2.2. Возникновение научного мировоззрения и его кризис
2.2. Возникновение научного мировоззрения и его кризис
Формирование научного мировоззрения. Человек стремится овладеть всем, что его окружает, то есть устранить то, что он не контролирует, любую неопределенность, случайность… Кроме той неопределенности, которую может внести он сам, его свободная воля. Для этого он заменяет многие естественные сущности в своем окружении на искусственные, на им самим созданные. Для этого он учится создавать технические механизмы, все процессы в которых он умеет контролировать. Для этого он изучает звезды и планеты, где все можно предсказать: это образец для тех вещей и механизмов, которые он хочет создавать. Классической научной картиной мира была ньютоновская концепция, согласно которой любое событие однозначно определяется начальными условиями, состоянием мира в предыдущие периоды времени. Отсюда происходит убеждение марксистов о детерминированности всех процессов, включая и историю человечества как результат поступательного развития производительных сил и производственных отношений (теория исторического материализма).
И человек действительно сумел создать вокруг себя такую среду (искусственную, техногенную), что в большинстве случаев (или в большинстве ситуаций) он знает, что произойдет на следующий день, а то и на следующий год с важными для него условиями, параметрами окружающей среды. Он может их прогнозировать, – значит в его психике (в сознании или в бессознательном) имеется достаточно хорошее изображение (картина, или отражение) реальности. В тех случаях, когда подробной картины нет, человек знает: если он будет действовать определенным образом, это приведет к известному ему результату.
Для развития науки необходима была мировоззренческая база, и важно было выбить опоры, которые поддерживали отжившие, лишившиеся жизни идеологии и социальные институты, мешавшие развитию Науки и полной творческой силы Новой духовности. Четкое, обязательное выделение двух участников процесса познания – объекта и субъекта было важным шагом в философии. В эпоху становления науки как важной составляющей жизни человечества и индустриализации, направленной в первую очередь на преобразование вещей, материальной среды, вполне оправданным представляется также приоритет, который отдавался объекту по сравнению с субъектом и, соответственно, объективной реальности, независимой от субъекта («объективистское» идейное направление), а также высокая ценность ее рационально-логической упорядоченности. Наиболее последовательно и полно эти задачи выполнили Маркс и Энгельс и другие философы-материалисты. В этот период оформляется также «объективистская» гегелевская философия – философия развития мира как самопроявления процесса развития абсолютной идеи, ее логики (диалектики).
В душе человека, вынужденного добывать хлеб свой в поте лица и постоянно защищаться от разнообразных угроз и нападений, всегда жила тоска по вечно неизменному, абсолютно надежному порядку, который он видел в движении небесных светил. Божье царство отождествлялось с Небом. Сверхценные знания касались точно предсказуемых движений светил и соответственно неизменных, вечных Законов. Аристотель полагал, что в природе каждое изменение имеет свое причинное обоснование. В результате действия цепи причин возникает однозначно определяемая рациональная сущность каждого объекта, подобно взрослому организму, который возникает из своего зародыша. Случайности, которые наполняют подлунный мир, не представляют интереса с точки зрения Познания мира.
Такое ограничение целей научной деятельности возвысило статус науки до сакральных высот и ее результатов – до непререкаемых истин. Но в то же время это неприемлемо сузило сферу объектов исследования. Потребность в изучении биологического мира, разнообразия социального устройства и культур народов, населяющих планету, заставила отказаться от обязательных критериев универсальности и неизменности открываемых наукой законов и признать ценность и необходимость идиографических исследований, то есть изучения уникальных объектов и форм, а также описание процессов их становления, развития и исчезновения. В развитии наук периоды создания общей теории периодически сменяются накоплением фактов и противоречий, не укладывающихся в общую теорию и требующих более детального изучения конкретных «локальных» и уникальных объектов, ситуаций, проблем.
Фактически единственным признаком научности результатов пришлось признать подтверждение его объективного характера с помощью выработанных естественными науками методов их защиты от ненадежности и субъективизма чисто психологических особенностей человеческого познавательного инструмента. Даже физикам пришлось признать (правда, после долгой и трудной борьбы) научную легитимность таких «слишком человеческих» категорий как случайность, возможность и вероятность. Сначала через больцмановский второй закон термодинамики, а затем – через гейзенберговский принцип неопределенности в квантовой механике. Окончательное утверждение самостоятельной ценности и легитимности основанных на этих понятиях закономерностей как конечных продуктов научных исследований, их введения в философию науки связано с работами Ильи Пригожина. (Наиболее известная книга [18] опубликована в начале 80-х годов)[25].
