I

Сколь это ни странным покажется, но исторически совершенно достоверно, что «украинский народ», а затем и политический о нем вопрос сочинили польские ученые и писатели вслед за разделами Польши в 1772, 1793 и 1795 годах и за связанным с ними исчезновением Польского королевства с карты тогдашней Европы. В эпоху блестящего расцвета Польши, в XVI веке, когда на ее троне со славою восседали последние Ягеллоны[10] и Стефан Баторий[11] (t 12 декабря 1586 года), каждый образованный поляк прекрасно знал, что в состав Польско-Литовского государства входят области, населенные русскими, а не поляками: Белая, Черная, Малая и Червонная Русь. На латинском языке, который тогда наряду с польским был во всеобщем обиходе, это были Руси — Russia Alba, Nigra, Minor et Rubra. Никто из образованных поляков не сомневался в том, что русские, живущие в пределах Речи Посполитой, исповедуют «русскую веру», то есть православие, и говорят по-русски, а не по-польски. Русью по преимуществу, так сказать истинной Русью, считалась Червонная Русь, составившая, по позднейшему административному делению, Русское воеводство со столичным городом Львовом во главе. Один из главнейших писателей золотого века польской литературы Севастиан Клёнович[12] посвятил длинную латинскую поэму описанию природы Червонной Руси и быта ее русского населения (1584).

Русские, населявшие свои исконные области, постепенно, в течение XIV, XV и XVI веков, вошедшие в состав Польско-Литовского государства, говорили в домашнем быту на местных наречиях и говорах, но имели и общий письменный язык, так называемый западнорусский, на котором работали канцелярии присутственных мест Великого княжества Литовского и литовское отделение королевской канцелярии. На этом языке в XVI веке были изданы все три редакции Литовского Статута, а в XVII веке им пользовались в обширной полемической литературе в защиту православия против латинян. Русские граждане Речи Посполитой очень дорожили своим языком. Когда в 1577 году королевская канцелярия прислала брацлавской шляхте универсал Стефана Батория на польском языке, шляхта резко протестовала и требовала, чтобы впредь всякие обращения к ней короля писались по-русски.

После провозглашения двух уний — Люблинской политической (1569) и Брестской церковной (1596) — польская государственная власть поставила себе задачей ополячить и окатоличить своих русских подданных. Со стороны русских началась упорная борьба за веру и народность, продолжавшаяся два века (1596–1795), постепенно ослабляя Польшу и содействуя усилению России. Хотя поставленная себе поляками задача оказалась им не по их силам и им не удалось претворить русских православных в поляков-католиков в больших массах, однако с помощью орудий государственной власти и отчасти вследствие культурного превосходства многого они достигли: они окатоличили богатое русское высшее дворянство во главе с такими княжескими родами, как Вишневецкие, Острожские, Чарторыжские, Ружинские, Воронецкие, Четвертинские, лишив Православную Церковь его материальной поддержки. Они низвели православие на степень хлопской, то есть мужицкой, веры, а часть русского простонародья, главным образом в Червонной Руси, силою загнали в унию с римским косциолом. Они изгнали русский язык из канцелярского употребления, заставили русских пользоваться в присутственных местах исключительно польским языком и этим путем втолкнули как в разговорный, так и в письменный русский язык множество польских слов и оборотов, чем лишили его первобытной свежести и цельности. Особенно пострадал письменный русский язык. В середине XVII века — в проповедях, например, киевского монаха Оксенича-Старушича — он обратился в уродливый польско-русский жаргон.

В начале борьбы русских за веру и народность огромную роль сыграли организованные по католическому образцу церковные братства крупных городов: Виленское, Киевское, Луцкое и Львовское. Потом выступили на борьбу гетманы, то есть предводители, запорожских казаков в лице Григория Тискиневича[13] и Петра Сагайдачного. Последнему, опираясь на вооруженную казацкую силу, удалось восстановить православную русскую церковную иерархию в Польше (1620) после отступничества Михаила Рогозы[14], Ипатия Поцея[15] и их единомышленников. Наконец, поднялись стихийные казацкие войны, быстро изменившие свой первоначальный классовый характер в русско-национальный с лозунгами: «Чтобы имя русское не изгладилось в Малой Руси!», «Чтобы на русской земле не было ни жида, ни ляха, ни унии!». Богдан Хмельницкий в некоторых из своих универсалов называл себя гетманом (вождем) всех Русей, то есть Белой, Черной, Малой и Червонной. Отсюда совершенно ясно, что в душе у него сложилось уже сознание общих интересов всех русских, живших в пределах Речи Посполитой, а не только особых нужд днепровских казаков.

Тем не менее неудачная политика псковича Ордын-Нащокина[16], дорожившего более прибалтийскими странами, соседними с родным ему Псковом, чем исконными русскими землями, подвластными Польше, привела к тому, что запас русской энергии в борьбе за веру и народность в Польше истощился, а московское правительство, по Андрусовскому договору 1667 года, согласилось на оставление за Польшей впредь всех русских земель на запад от Днепра, за исключением Киева и маленькой по пространству полосы, окружающей его на правом берегу Днепра, между Ирпенем и Стугной.