29 сентября

29 сентября

На что может пригодиться сбитый на землю, весь обгоревший при падении германский трехмоторный «Юнкерс»?

А вот на что.

Огромные части тела искалеченной, изуродованной птицы сложены аккуратными кучами. Вот разбитая грудная клетка, вот длинные голенастые ноги, вот изогнутые, развороченные крылья, вот почти целый хвост. Вот длинная лестница-трап, по ней летчики-фашисты входили в чрево металлического хищника. Все это изломано, закопчено бензиновой гарью, обесформлено, но в конце концов осталось тем, чем было вначале, – осталось металлом.

Двое парней подъезжают поочередно с моторной тележкой, накладывают на нее порцию «Юнкерсовых» частей и потрохов, везут к электрической печи. И здесь фашистская птица жарится в собственном соку, – иначе говоря, дюралюминий плавится и переплавляется.

Печь стоит посреди заводского двора, кругом снуют рабочие, командуют мастера и дают свои указания инженеры. Печь на литейно-механическом заводе, как и весь завод, работает вовсю. Работает в Мадриде, на окраине столицы, ровно в одном километре от передней линии окопов. Где-то совсем рядом стреляет артиллерия, но никто не оборачивается на грохот пушек, – он напоминает только о том, что армии нужны снаряды и что снаряды с дерева, как оливки, не сорвешь.

Здесь был небольшой, скромный заводик для разного рода водопроводных принадлежностей. Сейчас повсюду понаставлены новые станки, кузнечные молоты, расширены модельная, формовочная, отделочная мастерские. Работа идет оживленно, с напором, с упоением. Работают беспрерывно, в три смены, с работы уходить не хотят и просят разрешения остаться на час-другой, чтобы не оставлять ничего неоконченного.

Старик Пара, ворчливый, сердитый, веселый, управляет здесь. На его замасленной черной блузе нашиты знаки капитана. Это старый рабочий-металлист, беспартийный. Два сына у него на фронте, а сам он вот уже полгода ни разу не уходил домой ночевать. Круглые сутки бродит по цехам и разве совсем уже поздно приляжет на жестком тюфяке в конторе.

Нельзя не восторгаться тем, как в осажденном Мадриде буквально под огнем неприятеля сложилась и окрепла республиканская военная промышленность. Рабочая инициатива, пролетарский энтузиазм сделали прямо чудеса. В Мадриде сейчас работают на полный ход и беспрерывно все уцелевшие от артиллерии и авиации металлообрабатывающие и электротехнические предприятия. Они освоили и осваивают дальше производство десятков видов снаряжения, разных нужнейших для войны механизмов.

У республиканской армии возникла жгучая потребность в больших противовоздушных прожекторах. Теперь об этом уже можно сказать: в начале лета их на всю республику было ровно двенадцать штук! Машина эта очень дорогая, сложная и никогда в Испании не производившаяся. В ней девятьсот четырнадцать различных частей, и в том числе вогнутое зеркало диаметром в полтора метра… После того как в ряде инстанций заказ был признан невыполнимым, мадридцы попросили его себе. Взяли новейший иностранный прожектор, разобрали его чертежи и начали строить прожекторы, крупные и мелкие, здесь, под руководством старика Пара. Делают это они с огромным старанием, до упоения, можно даже сказать – с задором.

Пара торопит молодого рабочего – почему тот не сдал деталь. Парень делает вид, что не слышит, он еще и еще усердствует над маленькой шайбой. Наконец приходит, держа на двух ладонях рядом две детали: заграничную и свою. Своя сделана гораздо чище и точнее – это признает сам ворчливый Пара. Шлифовальщик уходит, лукаво подмигивая глазом. В переводе с испанского на русский это значит: «И мы не лаптем щи хлебаем!»

Чтобы кормить свой завод сырьем, создали специальные бригады для сбора металла. У войны есть большие отходы – заводские ребята бродят по полям боев и в плетеные корзинки собирают использованный металл. Операция под Брунете дала заводам сырья на три недели. Особенно важны сбитые самолеты: это жирная дичь – легкие и цветные металлы… Мадридцы отправили целую экспедицию на Арагон и оттуда потихоньку в двухколесных повозках, на мулах, перетаскивали металлический лом. Излишне говорить о том, что бригады обшаривают свой собственный город.

