30 сентября

30 сентября

С мадридских улиц быстро исчезает моно. Молодые люди опять вынимают из шкафов шевиотовые панталоны и пиджаки с цветными платками в верхнем кармашке. Ну что ж, так лучше. Легче различить, кто куда.

Началась резкая утечка людей из столицы. Особенно это заметно на иностранцах. Во «Флориде» сразу стало свободнее. Уезжают большей частью бесшумно. Каждый день встречаешь человека в вестибюле или у стойки бара – он рассуждает о военном положении, разбирает обстановку, критикует правительство за нечеткость и нерешительность, издевается над дружинниками милиции, которые, как скот, разбегаются перед «Юнкерсами», ругает хаос и бестолковщину, – а потом его вдруг нет. Не стало человека.

– Вы не видели ли такого-то?

– Так ведь он уже три дня как уехал.

– Куда?

– Куда люди едут? Валенсия, Барселона, Тулуза, Париж, Лондон, Тимбукту, Стокгольм, Салоники, Тяньцзин… Туда, куда можно.

И в самом деле, чего же им оставаться в Мадриде, если Толедо взято? Война в их представлении проиграна и, очевидно, будет закончена в несколько недель. Думать иначе можно, только надеясь на чудо, а чудо совершается только для тех, кто верит, кто молится, у кого нет других, не чудесных, путей. Толедо, город-крепость, город-гора, покинут в смятении, без обороны, после одного толчка. Как же можно с такими войсками, с таким командованием и даже с любыми войсками, с любым командованием оборонять Мадрид, открытый, неукрепленный город, миллион сто тысяч жителей, без фортификаций, с открытыми входами и выходами, голодный, неорганизованный?

Слагаемых, предрешающих падение Мадрида, более чем достаточно. Любой наблюдатель, политический турист, даже сочувствующий, даже болеющий душой может себе сказать: теперь конец. Он может себе сказать: надеяться больше не на что. Конечно, ему пора ехать. Им всем пора ехать, им надо спешить к себе домой, возвещая о конце, – и те, кто живет подальше, в Нью-Йорке или даже в Хельсинки, они могут приехать в один день с телеграммой о сдаче Мадрида, о конце гражданской войны, о разгроме Народного фронта.

А слагаемые для чуда – сколько их? Я пробую считать, что нужно. Запишем.

1. Немного авиации.

2. Пять, нет, восемь тысяч стрелков, не обязательно всех героев, но все-таки стойких людей, дисциплинированных, могущих упорно сидеть в окопах, не бежать Эвиации. Пятнадцать батальонов таких людей на первое время. С хорошим пулеметным взводом – даже не на роту, а на батальон по такому взводу.

3. Самые окопы.

4. Танки. Хоть двадцать танков. Я не говорю – пятьдесят. Со ста танками можно было бы сейчас дойти до Севильи, до португальской границы. Но я не говорю – сто. Я говорю – двадцать.

5. Почистить город. Выгнать хоть тридцать тысяч фашистов. Расстрелять хоть тысячу бандитов. Эвакуировать арестантов. Закрыть кабаки и притоны.

6. Один генерал, которого слушались бы, и не прохвост.

7. Одна резкая англо-французская нота Германии и Италии против их участия в интервенции.

8. Чтобы Ларго Кабальеро наконец понял, что положение – критическое.

9. Чтобы Ларго Кабальеро понял, что положение хотя и критическое, но совсем не безнадежное.

10. Немедленно, сегодня же, начать формировать резервы для контрнаступления.

Кроме всего этого, нужна воля мадридского народа к обороне и победе: Но это есть, все ждет, все готово прийти в движение, – я вижу это. А вот тех десяти слагаемых – их нет. Каждое из них, если оно сегодня явилось бы, было бы чудом. Все десять вместе – это было бы чудо из чудес. Но пока их нет ни одного.

В Центральном комитете – у Диаса, у Долорес – горькое настроение. Все ожесточены против Ларго Кабальеро. Старик целиком утонул в бюрократической канцелярщине, в бумажках, не дает никому проявлять никакой инициативы, не разрешает назначать без него ни одного фельдфебеля, ни выдавать ни одной тысячи песет, ни одной винтовки. Конечно, он не в силах сам все решить, бесконечно советуется со своими помощниками, деньги все равно расходуются и без него, оружие растаскивается без его спросу, но правительство не формирует войск, не создает регулярных частей, не делает пока ничего разумного, хладнокровного, решительного. Коммунисты проводят огромную и все растущую работу, но все это обработка сырья, приготовление полуфабриката, которым никто ни в правительстве, ни в генеральном штабе не пользуется. Партия собирает десятки тысяч добровольцев – их никто не зачисляет, не вооружает. Партия организует громадные воскресники для рытья окопов, когда люди с песнями, с энтузиазмом приходят на место работ, – им не указывают, где и что копать, держат целый день в ожидании, без лопат, без объяснений, разочаровывают и озлобляют. Партия организовала мобилизацию для военного производства на множество заводов, рабочие согласны бесплатно работать по ночам, они сами находят металл и прочее сырье – им не дают образцов снарядов, их выпроваживают, когда они вместе с инженером приходят за заказом в военное министерство. Паника, саботаж, вредительство стихийно растут в столице, и правительство растерянно пасует перед ними. Чиновники, особенно высшие, самовольно уезжают в Барселону и даже за границу. Вместо одного верного правительству генерала, которого все слушались бы, есть несколько таких, которых слушается Ларго Кабальеро, и больше никто. Старик окружил себя самыми худшими из старых военных – бывшими колониальными администраторами, крупными помещиками, ничтожествами в военном отношении и реакционерами в политическом. Отношения у него со всеми министрами натянутые и злые. Многих, особенно своих единомышленников по партии, он третирует, как слуг. Они потихоньку жалуются на это. И все-таки и социалисты и коммунисты стараются всеми силами поддержать, поднять авторитет старика. На собраниях, на митингах кричат «вива» в его честь, посылают ему приветствия, стараются объединить вокруг его имени рабочие массы, борющиеся с фашизмом. Все это он принимает как абсолютно должное и неоспоримое и, наоборот, не стесняется открыто, в письменной форме, упрекать в нелояльности любой областной или отраслевой комитет профсоюза или редакцию газеты, если они в воззвании или в другом документе пропустили его имя. На это у него уходит больше времени, чем на военные дела.

Кругом зреют заговоры и провокации, готовятся террористические и диверсионные акты, бродят чудовищные панические слухи. Фашисты водят за нос правительственных чиновников, пролезают во все учреждения, даже не стараясь прикрыться. В Лериде жена расстрелянного фашистского генерала заявила, что хочет искупить грехи своего мужа и просит послать ее на фронт. Местные мудрецы надумали – или послушались хитрого совета, – что будет осторожнее использовать её не на фронте, а в канцелярии народной милиции. Через три дня раскаявшаяся вдова исчезла со всеми списками милиционеров.

Завтра после большого перерыва состоится заседание кортесов. Парламент заслушает доклад Ларго Кабальеро о деятельности правительства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.