Предпосылки становления советской общности
Предпосылки становления советской общности
Как уже говорилось, переход к индустриальному рывку требовал чрезвычайной мобилизации всех сил страны и общества. Это не могло не повлечь за собой новый виток централизации управления государством и, как результат, контроля над всеми сферами общественной жизни. По сути, централизационные процессы шли по нарастающей и в 1920-х гг. Наглядный пример – «собирание державы» от объединения советских республик через создание их военно-политического союза до образования СССР. Известно и то, что централистски мыслящих людей в партии и государственном аппарате было немало. Но в условиях послереволюционной России и неустойчивого положения большевиков преждевременная централизация могла бы активизировать национал-сепаратистские движения, а это привело бы к совершенно не тем результатам, которые ожидали от нее подобным образом настроенные круги в РКП(б). Отчасти подобными опасениями и была продиктована борьба против великодержавных настроений. Собственно, сам принцип, заложенный в основу союзного государства, был нацелен на это.
Но начало 1930-х гг. – не начало 1920-х. Изменилось внешнее и внутреннее положение страны, иными были стоящие перед ней задачи. Не могли оставаться неизменными и приоритеты в национальной политике. Возможно, доживи Ленин до 1930–1933 гг., он, как выдающийся политический прагматик, изменил бы свою прежнюю позицию, как неоднократно делал это раньше. Партия, которая сама оставалась свехрцентрализованным организмом, где любые попытки национальной и всякой другой фракционности немедленно пресекались, тоже шла по пути централизации, но на качественно иной основе: на основе эволюции власти от съезда к ЦК, от ЦК к Политбюро, а от него – к узкому руководству[1287] и лично к генеральному секретарю И. Сталину.
Население Советской страны, сохранявшее патерналистские настроения и традиционно воспитанное на принципе единоначалия, переходящего в священноначалие, потенциально было готово к «твердой руке» и даже ожидало ее как гаранта стабильности для одних, перехода к постоянно откладывающемуся социалистическому рывку для других, «нормальной» государственности для третьих. Десятилетнее правление большевиков только укрепило вроде бы уже позабытую категорию подданства. В 1920-х гг. на месте православного царя оказалась многоликая и очень уж специфическая партия, что не всегда соответствовало привычному сознанию «подданных». Поэтому укрепление в суровой борьбе И. Сталина расставило все по своим местам. Во главе страны встал «царь», только «красный».
К этому времени в сознании правящей элиты произошла определенная эволюция взглядов на государственность. Ожидания мировой революции и полное отрицание старой державной традиции сменились признанием (сквозь зубы) того факта, что какое-то время придется существовать в капиталистическом окружении и продолжать коммунистическое строительство в границах бывшей России, а значит, отстраивать и укреплять ее государственность. Затем идея построения социализма в одной отдельно взятой стране полностью утвердилась. Это неминуемо приводило к выводу о неизбежности большей централизации СССР и его развития не как суммы республик, а как единого государства, пусть даже в виде федерации национально-государственных образований. Этот подход не был результатом плавной эволюции, а рождался в отчаянной внутрипартийной борьбе.
Централизация, конечно, не предусматривала ликвидацию республик или изменение их статуса, скажем перевода из союзных в автономные[1288]. Не было даже отменено явно конфедеративное право выхода республик из состава Союза. Сталинское руководство считало это ненужным и даже вредным. Например, во внешнеполитическом плане это затруднило бы решение украинского и белорусского вопроса в Польше и т. д. К тому же республики и «игры в независимость» рассматривались большевиками-сталинцами как форма, как внешние, малозначащие атрибуты. Страну держала партия, утвердившаяся, казалось, на века. Она была «единой неделимой», и это было тогда главным.
И все же стоящая перед страной сверхзадача – обретение экономической независимости и равноправности с ведущими мировыми державами – требовала пересмотра некоторых положений в системе взаимоотношений центра и республик. Сам И. Сталин понимал федеративное единство республик как «единое федеративное народное хозяйство», как «одно хозяйственное целое» с такими взаимоотношениями центра и окраин, при которых «окраины во всем основном должны безусловно подчиняться центру»[1289]. Пятилетний план корректировал политику XII съезда РКП(б), подразумевавшую преимущественное развитие национальных республик как средство их экономического «выравнивания» с РСФСР и борьбы с великодержавным шовинизмом. На протяжении всех 1920-х гг. национальные территориальные единицы (районы, области, республики) получали все необходимые материальные средства, промышленные товары, семенной фонд. Кредиты на строительство промышленных предприятий выдавались им в первую очередь. В республики направлялись инженерно-технические и рабочие кадры, а порой из России перебазировали целые заводы. Случалось, что искусственная перекачка ресурсов из центра в национальные окраины наталкивалась на неподготовленность последних к практическому и моральному восприятию модернизации[1290]. Конечно, это относилось прежде всего к нерусским окраинам: Казахстану, Средней Азии, Кавказу, отчасти к национальным районам Поволжья. Украина здесь стояла особняком – в наличии имелись и промышленность, и кадры, и технологии. Но, как и указанные регионы, УССР находилась в лучшем по сравнению с РСФСР положении, пользуясь своими выгодами как «национальной республики»[1291].
