Парвус, Ганецкий и «немецкий ключ»?
Парвус, Ганецкий и «немецкий ключ»?
Ленин мысленно был в России. Мечта и цель всей его жизни неожиданно оказались географически и политически недалеко. На его Родине, от которой он уже стал порядком отвыкать, зрели потрясающие события. Последнее десятилетие, приблизившее Ленина к полувековому рубежу жизни, сделало его тем типом иммигранта, который уже редко возвращается в родные пенаты. А здесь — революция! Еще несколько недель назад он даже не мыслил о ее столь стремительном приходе. Ленин срочно пишет Ганецкому в Стокгольм с требованием искать выход из швейцарского тупика: как попасть в Россию? Обращается к Р. Гримму — местному социалисту — с просьбой проработать вариант проезда через Германию. Но пока никакого ответа. Быстрее всех действует Ганецкий (Ленин давно отметил про себя его скорую исполнительность, сметку, способность к конспирации); уже 10 марта, всего через несколько дней после революции, Ленин получает 500 рублей «на дорогу»24. Русское Бюро ЦК, действующее за границей, активнее всех заботится о том, как доставить быстрее своих вождей в клокочущую Россию. Но решения, плана «переброски» пока нет. Где-то в душе Ленин допускает вариант, что он может остаться только свидетелем революции, а не ее вождем. Поезд истории может уйти без него! Лидер большевиков пишет в Кларан Инессе: «В Россию, должно быть, не попадем! Англия не пустит. Через Германию не выходит»25.
Возможно, что ничего бы с поездкой так и не вышло, тем более что Ленин откровенно боялся ареста в Англии или немецких подлодок в море. И, кто знает, останься он в Швейцарии до конца войны, сочиняя «Письма из далека», состоялся ли бы октябрьский переворот? Троцкий позже утверждал, что Октября бы не было без Ленина и его… Но ситуация была такой, что в переезде Ленина и его соратников в Россию были заинтересованы не только большевики, но и, особенно, германское военное руководство. Там давно следили за большевиками, оказывая им через подставных лиц крупную финансовую помощь.
В Берлине германский канцлер Бетман-Гольвег слушал доводы «за» не только от генерального штаба, но и от некоторых «собственных» социал-демократов, и в особенности от Гельфанда-Парвуса, издававшего в то время журнал «Ди Глоне». Парвус, беседуя с германским послом в Копенгагене Брокдорф-Ранцау, настаивал на том, что сепаратный мир с Россией опасен. Царь тогда просто задушит революцию. Нужна только победа Германии. Парвус еще не знает, что Ленин вскоре публично заявит, что он всегда был против сепаратного мира с Германией. В своей статье «Где власть и где контрреволюция?», опубликованной 19 июля 1917 года в газете «Листок „Правды“», Ленин категорически утверждал, что «сепаратный мир с Германией самым решительным и бесповоротным образом всегда и безусловно отвергал!!»26. Вождь большевиков, как мы уже неоднократно отмечали, давно стоял за поражение своего правительства, а значит, и России в войне; стоял за превращение ее в гражданскую как предтечу победы его революции. Во имя власти Ленин не погнушался натянуть на свою плотную фигуру плащ «пораженца».
Такая позиция лидера большевиков глубоко совпадала и с намерениями германского генерального штаба, ибо голос немецких «пораженцев» был неизмеримо слабее и глуше. В своих воспоминаниях известный государственный и политический деятель Германии Эрих Людендорф, «военный мозг нации», писал: «Помогая Ленину поехать в Россию (через Германию из Швейцарии в Швецию. — Д.В .), наше правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправданно. Россию было нужно повалить»27 (курсив мой. — Д.В. ). Хотя и цинично, но в высшей степени откровенно. Ведь большевистская революция могла предоставить Германии неслыханный шанс выиграть войну, которую она уже проиграла! Людендорф открыто говорил позднее, что советское правительство «существует по нашей милости».
Заметим, к слову, что, когда в мае 1920 года на заседании Политбюро встал вопрос о публикации на русском языке воспоминаний Людендорфа, все присутствующие (Ленин, Троцкий, Сталин, Каменев, Томский, Преображенский) единодушно сошлись на том, что следует «перевести и напечатать лишь те места книги, которые относятся к брестским переговорам»28. Захватив власть, они уже не очень боялись разоблачения, но все же неприятно… Добиваясь поражения России, большевики служили не только целям своей партии, но и фактически устремлениям германского милитаризма.
