Петр I — «Была бы жива Россия!»
Петр I — «Была бы жива Россия!»
П. Деларош. Посмертный романтизированный портрет Петра I, 1838
С оценками исторической личности Петра I сложилась парадоксальная ситуация. До революции в нашей стране его было принято идеализировать. Ему приписывали все возможные достижения. «Прорубание» окна в Европу из многовековой изоляции, темноты и отсталости, создание регулярной армии, отечественной промышленности, развитие торговли. Но затем стал рисоваться противоположный образ. Разрушитель национальных традиций, пьяница, развратник, мучитель собственной жены и убийца сына, психопат и тиран, палач стрельцов, губитель казачьих «вольностей». Наконец, враг церкви, нанесший ей катастрофический удар, чуть ли не «антихрист».
Что ж, давайте разберемся, кто был автором обеих версий? В истоке первой оказываются иностранцы. Чужеземные профессора, ехавшие в Россию при последующих царях и царицах. Истории нашей страны они совершенно не знали, но получали заказ восхвалить Петра, хорошую оплату, вот и старались по-своему, связывали с его именем любые заслуги, которые могли вообразить, собирали слухи. Но и вторую версию породили иностранцы! Начал Карл XII в рамках информационной войны. Рассылал манифесты, где изображал Петра «тираном», а себя — освободителем. Добавил грязи изменник Мазепа, силясь взбунтовать против царя Украину. А когда Россия разгромила шведов, вырвалась на Балтику, стала оказывать заметное влияние на европейскую политику, переполошился весь Запад. Начал создаваться «образ врага», пропаганду Карла и Мазепы охотно подхватили, пополняли, развивали.
Если же оторваться от чужеземных оценок, то любопытно посмотреть, кто считал Петра достойным, великим властителем? Екатерина II, Румянцев, Суворов, Ушаков, Пушкин, св. Филарет Московский, св. Иоанн Восторгов, Сталин, Алексей Толстой, Шолохов и др. А св. Иоанн Кронштадтский причислял Петра к «благочестивым и православным Всероссийским Самодержцам». Петр стал героем народных сказок и выступает в них мудрым, справедливым царем… А кто оказался сторонниками противоположных взглядов? Раскольники, либералы, западные русофобы, украинские и прибалтийские сепаратисты, казачьи «самостийники», перестроечные «разоблачители». Причем интересно отметить, что униаты, католики, протестанты ничтоже сумняшеся взяли на вооружение даже раскольничьи обвинения в «порче» православия.
Но, пожалуй, нужно отделить правду от домыслов. Преодоление вековой отсталости, конечно же, относится к области легенд. В XVII в. Россия находилась на высочайшем культурном подъеме. По общему тиражу издаваемых книг занимала первое место в Европе. Ранее уже упоминалось, что промышленная революция началась в правление Михаила Федоровича и патриарха Филарета. Она успешно продолжилась в царствование Алексея Михайловича. Уже действовало множество заводов, мануфактур, мастерских. Россия поставляла на экспорт не только лен и воск, но и пушки — до 800 орудий в год. В прошлых главах рассказывалось, что полки «иноземного строя» тоже создавались задолго до Петра, при Филарете. А при Алексее Михайловиче в армии насчитывалось 75 солдатских, драгунских, рейтарских полков.
Никакой национальной изоляции в помине не было. Россия поддерживала прочные связи и с европейскими, и с азиатскими странами, от Англии до Китая. Торговала, обменивалась дипломатическими миссиями. Другой вопрос, что самый удобный путь для европейской торговли, по Балтике, со времен Смуты перекрыли шведы, отобрав у русских Карелию, течение Невы и области, прилегающие к Финскому заливу.
Но и национальные традиции ломал отнюдь не Петр! В 1674 г. умер Алексей Михайлович, и на трон взошел его старший сын Федор, целиком попавший под влияние легкомысленных друзей и иезуитского агента Симеона Полоцкого. Именно Федор Алексеевич издал указ, требующий брить бороды. Для государственных служащих официально вводилось польское платье. В высшем свете распространялось западное вольнодумство, изобразительное искусство, вечеринки с танцами. Так что обрезание Петром боярских бород, длинных рукавов и длиннополых кафтанов — всего лишь выдумка. На портретах конца XVII в. все вельможи предстают бритыми.
А в 1682 г. Федор преставился. Спровоцировав стрелецкий бунт, власть перехватила сестра царя, Софья Алексеевна. Вот тут-то зарубежные нововведения хлынули широким потоком. Сама Софья устроила свой двор вполне по-европейски. Держала даже не одного, а двух фаворитов, Голицына и Шакловитого. Голицын, ставший всемогущим канцлером, благоговел перед Западом. А родные обычаи презирал. В 1683 г. готовилась к переизданию не какая-нибудь книга, а Псалтырь! Голицын поручил своему подчиненному, Фирсову, написать предисловие. Священную для каждого православного человека книгу предваряли слова: «Наш российский народ грубый и неученый». Среди русских на самом высоком уровне внедрялась мода на самооплевывание!
Московская аристократия подхватила новые веяния. Строились дома и дворцы в европейском стиле. Потолки расписывали астрологическими картами, стены — голыми Дианами и Венерами. Канцлер требовал от знати, чтобы она непременно нанимала для детей иностранных учителей. Начал отправлять их учиться за границу. Впрочем, модами и нравами реформы Софьи и Голицына не ограничивались. Они заключали чрезвычайно невыгодные для России договоры с Польшей, Швецией — абы угодить зарубежным партнерам. Вступили в «Священную лигу», союз Австрии, Венеции и Польши против Турции под патронажем римского папы. Запустили в Россию иезуитов, разрешили строить католические церкви.