Теперь же возобладал принцип хозяйственной целесообразности. В годы первых пятилеток хозяйство республик продолжало развиваться быстрыми темпами (в том числе за счет перекачки ресурсов из России), не было проблем и с их финансированием. Но не менее активно шел экономический рост регионов РСФСР. В основу планов был положен не национально-республиканский, а экономико-географический принцип, против которого ранее так горячо выступали Г. Гринько и М. Волобуев и за который подвергались критике «великодержавные» экономисты, привязывавшие промышленное строительство не к «ранее угнетенным» народам, а к источникам сырья, энергии, людским ресурсам, транспорту. Экономические планы исходили из точки зрения на СССР как на единый народно-хозяйственный организм, а не сумму национальных экономик, и республиканские границы становились прозрачными при строительстве фундамента социализма. Экономика Союза продолжала развиваться по принципам, на которых строилось хозяйство прежней России. Одним из них была экономическая специализация регионов, а бюджетные права, планирование, контроль над индустрией все больше отходили в ведение союзных органов.
Изменения коснулись не только экономики. С начала 1930-х гг. СССР все больше начинает приобретать черты унитарно-централизованного государства, хотя внешне продолжает оставаться федерацией национальных республик. 22 апреля 1931 г. ЦИК и СНК СССР утвердили положение о гражданстве СССР, которое отныне становилось единым[1292]. А ведь еще многие положения программы и устава Коминтерна, принятые на VI Конгрессе в 1928 г., позволяли утверждать, что граждане СССР рассматривались не столько гражданами государства, сколько ядром мирового социалистического согражданства. А СССР изображался «отечеством мирового пролетариата»[1293]. В 1930 г. вводилась единая система народного образования: в апреле ЦК и СНК СССР приняли постановление об обязательном начальном образовании (4 класса в сельской местности, 7 – в городе), в июле были реорганизованы вузы, техникумы, рабфаки[1294]. Пора левацких экспериментов, различных КИНО и ВИНО, уходила в прошлое (под этими двусмысленными аббревиатурами в 1920-х гг. скрывались Киевский институт народной освиты (просвещения; бывший университет!) и Винницкий институт народной освиты). Вместо них была создана единая и притом эффективная система народного образования с едиными и обязательными программами обучения, учебниками, порядком образовательного процесса. Создание общегосударственной системы образования стало мощным средством укрепления СССР как государства и воспитания подрастающего поколения как граждан Советского Союза, а не той или иной республики. В мае 1935 г. произошла давно назревавшая унификация управления сферой образования, культуры, науки, печати. На месте Культпропа ЦК ВКП(б) в аппарате ЦК было создано пять отделов, получивших право контролировать и направлять деятельность республиканских наркоматов просвещения, ранее центру не подчинявшихся и ревностно следивших за своей самостоятельностью.
Унификация затронула и сферу культуры, чему способствовало учреждение творческих союзов (композиторов, художников, писателей, архитекторов). Союзы создавались и в республиках (например, в 1934 г. был создан Союз писателей Украины). Былое разнообразие литературных и прочих направлений и объединений заменялось одной структурой, в рамках которой должен был осуществляться творческий процесс, контролировавшийся партией, аналогичными творческими союзами и цензурными организациями (Главлит, Главискусство, Главрепертком) на государственном уровне. В конце 1935 г. при СНК СССР был создан общесоюзный Комитет по делам искусств, сосредоточивший руководство культурным процессом. Но при всем том создание единых творческих союзов имело огромное значение для формирования культурной элиты национальных республик, причем именно как элиты республиканской, без иного (классового, образовательного, социального) содержания. Заметим, что в РСФСР подобных организаций в те годы не было.
Сыграл свою роль и внешний фактор, пожалуй главный и определяющий всю русскую историю. Правда, в послереволюционные времена отношение к нему в верхах эволюционировало параллельно с отношением к России. Даже революция 1917 г., от которой велся отсчет новой государственности, планировалась и совершалась не как русская революция, не как революция для России, а как революция всемирная, ломающая прежние национальные рамки. По мере роста интереса к «отдельно взятой стране» менялось и видение внешнего фактора. Советский Союз постоянно находился в ожидании революционной войны или интервенции. А поскольку СССР был в то время единственной социалистической страной и находился в окружении империалистических держав, мотивы войны, фронта, осажденной крепости были на слуху и влияли на всех и на каждого. Это мотив – необходимость крепить оборону перед лицом надвигающегося кризиса капиталистического мира – с новой силой зазвучал во время «великого перелома». Ожидание грядущих битв подразумевало укрепление единства весьма специфически устроенной Советской страны. Нужно было найти нечто такое, что сцементировало бы ее, подвело под государственное единство некий более универсальный и прочный фундамент.
Все эти процессы унификации хозяйственного, идеологического, государственного, культурного пространства СССР рано или поздно должны были поставить следующие вопросы: а кто же живет в Советском Союзе? Что это за люди? Составляют ли они единое сообщество или просто являются неким количеством граждан – не связанных между собой индивидов? И чем для них является Советская страна?
Создание в Советском Союзе новой общественно-политической (и национальной) надстройки было обусловлено его новым социально-экономическим фундаментом, начало ускоренного строительства которого обозначил «великий перелом». «Мы уничтожили национальный гнет. Мы уничтожили национальные привилегии и установили национальное равноправие. Мы уничтожили государственные границы в старом смысле слова, пограничные столбы и таможенные преграды между национальностями СССР. Мы установили единство экономических и политических интересов народов СССР»[1295] – так охарактеризовал этот фундамент на XVI съезде ВКП(б) И. Сталин. Он же заложил «краеугольный камень» в основание нового курса. Еще в феврале 1931 г., выступая на Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности, генеральный секретарь ЦК ВКП(б) сказал, что если раньше у трудящихся России не было (и не могло быть) Отечества, то «теперь, когда мы свергли капитализм, и власть у нас, у народа, – у нас есть Отечество и мы будем отстаивать его независимость»[1296].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.