В противоположность основам «ньютоновского» научного мировоззрения, введение в естественные науки категорий случайности и возможности означает отказ от требования однозначного причинного обоснования каждого события, от принципа, согласно которому любое новое возникающее явление уже содержится в предшествующем состоянии мира, и «нет ничего нового под луной». Оценка важности «нового», «развития», «прогресса» произошла сначала в идеологии и практике социологии и других общественных наук. Затем, с разработкой и утверждением в общественном сознании дарвиновской теории эволюции – в биологии. Философское осознание роли необратимости времени в работах И. Пригожина и в бурно развивающейся в последнее десятилетие синергетике ознаменовало распространение этой проблематики на все пространство науки.
Утверждение о безудержном внедрении науки во все сферы человеческой жизни давно уже стало общим местом, приобрело характер тривиальности. Процесс преобразования самой науки и научного мировоззрения есть пример встречного движения – внедрения в сферу науки все большего количества понятий ненаучного языка, обращавшихся прежде только в практике и обыденной жизни. Это сближение и «сращивание» научного мировоззрения и других сфер человеческой жизни является частью распространения в область науки иных психических способностей человека, помимо способности рационального логического мышления. Другим примером распространения иных психических функций служит серьезная попытка Анри Бергсона в конце XIX века представить альтернативу современной ему науке – убедить научную общественность, что не только логическое мышление, но и интуиция является неотъемлемой составляющей научного исследования. Бергсоновская интуиция – это концентрированное внимание, создающее у исследователя образ проблемы, отражающий своеобразие изучаемой ситуации и проблемного задания. Чтобы создать обобщающую концептуальную систему и чтобы сделать полученный интуицией результат готовым для передачи, для коммуникации с другими исследователями, необходимо формализовать его с помощью языка, логического мышления и математических конструкций. По Бергсону, интуиция и методы классической науки «обе опираются на реальность: их можно было бы рассматривать как два раздела науки или две метафизики, если бы они не знаменовали собой только различные направления мыслительной деятельности» [19] (русский перевод цитаты [18, с. 141–142]).
Успехи в развитии техники и становлении индустриального общества, основанных на достижениях естественных наук, заставляли верить, что и философские предпосылки естественнонаучного мировоззрения являются не только свойством познавательного аппарата человека, его психики, но и свойством, принципом устройства всего объективного мира. Этот взгляд на мир столкнулся с проблемой, когда оказалось, что в самой сфере физических явлений есть процессы, которые не поддаются описанию как однозначно определяемые механические движения и требуют введения категории возможности и вероятности. Традиция признания за научными концепциями отражения объективной реальности потребовала отказа от универсальности детерминистских законов, признания возможных отклонений как свойства объективной реальности. Но другая традиция требовала признания вероятностных законов только результатом неспособности человека более детально описать систему, сложность которой превосходит его распознающие способности. Похоже, что спор двух этих тенденций в философии науки до сих пор не нашел однозначного разрешения. В качестве защитников «детерминистской» позиции в нем называют Ньютона и даже Эйнштейна, «вероятностной» – тех или иных представителей генетических основ биологической эволюционной теории.
В древнем мифологическом мышлении приписывание объективным одушевленным и неодушевленным предметам любых свойств человеческой психики было обычным и привычным явлением. Но и традиция объективизировать, приписывать объективное существование свойствам и продуктам человеческой психики – такая же древняя, как сам человек. Для большей наглядности и понятности эти свойства персонифицировались, олицетворялись в образах богов и демонов. Сон приносил Морфей, а любовь зажигала стрела Эроса. Уже начиная с Платона, философия выделила мышление из всех остальных психических функций человека как особо привилегированную. Платон разделил душу человека на три части и разумную ее часть объявил бессмертной. По Платону, идеи вещей (они постигаются только мыслью) более реальны, чем чувственно воспринимаемые вещи. Эти последние порождаются идеями, они – несовершенные подобия идей. Подлинный мир, настоящая реальность – это мир идей.
