5 февраля
5 февраля
От Эль Тобосо до Вилья де Дон Фадрике теперь час езды на машине. Дон-Кихот на этот же путь, в обратном направлении, потратил день. Исчисляя суточный пробег Дон-Кихотовой клячи в двадцать пять километров, ученые-сервантисты, своим усердием намного затмившие наших пушкинистов, причисляют Вилья де Дон Фадрике к пяти деревням, где мог проживать герой великого национального романа. Но никогда интуристы не ездят в Дон Фадрике. Им здесь нечего смотреть. Деревня как деревня – дома, крестьяне, мельница, колодцы, скот. Зато Дон Фадрике имеет имя внутри страны. Его крестьяне боролись с фашистскими помещиками в годы королевской реакции и в дни диктатуры Хиля Роблеса. Когда им пообещали запретить политические собрания и закрыть народный дом, они просто выгнали жандармов за околицу и потом две недели, при взволнованном внимании всей страны, с оружием в руках оборонялись от двух карательных батальонов. Фашистским властям пришлось начать переговоры и пойти на компромисс, разрешить снова открыть народный дом. Деревня всегда обороняла не только свои права, она помогала соседям. Во всей кинтанарской округе и в самом Кинтанаре, если жандармы, или помещики, или помещичья частная охрана начинали что-нибудь против крестьян, те сейчас же посылали за ребятами из Дон Фадрике. И ребята приходили, они учили, как драться с фашистами, и сами первые показывали пример.
В аюнтаменто (общинный совет) нас окружили большой оживленной группой старики, молодежь, женщины Стали расспрашивать о Советском Союзе, как там живется, что говорят о войне в Испании, как смотрят на исход. И тут же, вперемежку, рассказывать свои собственные дела, заботы, успехи.
В Дон Фадрике ровно столько жителей, сколько и в Эль Тобосо. Но деревня отправила в республиканскую армию четыреста человек. Двадцать человек погибло в боях за республику, – их имена, пронумерованные, написаны на черной, увитой веленью мемориальной доске, и еще тринадцать номеров демонстративно проставлены за ними в ожидании новых жертв Крестьяне Дон Фадрике борются с фашизмом не только с оружием в руках. Деревня стоит в шестидесяти километрах от Толедо, в ста пятидесяти от Мадрида. Алькальд и комитет Народного фронта организовали регулярные поставки для осажденной столицы. Нет дня, чтобы на Мадрид не ушли два-три грузовика с хлебом, с сыром, с фуражом, с вином, с овощами, с мясом.
– Как, у вас и мясо есть? Вот в Эль Тобосо, там его и для больных не хватает.
Донфадриковцы хмурятся.
– Хватает! Там честности не хватает, вот чего. В Тобосо мяса не меньше, чем у нас, но комитет разрешает его прятать. Или если продает, то потихоньку и не на Мадрид, а на Левант – там больше платят. А у нас строгий закон: если приезжают с востока, мы отвечаем, что продовольствие имеем, но продавать не можем, потому что снабжаем Мадрид. Ни за какую цену не отдадим, никакими бумагами нас не запугаешь и еще меньше силой. А когда приезжают мадридцы, мы уже их знаем, мы грузим машину доверху и о цене не спорим. А в самом Дон Фадрике мясо можно купить в лавке.
В самом деле, на главной улице здесь работает чистенькая мясная лавка с вывеской «Крестьянский союз». Продают по два кило баранины всем желающим. Очереди у лавки нет. «Крестьянским союзом» называется здешнее сбытовое кооперативное товарищество. Оно продает сельскохозяйственные продукты или меняет (очень туго с наличными деньгами) на сахар, кофе, спички, керосин. У него же несколько лавок и в самой деревне. За последнее время «Союз», который входит во Всеобщую испанскую федерацию крестьян, взял на себя и получение ссуд, кредитов для своих членов от государственного Крестьянского банка.
Другой большой союз в деревне – сельскохозяйственных рабочих. В него вошли и батраки, и мелкие деревенские ремесленники. Союз крестьян и батрацкий союз взяли себе в пользование часть конфискованной земли мятежников – по триста гектаров. Остальные семьсот гектаров аюнтаменто вместе с партиями Народного фронта отдали в единоличное пользование бедным крестьянам и батракам, по их ходатайствам.
– Для этого года мы завели пока одно правило: всякий, кто берется обработать кусок земли, пусть обработает, сколько может, и пусть продаст плоды рук своих. От этого народу в армии будет только польза. А там разберем, чья земля. Во всяком случае, пока мы здесь.
Двадцать пять километров друг от друга – и какая громадная разница между двумя деревнями!
