Февральский мятеж
Февральский мятеж
История свершается не только в мыслительных схемах, которыми мы постфактум пытаемся ее объяснять, чтобы облегчить понимание, но и в судьбах людей. В переворотах 1917 года главным были вовсе не партийные дрязги, не митинги и прокламации, не штурм Зимнего, которого, можно сказать, и не было. Персонификация истории, краха Империи заключается в отречении и аресте Николая II, в зверском убийстве его и его семьи. Превращение этой трагедии в исторический анекдот – не просто ошибка. Это упущение нити, которая дана нам для понимания истории и применения этого понимания к современности.
Солоневич писал о Николае II: «Он не был сильным человеком. У него не хватило сил, чтобы выкинуть из своего дворца Гришку Распутина и этим самым обречь на смерть своего единственного сына, и не хватило сил для того, чтобы стукнуть кулаком по столу и повесить несколько тысяч человек, – как это в свое время сделал Петр Великий («что ни зубец – висит стрелец»), не хватило сил для того, чтобы в страшные решающие дни конца февраля 1917 года вернуться на фронт, стать лично во главе любой дивизии – любая дивизия под личным водительством Царя пошла бы на что угодно – и от петербургской швали оставить только рожки да ножки. Да, сил не хватило. Но все-таки – Император Николай Второй был плохим монархом не потому, что он был плохим монархом, а потому, что мы были плохими монархистами. Он был для нас – слишком большим джентльменом». «Я не хочу впадать в елейный тон, в котором принято говорить о Николае Втором, – но все же я думаю, что если он не был самым сильным политиком последних десятилетий России – то самым умным и самым честным он все-таки был. Может быть, – слишком честным для политики. Что стоило ему – приказать повесить убийц Распутина? А из них никто, в сущности, никакому наказанию не подвергся». «Николая Второго – затравили. Затравила пресса, евреи, светские дамы, отчасти и Дума. Но на своем посту он держался до конца. До того момента, когда все его бросили, когда клевета о царице-шпионке и о царице любовнице Распутина прошла и по фронтам, и по тылам, оформилась на трибуне Государственной Думы…» «Можно сказать, что Ее Величество Сплетня одолела Его Величество Царя. Царь – заплатил своей жизнью. Россия заплатила двадцатью годами тягчайших страданий – но сплетня продолжает свое победное шествие».
Травля продолжается и сегодня. Не только издевательским ритуалом с «екатеринбургскими останками» и открытием «новых екатеринбургских останков», но и прежним действием Сплетни о русской истории, самая отвратительная сторона которой – домыслы на счет личности и исторической миссии Николая II, канонизированного Церковью, но по-прежнему представленному в массовом сознании оскорбительными характеристиками. Это клеймо позора на нашем народе, который не разбирает грани между добром и злом, не отделяет преступника от жертвы, не видит разницы между трагедией и фарсом. Историческая память, таким образом, лишается созидательной функции и действует как проклятье, которым мы сводим свою собственную страну в могилу, свой собственный народ – к ничтожному, рабскому состоянию.
Еще совсем недавно так называемая Февральская революция представлялась в умах граждан как некий пролог Великого Октября. Это соответствовало коммунистическому догмату о «перерастании буржуазно-демократической революции в пролетарскую». Тем самым суть событий, произошедших весной 1917 года, оставалась неясной. На собственном опыте мы увидели, что эта же логика имеет обратный ход: в 1991 году «пролетарская» революция обратно переросла в «буржуазно-демократическую». И вроде бы после этого уже ничего не нужно – все стало на свои места.
До сих пор значительная часть населения России считает, что именно в октябре большевики «свергли царя», а потом «хорошие белые» сражались против «плохих красных». Или наоборот – «хорошие красные» против «плохих белых». В этом примитивизме русская история стирается и сводится к XX веку – выпавшим на долю народа испытаниям, которые во многом были предопределены именно Февралем.