Как читатель, видимо, понимает, автор в своей книге не может обойти вопрос о так называемом «немецком факторе» в русской революции. Этому вопросту посвящена обширная литература, особенно за рубежом. Русские марксисты предпочитали об этом не говорить, следуя просьбе Ленина (которая, впрочем, не была напечатана сразу после написания): «еще и еще раз просим всех честных граждан не верить грязным клеветам и темным слухам»29. Большевики никогда не пытались аргументированно, доказательно отвести обвинения в прямом или косвенном сговоре с Германией в стремлении «повалить Россию». Хотя финансовая связь, видимо, была косвенной, опосредованной, было трудно, просто невозможно опровергать свои пораженческие призывы. Лучше молчать или демагогически огрызаться: «Не верьте клеветникам». Если и были поползновения оправдаться, то они были неуклюжими, неубедительными, декларативными типа ленинского заклинания: «Просим всех честных граждан не верить грязным клеветам и темным слухам». Просим… не верить. И все.
Как же дело было в действительности? Были ли прямые (или косвенные) договоренности большевиков и германских представителей в вопросах «пропаганды мира» (именно так всегда предпочитали публично говорить в Берлине, касаясь этой щекотливой темы)? Получали ли большевики немецкие деньги «на революцию»? Какую роль во всем этом играл Парвус, которого А. И. Солженицын называет автором грандиозного «плана»? Великий писатель в своем историческом исследовании «Ленин в Цюрихе» утверждает, что план Парвуса заключался в «уничтожающем разгроме России и революции в ней! Если Россия не будет децентрализована и демократизована — опасность грозит всему миру. Победа Германии в войне принесет классовые завоевания пролетариату. Победа Германии — победа социализма!»30.
Крупный историк С. П. Мельгунов, приговоренный большевиками в 1920 году к смерти, но затем высланный за границу, написал около десятка книг о русской революции. Одна из них — «Золотой немецкий ключ большевиков» прямо утверждает: «В кармане Парвуса, связанного и с социалистическим миром, и с министерством иностранных дел, и с представителями генерального штаба, надо искать тот „золотой немецкий ключ“, которым открывается тайна необычайно быстрого успеха ленинской пропаганды»31.
С выводами А. И. Солженицына, С. П. Мельгунова, многих других писателей и историков созвучно и серьезное документальное исследование, осуществленное учеными Земаном и Шарлау: «Купец революции»32. Открытие партийных архивов в России после памятного августа 1991 года приблизило к разгадке многих исторических ребусов, составленных большевистской революцией. В целом феномен «немецкого золотого ключа» можно представить как дилемму мистификации и тайны. Автор настоящей книги в результате анализа огромного количества самых различных советских и зарубежных материалов пришел к выводу, что «немецкий фактор» не мистификация, а историческая тайна, с которой уже давно шаг за шагом стягивается непроницаемый полог. Я не могу категорически утверждать, что после моей книги все в этом вопросе станет ясно. Нет. Тайна сия велика. Многие действия узкого круга большевиков осуществлялись на вербальной, словесной основе. Многие, очень многие документы после октябрьского переворота были уничтожены, тем более что Ленин умел хранить тайны. Устойчивой, непреходящей ленинской страстью была его любовь к секретам, подпольным конспиративным связям, тайным операциям. Вождь русской революции был непревзойденным Жрецом тайн: исторических, политических, моральных, партийных, революционных, дипломатических, военных, финансовых.
Ленинские «архиконспиративно», «совершенно секретно», «тайно», «негласно» — оттеняют одну из существенных граней ленинского портрета. Это неудивительно: ленинская партия выросла на нелегальной почве; успеха большевики добились в результате политического заговора; система поднялась, окрепла, говоря устами вождей одно, а делая другое…
Чтобы попытаться и дальше приподнять полог большевистской тайны над «немецким ключом», автор должен остановиться на двух исторических фигурах, сыгравших демоническую роль в российской истории. Речь идет об Александре Лазаревиче Гельфанде (Парвус, он же Александр Москович) и еще об одном лице, слабо вырванном из тьмы историческим светом, — Якове Станиславовиче Фюрстенберге (он же Ганецкий, он же Борель, Гендричек, Францишек, Николай, он же Мариан Келлер, он же Куба…).
Эти два весьма темных, злодейски талантливых человека сыграли в 1917 году роль невидимых пружин, толкавших стрелку революционного барометра к отметке «социальная буря». Нет, они не были возмутителями душевного настроения масс. Но они помогали Ленину и его соратникам опираться на конкретные финансовые возможности Германии. Многое говорит об этом.
