Глава 1 «Великая замятия» чумного периода

Глава 1

«Великая замятия» чумного периода

В середине XIV в. Россия переживала последствия тех же потрясений, что и народы Азии и Ближнего Востока, Северной Африки и Западной Европы. Чума спустя восемьсот лет вернулась, чтобы вновь проредить население. Установить точное количество людских потерь от той чумы и от сопутствующих ей болезней невозможно. Мнения разнятся в цифрах абсолютных и в процентах. Говорят о 20, 40, 60 миллионах умерших или от одной до двух третей от всех живущих. Больше всего ученых сходятся на усредненных цифрах в 40–50 %. Как результат начинается очередное Великое переселение народов. Приходят в запустение многие города и местности. Зато осваиваются новые земли, возникают селения в труднодоступных районах. Распадаются одни империи, и возникают новые, приходят в упадок горнодобывающие отрасли со старыми методами добычи, чтобы пережить новый технологический скачок.

Исторические хроники доносят до нас сведения, будто с полей военных действий, о людских смертях и необычных явлениях природы. По частоте упоминаний о землетрясениях и наводнениях можно судить, насколько ускоряется процесс климатических колебаний на фоне общего понижения температуры. В тех же хрониках пишется о выпадении осадков с лягушками и небесных знамениях с необъяснимыми кровавыми очертаниями. Отмечается странное поведение насекомых, птиц, грызунов. Полчища саранчи, например, долетают до северных районов, где их никогда не было. Крысы в городах перемещаются стаями, не боясь людей, готовые наброситься в любой момент. Чаще пишется о засушливых годах и сменяющих их годах с чрезмерно обильными осадками. О неурожайных годах, голоде, падеже скота записи встречаются чаще в западных источниках. Там не стесняются писать о страшных голодных зимах. В русских летописях сообщения о голоде упоминаются реже, о чуме только в редких случаях, чтобы не навлечь новой беды. По ним трудно представить истинные масштабы трагедии, но кое-какие подробности этих последствий восстанавливаются по косвенным свидетельствам.

Чума возникла в пустынных районах Монголии и Северного Китая. В одно лето по торговым путям империи Чингисидов чума распространяется на запад. В материалах Золотой Орды встречается пространная запись, датированная 31 октября 1335 г., где говорится о смерти молодого хана Таляша от болезни и о походе султана Абу-Саида с эмирами и войсками в область Арран. По дороге «…вследствие болезнетворного климата у большей части войска здоровье расстроилось. Царю через несколько дней там приключилась болезнь, и благословенное здоровье уклонилось от благополучия…». Этим воспользовался царь Узбек и с огромными полчищами дошел до Куры. Население, ниоткуда не видя спасения, решило погибнуть¹⁰⁸. Отчего и как население добровольно погибло — от страха перед наступающей армией царя Узбека или все-таки от чумы — сказать сложно. Не знаем мы, что стало с армией самого царя Узбека: какие-либо сообщения персидских авторов прерываются на 42 года.

Но по другим данным общую картину потрясения Орды чумой мы можем представить.

С 1312 г. государственной религией в Орде становится ислам. Во всех 150 городах, обнаруженных археологами по Большому караванному пути, отмечаются следы от построек мечетей, медресе, дворцов эмиров и их знати на европейский манер. Эти города служили и местом торговли, и перевалочными базами и использовались как постоянные зимние становища. Здесь же оседает определенное количество сокровищ от сбора различных податей и таможенных сборов. По найденным артефактам отмечается расцвет золотоордынской культуры. Особенно впечатляют фрагменты глазурной росписи на керамике, мозаике изразцового декора дворцов. Но те же селения, практически все и в одно время, неожиданно приходят в запустение и разрушаются. Столица Золотой Орды Сарай отстраивается уже на новом месте и получает название — Новый Сарай. Некоторые исследователи попытались проследить генеалогическую линию правителей Золотой Орды. Получилось, в период с 1342 по 1442 г., то есть за сто лет, сменилось 42 хана. Если учесть, что первый из них Джалал уд-Дин Махмуд Джанибек-хан правил 15 лет, то остальные сменялись в среднем каждые два года. Причиной тому могла быть не только усобица, кровавая резня между родственниками за ханский престол, но и периодически повторяющаяся эпидемия чумы, других попутных массовых болезней. И с этой точки зрения военные столкновения между феодалами, повествованием о которых наполнены русские летописи и сочинения авторов о Золотой Орде, являются лишь следствием глобальных природно-экологических и демографических катаклизмов.

