Генеалогия языков южной части Восточной Азии
Генеалогия языков южной части Восточной Азии
Сравнительно-исторические исследования языков юга Восточной Азии начались в конце 50-х годов XIX в. с попыток установить генетические связи китайского языка, однако лишь к концу прошлого века был накоплен достаточный лингвистический материал, который позволил судить о генетических связях между многими языками этого ареала. «Сейчас в основном решено, что так называемые индокитайские языки, т. е. тибетский, бирманский, сиамский и китайский, вместе с многочисленными мелкими языками и диалектами этой области составляют лингвистическое единство», — писал А. Конради в 1396 г. [Conrady, VII]. Это единство демонстрировалось наличием такого значительного числа общих слов в языках, территориально крайне удаленных, что не могло быть и речи о заимствовании. Внутри этого лингвистического единства А. Конради различал западную (тибето-бирманскую) и восточную (сиамско-китайскую) группы индокитайских языков, при выделении который ему все же «приходилось обращаться за помощью к синтаксическим соответствиям» [там же, VIII].
Несмотря на значительное количество общей лексики в языках «индокитайской семьи» А. Конради, фонетические закономерности внутри ее установить не удавалось. Однако его внимание привлекло то обстоятельство, что стечениям согласных в тибетском письменном языке соответствуют в других языках простые согласные. Отсюда был сделан закономерный вывод: простые согласные произошли из этих стечений, а эти стечения, в свою очередь, восходят к исконным префиксальным формам [там же, IX]. Так родилась идея префиксальной морфологии в наиболее древнем состоянии индокитайских языков, которая разрабатывалась на протяжении многих лет.
При том уровне изучения индокитайских языков, на котором оно находилось в конце прошлого века, А. Конради полагал невозможным надежное сравнение их лексики. Поэтому первоочередной задачей сравнительно-исторического изучения языков этой семьи он считал реконструкцию индокитайской морфологии. «Фонетические законы, — писал он, — могут быть установлены не ранее, чем будет установлено, где могут находиться префиксы» [там же, XIV].
А. Конради установил, что образование каузативов и тональные различия между каузативными и некаузативными глаголами в индокитайских языках восходят к более старой форме каузатива, при которой переходная форма глагола производится из непереходной при помощи префикса. Он установил далее, что вообще все индокитайские слова с исконным глухим начальным согласным или все слова высокого тона представляют собой старые перфектные формы со звонким начальным согласным и префиксом [там же, 203].
В конце 20-х годов С. Вольфенден опубликовал важное исследование по морфологии глагола в тибето-бирманских языках, которое было проведено в соответствии с основными идеями А. Конради. Целью его исследования была реконструкция первоначального состояния морфологии тибето-бирманского глагола. На основании данных большого числа тибето-бирманских языков С. Вольфенден предложил реконструкцию морфологической модели тибето-бирманского глагола, которая состояла из субъектного префикса, направительного инфикса, корня, наречного инфикса, временного суффикса [Wolfenden, 2].
Понимание связи между корнем и префиксом у С. Вольфендена было прямо противоположным тому, как ее понимал А. Конради. По мнению С. Вольфендена, префиксы и инфиксы тибето-бирманского глагола не обладали значениями грамматических элементов, переводящих нейтральную глагольную морфему в транзитивную, каузативную или иную форму или же слово с предметным значением — в глагол. Наоборот, считал он, глагольный корень своим значением превращал абстрактные грамматические элементы, обозначающие направление движения, в показатели транзитива или каузатива [там же, 5].
Придя к такой сложной модели тибето-бирманского глагола, С. Вольфенден понял, что аналогичные результаты вряд ли могут быть получены в сиамско-китайских языках. Однако он надеялся, что со временем и там будут найдены более осязаемые свидетельства существования глагольной морфологии тибето-бирманского типа. Полное отсутствие префиксов в современных языках сиамско-китайской семьи и невозможность продвинуться в реконструкциях далее стечений начальных согласных, с его точки зрения, не означало, что здесь иногда не было ничего, кроме этих стечений согласных. Наоборот, утверждал он, это указывает на возможность существования в предшествующие эпохи свободно изменявшихся и легко отделявшихся элементов, следы наличия которых широко представлены в родственной тибето-бирманской семье [там, же, 6].