Александр Гельфанд родился на три года раньше Владимира Ульянова в семье еврейского ремесленника в местечке Березино Минской губернии. Учился в Одессе, университет закончил в Базеле, став доктором философии. Там же, в Европе, он познакомился с грандами теории революционного движения: Плехановым, Аксельродом, Засулич, Цеткин, Каутским, Адлером. Еще до первой русской революции Парвус познакомился с Лениным и Крупской.
Парвус обращал на себя внимание высокой эрудицией, парадоксальностью мышления, радикальностью суждений, смелыми пророчествами. Так в своих статьях серии «Война и революция», опубликованных в 1904 году, Парвус предрекал России поражение в войне с Японией и как следствие — неизбежность революционного пожара в российском доме. Ленин давно со стороны наблюдал за этим человеком, всегда сохраняя большую личную дистанцию. Может быть, вспоминая именно Парвуса, Ленин в свое время заявил Горькому: «Русский умник почти всегда еврей или человек с примесью еврейской крови»33. А может быть, эту фразу он произнес, бросая взгляд на себя извне?
Каутский приобщил Парвуса к журналистскому труду, где тот весьма преуспел. Парвус писал в газету «Танин», редактировал издание «Молодая Турция», писал статьи для «Берлинер тагблат», был корреспондентом «Форвертс». Во всяком случае, Центральный государственный особый архив имеет обширные сведения об этом34.
Троцкий, в свою очередь, был очарован Парвусом, завороженный его смелой теорией «перманентной революции». Выходец из России стал немецким социал-демократом, длительное время являясь, главным редактором саксонской газеты «Арбайтер цайтунг», выходившей в Дрездене.
В биографии этого человека яркая страница — участие в русской революции 1905 года. Ему, как и Троцкому, довелось здесь сыграть весьма заметную роль, не в пример Ленину, который ограничился положением статиста. И Троцкий, и Парвус были арестованы в Петербурге и сосланы в Сибирь (хотя и в разные места). И тот, и другой бежали. Сначала в Петербург, а затем за границу. Парвус, обладая хорошим пером, тем не менее, оставил очень небольшое письменное наследие; слишком много времени у него отнимала его вторая страсть — коммерция. Одна из его заметных литературных вех — книга «В русской Бастилии во время революции», в которой он описал многомесячное пребывание в Петропавловской крепости после поражения революции.
Свою бурную революционную деятельность Парвус совмещал с не менее активной деятельностью в сфере торговли и посредничества, где он весьма преуспел. Но здесь его ждала большая неприятность. Будучи одновременно литературным агентом Горького, Парвус представлял его денежные интересы в Германии, где одно время неплохо шла на сцене горьковская пьеса «На дне».
Историк Д. Шуб описывает так дальнейшие события, ссылаясь на Горького. Собирая деньги с театров за постановку пьесы, Парвус по договору двадцать процентов со всей суммы брал себе, а остальные делились следующим образом: четверть передавалась Горькому, три четверти — в кассу социал-демократической партии. У Парвуса в результате собралось что-то около 100 тысяч марок. Но вместо денег он прислал письмо, в котором простодушно сообщал Горькому, что все эти деньги он потратил на путешествие по Италии с одной барышней. Так как это было «наверное, очень приятное путешествие», писал Горький, «но касалось его только на четверть, он сообщил об этом в ЦК немецкой с.д. партии». Партийный суд в составе Каутского, Бебеля и Цеткин морально осудил Парвуса, и тот был вынужден уехать в Константинополь. Там Парвус быстро сделался советником в правительстве младотурок, посредничал в торговле между Турцией и Германией и быстро очень разбогател35.
Когда началась империалистическая война, у Парвуса, уже богатого человека, которого теперь знали и в высших сферах государства, родилась навязчивая идея, надолго захватившая его целиком: помочь Германии победить путем инициирования революционных выступлений в России36. Александр Исаевич Солженицын выразился обо всем этом одной фразой: Парвус «взялся сделать революцию в России и вывести ее из войны». По сути, это верно, хотя, как и любая лаконичная формула, она не может отразить все оттенки вопроса. Авторы книги «Купец революции» пишут на основании немецких документов о монологе Парвуса перед германским послом в Константинополе фон Вангенхаймом в январе 1915 года: «Интересы германского правительства вполне совпадают с интересами русских революционеров. Русские социал-демократы могут достичь своей цели только в результате полного уничтожения царизма. С другой стороны, Германия не сможет выйти победительницей из этой войны, если до этого не вызовет революцию в России. Но и после нее Россия будет представлять большую опасность для Германии, если она не будет расчленена на ряд самостоятельных государств…»37 Думаю, что в этих словах выражена суть «немецкой роли» в русской революции. Ленин просто воспользовался объективным совпадением в одном пункте интересов большевиков и Германии. Крушение царизма давало в руки Берлина военную победу, а в руки большевиков — вожделенную власть.