Вслед за могущественной империей Золотой Орды завершается падение империи Византийской. Тогда же из конгломерата тюркских и арабских племен рождается новая народность турок-сельджуков. Несколько столетий они являлись лишь одним из многочисленных племен неопределенной этнической принадлежности, но объединенных на Востоке единой религией — исламом. С разгромом Константинополя в 1453 г. османы создают собственную империю, подчиняя балканские народы, в том числе сербов, болгар, греков. Начинаются притеснения христиан. Церкви перестраиваются под мечети. Для всего неарабского и нетюркского населения вводится особый налог, так называемая десятина детей или «подать душ». Это когда мальчиков 5–7 лет забирают из семей, определяя их в особые школы, где из них готовят преданных воинов — янычар. Новообращенные в ислам дети становились потом главными ударными силами в войсках конников османов. Это о них, русоволосых храбрых джигитах, будут складываться сказания. В них с болью в сердце читается о встречах сына с отцом на поле брани. О том, как один убивает другого и узнает по нательному амулету свою кровинушку.

Если на Ближнем Востоке с падением Византии усиливаются позиции ислама, то на Пиренейском полуострове наоборот: испанцы, португальцы освобождаются от господства арабов-мусульман и мусульмане отступают. Реконкиста приходится на правление Педро IV 1336–1387 гг. Одной из причин падения пятисотлетнего арабского господства на Пиренеях станет распространение чумы. Чума приходит в портовые города по всему периметру полуострова. Арабское население тогда группировалось в его юго-западной береговой части — Кордовский халифат. На всей остальной глубинной территории преобладали этнические формирования испанцев. Малозаселенными оставались внутренние области полуострова. Они-то и стали спасительным прибежищем бежавшему от черной смерти коренному населению. В ходе отвоевания некогда потерянной родной земли испанцы применяли методы насильственного обращения арабов и евреев в христиан, по сути те же, что и некогда арабы по отношению к ним. Это от испанских писателей мы узнаем о размахе священной римской инквизиции в борьбе за чистоту веры на Пиренейском полуострове. Это по их примеру во всей Европе заполыхают костры под ногами обвиняемых в колдовстве и умышленном распространении страшной «черной» заразы. Это по их примеру начнутся массовые расправы над евреями. Своего апогея по количеству жертв инквизиция достигнет к концу XV в.

В Европе чума придет в густо населенные местности и города. В условиях антисанитарии при отсутствии централизованной канализации, водоснабжения вспышки дизентерии, холеры являлись привычным явлением. От них болели долго и иногда вылечивались. Чума же поражала сразу, трупы чернели на глазах. Сами зараженные в течение нескольких дней болезни возбуждали своим нервным состоянием массовый психоз и ощущение обреченности. Тогда появляются картины, живописующие шабаш. На них в ярких красках рисуются толпы голых людей, бичующих себя плетьми, или толпы ряженых, которые беснуются на улицах и на площадях, пугая здравомыслящую публику безудержным массовым развратом и психозом. Так авторы пытались передать дыхание неотвратимой смерти. В жилища без признаков жизни никто не заходил. Их обходили стороной. Дома, в которые пришла зараза, запирали снаружи и поджигали. Но очистительный огонь не спасал. Спасало только бегство. Бросая больных близких, имущество, скот, здоровые и выжившие бежали в горы, леса, болота. Выражение «бежать, как от чумы» сохранилось до нас еще с тех времен. И действительно, спасались лишь те, кто бежал.

