«Шумскизм» и борьба с ним
«Шумскизм» и борьба с ним
Присутствие в КП(б)У выходцев из украинских партий и курс на украинизацию усиливали в ней украинские настроения и сближали украински настроенных партийцев с беспартийной национальной интеллигенцией. Затруднения, которые украинизация встречала на своем пути, становились лишь новым поводом к их совместным действиям против подлинных и мнимых проявлений великодержавных настроений. Сближение позиций и единство целей и средств (пусть и тактическое) начало отчетливо проявляться в середине десятилетия в ходе литературной дискуссии. Но сами по себе «хвылевизм» и «волобуевщина» не могли бы стать серьезным фактором общественной жизни и остались бы просто «контрреволюционными вылазками», если бы не находили поддержку и источник легитимации в партии, в деятельности наркомов просвещения. Именно в работе Наркомпроса УССР, сосредоточившего большое идейное и фактическое влияние на жизнь республики, проявилась тенденция совмещения национального фактора с фактором государственности. Наркомпрос УССР стал точкой пересечения действия официальной украинизации и украинизации «низовой», идущей от национального движения.
К середине десятилетия политика украинизации столкнулась с двумя на первый взгляд взаимоисключающими трудностями. Если коренизация партийного, советского аппарата, комсомола (то есть увеличение в нем доли украинцев) протекала успешно, то их украинизация (то есть перевод их деятельности на украинский язык) шла довольно вяло, встречая сопротивление работников аппарата. В то же время украинизация в народном образовании, сфере культуры шла высокими темпами и проводилась преимущественно руками национальной интеллигенции. Переход инициативы в культурно-национальном строительстве в руки элементов, именуемых большевиками «шовинистическими», «петлюровскими», «антисоветскими», создавал реальную угрозу отрыва партии и советской власти от масс и воспитания последних в националистическом духе. Отказ большевиков от иных, альтернативных вариантов национального развития для населения Украины и следование в русле ленинской доктрины разрешения национального вопроса не оставляли им иного выхода, кроме как усилить украинизацию партии и госаппарата с тем, чтобы перехватить инициативу из рук украинской интеллигенции. Это можно было сделать только наполнив строящуюся национальную по форме украинскую культуру социалистическим содержанием, то есть повести украинизацию ради совершенно иных целей – не ради ее самой, а ради укрепления пролетарской составляющей украинской культуры.
Увеличение темпов украинизации, а также борьба против «буржуазного национализма» были связаны с именем секретаря ЦК РКП(б) Лазаря Моисеевича Кагановича, в апреле 1925 г. направленного на работу на Украину. Назначение Л. Кагановича на пост генерального секретаря КП(б)У (этот пост был введен специально «под него») преследовало ряд задач. Основной задачей нового руководителя парторганизации Украины стало очищение ее рядов от троцкистско-зиновьевских оппозиционеров, укрепление и превращение в надежную опору Сталина. Предыдущий глава – первый секретарь ЦК КП(б)У Э. И. Квиринг – был надежным союзником Сталина во время борьбы с Троцким и немало сделал для отстранения от управления республикой вождя украинских троцкистов Раковского. Однако затем он был уличен в переговорах с вождем новой левой оппозиции – Г. Е. Зиновьевым, утратил доверие и был заменен проверенным Кагановичем[1006]. И новый руководитель Украинской парторганизации полностью оправдал доверие своего «шефа». Л. Каганович был человеком «со стороны», от КП(б)У не зависел и подчинялся лично генеральному секретарю ЦК РКП(б). Усиление веса и значения КП(б)У выразилось не только в учреждении поста генерального секретаря ее ЦК, но и в повышении ее статуса в целом – всеукраинские конференции вновь стали называться съездами[1007]. Превращение Украинской парторганизации в опору ЦК требовало укрепления в ней дисциплины и беспрекословного подчинения. Поскольку Украина являлась национальной республикой, а национальный вопрос очень живо в ней дискутировался, то одним из непременных условий этого стала борьба с любыми подходами, расходящимися с проводимым курсом: как с сопротивлением украинизации[1008], так и с украинскими настроениями, со стремлением трактовать украинизацию как самоценную вещь. Борьба за овладение украинским культурным процессом стала другой важной задачей генсека КП(б)У.