Невежество по части русской истории зачастую подкрепляется оговорками высших должностных лиц, получивших образование в советский период и не обогативших свои познания чтением книг в последующие 20 лет. Благодаря этим высказываниям и мутной продукции средств массовой информации период между февралем и октябрем 1917 года стал представляться как хрупкий эксперимент построения идеального общества, грубо растоптанный сапогами большевиков. С этим периодом даже начали ассоциировать Россию после 1991 года, невольно подчеркнув, что предательство Февраля до сих пор не изжито и остается идейной основой для правящей группировки.
С трудом входит в общественное сознание понимание того, что в феврале 1917 года был совершен государственный переворот, организованный генералитетом, думскими депутатами, группой промышленников и агентами иностранных держав. Заговор готовился, и его руководители почти не скрывали своих целей, выдавая планируемый захват власти за проект демократических реформ, которые понадобились почему-то именно во время войны. В то время, когда русский народ бился в кровопролитных сражениях Первой мировой, наделенные властью и деньгами лица думали о том, как устранить Царя, который казался им лишней фигурой – примерно так же, как и декабристам, фантазировавшим за век до того о будущем государственном устройстве России. Им казалось, что никакой тайны власти не существует, и что их талантов достанет, чтобы удержать в руках Империю и довести войну до победы, которая уже была в руках – кампания 1916 года под непосредственным руководством Николая II подвела к неизбежному краху Германии и ее сателлитов летом 1917. Перехватить эту победу, а с ней и Империю – вот был замысел заговорщиков.
Вовсе не большевики, а поддержанные публикой либералы (среди которых оказались не только генералы, но и некоторые высшие иерархи Церкви) свергли Самодержавие – русскую власть, укорененную в веках и в тех принципах, которые делали величие России и соединяли народ и власть в национальный организм. Как только Удерживающий был устранен, власть рассыпалась: самозваное Временное Правительство, собранное из авантюристов всех мастей, не смогло справиться с элементарными задачами по поддержанию порядка в стране. Народ без Царя не признавал никакого начальства, никаких прав собственности, никаких авторитетов. Гражданская война не могла не начаться, и в хаосе победу одержали самые жестокие, самые подлые, самые кровожадные. Власть упала им в руки, а вовсе не была завоевана.
Империя разлагалась изнутри революционной пропагандой и интеллигентскими поисками истины, которая разошлась бы с исторической правдой Отечества. Число «столыпинских галстуков», затянутых на шеях террористов и бунтовщиков, оказалось мизерным, к марксистам власть относилась достаточно лояльно, позволяя им распространять подрывную литературу, а в последние годы Империи – прямую порнографию, оскорбляющую Царя, его семью и приближенных. Либералы и вовсе были в моде и привычно фрондерствовали, подмывая устои собственного государства, по которому они потом плакали в эмиграции, зачастую так и не поняв собственных заблуждений.
Общество в России не успевало быть современным, политическая нация не успела созреть – от необсуждаемой, интуитивной лояльности Государю и господину мы не смогли перейти от осознанной и глубокой свободной лояльности к Отечеству и всему, что закреплено в его истории. Нам нужно было двадцать лет мира. Война обрушилась на Россию в 1914-м году именно поэтому. Прогноз развития Империи показывал, что к середине века она станет сверхдержавой, которую уже ни одна страна мира не сможет догнать.
Самым современным посреди несозревшей в нацию массы подданных оказался Николай II, который понимал трагизм ситуации и предчувствовал свою судьбу. При этом Государь оставался не только рыцарем Традиции, но и автором множества новаций в государственной жизни. Показательно, что именно его вмешательство переломило ход войны в 1916 году. Русское экономическое чудо должно было продолжиться в чуде русской победы. Но либеральная фронда, заговорщики-нигилисты из социалистических партий не дали этой победе состояться. Для них Учредительное собрание казалось важнее славы Отечества, Интернационал – важнее победы над врагом. И теперь в февралистских ориентирах власти мы видим то же самое!
Удивительно, но даже хроника «февральских дней» перевирается в угоду текущей политической конъюнктуре. Эти дни даются в пересказах отъявленных негодяев – тех самых заговорщиков, успевших сбежать от порожденного ими хаоса за рубеж, и там – на склоне лет – написавших мемуары, чтобы возвысить себя и свалить собственные грехи на преданного ими Императора. Другим источником являются газеты тех дней, вравшие самозабвенно – в том же стиле, что и современные СМИ. Многие владельцы и главные редакторы газет были включены в планы мятежников.
