ГЛАВА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

в которой рассказывается о том, как ушел с поста канцлера сэр Томас Мор, и о некоторых событиях, происшедших в царствование короля Генриха VII английского

1

Итак, все было позади. Оставалась лишь маленькая формальность: сказать обо всем случившемся жене.

Обычно, когда он выходил из дворца и шел домой, его супруге об этом спешил сообщить слуга. Так полагалось, и кем-то издавна заведенный порядок не должен был нарушаться.

День только начинался, жена была в церкви и — так тоже полагалось — восседала на почетной скамье.

Мор спокойно дождался конца службы.

Потом, подойдя к жене, поклонился ей и сказал:

— Господин канцлер ушел.

Слова эти каждый день говорил слуга.

— Я это и так вижу, — ответила жена, еще не понимая толком, в чем дело. — Но почему вы решили мне сообщить это сами?

— Потому, — ответил Мор, — что я ушел совсем. В Англии будет новый канцлер. А вам, увы, больше не придется восседать на почетной скамье. Теперь я частное лицо, всего-навсего частное лицо.

2

Частное лицо? Уж чем-чем, а кротостью супруга Мора не отличалась. Для нее случившееся — крушение, крушение надежд, конец воздаваемых ей, как жене лорд-канцлера, почестям. И дома на все доводы мужа она отвечает одно: «Эго несерьезно. Чем вы собираетесь заниматься теперь? Сидеть у камина и рисовать узоры на золе?»

Где-то в глубине души она человек добрый. Но поступать так, как сделал ее муж? Непостижимо. Не лишенная того, что во все времена именовалось так называемым здравым смыслом, она бросает ему в лицо: «Добровольно оставить руль управления? Разве вы не знаете, что лучше управлять, чем быть управляемым! Ах если бы я была мужчиной!»

Мор улыбается. Ну конечно, сейчас она начнет говорить, что из-за своей лени, из-за своих удовольствий он готов и семью по миру пустить. Это будет, конечно преувеличением. Но то, что он теперь вынужден будет жить на доход всего в сто фунтов стерлингов в год, верно. Как верно и то, что придется уменьшить и без того небольшое число слуг. И вообще призадуматься над расходами.

Впрочем, какое в конце концов все это имеет значение? Голодная смерть уж, во всяком случае, ни ему ни его обширной семье не угрожает. Это — нет.

И чтобы переменить тему разговора, он внезапно говорит:

— Жена, вы сегодня как-то странно выглядите.

— Правда? — несколько испуганно спрашивает она. — Почему мне ничего не сказали дочери?

Мор смеется. Обращаясь к детям, он говорит:

— Да нет, ничего особенного. Просто не кажется ли вам, дети, что сегодня у нашей мамы чуть-чуть задран нос?

Шутка немного грубовата. Но, как ни странно, леди Мор несколько успокаивается.

Поворчав еще немного, она удаляется в свою комнату.

— Я буду удить рыбу в Темзе! — кричит ей вдогонку Мор. — Готовьте большую сковородку!

1532 год. Англия. Двадцать третий год правления короля Генриха VIII Тюдора.

3

Томасу Мору было двадцать лет, когда он впервые встретился с Генрихом — в ту пору девятилетним мальчиком.

А дело было так. В Англию по приглашению лорда Монтжоя, одного из своих почитателей, приехал Эразм Роттердамский. Еще впереди те времена, когда чуть ли не все государи Европы будут наперебой звать его к своим дворам, когда пять университетов сразу предложат ему преподавать в их стенах, когда его книги будет читать вся грамотная Европа. Но все же глашатай гуманизма уже достаточно известен. И вот он на званом обеде у лорда — мэра Лондона. Среди пышно разодетых гостей внимание Эразма привлекает молодой человек в черной, безо всяких украшений, скромной одежде.

Завязывается беседа. Она ведется столь оживленно, юноша так начитан, находчив и умен, так блестяще говорит по-латыни, что в какой-то момент Эразма осеняет (ему уже рассказывали об очень способном студенте, сыне местного судьи). Прервав очередную тираду чуть ли не на полуслове, Эразм восклицает: «Вы можете быть только Мором!» В тон ему юноша шутливо отвечает: «Конечно. Но и вы, разумеется, или Эразм, или сам дьявол».

Знакомство быстро перерастает в дружбу. Совместные прогулки, беседы: им есть о чем потолковать, людям, влюбленным в древние языки и древнюю литературу. Как и другие гуманисты, они верят в добродетель и достоинство человека.

Однажды утром Томас Мор предлагает Эразму (они оба гостили в загородном замке лорда Монтжоя) пойти в соседнюю деревушку. Там находился старинный королевский дворец, знаменитый дворец Элтхем.

