Евразийский прагматизм

Евразийский прагматизм

Путин не был бы Путиным, если бы не нашёл возможность самым прагматичным образом воспользоваться всеми преимуществами, которые даёт евразийство, особенно — в области экономики. И здесь магистральным проектом, неразрывно связывающим судьбу самого Владимира Путина с судьбой России в истории, является проект восстановления России как Евразийской Империи, выраженный в формате, который осторожный реалист и прагматик Путин определяет понятием «Евразийский союз». На сегодня Евразийский союз для России — это единственная возможность, сохранив целостность, сохранить идентичность. Восстановление большого пространства — это возможность сохраниться, выраженная в категориях геополитики. Начиная постепенно, с экономики, Путин запускает процесс восстановления геополитической субъектности России, что неразрывно связано и с политикой, и с вопросами безопасности, и с решением проблемы восстановления стратегического единства большого пространства Евразии, разрушенного в момент крушения СССР. Именно нарождающееся геополитическое мышление Путина заставляет его утверждать, что «крушение Советского Союза было крупнейшей геополитической катастрофой века. Для русского же народа оно стало настоящей драмой. Десятки миллионов наших сограждан и соотечественников оказались за пределами российской территории». А так как Путин, на что он уже неоднократно недвусмысленно намекал, не является марксистом, следовательно, и исправление последствий крупнейшей геополитической катастрофы века, очевидно, не будет связано с восстановлением советской модели. Демократическая империя на основе многоукладной экономики — всё то, что укладывается как в идеологические представления самого Путина, так и в рамки евразийской идеологии. И здесь путинский экономический прагматизм совпадает с геополитическим восстановлением большого культурно-цивилизационного пространства, вновь вмещающего в себя десятки миллионов наших сограждан и соотечественников.

Определив Путина как безусловного евразийца с консервативными воззрениями, придерживающегося принципов цельности русской истории на фоне культурно-этнического плюрализма и политического централизма и стремящегося восстановить большое геополитическое пространство Евразии, рассмотрим остальные составляющие евразийского мировоззрения, попутно выявляя их корреляцию с деятельностью Владимира Путина за период его нахождения у власти.

Для евразийства, делающего основную ставку на идею, экономика есть не цель, как в марксизме или либерализме, но лишь средство, формальный атрибут, не загнанный в жёсткие рамки идеологической догматики, а свободно варьируемый в зависимости от интересов государства. Данный подход наиболее близок Путину, который заимствует наиболее полезные для государства принципы как из либеральных выкладок — отсюда многолетнее влияние либералов на российский экономический блок, так и из социалистических принципов, из которых вытекают и социальные программы, реализуемые Путиным, и существенная роль государства в регулировании экономики. Всё это в то же самое время даёт возможность выстраивать двусторонние отношения с государствами постсоветского пространства, выбравшими самые разные пути развития экономических стратегий — от социалистических принципов, реализуемых Белоруссией, до жёстких либеральных моделей прибалтийских государств. Такой хозяйственно-экономический плюрализм позволяет России стать своего рода интерфейсом взаимодействия между субъектами столь разнородного постсоветского пространства, а значит, даёт Путину возможность выступить в роли глобального интегратора Евразии.

Изначальный прагматизм евразийского учения применительно к экономической сфере позволяет наиболее эффективно достигать экономического процветания. Те экономические формы и инструменты, которые служат политическому и мировоззренческому идеалу евразийства, укрепляют российскую государственность — принимаются и реализуются во всей полноте, вне зависимости от того, откуда они произошли — из либерализма, социализма или концептов третьего пути в экономике. Всё то, что наносит ущерб солидарности постсоветского пространства, стабильности и эффективности экономики внутри России, — порицается независимо от чисто экономического аспекта. Кажется, что это само собой разумеющийся подход, однако так было не всегда. Ещё в 1990-х либеральные рецепты и их абсолютная доминация как над интересами общества, так и порой над здравым смыслом ставились превыше всего. И если западные экономические советники диктовали российскому политическому руководству неизбежность скорейшего создания класса собственников, которым, любой ценой и за любую цену, необходимо было раздать крупнейшие куски государственных активов, то политическая элита — осознавая или не осознавая последствия данного процесса — безропотно реализовывала этот чудовищный либеральный рецепт в угоду последовательной реализации либеральных реформ. То же относится и к советской эпохе, где подходы советского хозяйствования, укладываясь в рамки марксистской догматики, порой расходились со здравым смыслом, демонстрируя образчики бесхозяйственности и расточительности.

Путин отбросил как советские идеологические клише, так и либерал-реформаторские, сделав ставку на экономический прагматизм, за счёт чего довольно быстро поднял российскую экономику из руин, в которых она оказалась благодаря шоковой терапии экономических экспериментов либерал-реформаторов. И этот прагматизм, как уже было сказано, чётко укладывается в евразийский экономический подход многоукладной экономики, где крупные, в первую очередь сырьевые отрасли могут находиться под контролем государства, а средний и мелкий уровень экономического хозяйствования допускает присутствие как коллективной, так и полностью частной собственности на средства производства.

Евразийское государство, евразийская цивилизация, евразийская культура, таким образом, являются приоритетами более высокого уровня, чем экономическая сфера — производство, финансовая система и т. д., подходы к реализации которых вытекают из приоритетов высшей целесообразности евразийского мировоззрения.

Евразийское государство, евразийская цивилизация, евразийская культура, таким образом, являются приоритетами более высокого уровня, чем экономическая сфера — производство, финансовая система и т. д., подходы к реализации которых вытекают из приоритетов высшей целесообразности евразийского мировоззрения, которое, в свою очередь, в отличие от марксизма и либерализма, не экономикоцентрично. Поэтому его экономическое выражение во многом зависит от специфики конкретной исторической ситуации, чем вариативно и пользуется Путин, смещая акценты то в пользу либерализма, то в пользу большего внимания к социальным программам и усилению роли государства в вопросах экономического регулирования.