При участии западных дипломатов, украинского гетмана Мазепы, посланника иезуитов и французского шпиона де Невиля Голицын вел тайные переговоры. Софье и ее фавориту требовалась поддержка для полного захвата власти. За это готовы были щедро расплатиться, возвратив Польше Украину. А новым патриархом предполагалось поставить приближенного царевны, Сильвестра Медведева, и принять церковную унию. Но не получилось. Спас Россию и православие Петр. Впрочем, он выступал еще номинальной фигурой, ему было 17 лет. Но вокруг него сплотилась патриотическая партия во главе с патриархом Иоакимом. В 1689 г. попытка царевны и Голицына очередной раз опереться на стрельцов и избавиться от подрастающего государя обернулась их падением. Первыми указами нового правительства стали высылка из страны иезуитов, расторжение убыточных торговых соглашений.
Но… Петра никто не готовил к царствованию! Он не получил никакого систематического образования и воспитания. Обучался у случайных наставников. Мать, царица Наталья, считала его еще молодым, легкомысленным. Политические вопросы решала сама, по подсказкам бояр и Иоакима. А вскоре патриарх умер, и мать лишилась главного советника. Фактически пустила дела на самотек. Хотя Петр был энергичным и любознательным юношей, особенно интересовался военными вопросами. Этим в полной мере воспользовались иностранные офицеры, служившие в России. Стать друзьями самого царя сулило сказочные выгоды! Отсюда и увлечения Петра спиртным, буйные шутовские карнавалы, женщины. Разумеется, для молодого человека эдакая «европейская» жизнь выглядела очень привлекательной! «Друзья» рассказывали о своих родных странах, приукрашивали, взахлеб расписывали, как там хорошо и «культурно». Царь загорался мечтами увидеть все это, устроить нечто подобное у себя.
Пагубную роль сыграла и неудачная женитьба Петра. Ее нередко представляют искаженно, супругу, Евдокию Лопухину, рисуют наивной простодушной девочкой, которая в итоге оказалась жертвой Петра. Но стоило бы взглянуть на дату ее рождения. Во время свадьбы жениху было 16, а невесте 20. Мать и Иоаким подобрали ему суженую намного старше его. Чтобы побыстрее родила наследника. Но и для того, чтоб взяла под контроль мужа, держала на коротком поводке. В общем, началась такая семейная жизнь, что не позавидуешь. Взрослая женщина взялась регулировать юного супруга, закатывала сцены. Куда предпочтительнее было сбежать в Немецкую слободу, к «друзьям» и ласковой Анне Монс. Стоит ли удивляться, что Петр, обретя уверенность в своем положении, избавился от жены? Хотя и она в монастыре повела себя вовсе не невинной овечкой. Жила по-светски, обзавелась любовником, генералом Глебовым.
Между прочим, разбирая буйные забавы молодого Петра, не мешало бы вспомнить, что они ничуть не выходили за рамки европейских нравов той эпохи. Возьмем хотя бы его современников — французского Людовика XIV, саксонского Августа Сильного (историки насчитали у него 120 только «официальных» любовниц, а количество побочных детей достигло 354). Или гомосексуалиста Вильгельма Оранского, лесбиянку Анну Английскую. Их почему-то никто не осуждает, не выставляет позором своих стран. Хотя Петр, по сравнению с ними, выглядит довольно скромным человеком. Да и пьянство, если на то пошло, было именно западной традицией. Современник О. Шервин описывал Англию: «Пьянствовали и стар, и млад, притом чем выше был сан, тем больше человек пил. Без меры пили почти все члены королевской семьи… Считалось дурным тоном не напиться во время пиршества».
Но Россия досталась Петру в совершенно плачевном положении! Почти два десятилетия в стране бесконтрольно орудовали временщики — любимцы Федора Алексеевича, Софьи, а потом и матери Натальи. Казна была опустошена. Казенные заводы и мануфактуры раздавали в награды приближенным, и они заглохли, влачили жалкое существование или вообще прекратили работу. Великолепная армия, созданная Алексеем Михайловичем и его воеводами, развалилась. До полков не доходило жалованье, не проводилось обучение, солдаты дезертировали, оставшиеся ради пропитания трудились по-крестьянски. Сохранила боеспособность столичная гвардия, стрельцы, но они вошли во вкус бунтовать, вмешиваться в политику. Отвратительное состояние войск красноречиво показали два Крымских похода Голицына. Оба кончились катастрофами. Не вступая в серьезные сражения, русские потеряли около 60 тыс. погибшими, умершими, пропавшими без вести.
Царю пришлось, по сути, заново переформировывать армию. Хоть и не сразу, он приводил в порядок часть старых полков. Началось строительство военного флота — в данном отношении первенство действительно принадлежит Петру. Поэтому продолжение боевых действий против Турции стало куда более результативным, чем у Голицына. Со второй попытки удалось взять Азов, пали пять турецких крепостей на Днепре. В Таганроге развернулось строительство порта.
Хотя продвижение России на юг вызвало и побочные явления, осложнились отношения с казаками. Петр стал первым царем, посетившим их края, причем царем энергичным, боевым. Это казакам понравилось. Однако до сих пор казачьи области жили по своим особенным законам, у них действовало выборное самоуправление. Прежние государи предоставляли им права беспошлинной торговли, сношений с соседними странами и племенами. А службой не обременяли — охраняют границы, присылают отряды на войну, ну и ладно, честь им и хвала. Действовал даже закон «С Дона выдачи нет».
