Глава 32. Ступить на берег Африки

Глава 32. Ступить на берег Африки

Любой моряк знаком с таким ощущением: опостылит сам корабль и его обитатели донельзя. Такое происходит через пару-тройку месяцев относительно спокойного плавания. Затем происходит нечто не поддающееся самоконтролю и всё начинает раздражать. Лучшие друзья и собеседники становятся слащавыми и тупыми, балясины (ступеньки) на трапах уменьшаются в размерах по ширине, удаляясь друг от друга и ты материшься, спотыкаясь. Еда на камбузе непременно со следами тараканов и крыс (хотя ничего подобного вы не узрели). В жилом коридоре появился еле уловимый, но невыносимый запах как бы дохлой крысы… Сосед по каюте не спит за полночь и что-то пилит. Даже отсутствие шторма выводит из себя.

Где-то суток за трое до прихода к мысу Доброй надежды мы буквально учуяли запах земли. А седьмого-восьмого марта при стихшей качке земля выдала свои визитки: нас тормозили целые поля морской капусты. На ней нашли приют целые скопища птиц. Это был некий оазис кипящей жизни. Затем вода за бортом превратилась из синевато-лазурного в желтовато-зелёный. Изобилие морской капусты меняло цвет прибрежного океана. Но светящихся микроорганизмов стало куда как больше. И когда кто-либо в тёмное время обливался забортной водой, то создавалось впечатление прямо-таки огненного человека: ручьи искр ниспадали вниз и растекались по палубе. Извечные океанские странники альбатросы стали появляться в компании птиц-фрегатов, а то и чаек. А это верный признак близости берега. Матросы интереса ради подстрелили какого-то пернатого (чаек и альбатросов моряки не трогают, равно как и птиц перелётных). А тут этих летунов появилось несметное скопище и они, цепляясь за паруса, падали команде под ноги. Кок пытался попотчевать братву «курятиной с неба», но таковая больше напоминала разве что российских сорок с помойки. Хотя акулы съели всё более, чем с аппетитом. Ночью намеревались ошвартоваться или встать на якорь у некоего Фальзебея, что в переводе буквально означает «Обманная бухта», но для души более подходит «Волшебная гавань». А вообще-то дело было так: по обыкновению в халате Иван Александрович отдраил дверь на палубу с намерением взбодриться океанской водицей. Но с воплем ужаса отпрянул внутрь, теряя тапки: прямо перед ним торчал огромный чёрный рог. Создавалось впечатление, что чудище через мгновение пронзит фрегат… И тут услышал хохот «душечки» Ивана Ивановича: «Нешто испужался, Иван Саныч?! Глянь-ко, каку каку я прикатил!»

– Господи Боже, силы небесные! (Рог угрожающе надвигался) Мы на мели?» Перекрестившись, секретарь задраил за спиной дверь. Неистово грохотал донными каменьями прибой: шёл океанский прилив. Очередной волной так хлестнуло по скалам, что зазевавшегося писателя окатило брызгами с головы до ног.

– Что Вы! Бог с Вами, типун за это на язык – на якорь становимся, держитесь!» В подтверждение послышалась команда: «Из бухты вон!» и при развороте: «Отдай якорь!» Посудина, хряснув измочаленной за месяцы похода древесиной, дёрнулась и застыла. И тут уже секретарь разглядел то чудо, что ужаснуло его: огромные, высоченные скалы Драконовых гор. Где-то из-за скал была видна маковка церкви Саймонстоуна. Тут же была Капбланк (Кейптаун) – «Столовая гора». Скудная береговая зелень едва смягчает угрюмость пейзажа. Лесочки из кедров, дубов и примеси тополей, сдобренными лианами винограда. Отражали тропический климат кипарисы, мирты, да заборы из задубевшего кактуса. А сама бухта была окаймлена как бы вилкой двух мысов, один из них и был именитый «Доброй надежды». А ежели смотреть скрупулёзно, то вовсе это и не мыс, а скорее полуостров-коса. На нём и соорудили маяк. Но суровые монолиты Драконовых гор грозно высились над бухтой и той же Столовой горой. По её маковине ползало белое и пузырчатое облако. Оно то нанизывалось на гору, то вдруг вздымалось. Высочайшая из вершин Ткабана-Нтленьяна 3482 метра. Практически все съехали на берег и вот уже дня три расслабляются на берегу. «Ваше высокоблагородие, возьми и меня на берег!»

– А что ты собираешься там делать?

– Да вон, на ту гору хочу взлезть, а то у нас в деревне таких нету!

– Дурень ты, Семён, «до той горы» ещё дойти надо. А это не менее недели пешком. Усвоил? А что скажешь, коли спросят: откуда ты такой сюда приехал?

– Из Англии, откуда ж ещё!

– Так это сейчас из Англии, а так-то из России! Где твоя Россия-мать?

– В Кронштадте! – Не моргнув отчеканил вестовой.

– В Европе наша Россия! Уразумел?