В перерывах вспышек пандемии чумы продолжаются локальные военные столкновения. Борьба за власть на пиру смерти не прекращалась. О них средневековые хронисты пишут больше. По их мнению, в толчее у трона и перераспределении графств и провинций делается история. Они как-то вскользь упоминают о голодных бунтах и каннибализме в человеческом обществе. А между тем голодные бунты против растерявшейся власти приобретают массовый характер. В этой классовой борьбе рождаются новые экономические отношения. Власть пробует иные формы эксплуатации, снижает бремя налогов. В условиях неспособности контролировать миграционные потоки ослабевает давление на крестьянское население.

Определенные требования предъявляет общество к религии, как единственному идеологическому институту, призванному успокаивать и приучать к терпению, не бояться смерти и верить в спасение. От нее ждут объяснения причин напастей на род человеческий. Религия, предложившая в качестве спасения веру в единого Бога — Небесного Спасителя и веру в Небесное Царство, проложила себе дорогу в умах людей в VI в. Тогда христианство утверждало конституционно самое себя. Теперь же, в XIV в., от нее требовалось подтверждение своей доминирующей роли в умах людей. Но она оказалась бессильной в сражении с силами природы. Черный след чумы распространяется стремительно, и его остановить никакими молитвами не удается. На этом фоне в обществе возникают сомнения в правильности веры, появляются новые толкования евангелистских основ вероучения. Вместе с ними объявляются новые колдуны и волхователи, экстрасенсы и гадатели, новые мошеннические схемы обмана обывателей — вечные спутники кризиса общественного сознания. Кара за грехи и слабоверие на волне всеобщего страха казалась естественной и доступной для понимания причиной постоянных невзгод и болезней.

Идея искупления грехов становится главным поведенческим мотивом и практикой в деятельности церковных служителей. Добрые дела у римских католиков объявляются обязательным условием спасения. Под добрыми делами особо подразумевались пожертвования нуждающимся, нищим и проч., а также Римской церкви. Признанные церковные святые и высокие иерархи, по их собственному мнению, имели доступ к некой духовной сокровищнице (хранительнице) сверхдолжных заслуг и потому могли отпускать грехи за пожертвования продуктами, вещами и прочим или в заранее оговоренных денежных суммах. Грехи отпускались за деньги с подтверждением в виде грамот с печатями — индульгенций. Это явление приобретает неслыханные масштабы. Индульгенции продают на рынках вперемежку с овощами, так сказать в нагрузку, все, у кого хватает совести. Пожертвования становятся обязательным и специфическим способом налогообложения.

В народе зреет возмущение и недовольство. Возникают протестные выступления. Падает авторитет Римской церкви. Мартин Лютер, обращаясь с письмом к императору и христианскому дворянству немецкой нации в 1520 г., призывает отказаться от выплаты, превратившейся за сто лет в узаконенную обязательную подать, половины от суммы доходов в первые шесть месяцев службы каждого нового епископа. «Пора вообще немецким дворянам перестать давать деньги, — пишет Мартин Лютер, — чтобы не выглядеть непроходимыми дураками, для якобы борьбы с турками. В Риме для сбора денег снаряжают множество посланцев, придумывают много званий и должностей, но ни одного геллера от сборов податей или от продажи индульгенций на борьбу с турками не идет. Все ссыпается в бездонный мешок!» А между тем «… итальянские земли превратились едва ли не в пустыню: монастыри разрушены, епископства растранжирены, доходы прелата и всех церквей растаскиваются Римом, города пришли в упадок, страна и люди — на грани погибели, богослужение и проповедь — в полном забвении»¹⁰⁹.