Л. Каганович взялся за дело со свойственной ему энергичностью. Созданная под его руководством комиссия Политбюро ЦК КП(б)У по украинизации повела работу ускоренными темпами. И действительно, административные методы принесли свои результаты. Например, в 1926 г. делопроизводство в УССР было украинизировано на 65 %, тогда как в начале 1925 г. – только на 20 %, столь же активно велась украинизация образования[1009]. Вместе с тем методы, а главное, заданная идеологическая направленность новой украинизации «по-сталински» вызвала недовольство у наркома просвещения УССР А. Я. Шумского, которое вскоре переросло в открытое противостояние Кагановичу. В ходе этого противостояния выявилось истинное отношение сторон к украинскому вопросу.
Бывший боротьбист Александр Яковлевич Шумский в 1924 г. был назначен на пост наркома просвещения для того, чтобы способствовать усилению украинизации. «Пора положить конец топтанию на месте в вопросе об украинизации», – заявил он на апрельском (1925 г.) Пленуме ЦК КП(б)У. Он говорил, что украинизация – это не превращение кого-либо в украинскую национальность[1010]. На практике же его политика сводилась именно к этому.
Каганович же свою задачу видел в том, чтобы «учитывать политические перспективы» и бдительно следить за тем, «куда идет украинизация, гарантируя ее направление в сторону укрепления диктатуры пролетариата»[1011]. Как и его «шеф», он понимал, что развитие украинской культуры и нациостроительство зашли далеко и под прикрытием официальной политики все больше начинают развиваться в националистическом духе, естественно с перманентно присущим этому процессу идейным и организационным противостоянием России и всему русскому, которые вольно или невольно ассоциировались с СССР и большевизмом. (Именно для того, чтобы разрушить это далеко не верное представление о тождественности русского и большевистского, и проводилась политика коренизации.) Между тем та же литературная дискуссия показала, что национально-культурные процессы, как и сама украинизация, из чисто культурной сферы перемещались в идеологическую. Поэтому придание украинизации «направления в сторону укрепления диктатуры пролетариата» было немыслимо без победы над ее националистической трактовкой на идеологическом фронте. Носителями таковой являлись национальная интеллигенция и те круги в партии, которые считали украинизацию явлением более широким, нежели средством по укреплению диктатуры пролетариата, и во главу угла ставили интересы «национального возрождения» «ранее угнетенного народа».
Шумский тоже был сторонником форсирования украинизации, но именно с позиций восстановления «исторической справедливости». В своем противостоянии Кагановичу он начал апеллировать к Сталину. В октябре 1925 и апреле 1926 г. он поднимал вопрос о замене Л. Кагановича на посту генерального секретаря КП(б)У В. Чубарем, обвиняя его в формально-аппаратной украинизации, из-за которой создавалось положение, при котором «рост украинской культуры и украинской интеллигенции идет быстрым темпом», а партия Украины от него отстает и может упустить это движение, если не возьмет его в свои руки[1012].