Петр к стародавним обычаям подстраиваться не намеревался. Если что-то считал вредным, отжившим свой век, отметал. «Вольности» взялся ограничивать. Упразднил права беспошлинной торговли, внешних сношений. Добавил служебных обязанностей. А закон «выдачи нет» решительно похерил. Но разве он не был прав с государственной точки зрения? Почему часть России могла жить на каких-то иных правах, чем остальной народ? И почему одна из областей государства становилась легальным убежищем для дезертиров, беглых каторжников, преступников? Конечно, такие нововведения казакам совсем не понравились, становились причинами конфликтов, восстания Булавина.
Но ведь были и новшества иного рода. Например, на Дону действовал еще один архаичный закон — под страхом смерти запрещалось заниматься земледелием. Петр его тоже отменил. Повелел пахать землю, разводить виноградники, выписал специалистов из Франции и Венгрии. В недалеком будущем сами же казаки спасибо сказали! Плодороднейшая земля щедро кормила и обогащала их. А на войну казаки до сих пор выставляли разношерстные отряды. Каждый казак сам по себе был великолепным бойцом и разведчиком. Но регулярные войска им удавалось побеждать только благодаря какой-нибудь хитрости. В лобовых столкновениях они почти всегда проигрывали. Петр повелел формировать казачьи полки. Это положило начало знаменитой казачьей коннице, которая в грядущих сражениях будет громить отборную немецкую и французскую кавалерию. И в целом-то картина получается вполне определенной. Прижимались не «вольности». Ликвидировались раздирай и анархия. А на смену им закладывалось нечто большее. Гораздо большее…
Нет, Петр не разрушал. Он созидал. Не всегда успешно, не всегда последовательно, но созидал. Это в полной мере сказалось и в непростых отношениях государя с церковью. При всех своих европейских увлечениях Петр сумел сохранить прочный стержень веры. В храмы он ходил не так часто, как его отец или дед, но бывал на службах регулярно. Пел на клиросе, читал Апостол… В 1694 г., отправившись в Архангельск, он поехал на Великий пост в Соловецкий монастырь. В обители его духовным опекуном был известный прозорливец старец Иов, основатель Голгофо-Распятского скита (он удостоился явления Пресвятой Богородицы, предрекшей, что Соловки станут местом мученичества). Под наставничеством Иова царь молился, встретил Пасху — в Великую Субботу сам читал паремии в Преображенском храме. Для этого храма Петр распорядился создать новый иконостас.
А в июне того же года, во время плавания по Белому морю, царский корабль попал в страшную бурю. Петру подсказали о местных угодниках, помогающих в беде, праведных монахах Вассиане и Ионе. Молитвы были услышаны, кораблю удалось войти в Унскую губу, где стоял Пертоминский монастырь — он возник как раз на месте погребения Вассиана и Ионы. Петр объяснил спасение их предстательством, повелел архиепископу Холмогорскому Афанасию установить местное почитание святых и обрести их мощи.
Во время своих поездок на воронежские судоверфи Петр близко общался с другим подвижником, св. Митрофаном Воронежским. Святитель благословлял его начинания, освящал корабли, жертвовал на армию и флот все средства, сэкономленные в его епархии. Хотя св. Митрофан одобрял далеко не все новшества. В Воронеже для государя был построен дворец. Однажды святителя пригласили к Петру, но он увидел: возле дворцовых дверей поставили статуи «венер» и «аполлонов». Он молча развернулся и ушел. Государь рассердился, послал догнать и вернуть епископа, однако тот твердо заявил, мимо идолов ходить не будет. И Петр… согласился. Распорядился убрать статуи. В беседах с царем св. Митрофан наставлял, что далеко не все заимствования с запада приемлемы и допустимы. А Петр очень ценил и глубоко почитал его. Узнав о кончине святителя, приказал задержать похороны. Примчался в Воронеж и сам нес его гроб.
К сожалению, не все духовенство было таким же дальновидным, как св. Митрофан. К началу XVII в. в церкви тоже обозначился глубочайший кризис. Активно действовали раскольники. Иезуиты не смирились с потерей позиций, которых они добились при Софье, засылали агентов, исподволь вели католическую пропаганду. С Запада внедрялись и протестантские, сектантские учения. А русские священники оказывались не готовыми противостоять этому. Большинство из них не имело никакого образования. Сыновья священников учились чему-то от своих отцов, вместо экзаменов везли в епархию подношения и получали рукоположение в сан.
Само православие стало сводиться к соблюдению обрядов, праздников, постов. Похристосоваться на Пасху, окунуться в Иордани, пройтись крестным ходом, помянуть родных, приложиться к иконам. По внешним признакам оценивались и ереси. Позволительно брить бороды или нет? Позволительно ли носить иноземную одежду? Сколькими перстами креститься? Но за ожесточенными спорами о формальных обычаях терялась духовная суть! Современник И. Т. Посошков свидетельствовал: «Не состарившись, деревенские мужики на исповедь не хаживали; и тако иные, не дожив до старости, и умирали». Св. Дмитрий Ростовский ужасался, что не только простолюдины, но и «иерейскии жены и дети многие никогдаже причащаются… иерейские сыны приходят ставиться на места отцов своих, которых егда спрашиваем: давно ли причащалися? Многие поистине сказуют, яко не помнят, когда причащалися».
Патриарх Адриан, сменивший покойного Иоакима, оказался упрямым и весьма ограниченным консерватором. Открыто он против царя не выступал. Но и его политику не одобрял, демонстративно отстранялся от него, собирал вокруг себя оппозицию. Все новшества скопом он осуждал, считая ересью, цеплялся за некую «старину» — которой уже не было. Словом, вел себя примерно так же, как раскольники, разве что крестился не двумя, а тремя перстами.