…Каменный мост, перекинутый через ров. Прямо напротив моста — тяжелый каменный проем входного портика. Стены, заросшие диким виноградом, высокие стрельчатые окна.

Друзья в зале. «В зале, — напишет Эразм, — в котором не раз в прошлом делалась истории Англии».

К своему удивлению, Эразм видит, что здесь его ждали. Посредине стоял принц Генрих, рядом с ним улыбающийся Монтжой. В зале были и сестры Генриха.

Впрочем, Эразму уже все ясно: Монтжой хочет в непринужденной обстановке познакомить его и Мора с детьми короля.

Мор преподносит Генриху (наследник престола принц Артур вместе с отцом в Лондоне) небольшое стихотворение. Генрих просит и Эразма написать ему несколько строк.

За три дня Эразм сочиняет поэму в честь короля Генриха VII, его детей и его страны. И пересылает ее юному принцу.

Относительно страны он не кривит душой. Ему и в самом деле нравится Англия. «Ты спрашиваешь, — напишет он в это время одному приятелю, — люблю ли я Англию? Так вот, если ты привык верить моим словам, то поверь мне, пожалуйста, и в нижеследующем: мне еще нигде не было столь хорошо. Я нашел здесь приятный и здоровый климат. Я увидел бездну учености и культуры, и не внешней, не поверхностной, а глубокой и основательной… Когда я слышу моего друга Колета, мне кажется, что передо мной сам Платон. Могут ли быть более острыми, глубокими и деликатными суждения, чем мысли, высказываемые Линакром? Создавала ли природа когда-либо что-либо более светлое, доступ-нос любви, более счастливое, чем гений Томаса Мора? Это просто диво, как распространена и пышно цветет древняя ученость в этой стране».

Каждый судит по-своему. Эразм — так.

Знания, культура, книги, тесный кружок единомышленников — это вполне отвечает его духовным интересам. И потом: что для него Англия? Так же, как в Испании, Франции, Германии, — десяток-другой людей, с которыми он может вести отточенный разговор; несколько необходимых для работы библиотек…

Гуманистов горстка. И далеко не все они смотрят вперед. Впрочем, начало нового века для них все же снизано со многими надеждами. И Мора, и Линакра, и Эразма радует уже одно то обстоятельство, что в Англии нет войны.

4

Нет, во всяком случае, открытой войны. Вот уже без малого пятнадцать лет на английском троне король новой династии — Генрих VII Тюдор. Корону он завоевал на поле битвы в Босворте, одержав победу над Ричардом III. Более четверти века длилась ожесточенная борьба за власть между двумя враждующими феодальными группировками Йорков и Ланкастеров, Алой и Белой розой. Опустошительные набеги, бесконечная смена правителей… В окрашенных кровью снегах Тоутона в свое время насчитали 28 тысяч убитых. Но подобных сражений было не менее пяти-шести, не говоря уже о более мелких, а всего-то в стране в те годы насчитывалось около трех миллионов жителей.

Подобно Людовику XI французскому, Максимилиану Габсбургу — императору «Священной римской империи германской нации», подобно итальянцу Козимо Медичи и другим удачливым основателям новых европейских династий и собирателям земель, Генрих VII принадлежит к новому типу монархов — достаточно ловких, чтобы не всегда идти напрямик, достаточно умных, чтобы никогда не лезть на рожон, и в то же время железно расчетливых в достижении цели.

Именно Генрих VII догадался жениться на наследнице Йорков Елизавете и добавить в свой герб и Белую розу. И тем самым сделал решительный шаг к упрочению своей власти.

Но вскоре ему все-таки пришлось вновь выступить в поход. Дело очередных претендентов на престол, уверявших, что они принцы из дома Йорков, оказалось довольно быстро проигранным.

А Генрих и тут сумел показать изворотливость и государственный ум. Разбив противников, он не стал подряд вешать всех участвовавших в войне против него, а, наоборот, отнесся к побежденным милостиво. Милость эта, правда, известна была уже издавна: с незапамятных времен все разбойники с большой дороги, наставляя на путника пистолет или подбираясь к нему с ножом, требовали кошелек или жизнь. Генрих рассудил, что в данном случае ему выгодней получить кошелек. И все участвовавшие в восстании монастыри, города и деревни были обложены данью.

5

Растут поборы, подати. Растет число бедняков, нищих — уже начинается в Англии тот социальный процесс, который позже войдет в историю под названием огораживания: многие крестьяне лишаются своих наделов. Распускаются специальным декретом и все частные поенные дружины. Постепенно Генрих добивается все большей власти в стране и использует ее для того, чтобы набить свои сундуки золотом.