Вину за отставание партии А. Шумский возлагал на Л. Кагановича, чьи личные качества и методы работы (авантюры, карьеризм, «метод организационного нажима», «оттирания высших советских учреждений и руководителей этих учреждений» от реального управления) (вот они – личные полномочия! – А. М.) не соответствовали, как он считал, потребностям КП(б)У[1013]. Но не только Л. Каганович виделся «злым гением» украинизации. Он был лишь верхушкой айсберга, название которому, как можно понять из слов наркома просвещения, предательство национальных интересов украинского народа компартией Украины и особенно коммунистами-украинцами. Собственно, по глубокому убеждению А. Шумского, этнические украинцы-коммунисты делились на две неравные группы. Одна – это настоящие украинцы, с болью отзывающиеся на то угнетенное «колониальное» положение, в котором находился (а если продолжить его мысль, и остается до сих пор, потому что УССР не стала подлинно самостоятельным государством) украинский народ. Но «они в партии забиты, загнаны и составляют меньшинство даже арифметическое, не говоря уже о влиянии». И происходит это «потому, что в партии господствует русский коммунист, с подозрительностью и недружелюбием, чтобы не сказать крепче, относящийся к коммунисту-украинцу». Русский коммунист-господин (а в эту категорию попадали не только великороссы, но также обрусевшие инородцы и евреи, как Каганович) правил не сам, а «опираясь на презренный, шкурнический тип малоросса, который во все исторические эпохи был одинаково беспринципно-лицемерен, рабски-двоедушен и предательски подхалимен. Он сейчас щеголяет своим лжеинтернационализмом, бравирует своим безразличным отношением ко всему украинскому и готов всегда оплевать его (может, иногда и по-украински), если это дает возможность выслужиться и получить теплое местечко»[1014].
Именно в этой неукраинской, малороссийской психологии усматривал Шумский причины трудностей, с которыми пришлось сталкиваться украинизации («идет туго»[1015]), а УССР из-за них же не могла превратиться в подлинно самостоятельную советскую республику. Как можно убедиться, коммунист, нарком просвещения УССР слово в слово повторял то, что думали и говорили в своем кругу о большевистском режиме, о характере партии украинские националисты в эмиграции и внутри страны. На существующую действительность Шумский смотрел с позиции украинского националиста, сторонника и участника реализации украинского национального проекта. Главное препятствие – это русскость (и свои «шкуры» – «малороссы») и партия как ее современный носитель (пусть и формальный, вненациональный). Таким образом, бывший боротьбист Шумский, еще в 1920 г. называвший Красную армию оккупационной силой[1016], не только не отказался от своих прежних эсеровско-боротьбистских взглядов, но и считал ту позицию, которую он занимал до момента вступления в КП(б)У, правильной. «Партия должна стать украинской и по языку, и по культуре»[1017], -считал он. Строительство Украины надо вырвать из рук малороссов и тех, кто «не привлекает к руководству партийной и профсоюзной работой коммунистов, непосредственно связанных с украинской культурой», и передать его тем людям, которые «верят в дело украинской культуры… знают и хотят знать эту культуру, которые поддерживают и могут поддерживать нарастающее движение за украинскую культуру». А для этого, считал нарком просвещения, надо было самыми решительными темпами проводить украинизацию «в партии и среди пролетариата»[1018].
Конфликт внутри КП(б)У сразу же привлек внимание противников Страны Советов. За ситуацией внимательно следила украинская общественность, а эмиграция восприняла конфликт с воодушевлением, посчитав его началом долгожданного перерождения партии в защитницу украинских интересов. Например, один из столпов эмиграции Н. Шаповал в газете «Нова Україна» (ноябрь 1927 г.) советовал украинским коммунистам «увеличить влияние украинской националистической оппозиции… вести себя так, чтобы оппозицию считали выразителем интересов украинских рабочих и крестьян». «Тех коммунистов-украинцев, которые подлизываются к Москве, – увещевал Шаповал, – нужно взять под бойкот, как изменников… и презренных малоросов»[1019] (бросается в глаза прямое заимствование из слов А. Шумского). Эмигрантская и западноукраинская пресса продолжала симпатизировать А. Шумскому, а затем Н. Хвылевому и М. Волобуеву, одобряя их борьбу против «москвофильских коммунистических коммивояжеров» и «империалистов»[1020]. Естественно, настроения эмиграции не могли остаться незамеченными и оказывали влияние на реакцию большевиков, как и на всю идеологическую борьбу на «украинском фронте».
Ситуация между тем требовала разрешения. Сталин ответил на претензии Шумского в свойственном ему духе, формально признав их правильными, фактически же указав на недопустимость проводимой наркомом линии. В своем письме «тов. Кагановичу и другим членам ПБ ЦК КП(б)У» генсек согласился с необходимостью перелома психологии советских и партийных работников, недооценивающих серьезность украинизации и скептически к ней относящихся, высказался за правильный подбор и создание кадров, «способных овладеть новым движением на Украине». Но тут же указал на недопустимость передачи руководства национально-культурным строительством «в руки чужих нам элементов»[1021].