Петр предпринимал шаги к налаживанию взаимоотношений. Навещал патриарха. Заводил речь о животрепещущих вопросах, о школах для подготовки священников. В одной из бесед с Адрианом он доказывал: «Священники ставятся малограмотные, надобно их прежде учить, а потом уже ставить в этот чин. Надобно озаботиться, чтобы и православные христиане, и иноверцы познали Бога и закон Его: послал бы для этого хотя несколько десятков человек в Киев в школы. И здесь, в Москве есть школа, можно бы и здесь об этом порадеть. Но мало учатся, поскольку никто не смотрит за школой как надобно. Многие желают учить детей своих свободным наукам и отдают их здесь иноземцам, другие в домах своих держат учителей иностранных, которые на славянском нашем языке не умеют правильно говорить. Кроме того, иноверцы и малых детей ересям своим учат, отчего детям вред, а Церкви может быть ущерб великий и языку повреждение…»
Как видим, Петр прекрасно отдавал себе отчет — западные влияния совсем не безопасны. Возможно, осознать это помог св. Митрофан Воронежский. Но царь выделял национальный фундамент, ломать который нельзя ни в коем случае. Вера, язык… В данном направлении он готов был действовать вместе с патриархом. Увы, Адриан остался глух к его обращениям. Протянутую руку не принимал. Отбрасывал даже полезные советы, поскольку они исходили от царя! Школа, о которой говорил Петр, Славяно-греко-латинская академия, предназначалась как раз для подготовки квалифицированных священников и находилась в ведении патриарха. Но Адриан по клеветническому обвинению выгнал талантливых руководителей, братьев Лихудов, о самой академии забыл. Деньги ей не выделялись, здание находилось в аварийном состоянии, преподаватели и 150 учеников бедствовали.
Когда Адриан умер, Петр прочил на его место своего выдвиженца, рязанского митрополита Стефана Яворского. Но он был выходцем с Западной Украины, окружение прежнего патриарха восприняло его в штыки. В условиях тяжелой войны получить новый раскол в церкви было опасно, и царь отложил выборы патриарха на неопределенное время, Яворский остался только местоблюстителем престола.
Церковными делами государь занялся вместе с ним, подкрепляя его авторитет собственной властью. Они возродили развалившуюся Славяно-греко-латинскую академию. Ректору и преподавателям были установлены высокие оклады от казны, неимущим студентам назначалась стипендия. После долгого перерыва церковь обратила внимание и на прославление святых. Уже 550 лет в народе чтили святым устроителя Северной Руси, благоверного великого князя Андрея Боголюбского. Но в свое время св. Андрей крепко конфликтовал с византийским императором, и его прославление спустили на тормозах. Только Петр с его решительностью перешагнул и отбросил препоны. В 1702 г. Андрей Боголюбский был официально канонизирован в лике святых.
Но и среди помощников царя жили и действовали святые. Митрофан Воронежский был не единственным. Именно Петр заметил, высоко оценил и выдвигал на высокие церковные посты св. Дмитрия Ростовского, св. Иоанна Тобольского, св. Иннокентия Иркутского. По указаниям государя широко развернулась миссионерская работа. Только в одной Тобольской епархии было крещено 40 тыс. инородцев, открыто 37 храмов. Православные духовные миссии были направлены в Калмыкию, Забайкалье, на Камчатку, в Китай. Раньше в Западной Европе существовал только один православный храм, на купеческом подворье в Стокгольме. При Петре открылись храмы и начались православные богослужения в Лондоне, Берлине, Париже. Строились храмы в присоединенных областях Эстляндии и Лифляндии, возродилась Карельская епархия, была учреждена новая, Иркутская.
В войсках и на флоте Петр вввел штатные должности полковых и корабельных священников, установил обязательные службы. А для всех православных подданных указом царя было определено обязательное ежегодное причастие Св. Таин. Хотя бы ежегодное! Это было не снижение требований к прихожанам, как полагают некомпетентные критики, а повышение! Мы уже приводили свидетельство св. Дмитрия Ростовского, что даже в Ростовской епархии, в сердце православной страны, множество людей вообще забыло об исповеди и причастии! Выражали православие лишь в том, что исполняли внешние обряды церковных праздников, а головы себе морочили бреднями кликуш и лжепророков.
Можно встретить утверждения и о том, что Петр, набравшись протестантских идей, ненавидел монашество и монастыри. Но и такие обвинения выдают безграмотность их авторов. Ранее упоминалось, как любил царь Соловецкую обитель. Другой знаменитый монастырь, Валаамский, под властью шведов был разорен и сто лет пролежал в запустении. Возвратив здешний край России, Петр восстановил его. Царским повелением был также возрожден захиревший и закрывшийся Перекомский монастырь в Новгороде. Увечных и отставных воинов было велено постригать в монахи без всяких помех и без вкладов. Правда, Петр учредил Монастырский приказ, который должен был собирать подати с церковных владений. Но такой приказ существовал и при его отце, Алексее Михайловиче. Потом его упразднили, преобразовали в Патриарший приказ, но в данном случае Петр счел полезным вернуться к «старине». Хотя он требовал помощи монастырей и в решении насущных государственных задач. Предписал организовывать при обителях госпитали, богадельни, мастерские.
Строящийся Санкт-Петербург государь отдал под небесное покровительство св. Исаакия Далматского (Петр родился в день его памяти) и св. благоверного великого князя Александра Невского — одержавшего неподалеку победу над шведами. В честь св. Исаакия заложили городской храм. А мощи св. Александра Невского были торжественно перенесены из Владимира. На месте его битвы была основана Александро-Невская лавра, где и упокоились мощи великого князя. В честь этого события 30 августа (12 сентября) был установлен новый православный праздник. Возводились также Петропавловский собор, Сампсоньевская и Пантелеймоновская церкви (в честь победы при Гангуте).