Своеобразное соглашение между нынешними правителями Российской Федерации и историками предлагает столь же простую схему: хорошие «белые» проиграли плохим «красным», и потому реставрация «белой» республики – это и есть восстановление России в ее прежнем статусе. Это, конечно, ложь. Настоящая Россия – это Россия самодержавная, а не республиканская. Ее государственная традиция может быть восстановлена только в том случае, если мятеж Февраля будет определен как тягчайшее преступление, а возникшие поле этого режимы – как заведомо нелегитимные. Восстановление правовой непрерывности российской государственности – это стратегическая задача, если мы как народ собираемся жить в России вечно, а не до ближайшего кризиса.
Проблема восстановления единства истории также России требует снять вкусовщину в оценках событий XX века. Преступление Февраля не может быть ничем оправдано – оно надорвало нашу страну революциями, войнами и безумием бюрократии, не сдержанной ни традициями управления, ни общественными противовесами. Следствия этого преступления добивают Россию и теперь – замороченный лживыми публицистами народ до сих пор не знает своей истории, не ведает, кто в ней мученик и герой, а кто преступник и трус.
Иван Солоневич в статье о фальсификации истории «великого февраля» иронично писал: «Есть такой рецепт производства артиллерийских орудий: нужно взять круглую дыру и облить ее сталью – получится орудие. Целый ряд исторических концепций фабрикуется именно по этому рецепту: берут совершеннейшую дыру и обливают ее враньем: получается история. Или исторический факт». И далее: «Самое занятное то, что в феврале 1917 года никакой революции в России не было вообще: был дворцовый заговор. Заговор был организован: а) земельной знатью, при участии или согласии некоторых членов династии – тут главную роль сыграл Родзянко; б) денежной знатью – А. Гучков и в) военной знатью – ген. М. Алексеев». «Правые не могут признаться в том, что страшная формулировка Государя Императора о предательстве и прочем относится именно к их среде, левым очень трудно признаваться в том, что февральская манна небесная, так неожиданно свалившаяся на них, исходила вовсе не от народного гнева, не от восстания масс и вообще не от какой “революции”, а просто явилась результатом предательства, глупости и измены в среде правившего слоя».
«Отречение» Государя Николая II от престола представляется общеизвестной истиной, поскольку этот факт был занесен в учебники и представлен как естественный результат Февральской революции 1917 года. Революция обозначена как результат «недееспособности царизма», а таковая оценка российской государственности сфабрикована путем сокрытия реальной истории. Скрыто «русское экономическое чудо», произошедшее в правление Николая II, скрыто стремительное развитие социального законодательства, скрыта эффективность имперской модели управления инородческой периферией. Поэтому Россия оказывается «отсталой», война – «империалистической» и преступной, режим – «тюрьмой народов», а Государь – «Николаем кровавым».
В действительности, никакой «революции» в феврале 1917 не было. Был заговор узкой группы лиц, преследовавших разные цели и питавшихся различными иллюзиями. Результатом заговора стало образование самозваного Временного правительства и, что особенно важно для истории «отречения», – полная изоляция Верховного Главнокомандующего – Государя Императора. Все его контакты с внешним миром с момента изоляции (а отчасти и до того) были фальсифицированы или блокированы.
Заговорщики окрестили свои действия «революцией» постфактум. Они хотели, чтобы спровоцированный ими хаос был признан революцией, и называли этот хаос именно так. Они не управляли государством, а следовали хаосу, подавляя любые попытки навести порядок. Даже после изобличения большевиков в получении денег и инструкций от немцев, после произведенных арестов в июле 1917, Временное правительство предпочло вновь предоставить мятежникам и изменникам «политические свободы» и возможность готовить вооруженное выступление.