Есть основания, исследуя последующую деятельность Парвуса, полагать, что этот «план» у него реально существовал и им заинтересовалось германское руководство. Не ясно было лишь пока, как это руководство хотело способствовать его реализации и как большевики, не теряя своего лица, могли опереться на отдельные элементы этого «плана».
Западные исследователи утверждают, что Ленин в мае 1915 года встречался с Парвусом в Берне. Например, известный исследователь Ленина и ленинизма Д. Шуб пишет: в мае 1915 года Ленин встретился с Парвусом в Цюрихе. «Вначале Ленин внимательно выслушал планы Парвуса, но не дал ему определенного ответа. Он, однако, для контакта с ним послал в Копенгаген Ганецкого-Фюрстенберга с инструкцией, чтобы тот вступил в парвусовский институт и систематически информировал его оттуда о деятельности Парвуса»38. Биографическая хроника Института марксизма-ленинизма замалчивает сам факт этой встречи. Месяц май в «Хронике» не богат на события. Исследователи жизни Ленина скрупулезно отмечают малейшие штрихи в жизни маленькой семьи Ульяновых. Указывается, что в связи с подготовкой переезда для отдыха в горы Ленин выписывает из бернской библиотеки книги «Курортный справочник» и «Влияние высокогорного климата и горных экскурсий на человека», но о встрече с Парвусом — ни слова.
С середины мая Ленин и Крупская живут в горной деревне Зеренберг в отеле «Мариенталь», совершают прогулки в горы. Вскоре Ленин, естественно, приглашает на отдых в Зеренберг Инессу Арманд, и она почти сразу приезжает… В «Хронике» говорится, что Ленин читает, делает в книгах свои бессмертные пометки, пишет письма, инструктирует К. Б. Радека… но ни слова не говорится о встрече с Парвусом. В то время как сам Парвус в своей брошюре «В борьбе за правду» подробно описывает детали встречи с Лениным именно в мае и именно в Цюрихе.
Упоминавшийся нами известный историк Д. Шуб на основании письменных свидетельств Гельфанда и других документов утверждает, что А. Л. Парвус приехал в Швейцарию вместе с Екатериной Громан и остановился в самой роскошной гостинице. Шуб пишет, что через Е. Громан Парвус распределил крупную сумму денег среди нуждавшихся русских эмигрантов.
Ранее, после первой русской революции, Парвус встречался с Лениным и Троцким в Мюнхене. В один из дней мая Парвус неожиданно пришел в ресторан, где обедали русские эмигранты, и сразу подошел к столику, за которым сидели Ленин с Крупской, И. Арманд и близкий знакомый Ульяновых Каспаров. После короткой общей беседы Ленин и Крупская вместе с Парвусом ушли к себе на квартиру, где беседа была продолжена до вечера.
Парвус в своей брошюре о встрече с Лениным в конце мая 1915 года писал: «Я изложил Ленину свои взгляды на социально-революционные последствия войны и в то же время обратил его внимание на то, что, пока война продолжается, никакой революции в Германии не будет; революция возможна только в России, которая вспыхнет в результате победы немцев». Эту встречу подтверждает большевик Алфур Зифельдт, который видел, как Ленин с Парвусом отправились из ресторана вдвоем на квартиру к Ульянову39.
Д. Шуб пишет, что Ленин к встрече с Парвусом отнесся чрезвычайно осторожно и подозрительно и никогда и нигде не упоминал о ней.
Парвус «соблазнил» эмигрантов сообщением о том, что он открывает в Копенгагене научно-исследовательский институт причин и последствий войны. Нашлись люди, которые согласились с этим научным центром сотрудничать: Чудновский, Зурабов, Урицкий, другие. Одним из них был и Я. С. Ганецкий, весьма приближенный к Ленину человек. Есть основания считать, что в дальнейшем именно Ганецкий мог служить связующим звеном между Парвусом и большевиками40.
Довольно часто встречался с Парвусом и К. Радек, написавший в 1924 году специальный очерк об этом человеке, основанный на личных воспоминаниях. Радек приводит слова Парвуса о себе самом, что он «Мидас наоборот: золото, к которому он прикасается, становится навозом».