Состояние упадка городов и богослужебной деятельности, о которой говорил Мартин Лютер, свидетельствовало о глубочайшем кризисе, в каком пребывала вся европейская цивилизация в тот период. Римская католическая церковь тому пример: с 1378 г. по середину XIV титул наместника божьего делят двое, а то и трое пап. Кроме письма к императору Мартин Лютер выступает с тезисами против индульгенций. Начинается раскол Латинской церкви на приверженцев сложившихся порядков и сторонников Мартина Лютера. Его обращение к христианскому дворянству получает отклик не столько у социально обеспеченных слоев населения, сколько в среде обнищавшего народа. Голодные бунты против сытых бюргеров и папских кардиналов, призыв к скромности и воздержанности получает свое оформление в новом направлении религиозной мысли — веры по Евангелию и отказа от признания авторитета римских пап, считающих себя выше ангелов небесных, по словам М. Лютера. Первыми на призыв Мартина Лютера откликнулись, конечно же, жители Саксонии. Они объявили себя сторонниками новой религии. И их понять можно. Именно с серебряных промыслов Саксонии уходили в Рим самые значительные суммы сборов. За ними последовали остальные немецкие земли, потом Скандинавия и Прибалтика. Из церквей станут выносить мощи святых, иконы, купели и все остальное, что напоминало бы о роскоши во внутреннем убранстве. Протестное выступление М. Лютера получает государственное признание на всем пространстве севернее Альп. Таким образом, в христианстве оформляется новое течение — протестантизм, получившее широкое распространение в восточных регионах Европы, кроме Московской Руси.

Но тот же кризис переживала и церковь Восточная — православная. С падением Константинополя в 1453 г. для христиан на землях бывшей Византийской империи наступают тяжелые времена. Многие церковные здания, большие по объему и своему назначению, перестраиваются под мечети. Первым такая участь постигла храм Святой Софии, затем патриарший храм Святых Апостолов, из-за чего патриарх Геннадий вынужден будет перенести свою резиденцию в храм Пресвятой Богородицы Всеблаженной в Константинополе. Но через несколько десятков лет и этот храм отойдет под мечеть. Имущество церквей турки тут же грабили и выносили все, местами даже выламывая из полов плиты с мозаикой. Признавая влияние православной церкви на славянские народы и имея в виду собственную выгоду, турки в скором времени разрешат служение Константинопольской патриархии, но лишат многих привилегий. Церкви обложат большими налогами, отберут все земельные владенния, а за саму возможность предоставления высших сановных должностей претендентов обяжут вносить дорогие подарки. По этому поводу устраивалось публично нечто похожее на конкурс за звание почетного духовного представителя.

В то же время ведется активная политика по исламизации населения на захваченных землях бывшей Византийской империи. Православные церкви и монастыри малочисленных балканских народов, крайне разнообразных по этническому составу, генетически перемешанных тюркских, славянских, арабских, латинских племенных образований, дистанцирующихся друг от друга языковыми и обрядовыми обычаями и традициями, сохраняя таким образом культурную самобытность, оказались разобщенными и ослабленными.

Испытывая давление латинских католиков, не прекращавших своих намерений подмять под себя остатки православных епископатов по так называемой унии, с одной стороны, православные религиозные институты на Балканах и Ближнем Востоке оказались под угрозой исчезновения от колонизаторской политики турецких османов — с другой. Продолжали выживать лишь отдельные монастыри, да и то благодаря пожертвованиям. Единственным местом, где православие сохранялось в качестве государственной религии, оставалась Московская Русь.

Чума на Русь пришла в 1351 или 1352 г. и повторялась еще дважды: в 1389–1390 и 1420 гг., говорится в Новгородской летописи. Более определенно о течении болезни записано под 1390 г.: «…знамение на людех: при смерти явится железа; пребыв три дни, умре»¹¹⁰.