Историки подчас судят о событиях по совершенно истеричным высказываниям, которые не имели ничего общего с действительностью. И впрямь, что можно понять из телеграмм одного заговорщика – председателя распущенной Думы Родзянко – другому заговорщику – генералу Рузскому, командующему Северо-Западным фронтом заговорщику (в апреле 1917 отправлен в отставку, в 1918 убит большевиками):
«Народные страсти так разгорелись, что сдержать их вряд ли будет возможно, войска окончательно деморализованы; не только не слушают, но убивают своих офицеров, ненависть к Государыне Императрице дошла до крайних пределов; вынужден был, во избежание кровопролития, всех министров, кроме военного и морского, заключить в Петропавловскую крепость. Очень опасаюсь, что такая же участь постигнет и меня, так как агитация направлена на все, что более умеренно и ограничено в своих требованиях. Считаю нужным вас осведомить, что то, что предлагается вами, уже недостаточно и династический вопрос поставлен ребром».
«Еще раз повторяю, ненависть к династии дошла до крайних пределов… везде войска становятся на сторону Думы и народа, и грозное требование отречения в пользу сына при регентстве Михаила Александровича, становится определенным требованием».
«Повторяю Вам, что вишу на волоске, и власть ускользает из моих рук; анархия достигла таких размеров, что я вынужден сегодня ночью назначить Временное правительство».
Великому князю Михаилу он писал в том же духе: «Теперь все запоздало. Успокоит страну только отречение от престола в пользу наследника при Вашем регентстве. Прошу Вас повлиять, чтобы это свершилось добровольно, и тогда сразу все успокоится. Я лично вишу на волоске и могу быть каждую минуту арестован и повешен».
Всё это – сплошная дезинформация. Мы знаем, что никакого успокоения не предвиделось, и никакое регентство не планировалось. Требовался хаос, и о нем говорили на всех углах. Хаос был еще только локальным, захватывающим лишь центр Петрограда. Он был еще неустойчив, поскольку тысячи людей в государственном и военном аппарате управления занимались своим делом. И поэтому все успокаивалось само собой, даже в условиях непрерывных провокаций, когда большевистские боевики вели на улицах беспорядочную стрельбу. Чтобы состоялся полномасштабный хаос, а управление государством рухнуло, этот хаос надо было поселить в головы людей. Делали это думские горлодеры и множившие их фантазии газеты. Убийство одного офицера приводило к беспрерывным выступлением думцев в защиту офицеров. Что сообщало солдатам: убивают, и это сходит с рук! Криминальный, дезертирский элемент поднимал голову, а «демократические» соображения не позволяли репрессивным органам реагировать нужным образом.
В Петрограде в дни «революции» пострадало около 1300 человек, из них 53 офицера и 600 солдат. Точной цифры погибших офицеров нет. Ориентировочно это 5–6 человек. Масштаб террора был многократно больше в Кронштадте и Гельсингфорсе, где погибло 60 и 39 офицеров соответственно. Но Петроград был хаотизирован только в центральных районах. Общий масштаб волнений был незначителен. Уже 1 марта ситуация начала успокаиваться, а после «отречения» провокаторы-террористы исчезли в мгновенье ока. Следовательно, беспорядки были инспирированы и отложены до очередной иностранной «инвестиции» в организацию хаоса. Не случайно толпа была натравлена на тюрьмы, где вместе с уголовниками выпустила на свободу иностранных агентов, а также на помещения контрразведки, где были разгромлены досье на иностранную агентуру (см. воспоминания Б. В. Никитина «Роковые годы»)
Из хаоса можно извлечь все, что угодно. Заговорщики, отброшенные развернувшейся смутой как грязная ветошь, лгали как только могли, чтобы обелить себя и унизить и испачкать Династию, на которую они посягнули.