Первое исследование исторической морфологии тайских языков было завершено в начале 30-х годов. Материалом для исследования послужили стечения начальных согласных, реконструированные в древнекитайском языке и сохранившиеся в ряде тайских языков. Из всех имеющихся типов стечения согласных К. Вульф выбрал наиболее часто встречающийся — со вторым элементом — l- и — r-. Его понимание морфологической природы этого согласного также весьма далеко отстояло от идей индокитайской морфологии, высказанных А. Конради. К. Вульф считал первичными формы с простыми согласными в начале слова и производными — те, которые начинались со стечения согласных. Согласные -1- и — r-, которые регулярно выступают в качестве вторых элементов этих стечений начальных согласных, он рассматривал как формальные элементы. «Следовательно, — развивал он свою мысль, — сиамский язык имел словообразовательный механизм, использующий инфиксы вместо префиксов и суффиксов. В языках встречаются и другие инфиксы помимо -1- и — r — , но только эти два встречаются настолько часто, что они, несомненно, могут считаться исконными, индокитайскими по своему происхождению» [Wulff, 1934, 17].
Сознавая, что такое понимание морфологии сиамско-китайских языков мало согласуется с результатами, полученными при исследовании тибето-бирманской морфологии, К. Вульф писал:. «Решение вопроса, имеются ли в этих (тибето-бирманских — М. С.) языках настоящие инфиксы, подобные сиамским, — а в целом, кажется, что они существуют, — я оставляю другим исследователям, которые займутся запутанным слово- и корнеобразованием тибето-бирманских языков» [там же, сноска].
Таким образом, исследования по исторической морфологии языков предложенной А. Конради индокитайской семьи показали весьма малое сходство морфологии тибето-бирманских и сиамско-китайских семей языков в тех исторических состояниях, которые доступны для современных реконструкций. Различий между языками этих семей в области морфологии обнаружено намного больше, чем сходства. Интересно, что и внешние аналогии, к которым прибегали исследователи исторической морфологии, были совершенно различными. Для иллюстрации своей модели морфологии тибето-бирманского глагола С. Вольфенден прибегал к языкам американских индейцев, между тем как К. Вульф — к малайско-полинезийским и аустроазиатским языкам [Wolfenden, 7; Wulff, 17].
Р. Шейфер назвал эту семью языков «сино-тибетская», но при этом оставил ее в прежнем составе. «Говорящие на сино-тибетских языках, — писал он, — занимают ареал, простирающийся от Великой стены до Малаккского полуострова и от Кашмира до Желтого моря. Сино-тибетские языки делятся на шесть главных подразделений: китайские, тайские, тибетские, бирманские, языки бодо и языки карен» [Shafer, 1]. Как и предшествующие исследователи этих языков, он уделял большое внимание проблеме тибето-бирманских префиксов. Р. Шейфер предложил различать первообразные префиксы, унаследованные от древнейшего сино-тибетского состояния, и вторичные префиксы, образовавшиеся в результате сжатия первых слогов в многосложных словах тибето-бирманских языков. Логическим результатом теории сжатия явилось предположение, что и первообразные префиксы в древнейшее время также были вокализованы [там же, 1, 20–22].
В сравнительно-историческом исследовании сино-тибетских языков, предпринятом П. Бенедиктом, тайские языки исключены из этой семьи, как не имеющие с нею генетических связей. В его труде дается следующая оценка попыток найти родственные связи сино-тибетских языков: «Автор попытался показать, что тайский язык более родствен индонезийскому, чем китайскому, и что традиционный взгляд на тайско-китайские родственные связи должен быть оставлен. Ряд исследователей, включая Доннера, Ливи, Боуду и Финдейзена, попытались соединить остяко-енисейский (кетский) язык с сино-тибетским, и этот взгляд встретил некоторое одобрение (Шмидт, Тромбетти), но все же критическое исследование фактов четко указывает на то, что эти две группы языков не имеют ничего общего. Отдельные попытки соединить сино-тибетские языки с кавказскими (Ходжсон, Боуда), монкхмерскими (Конради) или другими семьями языков были также безуспешными» [Benedict, 2–3].
Таковы современные представления о генетических связях языков юга Восточной Азии. Сравнительно-исторические исследования языков этого ареала не привели к формулированию фонетических законов, которые служат надежными основаниями для выделения семей родственных языков. Лексико-статистические исследования тем более не доказали их генетических связей, хотя помогли составить представление о количестве общих или похожих слов в основной лексике различных языков юга Восточной Азии. И этих слов оказалось немало. Пока не будут сформулированы фонетические законы, связывающие родственные элементы языков этого ареала, предпочтительней считать, что языки юга Восточной Азии принадлежат двум основным семьям — сино-тибетской и аустротайской.
Примечательно, что схема генетических связей между языками этого ареала эволюционировала от такого представления об индокитайской семье, которое включало практически все известные языки этого ареала, до современного взгляда — что в этом ареале существовало по меньшей мере два центра формирования языковых семей.