Начав царствование весь в долгах, он путем конфискации и налогов становится настолько богат, что может даже ссужать — когда ему выгодно — деньгами других венценосцев. И за какие проценты!

Проходит в конце концов не так уж много времени, и европейские владыки, которые еще сравнительно недавно со дня на день ожидали его падения, вынуждены признать, что у короля Генриха VII достаточно твердое положение в собственной стране. И что с маленькой островной монархией необходимо считаться.

6

У английского монарха честолюбивые планы: усилить роль и влияние Англии в Европе. Такова, по его мнению, одна из первостепенных задач.

Это, однако, не так просто.

Вот Франция, которая значительно окрепла во времена Людовика XI, действовавшего примерно теми же методами, что и Генрих VII. И хотя некоторые ее земли еще со времен Столетней войны по-прежнему принадлежат Англии, соперник этот достаточно сильный.

Вот Испания: за какие-нибудь тридцать-сорок лет из немощной, находившейся под чужеземным игом страны она превращается в объединенное королевство Арагонд и Кастилию.

Европейские монархи, и прежде всего французские, еще по привычке видят в разбойничьих войнах на итальянской земле одно из важных средств обогащения и усиления своей власти. Словно магнит, притягивает эта богатая, но лишенная единой власти страна их алчные взоры.

Да, многое в политических расчетах идет еще по инерции старых феодальных времен.

7

А новое, вот оно, уже на пороге.

Появляется доменная печь. Используются простейшие виды токарных, сверлильных и шлифовальных станков. Появляются самопрялки и сукновальные мельницы, усовершенствован компас. С каждым годом городские ремесленники производят все больше товаров.

И примерно в то же самое время, когда Эразм и Мор посетили в Элтхеме детей Генриха VII, король Мануэль Португальский, торжествуя, писал из Лиссабона: «Мы узнали, что наши капитаны открыли Индию и другие граничащие с ней королевства и владения; что они объездили тамошние моря и большие города, видели большие здания и мощные реки, убедились, что страны эти плотно населены и ведут широкую торговлю пряностями и драгоценными камнями, которые на кораблях привозят в Мекку, а оттуда в Каир, из коего они распространяются по всему свету. Мы уповаем, что с божьей помощью сумеем перенаправить эту большую торговлю в сторону нашего королевства и тем самым обеспечить все христианское население этой части Европы в достаточной мере и пряностями и драгоценными камнями».

Такие же перспективы скоро откроются и перед Испанией.

Пройдет еще немного времени, и из уст в уста будут передаваться рассказы об Эльдорадо, стране, где золото встречается чуть ли не на каждом шагу.

Словно снежная лавина ширится открытие новых земель.

Экономические последствия этих открытий будут огромны. Торговля, промышленное производство, мореплавание чуть ли не всей Западной Европы испытают на себе колоссальное влияние чудодейственного, нежданно-негаданного, неслыханного по своим размерам золотоносного дождя.

Но новые дали, новые земли открывают и новые горизонты знания.

8

Февраль 1488 года. Корабль португальского мореплаватели Бартоломеу Диаша находится в двухстах милях северо-восточнее мыса Доброй Надежды. Впрочем, мыс еще так не называется, он вообще не имеет названия. И Диаш еще не вполне понимает, что же произошло. Он день-другой продолжает плыть на север. И только тогда убеждается: желаемое свершилось. Ему удалось обогнуть с юга африканский материк!

На полдороге между нынешним Порт-Элизабет и Ист-Лондоном уставшие от долгого пути матросы заставляют его повернуть назад. Но дело сделано.

Мысом Доброй Надежды назовут открытый уголок земли. Мысом Доброй Надежды потому, что (наконец-то!) появилась надежда попасть в Индию морским путем.

Осуществит это, как известно, Васко де Гама. Но прежде чем в 1499 году к королевскому замку в городе Эвура примчится на взмыленной лошади всадник, прежде чем, задыхаясь от волнения, упадет к ногам короля и скажет, что он может сообщить его величеству радостную весть — португальские корабли побывали в Индии, все в те же незабываемые годы произойдет еще одно значительнейшее событие.

Человек, чье имя знаменито вот уже около четырехсот лет, с восьмидесятых годов XV века, весь отдается идее, не дающей покоя его мятежной душе: найти западный путь к берегам Китая («Стране Великого Хана»), Японии («Сипанго») и Индии.

В 1484 году Колумб предложил свой проект португальскому королю Жуану II. И потерпел неудачу. Тогда в середине 1485 года он направился в Кастилию.