Клевета следует за династией по сей день. Эмигрантские источники свидетельствовали, что Великий Князь Владимир Кириллович с красным бантом прибыл в Думу во главе Гвардейского экипажа. Кто придумал этот красный бант? Один из лидеров мятежа Родзянко, чьи воспоминания грешат не только романтическими фантазиями и превознесением своей роли в «спасении России», но и ложью о том, что будущий император в изгнании Кирилл I будто бы «всем сердцем присоединился к происходящему». Хладнокровный историк Сергей Мельгунов разоблачил эту ложь: «канва рассказа шита белыми нитками». Кирилл Владимирович приезжал на Дворцовую площадь, где без ясно поставленной задачи собирались войска. Он сообщил генералу Хабалову, что готов присоединиться к войскам с Гвардейским экипажем, если те будут действовать против мятежников, а если нет, то солдаты останутся в казармах. Великий князь прислал две наиболее надежные роты учебной команды.
Михаил Владимирович Родзянко
Известно, что Кирилл Владимирович участвовал лишь в одном «проекте» того периода – подготовке манифеста о даровании Конституции. Великий князь Павел Александрович писал своему племеннику Кириллу 2 марта: «…мы должны быть начеку и всячески, всеми способами сохранить Ники престол. Если Ники подпишет манифест, нами утвержденный, о конституции, то ведь этим исчерпываются все требования народа и Временного правительства». Кирилл отвечал по поводу Михаила Александровича, которого тогда прочили в регенты: «Миша, несмотря на мои настойчивые просьбы работать ясно и единомышленно с нашим семейством, прячется и только сообщается секретно с Родзянко». Современный комментатор излагает то же самое, меняя смысл на противоположный: «Миша, несмотря на мои настойчивые просьбы, работает ясно и единомысленно с нашим семейством, он прячется и только сообщается секретно с Родзянкой». И далее, якобы свидетельство «измены»: «Я был в эти тяжелые дни совершенно один, чтобы нести всю ответственность перед Ники и Родиной, спасая положение, признавая новое правительство». Фразу можно повернуть и так, и сяк. Но если не искажена первая часть записки, то она понимается однозначно: никакой измены не было.
«Красный бант» появился на груди Кирилла Владимировича, благодаря «свидетельствам» думского заговорщика Родзянко. Вероятно, ему казалось, что в эти дни все офицеры должны носить красные банты на форменной одежде. Ибо только это (якобы) и спасало их от солдатских расправ. Это ложь, многократно опровергнутая. Государыня Александра Федоровна тоже поверила в эту историю, написав со слов «друга» в письме, что Кирилл «ошалел, ходил в Думу с экипажем и стоит за них».
Считается, что еще до «отречения» – 1 марта – Кирилл Владимирович обратился к своему Гвардейскому экипажу, а также к начальникам Царскосельского гарнизона, с предложением присоединиться у Думе – казавшемуся единственным центру сопротивления хаосу. Если такое обращение существовало, это была ошибка. Но между ошибкой и изменой – дистанция огромного размера! Ни о каком отречении Государя великий князь не помышлял, монархии и династии не изменял. Другое дело, что он так легко поверил в отречение… При чудовищном хаосе, явленном мемуаристикой, можно предположить, что дата не соответствует действительности, и реально заявление великого князя было сделано уже после того, как речь об «отречении» облетела Петроград. На это указывает и записка, текст которой приведен выше.
Вполне возможно, что текст «отречения» был распространен среди некоторых лиц заранее. На это указывает полное бездействие Синода, а потом спешное решение синодалов от 2 марта (до «отречения») о «вхождении в сношение» с временным комитетом Думы – группой самозванцев и изменников. Уже 4 марта Синод проходил под председательством назначенного Временным правительством обер-прокурора и торжественно возвестил о «новой эре в жизни Православной Церкви». 5 марта Синод постановил не провозглашать в церквях многолетие Царствующему Дому. Сразу после 3 марта в адрес Временного правительства из всех епархий посыпались телеграммы в знак признания и поддержки.
Информация эмигрантских лгунов противоположна фактам. И потому следует говорить о злонамеренном искажении истории. С какой целью? С единственной: недобитых членов династии необходимо всячески дискредитировать, уничтожить морально. И сделать соборную клятву 1613 года неисполнимой для народа и не исполненной для Династии. Тем самым вина за нарушение присяги Государю Императору как бы снималась, а «революции» 1917 года становились следствиями «недееспособности» самой Династии, что запутывало и скрывало следы заговора.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.