенты, но одновременно переведен в высший класс немецкой словесности, который, очевидно, посещал и дальше[292].

К началу XIX в. небольшие доходы от пансиона Крупенникова и откупов типографии уже не давали достаточно средств для содержания гимназии с более чем тысячью учеников. К тому же она не вписывалась в новую структуру народных училищ, согласно которой в Москве должна была открыться губернская гимназия, отделенная от университета. Поэтому попечитель М. Н. Муравьев склонялся к мысли упразднить университетскую гимназию, и с 1804 г. этим непосредственно занялся ректор Чеботарев. Он закрыл «сторублевый» пансион, распустил 2/3 сверхкомплектных и штатных воспитанников, а из своекоштных оставил не более 150 человек. Многие учителя были направлены во вновь открывающиеся губернские гимназии и уездные училища. Сумма на содержание гимназии еще более сократилась за счет расходов на обеды и платья воспитанников. Гимназия готова была сама собой исчезнуть, если бы не избранный в 1805 г. ректором П. И. Страхов, который, исполняя много лет подряд обязанности инспектора гимназии, близко к сердцу принимал все ее нужды и постарался сделать все, чтобы сохранить это училище, сыгравшее столь большую роль в жизни университета. По его инициативе был отменен откуп типографии, которая лишь за один год после этого принесла прибыль в 12 раз больше прежней. Пятую часть прибыли ректор направил на содержание гимназистов. Также значительно помог и пожертвованный П. Демидовым капитал, проценты от которого предназначались казеннокоштным студентам и гимназистам. Попечитель согласился с инициативой Страхова, и 28 октября 1806 г. было принято новое постановление об академической гимназии при Московском университете.

Поскольку академическая гимназия должна была теперь опять войти в новую систему народного просвещения России, в преамбуле постановления заново определялась цель ее существования: «Предмет сего воспитательного и учебного заведения есть двойной: 1-й, чтобы способствовать успешнейшему производству учения в губернских гимназиях Московского округа; 2-й, чтобы быть надежнейшим источником для наполнения праздных мест в числе студентов, кандидатов и магистров университетского казенного содержания, составляя как бы рассадник ученых чиновников Московского учебного округа»[293]. Таким образом, в академической гимназии должны были обучаться преимущественно казеннокоштные воспитанники, с тем чтобы по окончании учебного курса они производились в казеннокоштные студенты, которые, согласно уставу 1804 г., должны были потом отработать 6 лет в пользу университета и его учебного округа. В гимназию допускались и сторонние, т. е. своекоштные, ученики, но в таком количестве, чтобы «не слишком обременять учителей». Число же штатных гимназистов ограничивалось средствами университетского хозяйства, но не должно было быть меньше 60 человек. Постановление фиксировало срок полного обучения в гимназии — 4 года; таким образом, каждый год из гимназии в университет должно было поступать не менее 15 студентов. Постановление также предусматривало, что в академическую гимназию будут поступать лучшие ученики из губернских гимназий, не способные учиться на собственном иждивении.

Принятие нового постановления вызвало некоторые перестановки в руководстве гимназией. Должность эфора теперь не была предусмотрена, хотя, несмотря на это, профессор Брянцев продолжал вести учет и следить за сохранностью книг и инструментов. Новым инспектором гимназии и одновременно инспектором казеннокоштных студентов был утвержден один из прежних эфоров — В. К. Аршеневский, его помощником — адъюнкт Т. И. Перелогов. Своекоштные гимназисты, как и прежде, подчинялись непосредственно ректору. Несколько расширилась учебная программа; туда вошли предметы, включенные в университетский курс вследствие реформ Муравьева: нравственная и политическая философия, начала государственного хозяйства, древности и мифология, краткий курс естественной истории; появились уроки английского языка. В постановлении определялось, что высшие классы по всем предметам должны вести лекторы и адъюнкты университета, а начальные классы — магистры, «с соразмерным облегчением их занятий в университете или с прибавкой жалования». Закон Божий преподавал настоятель университетской церкви (им в это время был протоиерей П. Малиновский). Таким образом, гимназия позволяла большинству молодых ученых, еще не добившихся кафедры, получать жалование от университета и совершенствовать преподавательское мастерство. В программу занятий по-прежнему включались занятия музыкой, рисованием и танцами, усиленное изучение греческого языка, а также развернутый курс математики, вплоть до уравнений третьей степени и конических сечений.

К сожалению, как и некоторые другие университетские начинания, новое постановление об академической гимназии не успело в полной мере воплотиться в жизнь до 1812 г. Штатные воспитанники так и не были полностью укомплектованы, гимназия не давала обещанных 15 казеннокоштных студентов в год. После Отечественной войны 1812 г. многие из рассеянных по России гимназистов уже не вернулись обратно в Москву, и со смертью П. И. Страхова интерес к академической гимназии у университетского руководства пропал. Поэтому в послепожарном университете гимназию восстанавливать не стали, и она прекратила свое существование.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.