Иностранные авторы с какой-то стати запустили легенду, будто Петр ненавидел «боярскую» Москву. Но и это неверно. Первопрестольную столицу он тоже любил. Почти каждый год приезжал сюда встречать Рождество Христово и Новый год. Петр заботился, чтобы Москва была красивой, украшал ее — в том числе и храмами. Один из них, св. Петра и Павла на Малой Ордынке, был построен по собственноручному эскизу государя.
Но Петр, вникая в церковные дела, в полной мере оценил глубину и масштабы накопившихся проблем. Они оказались куда серьезнее, чем виделось изначально. Патриархия на последнем этапе своего существования завязла в политических вопросах, а церковь по всей стране оказалась совершенно запущенной, духовную работу бросили на самотек. Раскольники действовали куда более активно, чем официальное духовенство. Раскидывали сети на окраины страны, на провинциальную глубинку. В 1716 г. обнаружилось еще более страшное явление — секты «хлыстов», перемешавшие христианскую терминологию с остатками темного язычества, экстатическим радениями, самоистязаниями, свальными оргиями. По отдаленным селам и городам гнездились и другие секты — скопцы, богомилы, монтане, прыгуны, телеши, иконоборцы, дырники, «жидовствующие». А дворянство, общаясь с иностранцами, впитывало масонские теории.
Но соединение ресурсов государственной власти с решением церковных вопросов уже показало свою эффективность, и в 1721 г. царь совершил кардинальную реформу. Упразднил давно не действующую патриархию и заменил коллегиальным Священным синодом. Целесообразность подобной реформы до сих пор подвергается серьезной критике. Обычно ее квалифицируют как разрушительное вторжение царя в чуждую ему сферу. Но при этом упускается из вида, что сфера-то не была ему чуждой! Она была близкой, родной — и находилась в плачевном состоянии.
Конечно, остается спорным — нужно ли было окончательно ликвидировать пост патриарха. Но факты однозначно показывают, в том положении, которое сложилось в данное время, перевод церкви под прямой контроль государства спас ее. На два столетия уберег от распада и скатывания в ереси. Реформа была смелой, но она не являлась «неканонической», как порой представляют. Святейший синод, обладавший «равнопатриаршей» властью, был признан восточными патриархами как «брат во Христе». А сам царь, в отличие от англиканской церкви, не претендовал на пост главы церкви. Он выступал в Синоде «крайним судьей». Примерно так же, как св. равноапостольный император Константин Великий считался «епископом внешних дел Церкви».
Светская власть царя поддержала и скрепила церковные структуры, обеспечила им возможность развивать духовную деятельность. Выходили указы Петра о запрещении рукополагать в священники лиц, не имеющих духовного образования, об усилении проповедничества, об издании катехизаторских книг. Открылась Духовная академия в Санкт-Петербурге, духовные школы в Чернигове, Ростове, Тобольске. А по Духовному регламенту, утвержденному Петром, требовалось создавать духовные школы в каждой епархии.
Что же касается отношения к сомнительным западным учениям, то не мешает вспомнить эпизод с будущим историком В. Н. Татищевым. Обучаясь за границей, он нахватался «передовых» теорий и в России пытался распространять их. Царь, узнав об этом, вызвал Татищева и крепко отлупил дубинкой. Пояснял: «Не соблазняй верующих честных душ; не заводи вольнодумства, пагубного благоустройству; не на тот конец старался я тебя выучить, чтобы ты был врагом общества и Церкви».
Но основные события жизни и правления Петра так или иначе оказались связаны с Северной войной. Причины для нее имелись весомые — мы уже отмечали, что шведы удерживали захваченные русские земли, перекрыв выход к Балтике. А ситуация сложилась вроде бы благоприятная. Русских пригласил поучаствовать в союзе курфюрст Саксонии и король Польши Август, присоединилась Дания — у поляков и датчан со шведами тоже были свои счеты. Хотя союзники были с русскими далеко не искренними. Намеревались использовать их в качестве «пушечного мяса», а претензии всячески урезать. Заранее связали договорами, что к России должны отойти лишь те земли, которые она потеряла раньше. Прибалтика достанется Августу.
Но эти земли еще требовалось отобрать! А Швеция в то время была куда больше нынешней. Ей принадлежали Финляндия, Карелия, северо-западные районы России (Ингрия), Эстония, половина Латвии, северные области Германии. Шведская армия считалась лучшей на Западе. В ходе Тридцатилетней войны она перетряхнула всю Европу! В последующих конфликтах также громила любых противников. На войну она могла выставить 160 тыс. солдат и матросов. Обычно армии были гораздо меньше, но побеждали они не количеством. До сих пор таранного штыкового удара шведской пехоты, как и ударов тяжелой конницы, не выдерживал никто. Сильным был и шведский флот, господствовал на Балтике.
Вдобавок у Швеции тоже имелись союзники. В Европе как раз назревала большая война за испанское наследство. С одной стороны, Франция и Испания, с другой — Англия, Голландия, Австрия. Германские государства разделились на ту и другую сторону. А Франция давно выступала покровительницей шведов, выделяла крупные субсидии, помогая вооружаться. Надеялась, что Карл XII, сокрушив своих северных противников, повернет ей на помощь. Но подсуетились и Англия с Голландией, заключили со Швецией тайный союз, тоже щедро подкармливали деньгами. Они строили собственные расчеты — пускай Карл покрепче сцепится с русскими и не вмешивается в европейскую схватку.