Средневековый спор между номиналистами, которые полагали, что общие понятия (универсалии) существуют только в общественном сознании, формирующем их на основе познания единичных вещей, и реалистами, которые признавали их объективное существование, независимое от человека, похоже, не завершился до сих пор. С утверждением научного мировоззрения результаты научных теорий (продукты мыслительной деятельности!) стали признаваться реальностью высшей пробы. Результатам других видов психической деятельности с объективизацией не повезло. Всякие «антропоморфизмы» были исключены из культуры мышления и остались только в качестве поэтических метафор. Поэтому, когда Пригожин и Стенгерс объявили, что природа может быть наделена даром творчества (на полном серьезе, а не в качестве метафоры), это многими было воспринято только как интеллектуальная провокация. Это конечно сыграло свою провокационную роль (и думаю, очень плодотворную). Но дело в том, что они подняли вполне серьезную проблему. «Благодаря неопределенности существует творчество – творчество во вселенском масштабе, включающее в себя, конечно, и человеческое творчество» [20] (русский перевод цитируется по книге [21, с. 333]). Интеллектуальное сообщество приняло эту мысль с интересом и в основном с одобрением.
Но это был уже конец XX столетия. В XIX веке шел процесс укрепления научного мировоззрения в борьбе с доминирующим религиозным мировоззрением. Поэтому любые события, сущности, идеи, реальность которых не подтверждалась методами тогдашней науки, лишались статуса реальных. Л. Фейербах доказал, что не бог создал человека, а человек создал бога – идею, образ бога. Хотя идея бога создавалась и совершенствовалась мудрецами в течение многих веков, она не удовлетворяла требованиям рационально-эмпирического исследования. И ей не присвоили статус реальности.
Для чего люди занимаются наукой? Видимо, ими руководят два стремления (или группы, пучки стремлений, или целей):
• непосредственно познавательный инстинкт, любопытство; стремление создать внутренний образ окружающей среды, скорее всего его надо признать одним из фундаментальных свойств живых организмов, обладающих нервной системой (это в основном фундаментальная наука);
• стремление развивать науку с целью создания технологий совершенствования производства и социально-экономических институтов (прикладная наука).
К первой группе можно отнести (или примыкает) стремление людей использовать методы и навыки научной деятельности не для создания средств улучшения условий жизни, а для того чтобы лучше понять, разобраться в целях и смыслах, определяющих деятельность и развитие человеческих сообществ. Этот аспект, всегда присутствующий в общественных и гуманитарных исследованиях, является главным, когда речь идет не о собственно науке, а о создании идеологии.
Образцом, эталоном собственно научного освоения реальности всегда были физика и астрономия с космогонией. Выработанные в них требования к знаниям, признаваемым научными истинами, легли в основу методологии, форм и логического строя исследований во всех естественных, а затем и общественных науках. По мере распространения сферы изучения на проблемы Земли и живой природы, эти образцы, схемы и модели исследования менялись. Но наука в целом и развитие общенаучных парадигм оставались в значительной мере поставщиками образцов рационального освоения мира также и для наук общественных и гуманитарных, драйвером стиля интеллектуальной деятельности. Это влияние естественно сказывалось и на развитии идеологий.
В XIX веке биологическая наука только во второй его половине стала развиваться на достаточно прочной основе дарвиновской эволюционной теории. Общественные науки по убедительности и надежности их истин и до сих пор не идут в сравнение с науками о природе. Мир был заворожен успехами естественных наук. Соответственно, статус научной теории во всех других областях знания могла получить только универсалистская концепция. Ослабление в европейской интеллектуальной элите религиозных начал потребовало создания идеологических концепций, способных занять место религии в системах координации и управления общественной деятельности. В ответ на этот запрос со стороны общества возникли основные идеологические конструкции, определившие исторические процессы и XIX, и XX веков. И они имели характер универсальных и детерминированных моделей развития человечества.
В настоящее время симптомами если не кризиса в науке, то признаком смены научной парадигмы можно считать в сфере естественных наук — рост интереса к накоплению научных экспериментальных данных о парапсихических и мистических феноменах, накопление эмпирических, в частности, экспериментальных научных данных о них, интенсивную разработку моделей и теорий об их материальных носителях, моделей и теорий по космогоническим и космологическим проблемам. В сфере общественных наук – это оживление интереса к политэкономии и марксизму, к их обновлению. Смена парадигмы в пространстве науки является важной составляющей общеидеологического поворота в мировом духовном пространстве.