Если Юстинианова чума VI–VII вв. нанесла самый страшный удар по Восточной Европе, уничтожив практически все население от Карпат до Волги, то чума «Великой замятии» XIV–XV вв. больше всего прошлась по Европе Западной. Если Русь загородила Запад от монгольского нашествия, жертвуя сожженными городами и огромными людскими потерями, то это же обстоятельство разрухи и рассеянности населения сыграет положительную роль при очередной пандемии чумы для Руси. Первыми ее жертвами станут монгольские и другие тюркские народы, построившие те самые города со цветущими садами и великолепными мечетями на Великом караванном пути от Алтая до Дуная по южным степям современной России, по которому вывозили награбленное. Те самые, остатки которых будут находить археологи. Потом чума перекинется на Ближний Восток и за Карпаты. Сделает «черный» круг по прибрежным странам Средиземноморья и Балтики и остановится только перед редкими селениями финнов на севере и в землях новгородской и центральной части Руси. Здесь сыграет тот же фактор рассеянности селений с малым количеством жителей. Свидетельством тому станет появление множества новых монастырей в отдаленных местностях. На самом деле таковые монастырями на первых порах не являлись. Это были новые поселения бежавших от чумы людей. Какая-то часть из них потом вернется обратно, какая-то останется. В этих селениях еще длительное время будут соседствовать мужские и женские общины как пережиток тех времен. При Иване IV монахов тех монастырей станут упрекать в несоблюдении заповедей, ибо они дозволяли девкам и парням жить в монастырях «невозбранно». Будут издаваться специальные указы, запрещающие сожительство разнополых общин. Тогда же появляются и закрытые селения в труднопроходимых лесах, болотах, горах — своего рода скиты. Первоначально и они возникали не в результате раскола церкви, а как следствие спасения от чумы бежавших с обжитых мест людей.

Самые тяжелые последствия от мора пришлось пережить жителям Северо-Западной Руси в первое пришествие чумы. Тогда умерло людей «бесчисленное множество». И не в одном только Новгороде и Пскове. Слухи о страшной заразе распространялись быстрее самого поветрия, возвращаясь приглушенным эхом сплетен и пересказов. «Мню», то есть «предполагаю», пишет летописец, «яко по лицю всея земля походя». Общую картину масштабов трагедии и хронологию предшествующих и последующих событий можно восстановить по отрывочным сведениям той же Новгородской летописи.

В ней сообщается о засушливых годах с пожарами в Москве (1337 г.) и Новгороде (1340 г.). Они перемежаются с высокой водой в весенний паводок и усилением ветров «с бурями и вихрами». Здесь же коротко записано, что в Новгороде в 1341 г. хлеб был дешев, а скот рогатый весь помер. Явления взаимосвязанные: зерно, выращенное на прокорм скоту, оказалось невостребованным и потому его отдавали почти даром. Зато голодными оказались годы последующие.

В 1340 г. великим князем Московским и всея Руси становится Симеон Иванович, получивший впоследствии прозвище Гордый. За ярлыком на княжение он лично ездил в Орду к хану Узбеку, обещав большие подношения. По возвращении он надеялся собрать дань с богатого Новгорода, а заодно приструнить непокорных новгородских бояр, давно косившихся в сторону

Литвы. И ему это удалось. Мир был восстановлен по старым грамотам с сохранением вечевого права.

В это же время на западных границах Новгородской земли происходят довольно-таки странные события. Немцы выходят к Изборску, к Чудскому озеру и строят там свои города. Литовцы также замечены в перемещении на свободные территории, но не предпринимают никаких военных действий. Литовский князь Ольгерд подошел к Новгороду и через городскую стену обратился к жителям: «Меня облаял ваш посадник Остафей Дворянец назвал мя псом»¹¹¹. В тот же день на вече посадника убили с криками: «Из-за тебя волость нашу могут взять». Конфликт не имел продолжения.

Тут же читаем о мятеже за Нарвою, где чудь перебила всех своих бояр. В Литве начинается «Великая замятия». О том, что это такое, на Руси узнают чуть позже.