Он охладил пыл украинизаторов вроде Шумского, сказав, что украинизация – «процесс долгий, стихийный, естественный» и искусственно форсировать ее темпы нельзя. Ошибка Шумского, неторопливо пояснял Сталин, заключалась в том, что он неправильно понимал украинизацию и не учитывал опасность, исходящую от чрезмерного потворствования национальному движению. Кадры коммунистов были слабыми, а украинизация «сплошь и рядом» возглавлялась «некоммунистической интеллигенцией». Все это могло «принять местами характер борьбы за отчужденность украинской культуры и украинской общественности от культуры и общественности общесоюзной, характер борьбы против “Москвы” вообще, против русских вообще, против русской культуры и ее высшего достижения – ленинизма»[1022]. А такая опасность на Украине, по мнению вождя, становилась «все более и более реальной». Сталин ссылался на «некоторых украинских коммунистов», например Н. Хвылевого. «Только в борьбе с такими крайностями можно превратить поднимающуюся украинскую культуру и украинскую общественность в культуру и общественность советскую»[1023]. Сталин ненавязчиво, но твердо отверг и требования Шумского форсировать темп «украинизации» партийной верхушки КП(б)У и очистить ее от «малороссов».
После такого ответа позиции наркома просвещения резко пошатнулись. Вопрос о А. Шумском (а затем и об олицетворяемом им уклоне в национальном вопросе от линии партии) начал широко обсуждаться на различных партийных форумах, например на июньском (1926 г.) Пленуме и на заседаниях Политбюро ЦК КП(б)У. А. Шумский был вынужден признать ошибочность постановки вопроса об устранении Л. Кагановича с поста генсека, полномочия которого, кстати, были подтверждены пленумом. В феврале 1927 г. украинское ПБ, разбирая вопрос о состоянии народного образования, подвергло работу Наркомпроса резкой критике, отметив «неправильность линии» при проведении национальной политики, бессистемное руководство украинизацией и ослабление в Наркомате партийного руководства. Успехи в деле украинизации Каганович объявил заслугой партии (и, тем самым, самого себя), а не соратников Шумского. «Меньше всего в этом заслуга Наркомпроса, который не сумел охватить и руководить этим процессом, шедшим мимо Наркомпроса». Шумский, которому все чаще приходилось объясняться и оправдываться, вынужден был согласиться, что «динамикой происходящего общественного процесса строительства украинской культуры» он не овладел[1024]. В конечном счете Шумский был освобожден с поста наркома и отозван из Украины. В феврале-марте 1927 г. на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК КП(б)У его поведение было уже охарактеризовано как «национальный уклон» от линии партии[1025]. И борьба против уклона Шумского, получившего название «шумскизма», пошла по нарастающей. Уже мартовский (1928 г.) Пленум назвал «шумскизм» одной из разновидностей украинского фашизма[1026].
Отношение «украинских» кругов к оппозиции Шумского и Хвылевого было неоднозначным, и диапазон оценок, как указывалось в составленной аналитиками ГПУ «Записке об оживлении украинской контрреволюции», был чрезвычайно широким. «Правые» круги отнеслись к ней недоверчиво, подозревая, что это «не что иное, как блеф, как грандиозная провокация, направленная к выявлению тех групп и лиц, которые пойдут за Шумским и Хвылевым». Но, не разделяя их взглядов, они в то же время усматривали в ней «защиту интересов украинцев». «Левые» круги, в целом разделявшие платформу Шумского и Хвылевого, были довольны появлением этого «знаменательного проявления» украинского национализма «внутри самой партии» как фактора, способствующего «развитию украинской самостийнической идеологии и деятельности». Но и те и другие были неприятно встревожены тем, что в партии проводится «борьба с украинцами», а «проявление инициативы в украинском направлении кончается ссылкой»[1027].