Кризис научного мировоззрения. Благодаря науке и научному мировоззрению, человек в значительной мере овладел окружающей средой на земле или создал искусственную среду, так что резко сократил неопределенность, риски и угрозы своему существованию. Научного мировоззрения, выросшего на основе потребностей и методологии естественных наук, в основном хватало для овладения природой и техникой. Но остается жизнь общества, то есть та сфера, в которой он принципиально не может устранить неопределенность[26]. Допустим, первична материя, то есть субстанция, движение которой независимо от наблюдателя и подчиняется вечным законам природы, которые могут быть познаны человеком. Хорошо. А как быть с тем, что никак не назовешь объективным, независимым от человека – с непосредственно данной каждому человеку свободой выбора? Как ответить на вопросы: куда и зачем идти? – то есть на вопросы из сферы духа и души. Материалисты не только не пытаются ответить на эти вопросы. Они просто устраняют сами вопросы из сферы мысли: есть вопросы, на которые ответов в принципе быть не может, «вопросы, не корректно поставленные».
Четкое, обязательное выделение двух участников процесса познания – объекта и субъекта – было важным шагом в философии. В эпоху становления науки как важной составляющей жизни человечества и индустриализации, направленной в первую очередь на преобразование вещей, материальной среды, вполне оправданным представляется также приоритет, который отдавался объекту по сравнению с субъектом и, соответственно, объективной реальности, независимой от субъекта («объективистское» идейное направление), а также высокая ценность ее рационально-логической упорядоченности. В этот период оформляются материализм и гегелевская философия развития мира как самопроявления процесса развития абсолютной идеи, ее логики (диалектики).
Убеждение в существовании вечных универсальных законов, на основе которых можно однозначно объяснить все процессы, происходящие в мире, стало важнейшим стимулом для развития наук, как естественных, так и общественных. Например, политик может быть уверен, что если он будет демонстрировать уважение к традициям и преклонение перед национальными святынями, это укрепит единство народа и предотвратит нарастающие протесты. Поэтому в более широком плане можно говорить о познании как об установлении соответствия между познающим аппаратом человека (субъект, психика) и внешним миром[27], о предсказуемой связи между действием и его результатом. (Правда, человек часто склонен переоценивать адекватность и глубину этого соответствия). Но строго рассуждая, в области общественных явлений это явно противоречило фундаментальным установкам всех активных сил общества, которым необходима вера в их способность воздействовать на исторические процессы.
По мере увеличения числа и глубины исследований гуманитарных и общественных проблем становилась все более очевидной ограниченность, недостаточность тех философских, методологических основ, которые формировались в области естественных наук и изучения природы. Но в период создания научного мировоззрения и завоевания им своего места в духовном пространстве, сформировалась его агрессивная установка в отношении к религиозным, метафизическим и прочим идеям, которые не могут быть верифицированы и редуцированы (сведены к проверяемому на опыте знанию). В то время идеологам Науки важно было выбить опоры из-под этих идей и представлений, теряющих энергию жизни, устаревших, но активно мешавших развитию полной творческой силы новой духовности. Но и до сих пор в образованных слоях, особенно в среде ученых, распространено пренебрежительное отождествление «ненаучное – значит бессмысленное», или, по крайней мере, несовременное.
Ограниченность научного мировоззрения выявляется и в том, что все больше оказывается эмпирических наблюдений и фактов (фиксируемых со всей тщательностью научной методологии!), которые не укладываются в научно признанные теории и модели, – сведения парапсихологов, уфологов, физиологов и даже астрономов. Эти факты и свидетельства остаются вне сферы рационально-логических объяснений. Многие из них позже окажутся событиями и явлениями природной, материальной реальности и полностью объясняемыми наукой. Но часть этих событий, этих фактов никогда не будут объяснены научными теориями, поскольку существует реальность иной природы. (В частности, потому что человек – это не только бесстрастно мыслящий рассудок. Он наделен волей, способностью оценивать священное и банальное, чувствовать восторг и ужас, выбирать и рисковать, то есть наделен элементами духа).
