Перезагрузка и ее результаты

Перезагрузка и ее результаты

Повторим еще раз: основная проблема аграрного сектора России заключалась даже не в мелком, а в мельчайшем размере хозяйств. Этот порок Столыпин и вознамерился разрушить. А поскольку гарантом уравнительного землепользования являлась община, значит, требовалось уничтожить общинное землевладение, заменив его частной собственностью на землю — чтобы ее можно стало продавать и покупать. А потом предоставить все естественному ходу вещей.

Основой столыпинской аграрной реформы стал указ от 9 ноября 1906 года «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования». Согласно ему, каждый домохозяин, владеющий землей в общине, мог в любой момент потребовать укрепления своего надела в личную собственность. По его требованию все полоски должны быть сведены в единый надел, который назывался «отрубом», а если участок находился в стороне от деревни и на нем стоял дом владельца — то «хутором». Если сельский сход не соглашался, крестьянин мог обратиться к земскому начальнику, который и решал вопрос. Разрешалась купля-продажа земли, правда, с ограничениями: земля могла быть продана только крестьянам, крестьянским обществам и товариществам. Взять же землю в залог мог лишь крестьянский банк (в результате чего оный банк быстро стал одним из главных земельных спекулянтов).

14 июня 1910 года был принят закон «Об изменении и дополнении некоторых постановлений о крестьянском землевладении». Согласно ему, во всех общинах, в которых не было переделов с момента наделения землей, вводилась частная собственность на землю. Их члены получили права собственности вне зависимости, просили они о том или нет. В Европейской России таковых было 125 тыс. общин и селений, составлявших 58,5 % от общего их числа. В них насчитывалось 3,7 млн домохозяйств (около 25 % общего числа) с наделами общей площадью 33,7 млн десятин[111] (около 25 % общей площади надельной земли). Таким образом, в эту категорию вошли небольшие общины, имевшие относительно много земли (по 10 десятин на хозяйство).

Это, конечно, уже чистейшая приписка, которую в результаты реформы включать нельзя. Хозяева, которые подавали прошения об укреплении земли в собственность, соглашались с правом купли-продажи земли, а тех, что были, согласно указу от 14 июня, назначены собственниками, об этом никто не спрашивал. Суть общинного землевладения была ведь не в переделах, а в запрете купли-продажи земли.

За исключением этого указа, каков был результат первых десяти лет реформы?

Разбираться в российской статистике, конечно — то еще удовольствие! Исследования производились самые разные, по разным выборкам: то 25 губерний Европейской России, то 40, то 47 губерний. О какой-либо точности говорить не приходится, но общее направление все-таки проследить можно.

Возьмем все тот же сборник РАН «Россия в 1913 году» и посмотрим, что у нас произошло с землей.

Согласно данным по 40 губерниям, к 1915 году подали требования об укреплении земли в частную собственность около 2,7 млн домохозяев. Из них успели получить землю 2 млн — около 72 % заявивших. Они составили 22 % домохозяев, имевших наделы в общинах, и закрепили за собой 14 % общинной земли. Уже отсюда видно, кто в первую очередь воспользовался правами, предоставляемыми законом: не столыпинские «достаточные крестьяне», а, наоборот, малоземельные хозяева, которые все равно не могли прокормиться с надела, поэтому предпочитали получить его в собственность и продать, как 80 лет спустя поступили с ваучерами. Оно конечно, этот процесс тоже был на руку реформаторам — но вот с тем, что утверждал премьер, он расходился капитально. Как видим, в первую очередь реформа произвела на свет не успешных хозяев, а сельский пролетариат, теперь уже полностью безземельных и вынужденных покупать хлеб деревенских жителей, которые, не имея своих запасов, становились при любом неурожае первыми жертвами голода.

Вот и ответ на вопрос, куда денутся аутсайдеры.

Ту же тенденцию мы видим и в данных по 47 губерниям. По состоянию на 1905 год здесь насчитывалось 9,2 млн хозяйств крестьян-общинников, имевших 99,4 млн десятин земли. В 1915 году число таких хозяев уменьшилось на 2,5 млн (28 %), а общинной земли стало 84,4 (85 %) млн десятин. И снова выходят не только не самые богатые, но даже и не середняки! В среднем на каждого общинника приходилось по 10 десятин земли, а на каждого вышедшего — по 7 десятин[112].

Однако другие данные из того же сборника, посвященные крестьянскому землевладению и крестьянской собственности, показывают почему-то куда более кислые результаты. Итак, динамика крестьянской собственности за 10 лет представляла собой:

Если мы допустим, что крестьяне не продавали землю на сторону, перераспределяя ее только внутри сословия, то мы получим, что крестьянская собственность на землю за десять лет реформы увеличилась всего на 9,4 млн десятин. А с учетом того, что за это время крестьяне прикупили где-то на стороне (скорее всего, у помещиков) около 6 млн десятин, то результаты реформы вообще близки к нулю. Что, конечно же, не так: скорее всего, в статистические данные вкралась очередная ошибка.

Еще одно статистическое развлечение предоставляет нам «Википедия». Там говорится:

«К началу 1916 года из 119 миллионов десятин надельных земель в 47 губерниях Европейской России было размежевано (и передано в собственность крестьян, товариществ и сельских обществ) 25,2 млн. (21,2 %), ещё на 9,1 млн десятин (7,6 %) было не окончено оформление документов… Воспользоваться предлагаемым государством землеустройством решили 6174 тыс. домохозяйств (45,7 % от общего числа), причем оформление документов было закончено только для 2360 тыс.» и т. д.

Все очень мило, но зачем тут поставлены первые скобки? Они ведь просто так не ставятся, а всегда что-то значат.