Развенчание национального уклона в КП(б)У велось параллельно с развенчанием «хвылевизма», а потом и «волобуевщины», которые имели общие с «шумскизмом» корни. Утверждалось, что проявления «шумскизма» в культуре и экономике стали возможными благодаря позиции А. Шумского, прикрывавшего и даже защищавшего их (позже аналогичные обвинения падут на нового наркома просвещения Н. Скрыпника, в то время активного борца с «шумскизмом»), Скрыпник, в частности, обрушился на Шумского за его отношение к ВАПЛИТЕ, к творчеству Н. Хвылевого и ту позицию, которую он занимал в ходе литературной дискуссии. На майском (1926 г.) Пленуме Шумский прямо заявил, что «согласен с основной мыслью т. Хвылевого о том, какими путями должна развиваться украинская литература и какими материалами она должна питаться». Не согласен он был лишь «с той формой, в которую облекает Хвылевой свою правильную мысль». А ведь именно нарком просвещения во многом определял линию, по которой шло развитие литературы (в частности, он редактировал известный журнал «Червоный шлях», где печатались Хвылевой и его единомышленники). Шумский обвинялся в потворстве и покровительстве Н. Хвылевому[1028], то есть в оправдании теории борьбы культур в ее украинском варианте и приоритетности ориентации молодой украинской культуры на западные образцы. Действительно, бывший нарком полагал (и не без основания), что в УССР продолжается борьба двух культур «за аудиторию… за рынок сбыта продукции своего труда»[1029], но, формально порицая и русскую, и украинскую интеллигенцию, он всецело был на стороне последней, называя ее борьбу «борьбой за права», да «и сам являлся… сторонником и представителем» теории «борьбы культур»[1030].
Между тем июньский (1926 г.) Пленум решительно осудил Н. Хвылевого и вместе с ним «шумскизм» и «хвылевизм». «Такие лозунги, – говорилось в резолюции Пленума, – могут только служить знаменем для растущей на почве НЭПА украинской мелкой буржуазии, которая возрождение нации понимает как буржуазную реставрацию, а под ориентацией на Европу… подразумевает ориентацию на Европу капиталистическую – отмежевание от цитадели международной революции, столицы СССР – Москвы»[1031]. Каяться в ошибках пришлось и Хвылевому.
Особое место в критике национального уклона занимали проблемы украинизации рабочего класса, прежде всего его русской и русскоязычной части. О недопустимости форсирования темпов в этом вопросе весьма резко высказался И. Сталин. Признав, что состав пролетариата будет постепенно меняться, украинизироваться, он отверг попытки украинизировать его «сверху». «Нельзя заставить русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и своим языком – украинский, поскольку это противоречит принципу свободного развития национальностей», – предостерегал Сталин, напоминая, что это может лишь спровоцировать рост антиукраинского шовинизма[1032]. Пролетариат считался и являлся опорой советской власти, и активность, с которой украинская интеллигенция старалась украинизировать его ради завоевания украинского культурного процесса или ради превращения его в украинский по виду и по духу (конечный результат был бы одним), вызывала обеспокоенность у советского руководства. В заявлении ЦК КП(б)У о сути шовинизма на Украине, направленном в адрес Исполкома Коминтерна (1927 г.), в разделе об украинском уклоне вопрос об украинизации рабочего класса стоял на первом месте. Там же говорилось, что национальный уклон в КП(б)У проявлялся в недооценке и непонимании роли рабочего класса и компартии (якобы не желающих строить Украину и не делающих этого) в разрешении национального вопроса на Украине, в бюрократическом и националистическом подходе к темпам (форсированным) и форме приобщения неукраинской части рабочего класса к украинской культуре и в стремлении насильственно украинизировать русских и прочих рабочих – неукраинцев.