Когда человек изучает природу и конструирует технологии увеличения своей власти над ней, возможно, научного мировоззрения, научной парадигмы достаточно. Но для понимания проблем, которые ставит жизнь, для участия в истории необходима иная философия. Даже развитие самой науки требует введения в философию понятий важно, значимо, ценно, – не объективно существующих, а связанных с человеком как субъектом познания. Необходимо отделение тех явлений, событий, сущностей, закономерностей, которые важны, полны смысла для воспринимающего, познающего их сознания, – отделение от тех, которые для него безразличны, не значимы. Такое различение «уровней реальности» необходимо человеку, субъекту для определения круга тех феноменов и вопросов, на которых человек будет концентрировать внимание, направление его научной и производственной деятельности, тех явлений, которые воздействуют на его индивидуальную или общественную жизнь, формируют систему целей и ценностей. В первую очередь отделение важного от второстепенного необходимо просто потому, что ограничены возможности человека по восприятию впечатлений и переработке информации.
Но важнее сама проблема: что считать значимым, заслуживающим внимания и веры? Именно эта проблема, этот выбор критерия «что есть истина?», ведет к расколам народов и всего человечества на группы и сообщества, противостоящие часто друг другу непримиримо. В то же время зависимость истины, сущности, реальности от субъекта, от индивидуума, от его восприятия или от политической ситуации, которая определяет тот или иной выбор им решения этой проблемы для данного сообщества, – эта зависимость делает такое понимание истины неприемлемо относительным, чисто условным, релятивным, не сущностным, а инструментальным.
Когда историк говорит, что в истории «нет сослагательного наклонения», он думает, что его слушатели никогда не задумывались о смысле и «правде» утверждений историков. Трудно представить, чтобы человек, плохо ли, хорошо ли написавший несколько книг, не понимал, что роль несомненных фактов в большинстве смысловых утверждений составляет, дай бог, половину дела. А остальное – их отбор и интерпретация.
Эти критика и неудовлетворенность вроде бы не относятся к естественным наукам. Ведь их содержание, объект изучения не зависит от субъекта познания. Однако, это не совсем так, поскольку содержание каждой науки состоит не только из установленных истин, но и формулировки тех проблем и гипотез, которые определяют ее социальное, экономическое и идеологическое значение. А когда речь идет о науках общественных, гуманитарных, критерии материализма и рационализма оказываются вовсе не пригодными или совершенно недостаточными. За рамками научного мировоззрения и вообще «объективистского» направления мысли остаются главные вопросы, волнующие людей. Это важнейшая причина возникновения мировоззрений, религиозных учений, философских систем, различающихся ответами на эти главные вопросы.
Интерес к вопросам гуманитарным, духовным и религиозным сейчас усиливается. Физика уже не пользуется безраздельным приоритетом, как полвека назад. Тогда было очевидно «что-то физики в почете…». Допустим, приоритет физики был вызван открытиями ядерной энергии и полетами в космос. А сам интерес к тайнам природы откуда взялся? Разве дерево научных открытий и технических достижений не растет так же случайно и непредсказуемо как дерево биологической эволюции? Без понятия случайного, без разделения закономерного и случайного здесь не обойтись. И это уже выход за рамки научного мировоззрения. Поскольку, хотя вероятности подчиняются закону, но случайная реализация есть реализация чьего-то выбора. Пусть это бесстрастная и равнодушная Природа, но у нас нет метода, нет инструмента, чтобы отличить сложные действия Разума более могучего, чем наш, от чисто случайной последовательности событий (которая, возможно, окажется полностью детерминированной и предсказуемой в результате будущего развития науки). Такое различение – это акт Веры.
Итак, уже с признанием категории случайного рушится претензия (требование) научного познания на объективность, на независимость от субъекта исследования. Более наглядно претензии на объективность противостоит неизбежно присутствующая в любом научном утверждении категория сущности явления или вещи. Выделение, выявление идеи вещи, обусловленной всеми закономерными причинными, логическими связями мира, и противопоставление ее фактической реализации, неизбежно носящей необязательные, несущественные, случайные черты («сотри случайные черты…» и тогда ты увидишь подлинный, истинный образ), – такое выделение зависит от цели исследования. Категорию «идеи» вещи как истинного ее образа ввел Платон. М. Хайдеггер считает этот акт началом катастрофы западноевропейской философии. Поскольку он направляет мысль философов к разделению мира и познания на вечный и неизменный объект (законы природы) и активный, стремящийся к его познанию субъект. Что или кто определяет жизнь субъекта и объекта, – это остается вне поля внимания. Создается «слишком мыслительная, рассудочная» структура познания и мира.