Для прояснения вопроса обратимся к поименованному источнику. Это отчет землеустроительных комиссий за десять лет работы[113]. Там действительно говорится, что с 1906 по 1915 г. была размежевана именно такая площадь для 2,9 млн домохозяев — но ни слова нет о передаче в собственность! А вот в венчающей сей труд итоговой таблице (охватывающей несколько меньший период — до 1 января 1915 года, потому и цифры другие), говорится, что были проведены землеустроительные работы на 21,8 млн десятин, в комиссию обратились 2,5 млн домохозяев, а единоличных хозяйств образовалось 1,25 млн — в два раза меньше. Автору вики-статьи очень хотелось доказать, что столыпинская реформа была успешной, и он ненавязчиво так записал всех крестьян, обращавшихся в землеустроительные комиссии с самыми разными нуждами, в желающих выделиться. Простенько и со вкусом!

Итак, какой же процент хозяев укрепил в собственность землю? Принято считать, что крестьянских хозяйств разного рода к 1913 году насчитывалось 13,5 млн. Не совсем понятно, откуда взялась эта цифра, но примем ее за минимум. В этом случае к 1915 году собственниками стали около 9 % всех хозяев.

Однако пресловутый справочник «Россия в 1913 году» утверждает, что уже по данным 1905 года в стране насчитывалось 9,2 млн хозяев-общинников, еще 7,7 млн крестьян имели землю в подворном владении (закрепленной за дворами), еще миллион дают другие формы крестьянского землевладения — в сумме мы имеем около 18 млн хозяйств (кстати, именно эти данные коррелируют с советской статистикой). В этом случае в собственность передано было всего 7 % хозяйств, причем многие практически сразу продавали свою землю. И это не говоря о приписках и об административном нажиме — крестьян заставляли выделяться самыми разными способами, вплоть до прямого принуждения. Например, давая отрубникам лучшую землю — при таком «стимулировании» многие поневоле подавали прошения, не желая остаться где-нибудь на болоте.

Вот картинка с натуры — кстати, с Украины. Запомним ее как следует — пригодится…

Из прошения крестьянок-солдаток с. Браницы императрице Александре Федоровне. 10 октября 1916 г.

«Нашими односельчанами, сельским старостою… и другими до 50 человек, владеющими земельными наделами от 20 до 40 дес., возбуждено ходатайство перед Черниговской землеустроительной комиссией о выделении их из нашего общества на отдельные отрубные участки. А так как наша земля местами чернозем, серопесчаная и низменная, каковая разделена на три части, из коих попеременно две под посевом, а третья под паром… то для этих участков вышепоименованными лицами намечена самая лучшая общественная земля. Несмотря на то, что наши мужья и сыны в настоящее время сражаются на войне, и мы остались одни беззащитные женщины с малыми детьми, а также и на то, что общество наше, более 1000 хозяев, не дало согласие на это выделение, так как большинство их владеет участками от 1 до ? дес. И если при выделении придется получить участок на болоте или песке, то значит нужно остаться навсегда нищим и обиженным…

Для получения согласия на то общества землемер приказал нашему сельскому старосте посылать к нему на квартиру по 10 человек для подписи, когда же землемер узнал, что все общество не согласно подписываться на означенное выделение, то объявил обществу, что кто не подпишется и не укажет своего участка земли, тот будет лишен навсегда своего земельного надела. Желая, чтобы наши мужья и сыновья, коих Господь удостоит возвратиться с поля брани живыми, застали свои собственные участки в таком виде, в каком они их оставили, уходя на войну, мы, как жены их и матери, вынуждены были не допустить означенную комиссию к производству упомянутого выделения, причем одна из наших солдаток, Домникия Острянкина, заявила комиссии, что теперь не время делить землю на участки, так как наши мужья и сыны на войне, а лучше отложить это дело до окончания войны, за что урядник приказал нашему сельскому старосте С. Костенко заключить Острянкину в карцер. Видя неправильное постановление урядника, мы начали протестовать против этого и защищать Острянкину, вследствие чего и нас некоторых женщин арестовали и препроводили в козелецкую тюрьму для 6-месячного заключения, оставив наши крохотные хозяйства с малыми детьми на произвол судьбы; благодаря только главного начальника Киевского военного округа Троцкого, по приказанию которого нас через некоторое время освободили, но и то не всех; вышеупомянутую же Острянкину освободили после ее там умопомешательства…»[114]

Вот тут уже столыпинское «нравственное право» во всей красе. Когда ж «успешному крестьянину» и обнести односельчан, как не во время войны? С бабами-то справиться проще. Землемеру и уряднику можно за такое дело и «барашка в бумажке» поднести.

Счастье солдаток, что кто-то «капнул» начальнику военного округа — надо полагать, кто-нибудь из случайно узнавших о том безобразии фронтовых офицеров. А вот что можно сказать точно — так что описанный раздел положил начало смертельной вражде двух частей села, тем счетам, которые будут окончательно сведены во время коллективизации сыновьями этих солдаток — к тому времени железный кулак государства опустится на их чашу весов. Кого-нибудь это удивляет?

Современный исследователь Таисия Осипова пишет:

«К 1917 году в России было около 43 млн крестьян-общинников и 4,5–5 млн крестьян-собственников, из которых на хуторах вели хозяйство около 300 тысяч и немногим более 1,5 млн — на отрубах»[115]. (В данном случае, исходя из цифр, по-видимому, речь идет не о дворах и не о численном составе крестьянских семей, а о мужчинах, на которых в общине давался надел). 1800 тысяч отрубников и хуторян — это и есть столыпинские «достаточные крестьяне», около четырех процентов общего числа. А что представляли собой остальные?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.