В 1348 г. король шведский, по летописи, Магнуш (Магнус) присылает своих послов уведомить о своем походе на Новгород. Поводом для него являлось нежелание новгородцев принимать латинскую веру. Либо вы нашу веру берете, либо мы вашу, если докажете, что она лучше. Но, докажете — не докажете, я все равно на вас иду. Примерно такая логика. Новгородцы послали за помощью к великому князю Московскому Симеону. Тот находился в Торжке и было пошел со своим отрядом на помощь, но неожиданно оставил командование своему брату Ивану, а сам поспешил в Москву. Иван до Новгорода дошел, но в Ореховец на Ладогу идти отказался. Осаду крепости Ореховец шведы держали недолго. Неожиданно король Магнуш «поехал от городка прочь, а рать оставил». Что стало потом с той ратью и вообще с жителями Ореховца — не сообщается. Столь стремительное и необъяснимое отступление противника для новгородцев не осталось без внимания. В их сознании оно отложится как паническое бегство. Возникнет легенда, будто бы, осознав свою неправоту в отношении христианской веры, он зарекается когда-либо нападать на русичей и завещает этого не делать впредь своим потомкам. На самом деле все оказалось прозаичнее и трагичнее для шведов. Стоит посмотреть на даты. Эти события происходят между весной 1348 и осенью 1349 г. Но как раз в 1349 г. на Скандинавию приходит чума. Местных жителей сгубила обыкновенная жадность. О том, что в мире распространилась страшная болезнь, они скорее всего все-таки знали. Но надеялись, что обособленное географическое положение как-нибудь убережет их от напасти. Когда к норвежскому берегу прибило корабль с вымершей командой, норвежцы не побоялись зайти на корабль и не постеснялись обследовать трюмы. В них оказались тюки с шерстью. Не пропадать же добру! После этого чума поразила жителей густозаселенных прибрежных районов юга Скандинавии и стремительно распространялась на восток в сторону Финляндии. Остановилась только в районах далеко отстоящих друг от друга населенных пунктов. Известие о чуме, можно с уверенностью сказать, и стало для короля Магнуса Эриксона причиной бегства.

Чума перекидывается на новгородские земли, возможно от тех же шведов. Народ еще верит в силу молитвы. Владыка Василий откликается на просьбу псковичей, дабы своим благословением и мольбами отвести грозную болезнь. После крестного хода с хоругвями и иконами он отправляется в обратный путь и по дороге умирает от той самой болезни. Но, как служитель церкви, летописец продолжает убеждать читателей, что вера и благословение могут остановить чуму.

Той же весной умирает митрополит всея Руси Феогност, «много поболив». Считается, что причина его смерти была связана с эпидемией, и точно можно установить, когда чума добирается до великокняжеских палат. Скоропостижно умирают великий князь Московский и всея Руси Симеон Гордый и оба его малолетних сына, а также младший брат Симеона Андрей Серпуховской. «И пребывали новгородцы полтора года с великим князем в мире», — сообщает летопись. Надо думать, как раз в эти полтора года и свирепствовала чума. Народ бежит из городов. Через десять лет экспансия новгородских бояр смещается в Заволочье, к карелам Заонежья и на Северную Двину, к уже освоившим те места новгородским беженцам. Князь Суздальский Константин переезжает со своей семьей в небольшое селение Нижний Новгород, и оно получает статус главного города в княжестве. Вместе с суздальцами спасались бегством муром ляне. Об этом мы узнаем из повести об обновлении града Мурома тех лет. В ней говорится, что князь Муромский Юрий Ярославич решает перенести город на новое, а точнее на старое место, туда, где он находился до Батыева нашествия.

После похорон великого князя в Орду отправляется новгородец Семен Судаков с посольством: просить ярлык на великое княжение для князя Суздальского Константина. Такое решение исходило от совета бояр. Но его в Орде не послушали и ярлык отдали последнему оставшемуся в живых брату Симеона Гордого Ивану. Ему на тот момент было 27 лет. Так начинается противостояние московских и суздальских князей за право наследования великокняжеского престола. Особая роль здесь принадлежит Дмитрию Константиновичу (1322–1383), сыну суздальского князя.