А вот в нашей стране накануне войны состояние армии оставляло желать много лучшего. В период поездки царя за границу очередной бунт учинили стрельцы. Расследование доказало, что они были связаны с заключенной в монастырь царевной Софьей, намеревались возвести ее на трон. Вооруженный мятеж, попытка переворота, замыслы на цареубийство — за такие преступления по российским законам (Соборное уложение Алексея Михайловича) следовала однозначная кара, смерть. Петр казнил около половины мятежников, 1091. Остальных счел возможным помиловать. Кстати, жуткие картины массовой казни, в которой участвовали сам Петр и его приближенные, также относятся к области выдумок. Приговоренных разбили на партии и вешали в разных местах. А царь в это время вообще уехал в Воронеж. Но три мятежа заставили его задуматься: нужен ли источник постоянных смут? Вскоре забунтовали еще 7 полков, стоявших под Азовом, и Петр решил расформировать весь корпус московских стрельцов.
Но и взамен царь развернул реформу, которую никак нельзя было назвать удачной. Он задумал создать совершенно новую армию. За границей ему показывали вымуштрованные парады в Пруссии, Голландии, Австрии, Саксонии. На царя они произвели сильное впечатление, и он загорелся, чтобы у него были именно такие войска. В ноябре 1699 г. по площадям и базарам стали зазывать желающих. Обещали жалованье 11 руб. в год. Это было солидно! Записываться в полки хлынули бродяги, беднота. К тому же Петр повелел распустить многочисленную боярскую дворню — лакеев, псарей, конюхов. Они тоже потекли в армию. Таким образом сформировали 29 пехотных и 2 драгунских полка. Офицеров навербовали за границей. Но… кого там можно было навербовать? Накануне большой войны хорошие офицеры в Европе были нарасхват. В Россию поехали худшие. А. М. Головин докладывал, что многие офицеры «и за мушкет не умели взяться».
Именно эта армия выступила под Нарву. Вчерашняя домашняя прислуга и завсегдатаи кабаков, ничему толком не научившиеся, наряженные в непривычные «немецкие» мундиры и не понимающие команд своих иностранных начальников. Когда появился Карл XII, эти же начальники во главе с бездарным герцогом Кроа де Круи не придумали ничего лучшего, кроме как развернуть войска в одну растянувшуюся линию и ждать. А когда шведский удар прорвал боевые порядки, сразу изменили и поехали сдаваться. Слово «Нарва» стало синонимом позора. Над Петром и русскими, «не умеющими воевать», хором потешалась вся Европа.
Кстати, почему-то смеялись только над русскими. Хотя еще до Нарвы Карл одним ударом сокрушил Данию и вынудил капитулировать. А после Нарвы не менее легко громил армии поляков, брал их города, перепуганные паны под диктовку интервентов низложили Августа и провозгласили королем ставленника шведов Станислава Лещинского. Саксонские войска Карл тоже запросто опрокидывал. Причем лучшие боевые качества показывали не они, а русские полки, присланные Петром на подмогу союзнику.
Россия, в отличие от Дании или Польши, оказалась несломленной. Новые части теперь готовила получше. Царь обратил внимание и на старые полки, стоявшие по южным границам, их стали перебрасывать в Прибалтику. Ну а планы дальнейших боевых действий Петр продумал весьма грамотно. Пока Карл с основными силами одерживал победы по разным странам, он взялся пробивать тот самый выход к Балтике, ради которого вступил в войну. Первый поход на Неву в 1702 г. царь начал с берегов Белого моря, и начал совершенно необычно для «просвещенного» XVIII в., с паломничества в полюбившийся ему Соловецкий монастырь, снова получил напутствие у старца Иова, гвардейские полки построили церковь на Заячьем острове.
Не напрасно молились. Штурмом взяли Нотебург, древний русский Орешек — Петр переименовал его в Шлиссельбург. И здесь наши войска опять получили благословение Свыше! Часовой в Шлисельбурге заметил ночью загадочное свечение из стены. Ее взломали и нашли древний чудотворный список Казанской иконы Божьей Матери. В 1611 г. защитники Орешка, погибая в осаде, замуровали его — теперь он явился. Вскоре удалось овладеть всем течением Невы. В устье царь заложил Петербург. Началось строительство кораблей для Балтики. А города у щведов продолжали отбирать один за другим. Копорье, Ямбург, Дерпт, Нарву. Между прочим, «вторую Нарву», победоносную для русских, за границей будто не заметили. Продолжали вспоминать о «позоре Нарвы».
Но и Карл лишь отмахивался от донесений о победах Петра. Заявлял, что судьба войны будет решаться не в Прибалтике, а в Москве. Его могущество достигло в это время наивысшей точки. Он запросто распоряжался судьбами государств, командовал европейскими монархами. Союзник Август изменил — чтобы ему сохранили хотя бы саксонский престол. Даже согласился выдать посла России при своем дворе Паткуля, русских солдат, находившихся в составе его армии. Выплатил шведам колоссальную сумму 5300000 рейхсталеров, предоставил снаряжение и снабжение на 35 млн. С Австрией шведы вообще не воевали, но цыкнули на нее, и император безоговорочно согласился с их требованиями, уравнял в своей державе протестантов в правах с католиками.
В 1708 г. Карл выступил на Россию. Планов своих не скрывал. Взять Москву, посадить там марионеточного царька, кого-нибудь из поляков или царевича Алексея. Себе забрать Псков, Новгород, Кольский полуостров, Польше отдать Украину и Смоленщину, а остальную Россию расчленить на удельные княжества. Шведы рвались к решающему сражению. Но Петр, наоборот, избегал его, отступал. Не из-за трусости, как обвиняли его враги. Просто царь не желал рисковать, ставить судьбу Отечества на одну карту. Он решил действовать наверняка. При отходе наши войска изматывали противника арьергардными боями, мелкими наскоками. Вывозили или уничтожали запасы провианта, фуража.