Должны были, однако, пройти еще семь лет, прежде чем 17 апреля 1492 года правители Испании Изабелла и Фердинанд подписали с упорным мореходом вошедшее в историю соглашение. И Колумб отправился в свое знаменитое путешествие.

Так это начиналось… Кабрал в 1500 году открыл Бразилию. После путешествия Америго Веспуччи в Южной Атлантике и четвертого плавания самого Колумба многое в его открытии стало видеться совсем по-иному.

Границы мира раздвигались. На картах появились контуры нового исполинского материка.

Средневековым представлениям и средневековому мышлению был нанесен один из самых сильных ударов.

9

Мышление короля Генриха VII продолжает, однако, оставаться традиционным. Во всяком случае, в области политики. Суть сводится к тому, что, если ты хочешь иметь союзников и укрепить свою династию, заключай соответствующие династические браки.

Вопрос не простой. С кем дружить и ладить, кого опасаться?

Что касается дочки Маргариты, то здесь более или менее все ясно. В 1501 году совсем еще девочкой принцесса становится женой шотландского короля. Ее внучкой будет Мария Стюарт.

Но главная цель — Испания. Эта быстро усиливающая свое значение и влияние держава может служить отличным противовесом в старых счетах с врагом номер один — французской короной.

Так пусть дочь Фердинанда и Изабеллы Катерина станет женой наследника английского престола — Артура.

10

Переговоры затягиваются. Все обсуждается подробно: приданое, его размеры, способ и время его выплаты, время и место свадьбы — бесконечная цепь переговоров. А за всеми этими нередко второстепенными деталями — основное: кто кого перехитрит, кто сумеет получить большие выгоды от готовящегося союза.

1501 год. Декабрь. Невесте пятнадцать с половиной лет. Жениху четырнадцать.

И вот свадьба. За ней следуют празднества, турниры, танцы.

Весной принц Артур заболевает. Надежд на выздоровление все меньше. Еще несколько дней, и становится ясным: он не жилец на этом свете.

Катерина остается вдовой.

Судьба англо-испанского союза повисает в воздухе.

11

Пройдут восемь лет, прежде чем — уже после смерти Генриха VII — его второй сын, Генрих, ставший королем, женится на бывшей жене своего брата.

Политика превыше всего.

…Весной 1509 года старый, видавший виды Лондон становится свидетелем двух осуществленных с небывалой помпой поистине театральных представлений. Сначала похороны старого короля, скряги из скряг и деспота из деспотов, чью болезнь и смерть до самого последнего момента держали в секрете.

Шестьсот факельщиков! Отпевание в соборе Святого Павла. Захоронение в мраморном саркофаге Вестминстерского аббатства.

А несколькими неделями позже коронация нового владыки и его супруги. В этот день дома были увешаны гобеленами и парчой, и процессия была столь торжественна, что ничего похожего в Лондоне еще не видели.

Ночь после смерти отца (тот скончался в Ричмонде) Генрих провел во дворце. Но рано поутру он оставляет дворец и окольным путем, окруженный отрядом телохранителей, едет в Лондон. Цель — Тауэр. Крепость наглухо забаррикадирована, везде войска. Лишь после этого Генрих решает сообщить о смерти отца.

Но против его ожиданий в городе спокойно. Король умер? Ну что ж. Да здравствует новый король! И хотя толпы горожан скопились у Тауэра, ведут они себя более или менее мирно.

Гонцы мчатся во все уголки Англии. Нет, в общем псе спокойно, никаких беспорядков.

12

Первое, что делает новый правитель, — объявляет всеобщую амнистию. Жертвы алчности и тирании Генриха VII должны быть освобождены. А их место (это объявляется с особой торжественностью) займут уже арестованные помощники покойного короля, с которыми никто не мог сравниться в изобретательности по взиманию поборов, всеми ненавидимые крючкотворы и подлецы, судьи Дудлей и Эмпсон.

Такое решение нравится многим. К тому же молодой король (ему только восемнадцать!) довольно неплохо — так по крайней мере рассказывают — образован — ведь первоначально его предназначали к духовной карьере. Он знает латынь, говорит по-французски и по-испански. Проникла ли образованность в его душу? Поди знай! Но всяком случае, он умеет красиво говорить и как будто благоволит к ученым.

Среди тех, кто приветствует нового короля, кто надеется хоть на какие-то перемены к лучшему для страны, Томас Мор. Он даже посвящает новому властителю стихотворение, выражая в нем уверенность, что дух просвещения, гуманность восторжествуют теперь в Англии. Правда, уж если быть до конца точным, Мор не забывает дать и весьма отрицательную оценку предыдущему монарху — в вежливых, конечно, тонах.

…Томасу Мору уже тридцать один год. И он один из самых известных в Лондоне людей.