Далее следовали пункты, в которые были сведены взгляды на партию всех ее критиков в национальном вопросе, начиная с украинских эсеров и эсдеков и заканчивая позицией А. Шумского. Уклон проявлялся в неверии в силы и способность партии проводить национальную политику; в стремлении подорвать доверие к партийным кадрам (к русским и назначенным из других республик – намек на Л. Кагановича); в представлении о партии как об организации – носительнице русского шовинизма, в которой угнетаются коммунисты-украинцы; в травле украинских товарищей, проводящих правильную линию и потому квалифицируемых как изменники, ренегаты, «презренные малороссы». И наконец, перебрасывался мостик между критикой партии и шовинизмом в вопросах строительства украинской культуры, заключавшемся в поддержке проповеди ориентации украинской культуры на капиталистическую Европу в противовес Москве[1033].
Но не стоит усматривать в борьбе с «шумскизмом-хвылевизмом» исключительно гонения на «национально сознательных ведьм». Начавшаяся кампания подогревалась и корректировалась расстановкой сил в руководстве страны. Вполне правомерно утверждение российской исследовательницы Е. Ю. Борисёнок о том, что «украинизационную политику большевиков следует рассматривать в контексте партийно-политической борьбы в РКП(б) – ВКП(б)»[1034]. События 1926 г. не были исключением. Левая оппозиция во главе с Г. Зиновьевым и Л. Каменевым активно эксплуатировала национальный вопрос, стремясь заручиться поддержкой мощной Украинской партийной организации. В апреле 1926 г. на сессии ЦИК СССР, на котором правительство УССР отчитывалось о проделанной работе, с критикой в его адрес «за крайности украинизации», проявления «зоологического русофобства», притеснения русского и русскоязычного населения и русского языка, выступил известный коммунист Ю. Ларин (Лурье)[1035]. В двух номерах журнала «Большевик» была также помещена его статья, в которой говорилось, что «местные партийные и государственные органы перегнули палку» в проведении украинизации[1036]. Выступление Ю. Ларина не нашло поддержки у большинства участников сессии, но сигнализировало об отношении определенных кругов партии к состоянию дел на Украине. Недовольство украинизацией звучало и из уст вождей партийной оппозиции. Например, Г. Зиновьев, выступая на заседании Президиума ЦКК (июнь 1927 г.), назвал национальную политику И. Сталина «архибеспринципной», приведя в качестве примера Украину, ще «такая» украинизация «помогает петлюровщине, а настоящему шовинизму отпора нет»[1037].
Использование в своих интересах распространенного недовольства украинизацией могло сослужить оппозиции добрую службу. Внутрипартийная борьба заставляла Сталина и его верного соратника Кагановича лавировать в национальном вопросе. Украинизация была колоссальной уступкой украинским кругам уже сама по себе. Но надо было поддерживать баланс. Обвиняя оппозицию в великодержавных настроениях, они в то же время должны были сохранить поддержку тех украинских коммунистов, кто не выступал против линии партии, но был недоволен украинизацией. Кампания против национального уклона и его «покровителя» Шумского лишала оппозицию сильных аргументов и «отсекала» от нее тех, кто был готов ее поддержать исключительно из-за национального вопроса.
Развернувшаяся кампания по развенчанию «триединого уклона», снятие А. Шумского и критика «украинизации ради украинизации» стали явным симптомом того, что в руководстве ВКП(б) местный национализм все больше и больше начинал восприниматься (и объявляться) главной опасностью. Голоса, критикующие украинизацию не в чьем-либо толковании, а как политику вообще, стали раздаваться все чаще. Но это, безусловно, не означало прекращения борьбы против великорусского и великодержавного шовинизма. Он по-прежнему расценивался как главная опасность (об этом, например, говорилось в резолюции июньского (1926 г.) Пленума ЦК КП(б)У). Любые попытки критиковать украинизацию, если критика исходила не из уст Сталина и его окружения, расценивались в лучшем случае как ошибка, если не враждебный выпад, и не находили поддержки наверху. В уже упомянутом заявлении ЦК КП(б)У в Исполком Коминтерна говорилось о необходимости борьбы с великодержавным уклоном в партии и перечислялись его черты.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.