Дойдя до Днепра и вступив в Могилев, шведская армия стала голодать. А Карл разгадал тактику царя. Пояснял своим генералам: если идти дальше в глубь России, царь попросту выморит их голодом. Но очень удачно подвернулся изменник Мазепа! Он уже давно навел связи с польским королем и самим Карлом. Подписал договоры о переходе в их подданство, за это ему выделяли огромные владения на Украине и в Белоруссии. Теперь он зазывал оккупантов на Украину, обещал заготовить нужные запасы, выставить 40-тысячное войско. Шведы с удобствами перезимуют, а в следующем году, опираясь на такую богатую базу, вместе с поляками и украинцами двинутся на Москву с юга.
Карл повернул к Мазепе. Хотя и этим замыслам не суждено было исполниться. Украина предателя не поддержала. Казаки и крестьяне остались верны России. Прятали от врагов продовольствие. Города запирали ворота и садились в осады. Когда Мазепа открыто объявил своему войску, что поворачивает оружие против царя, оно разбежалось. Вместо 40 тыс. казаков гетман привел к Карлу лишь 2 тыс. своей личной гвардии. А резиденцию Мазепы, Батурин, где были собраны колоссальные запасы для шведов, прямо перед носом неприятелей сумел перехватить Меншиков с корпусом конницы, склады были сожжены.
Карлу и его армии пришлось зимовать в мелких городках, кочевать, перебираясь с места на место, мерзнуть в полях. Их продолжали трепать в боях. Они несли потери при штурмах городов и местечек, от морозов, болезней. Падали лошади, расходовался порох. Огромный обоз с продовольствием и боеприпасами вел из Прибалтики генерал Левенгаупт, но Петр лично возглавил «летучий корпус», выследил неприятельские колонны и разгромил под Лесной. А Мазепе лозунгами борьбы за «свободу» удалось соблазнить только буйных запорожцев. Заведомо лживыми лозунгами. Ведь сам он уже числил себя в подданстве Польши. Письма об этом были перехвачены, царь распространил их по Украине — они стали лучшей агитацией против гетмана.
Весной 1709 г. Карл осадил Полтаву — ошибочно полагая, что в городе он найдет большие запасы пороха, фуража, еды. Гарнизон вместе с жителями отчаянно сопротивлялся, отразил несколько штурмов. Но теперь и царь решил не уклоняться от решающей схватки. Русские войска тоже стали выдвигаться к Полтаве. Численность обеих армий оказалась примерно равной, 47–48 тыс. штыков и сабель. Но шведских солдат и офицеров оставалось в строю 30–32 тыс., причем часть из них была ранеными и искалеченными, кадровых бойцов в полках разбавили слугами, поставленными под ружье. Остальные войска были разносортными добавками: 3 тыс. мазепинцев, 8 тыс. запорожцев, 8 хоругвей вспомогательной кавалерии из волохов, поляки. Королевская армия представлялась внушительной. Но по качеству она была уже «не та». А у Петра были боевые полки, обкатанные и обстрелянные. Отлично обученные и вооруженные. По артиллерии превосходство было подавляющим — 102 орудия против 39 вражеских.
Тем не менее Карл вел себя самоуверенно и задиристо. Самолично искал подвигов, гонялся за казаками, в результате был ранен в ногу. Петр, в отличие от него, действовал планомерно, расчетливо. Отвлекая внимание шведов кавалерийскими атаками, русская армия встала возле деревни Яковцы. Место царь выбрал удобное. Подступы прикрывали леса и болота. Если шведы вздумают нанести удар, для этого оставался только один подходящий участок. А неприятельская армия, обложившая крепость, сама оказалась в положении осажденной.
Для защиты русского лагеря строился укрепленный ретраншемент. А единственное направление, по которому противник мог атаковать, царь распорядился дополнительно перекрыть. На промежутке открытого поля между лесами и болотами возводилась линия из 6 редутов. Для каждого из них назначались рота солдат и несколько пушек. Но еще 4 таких же редута Петр приказал строить перпендикулярно к основной линии. Самым опасным был массированный удар шведов в штыки и палаши. Но сейчас им требовалось проходить между редутами, под огнем. А поперечная цепочка из четырех редутов разрезала строй надвое.
Царь не спешил. Надеялся, что горячая натура Карла не выдержит, и он атакует первым. Петр оказался прав. В ночь на 26 июня к шведам перебежал немец, гвардейский унтер-офицер. Рассказал королю, что к 29-му в русском стане ожидают значительных подкреплений. Рассказал о прибытии полка из плохо подготовленных новобранцев. Но и в штабе Петра, узнав об измене, быстро вычислили, какими сведениями располагал перебежчик. Прикинули, что противник постарается разбить русских до прибытия подмоги. А нацелить удар было бы логично на необученный полк. Форма одежды у новобранцев отличалась, они были в мундирах из самого дешевого серого сукна. Царь велел обменяться формой. В серьмяжные мундиры одели один из лучших полков, Новгородский.
А в шведском лагере пружина уже раскручивалась. Карл собрал генералов, шутил с ними: «Завтра мы будем обедать в шатрах у московского царя. Нет нужды заботиться о продовольствии для солдат — в московском обозе всего много припасено для вас». Вечером армию построили. Короля посадили в носилки, таскали вдоль полков. Он потрясал шпагой, вдохновляя солдат. Непосредственное командование он поручил фельдмаршалу Реншильду. Напасть было решено в ночь на 27 июня, неожиданно. Русские ошалеют, побегут — и все…
Однако в русском лагере тоже не спали. Царь подписал в эту ночь приказ. Манил своих воинов не сытным обедом, не трофеями. Писал о родине: «И не помышляли бы, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за народ всероссийский… О Петре же ведайте, что ему своя жизнь не дорога — была бы жива Россия!»