Мастер Пара проходит по цехам, открывает заднюю дверь и хозяйским жестом показывает мне изумительное зрелище. Не веря своим глазам, я смотрю, как полтора десятка землекопов заканчивают большой, метров на шестьдесят в ширину, котлован. С одного его края идет кладка кирпичного фундамента. Тут же собирают плавильную печь.

– Строим новый литейный цех! В старом больше не помещаемся. Через три недели приходите на пуск.

Армия Франко готовится зимовать в Мадриде. А мадридские рабочие строят в это время новые цехи заводов. Пока двое братьев с винтовками в руках спокойно сдерживают напор врага, их отец столь же спокойно закладывает новый цех антифашистской оборонной промышленности.

Разве он один, этот капитан-рабочий Пара со своими сыновьями на фронте и со своим строительством в Мадриде?

Я пробую проследить, как создаются новые большие прожектора. Заказ размещен на пятнадцати предприятиях – и всюду кипит работа, и всюду подъем, хоть и на пустой желудок.

Под крышами пустующего автобусного парка рабочий, тоже с капитанскими нашивками, Хесус Барейра Санчес создал совершенно заново военный завод. Откуда только он не натаскал туда машин! В людной части Мадрида одно предприятие оказалось на первой линии огня, в двухстах метрах от фашистских окопов. Конечно, в нем провалило снарядом крышу, продырявило стены. Барейра надумал эвакуировать оттуда станки и запасы меди. С медью дело пошло прилично – ее ночью возили на ослах, отправляя их по окопам. Но со станками – что тут было! Когда бригада начала ночью стучать молотками, мятежники вообразили, что готовится большая атака, и буквально засыпали завод снарядами. Им и в голову не могло прийти, что это сумасшедшие люди пришли вывозить машины… А все-таки безумцы добились своего. Станки стоят теперь в безопасности. Вот вертятся их ремни.

Барейра показывает свое хозяйство, выросшее за четыре месяца. Пожалуйста: он участвует в изготовлении прожекторов. Но и помимо прожекторов у него есть что предложить. Он здесь строит броневики – вот стоит целая дюжина. И еще кое-какие игрушки… Он думает о завтрашнем дне – вот наверху у него фабрично-заводская школа, подростки учатся слесарному и механическому делу. А здесь – мы спускаемся в подземелье – здесь вырыт ни больше ни меньше как стометровый, крытый железобетоном туннель, который служит тиром для пробных стрельб броневиков и в то же время противовоздушным убежищем для всех рабочих предприятия. Построен он за шесть недель.

Мы опять наверху – Барейра покатывает столовую, души и ванные для рабочих, клуб. На прощание он показывает напротив, через улицу, большой, еще не совсем готовый шестиэтажный жилой дом.

– Вот думаем занять и отдать рабочим под квартиры. Сами, конечно, оштукатурим, отделаем. Как вы полагаете?

Я не вправе ничего советовать Барейре. Но видно, что он и его товарищи и без советов дом займут. Бывший владелец его, наверно, далеко, по ту сторону окопов. А в демократической, антифашистской Испанской республике вряд ли кто будет оспаривать этот дом у рабочих, которые насупротив него, без средств и вложений, из обломков создали мощный военный завод и дают государству многомиллионную оборонную продукцию.

…После длинного путешествия по заводам и фабрикам мы добираемся до сборки и отправки прожекторов. В больших железнодорожных мастерских старики рабочие, временно оторванные от своей обычной работы, старательно и любовно прихорашивают большие световые машины.

Алюминиевое мясо убитых хищных «Юнкерсов» сейчас превратилось в оправу для огромных зеркал, которые помогут отразить и сбить другие фашистские птицы.

Десятками мадридских прожекторов уже охраняется небо Валенсии и Барселоны.