В своем двухнедельном журнале «Новая Россия», который издавался в Париже, А. Ф. Керенский через два десятилетия высказался весьма определенно, озаглавив одну из своих статей «Парвус — Ленин — Ганецкий»41. «Временное правительство точно установило, — писал Александр Федорович, — что „денежные дела“ Ганецкого с Парвусом имели свое продолжение в Петербурге в Сибирском банке, где на имя родственницы Ганецкого, некоей Суменсон, а также небезызвестного Козловского хранились очень большие денежные суммы, которые через Ниа-банк в Стокгольме переправлялись из Берлина при посредничестве все того же Ганецкого…» Керенский имел основания все это утверждать, ибо первое историческое расследование большевистско-немецких связей начало именно его правительство.
Однако стоит сказать, что Керенский о связях большевиков с немцами высказывался еще много раньше. Напомним один полузабытый эпизод.
Большевики, обладавшие огромным опытом конспиративной работы, постарались уничтожить прямые улики, свидетельствующие об их денежных и иных связях с немцами. Тем более что эти связи были многоступенчатые и о полной картине поступления средств в большевистскую кассу знали лишь несколько человек. К приведенным выше аргументам о существовании этих связей можно добавить свидетельства солидного российского юриста, следователя по особо важным делам при омском окружном суде Н. А. Соколова. Как известно, именно он провел первое сенсационное следствие по делу уничтожения царской семьи. Вынужденно оказавшись в Париже, Соколов продолжал расследование этого страшного дела, которое долгие десятилетия мучает умы честных людей.
Представляет, например, интерес протокол допроса Соколовым Александра Федоровича Керенского, как значится в документе, «39 лет, православного, проживающего в Париже, rue de Presbourg, 4». Допрос этого знаменитого свидетеля Соколов действительно осуществил в Париже 14 и 20 августа 1920 года. Главная часть протокола касается Николая II и его семьи. Но не только эти сведения привлекают внимание.
Керенский полностью подтвердил достоверность официального документа, опубликованного в газете «Общее дело» 10 декабря 1919 года и означенного как официальное сообщение прокурора Петроградской судебной палаты Карчевского о связях большевиков с немцами, главным образом, денежного и политического характера.
Александр Федорович заявил: «Фактическая сторона, изложенная в этом документе, бесспорна… Роль Ленина как человека, связанного в июле и октябре 1917 года с немцами, их планами и деньгами, не подлежит никакому сомнению. Но я должен также признать, что он не агент в „вульгарном“ смысле: он имеет свои цели, отрицая в то же время всякое значение морали в вопросе о средствах, ведущих его к этой цели… Они (большевистские руководители и немцы. — Д.В.) работали на фронте и в тылу, координируя свои действия. Обратите внимание: на фронте наступление (Тернополь) — в тылу восстание. Я сам тогда был на фронте, был в этом наступлении. Вот что тогда было обнаружено. В Вильне немецкий штаб издавал тогда для наших солдат большевистские газеты на русском языке и распространял их по фронту. Во время наступления, приблизительно 2–4 июля, в газете, изданной немцами и вышедшей приблизительно в конце июня, сообщались, как уже случившиеся, такие факты о выступлении большевиков в Петрограде, которые произошли позднее. Так немцы в согласии с большевиками и через них воевали с Россией…»
Далее Керенский продолжал: «Австрия готова была выйти из союза с Германией и искала сепаратного мира. Германия спешила совершить у нас переворот осенью 1917 года, стараясь предупредить выход из войны Австрии. Я констатирую Вам следующий факт: 24 октября 1917 года мы, Временное правительство, получили предложение Австрии о сепаратном мире. 25 октября произошел большевистский переворот. Так немцы форсировали ход событий…» (Из архива Военной прокуратуры РФ. Из материалов предварительного следствия по делу об убийстве императора Николая Александровича. Л. 100–104, 110–111. Материал не фондирован, т. е. не имеет специального шифра)
Конечно, можно возразить: проигравший оправдывается. Немало в утверждениях Александра Федоровича прямолинейного, как он говорит, «вульгарного». Но проигравшему можно верить, во всяком случае, не меньше, чем октябрьским победителям, имевшим большие возможности замести следы в этом деле. Впрочем, победителям никогда не удалось бы отрицать или скрыть факт их долгой и преступной работы, направленной на поражение России в войне. Фактически Германия в империалистической войне против России имела союзниками не только Австро-Венгрию, Турцию и Болгарию, но и большевиков. От этого никуда не уйти.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.