Шведское нападение отнюдь не стало неожиданным. Еще с вечера русские разъезды заметили передвижения врага. К передовым редутам выдвинулась вся кавалерия Меншикова. Около трех часов Реншильд скомандовал своей коннице атаку. Этот удар был и впрямь страшным. Русские писали: шведская кавалерия ринулась с дикой «фурией» (яростью), чтобы одним порывом смести наше охранение и влететь в главный лагерь, учинив панику. Но враги напоролись на залпы из редутов, навстречу пришпорили коней драгунские полки. Не только удержали, а отбросили противника. На помощь шведской коннице поспешила пехота…
Меншиков снова сдержал натиск. Просил царя: если ему пришлют пехоту, он разобьет шведов. Однако Петр не хотел импровизировать и превращать стихийное побоище в генеральное. Он предпочитал действовать по заранее разработанному плану. Использовать все сюрпризы, подготовленные для неприятеля. Приказывал Меншикову отойти к основным силам, но тот не мог выполнить приказ, неприятели наседали, не позволяли оторваться. В рубке был ранен генерал Ренне, под Меншиковым убило двух лошадей. Шведы подтащили свою артиллерию. Хотя артиллерия у них состояла всего из… 4 орудий! Для остальных не было пороха. В пятом часу враги захватили два недостроенных редута. Но остальные держались.
А задумка царя с линией поперечных редутов сработала. Выдвинутые вперед укрепления отрезали от шведских сил правый фланг — конный корпус Шлиппенбаха и пехоту генерала Рооса. С редутов их косили огнем, добавила жару наша конница, и эти части стали откатываться вправо, укрылись в лесу. Петр велел Меншикову добивать оторвавшуюся группировку.
Остальная русская конница под командованием Боура отступала к главным силам. Шведы ринулись следом. Уже кричали: «Победа». Но им пришлось проходить в промежутках между редутами, под огнем. А Боур отходил таким образом, что провел свои полки вдоль укреплений русского лагеря. Разогнавшиеся неприятели катились за ним, и по ним загрохотали 87 орудий. Они отхлынули подальше от нашей артиллерии. Остановились возле леса и кое-как приходили в себя.
Между тем на фланге Меншиков завершал операцию в лесу. Конный отряд Шлиппенбаха и пехоту Рооса отсекли друг от друга, преследовали, окружили. Оба отряда были повыбиты и совершенно измотаны, вскоре они сдались. А Петр воспользовался возникшей паузой в битве. Начал выводить из ретраншемента основные силы. Их строили в две линии. В первой — первые батальоны полков. В затылок им — вторые батальоны. Но царь беспокоился, что теперь обозначится численное превосходство, спугнет шведов. По-прежнему хотел выманить их атаковать первыми. Часть полков он отправил в резерв. Фельдмаршал Шереметев возражал, опасался «умаления фронта». Царь ответил: «Победа не от множественного числа войск, но от помощи Божьей и мужества бывает…»
Перед битвой он распорядился привезти чудотворную Каплуновскую Казанскую икону Божьей матери. Ее носили по полкам, благословляя воинов. Сам царь молился перед ней со слезами на глазах. А шведы даже сейчас не утратили своей самоуверенности! Потрепанный авангард приводил себя в порядок. К нему выдвигалась остальная армия, хотя и ей приходилось маршировать через губительные промежутки между редутами. Петр выехал впереди строя. Громко выкрикнул: «За Отечество принять смерть весьма похвально, а страх смерти в бою вещь всякой хулы достойна». Общее командование он передал Шереметеву, а сам решил в сражении командовать первой дивизией и ускакал к ней.
Первый натиск шведов опять был свирепым. Острие удара было нацелено именно туда, где стоял полк в простых серьмяжных мундирах. Карл и Реншильд решили прорезать русскую линию в слабом месте, раздавить новобранцев. Там стояли опытные солдаты Новгородского полка, но им пришлось туго. На их первый батальон навалились сомкнутым кулаком два батальона, смяли, вклинились в строй. Петр бросил на опасный участок резервы и примчался сам. Повел в контратаку второй батальон Новгородского полка. В этой схватке пуля пробила у царя шляпу, другая погнула медный крест на груди.
Но силы противника быстро надломились. В месиве рукопашной погибали лучшие полки Карла. Погибали офицеры, падали в крови отборные солдаты. Другие измучились, дрались из последних сил. А подпереть их было некому! Не могли же их подменить наемные молдаване или запорожцы! Русские ядра и картечь косили их. А царские солдаты налегали штыками, отжимали и опрокидывали. Яростная битва кипела всего полчаса — и неприятельский строй рухнул. Шведы покатились назад.
На участок основного удара привезли носилки с королем, он намеревался поднять дух своих солдат. Но угодил в эпицентр катастрофы! Воины бежали. Ошалелый Реншильд кричал: «Ваше величество, ваша пехота погибла! Молодцы, спасайте короля!» Ядро попало в носилки и разбило их. Карл выпал на землю. Солдаты подобрали его, взгромоздили на чью-то лошадь. Потащили прочь. Где-то шведские части пятились, сохраняя порядок. Где-то не думали уже ни о чем, остатки полков и батальонов перемешивались в толпы. Но даже выбираться обратно в лагерь надо было старой дорогой! Через те же промежутки редутов, под обстрелом.
А для русских оказалось неожиданным, насколько быстро сломался враг! Готовились несколько лет, но в сражении поучаствовала только первая линия, 10 тыс. солдат! Драка кипела полчаса — и еще часа полтора шведы бежали, выбирались с поля боя. И все! Осталось поле, заваленное вражескими телами. Конница по лесам вылавливала разбежавшихся. Захватила лагерь, 3 тыс. возов с разным имуществом, всю казну, 2 млн золотых.
П.-Д. Мартен-Младший. «Полтавская битва», 1726
Данный текст является ознакомительным фрагментом.