В Эль Тобосо – еле прикрытая враждебность, саботаж республики и ее освободительной войны, демонстративная, напоказ, нищета во всегда богатой деревне, припрятывание и спекуляция продуктами, эксплуатация батраков и бедных крестьян под лживой левацкой формой коллектива, которая при известных условиях может оказаться просто временной опекой земли помещиков в ожидании их прихода.
В Дон Фадрике – активная, самоотверженная борьба крестьянства против фашизма, Активная помощь рабочим, мелкой буржуазии антифашистского города, свободная торговля крестьян продуктами своего труда, принявшая характер содействия демократическому государству нового типа.
Откуда такая разница? Можно ли приписать это только тому, что Тобосо деревня кулацкая, а Дон Фадрике – бедняцкая?
Мне кажется, что не в этом только дело. В Дон Фадрике есть заметная прослойка богатых и зажиточных крестьян с хозяйствами по пятнадцать, и по тридцать, и даже до сорока гектаров, с пятью-шестью мулами и пятью коровами в каждом, с наемным трудом и большими товарными запасами. С двумя такими хозяевами я подсчитал их основной капитал и досчитался с каждым больше чем до пятидесяти тысяч песет. Но эти и все средние крестьяне целиком на стороне правительства Народного фронта, посылают ему пшеницу, картофель и сыновей в окопы. А в Тобосо есть много батраков, которые пока, по существу, не организованы и лишь переменили хозяина – вместо помещика имеют над собой комитет, и даже не комитет, а «технического руководителя».
Большую роль здесь сыграла разница в работе политических партий.
В Дон Фадрике социалисты, коммунисты, республиканцы издавна и особенно в последнее время были активны и деятельны. Они разъяснили крестьянству его интересы, научили охранять свои права от посягательств фашистских помещиков и в той же мере от безответственных экспериментов всякого рода левацких авантюристов. В результате крестьяне знают, что может им дать демократическая республика, чего они от республики могут требовать, знают, что у них может отнять Франко и почему следует с ним бороться.
В Тобосо комитет Народного фронта – ширма для приезжих. Вся жизнь деревни затиснута в узко-синдикальные рамки, а политическую работу вокруг закрытой церкви по темным, тихим домам ведут все те же уцелевшие фашисты. Тобосо и Дон Фадрике – это два полюса, две крайности состояния сегодняшней испанской деревни. Между этими полюсами располагаются все разновидности и оттенки ее сложной, взбудораженной и глубоко потрясенной жизни.
Еще в Мадриде министр земледелия Висенте Урибе показывал мне целый толстый том, написанный на машинке, – синоптические таблицы бесчисленных форм и сочетаний, в которых сейчас идет использование огромных земель мятежников, конфискованных народом. Тут и государственное хозяйство, и общинное, и профсоюзное, и коллективное, и индивидуальное, тут и все виды кооперации – торговой, кредитной, производственной и т. п. Тут и интегральные анархистские коммуны с полным обобществлением всего, вплоть до носильного белья и изъятия денег с заменой таковых бонами, нарезанными из папиросных этикеток. Отрегулировать и даже разобраться во всем этом пока, в разгар гражданской войны, очень трудно. Правительство поступает правильно, кредитуя и поддерживая сейчас все формы – индивидуальные, коллективные – сельского хозяйства по одному только признаку: их продуктивности. Обработать, засеять, убрать все поля – вот первое и основное требование, которое предъявляет правительство к деревне.
Иначе нельзя. Продовольственный резерв может решить судьбу войны и всего демократического режима. И можно от души порадоваться – во всей республиканской Испании не увидишь ни одного невспаханного, незасеянного клочка удобной земли. Даже на самой линии фронта, под артиллерийским огнем, под бомбами самолетов, крестьянин спокойно выполнил свой гражданский долг.
Остальное, прочее зависит от политических партий. Плоды их работы, хорошей или плохой, слабой, сильной или никакой, полезной или вредной, можно наглядно видеть в каждом селе, на каждом хуторе, в каждом крестьянском доме.
Там, где партии занялись деревней, там, где оберегали порядок, законность и интересы ее жителей, там, где крепили антифашистский союз с городом, – там крестьянство показало удивительные образцы героизма и самопожертвования, создавало партийные отряды, размещало у себя городских беженцев и с подлинно испанским благородством делится с ними всем, что имеет. Там, где политическая работа сводилась к администрированию, реквизициям и расклейке плакатов, – там люди хмуро отсиживаются по домам, выжидая, куда повернутся дела. Люди неплохие, люди часто замечательные, могущие помочь республике и борьбой, и трудом.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.