Наиболее глубокой критикой философских основ научного мировоззрения, наверно, следует считать экзистенциалистскую философию Мартина Хайдеггера. Его заслуга в том, что эта философия содержит не только критическую составляющую. Он первый попытался создать систему категорий, которая дала бы единую базу для обсуждения разных смыслов и духовностей (в частности, Веры и Науки, как говорилось выше). Хайдеггер критикует западноевропейскую философию (в частности, научное мировоззрение) за неспособность пробиться к пониманию истины, сущности вещей как абсолютного, существующего до разделения реальности и ее познания – на субъект и объект. Он характеризует закономерный финал ее истории от Платона и Аристотеля до Декарта и Ницше как европейский нигилизм и использует это понятие в общефилософском смысле для критики западноевропейской философии и всей культуры. По его мнению, они утеряли свое единство, свою общность со всем остальным бытием. Сделав разделение на объект и субъект исходным условием сознания (в частности, и философии), а следовательно и самого бытия, философия предопределяет несовместимость в единой мировоззренческой концепции «объективистского» и духовно-творческого, то есть субъективистского начал, невозможность их объединения. Само признание субъект-объектной структуры бытия и сознания предопределяет «выпадение» человека из общей ткани мироздания и «преднамеренное навязывание» своей структуры понятий и желаний всему окружающему, ставшему для него только объектом, не считаясь с его собственным бытием.
На этом пути человек удаляется и отчуждается от смыслов, от жизни мироздания, от того, что Хайдеггер называет бытием. В конце этого пути (Хайдеггер считает концом современную науку и философию Ницше) западноевропейский человек приходит к смысловой, бытийной пустоте – вещи перестают вещать ему свои священные смыслы. Ницше провозгласил свое знаменитое «Бог умер». И для него в сфере смыслов не остается ничего кроме пустой субъективности, кроме воли, произвола субъекта.
Итак, основные претензии к научному мировоззрению сводятся к следующему:
1. Для наук гуманитарных и общественных, имеющих дело с процессами, в которых человек непосредственно участвует, явно не пригодна субъект-объектная структура познания. Поскольку направляет мысль философов к разделению мира и познания на вечный, неизменный объект и активный, стремящийся к его познанию субъект. Что или кто определяет жизнь субъекта и объекта, – это остается вне поля внимания. Создается «слишком мыслительная, рассудочная» структура познания.
Результатом осознания философами относительности и условности ролей субъекта и объекта при изучении истории и культуры стал отказ от субъект-объектной категориальной схемы и переход к схемам социально-культурного и производственного взаимодействия человеческих сообществ, культурных традиций, «объективированных субъектов» и «субъективированных объектов» в процесс исторической практики.
В частности остается в прошлом стремление приверженцев исторического материализма объяснять исторические процессы как результат изменения только производительных сил и производственных отношений (первичность материальных причин) и рассматривать культурные, конфессиональные и т. п. события только как «надстройку». Такая односторонняя схема уступает место картине взаимного влияния процессов различной природы.
2. Научный подход ограничивает поле своего внимания и обсуждения, присуждая звание «реальных» только тем объектам, отношениям, событиям, которые выдерживают «экзамен» верификации и редукции. И оставляет вне поля дискурса те представления, явления, сущности, которые для многих гораздо важнее, ценнее и потому реальнее, чем многие материальные объекты и события, до которых человеку нет никакого дела. Это относится в первую очередь к сущностям, связанным с эмоциональными, интуитивными, парапсихическими феноменами и функциями сознания, определяющими Смыслы человеческой жизни.
Такой принцип определения реальности ведет к отчуждению человека от остального мира, к нигилизму и потере смысловых ориентиров бытия.
3. Современное научное мировоззрение – философская основа для сферы рационального познания и технологического овладения человечества окружающим миром. Жизнь и деятельность человека не ограничивается этой сферой, в нее не укладываются общественные и гуманитарные науки, сфера смыслов и идеологий.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.