Тогда на великокняжеский престол претендовали три князя — все потомки Ярослава Всеволодовича Большое Гнездо (1191–1246): суздальско-нижегородский князь Дмитрий Константинович, как правнук от четвертого сына Ярослава Всеволодовича — Андрея Ярославина; тверской князь Михаил Александрович — как правнук от седьмого сына Ярослава Всеволодовича — Ярослава Ярославина и брат Симеона Ивановича Гордого — Иван. Симеон Гордый был правнуком второго сына Ярослава Всеволодовича — Александра Ярославина (Невского), внуком младшего сына Александра Невского Даниила. Его родство определяется по единственной записи в Лаврентьевской летописи на вставном 167-м листе. Возможно, именно это последнее обстоятельство родства и подвергалось больше всего сомнению. Согласно лествичному праву перехода престола от старшего брата к младшему, а после его смерти к старшему сыну по линии старшего брата, правами на престол больше всех владел Дмитрий Константинович Суздальский.

Дмитрий Константинович ярлык на Великое княжение Владимирское все-таки получит, но только после смерти Ивана Красного, да и то на время. Главная проблема для него заключалась в том, что город Владимир к тому времени фактически перестал быть резиденцией великих князей. Центр политической и хозяйственной жизни давно переместился в Москву. Поддержки московских бояр он не получил, а значит, и реальной власти не имел. В 1364 г. он добровольно откажется от своих прав в пользу сына Ивана Красного Дмитрия (впоследствии Донского).

Сложнее оказался конфликт между Москвой и Тверью. Михаил Александрович мог гордиться своим дедом Михаилом Ярославичем по двум причинам: во-первых, тот в свое время имел титул Великого князя всея Руси (1305–1318), во-вторых, был убит в Орде за открытое непризнание власти татар. Его претензии на престол подкреплялись военной поддержкой соседней Литвы. Великий князь Литовский Ольгерд был женат на дочери Михаила Ярославича Иулиане. Ольгерд дважды водил свои войска на Москву, желая посадить на Москву своего тверского родственника, но безуспешно. Михаил, осознавая зыбкость своего положения, то отказывался от своего права на великокняжеский престол, признавая себя младшим братом московского князя, то опять ехал добиваться ярлыка на княжение в Орду. Он так и умер, до конца своей жизни не смирившись с положением «младшего брата». Его годы жизни: 1333–1399.

Вопрос династической преемственности оказался крайне принципиальным с точки зрения легитимизации власти. Доказавший право первенства имел моральное основание на проведение политики присоединения к Московскому княжеству других славянских земель, удельных княжеств. Правопреемственность должна была в этом случае обеспечиваться непрерывностью смены поколений князей одного рода, вплоть до первого, родоначальника. Однако за столетие монголо-татарского владычества многие родственные связи княжеских родов были нарушены. Поэтому они оспаривались. Лишь отголосок этих распрей в продолжение всего этого времени и доносит до нас самая древняя летопись — Лаврентьевская. Окончание своей летописи Лаврентий датирует 1377 г. Следовательно, она была написана при жизни Дмитрия Константиновича (1322–1383) и Михаила Александровича (13331399). Возможно, тогда же в летописи появляется и вставной 167-й лист. Упоминая суздальского князя, Лаврентий называет и еще одно имя — епископа Суздальского Дионисия, по благословению, а точнее, по поручению которого, как сообщается в летописи, она составлялась. Личность этого человека, несомненно, привлекает к себе внимание, так как события, в которых он принимал участие, ясно показывают заинтересованность Константинопольского патриархата в утверждении действительно сильной и единой власти в Московии с сохранением православия. А начальным вопросом в летописи стоял как раз вопрос о том, кто первее всех на Руси стал княжить.

В условиях дестабилизации внутренней обстановки и сохраняющейся экономической зависимости от Орды обращает на себя внимание запись в Новгородской летописи под 1376 г. совершенно другого характера. В ней говорится следующее: приходил по весне в Новгород митрополит Марк от святой Богородицы с Синайской горы, «милости ради». А через некоторое время из Иерусалима архимандрит Вонифантий, тоже милости ради. Слово «милости» подразумевает милостыню, подаяние. Таким образом, мы узнаем о визите первых просителей на содержание христианских церквей и монастырей из далеких земель. И это в те-то тяжелые для Руси годы. И просителям не отказывают. Сей безобидный жест дипломатического милосердия имел далекоидущие последствия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.