Восстания против Василия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Восстания против Василия

Шуйскому не верили в Москве; не верили грамотам его и в других городах. Успокоить умы было трудно. Смута и тревога чувствовались повсюду. В такую пору нетрудно было поднять мятеж. В Северской украине ходили уже слухи, что царь Димитрий жив. Князь Григорий Шаховской, сосланный за преданность Лжедмитрию в Путивль, собрал жителей и объявил им, что царь Димитрий спасся от смерти, грозившей ему, и скрывается от врагов. Черниговский воевода, князь Телятевский, тоже объявил себя на стороне будто бы спасшегося из Москвы Димитрия. В Москве также начались волнения. Народ собирался толпами. То разносилась молва, будто царь отдает дома иностранцев на разграбление народу, то возникал слух, что царь хочет говорить о чем-то с народом. Все эти слухи, волновавшие московскую чернь, распускали бояре, враги Шуйского.

Василий IV Шуйский

Раз в воскресенье, когда царь шел к обедне, он увидел у дворца густую толпу народа, поджидавшую его. Оказалось, что ее собрало сюда известие, будто бы царь хочет говорить с народом. Чуть не плача с досады, Василий Иванович обратился к окружающим его боярам и начал их корить, что это их козни, что, если он им не угоден, он немедленно оставит престол. На этот раз все бояре спешили уверить его в своей преданности и просили наказать зачинщиков. Пятерых человек схватили, били кнутом и сослали.

Возмущение в Северской украине росло. У Шаховского нашелся даровитый помощник; то был беглый холоп Иван Болотников, человек бывалый, решительный, знавший ратное дело. Он стал грамотами волновать простой народ, сулил ему волю, богатство и почести под знаменами

Димитрия. К Болотникову стали целыми толпами являться беглые холопы, преступники, ушедшие от наказания, и казаки. Северская украина была полна «гулящего люда», который промышлял «лихим делом» и «воровством», т. е. разбоем. Таким образом, довольно скоро собралось большое полчище всякого сброду, готового воевать за кого угодно, лишь бы можно было грабить… Но к Болотникову стали являться люди и другого рода: посадские, служилые, стрельцы из разных городов – люди, верные своей присяге Димитрию и думавшие, что они идут биться за правое дело… Поход Болотникова начался, как и следовало ожидать, грабежами и убийствами: беглые холопы вымещали на бывших своих господах свои обиды – мужчин убивали, жен и дочерей принуждали выходить за себя замуж, имения грабили.

Царская рать, высланная против Болотникова, была разбита и рассеялась, служилые люди, помещики, самовольно разъезжались по своим домам; город за городом приставали к восстанию. Оно, словно пламя пожара при сильном ветре, быстро росло и разносилось из конца в конец. Боярский сын Пашков возмутил Тулу, Венев и Каширу; воевода Сунбулов и дворянин Прокопий Ляпунов подняли Рязанскую область. На востоке, по Волге, в Перми и Вятке, поднялись крестьяне, холопы, инородцы; восстала за Димитрия и Астрахань.

Болотников переправился чрез Оку и шел уже на Москву. В 70 верстах от нее он разбил снова царскую рать; наконец подошел к самой столице и стал станом в селе Коломенском. С ним были Ляпунов, Сунбулов и Пашков.

Самым замечательным из этих лиц был Прокопий Ляпунов. Умный, храбрый, красивый, знающий ратное дело, он принадлежал к числу тех рьяных, полных жизни и силы людей, которые во всяком деле, где нужна решимость, рвутся вперед с неудержимой силой, становятся во главе предприятия, увлекают за собой толпы людей менее решительных. В Смутные времена, в пору общего колебания, недоверия и сомнения такие люди становятся особенно заметными. Они являются обыкновенно главными зачинщиками дела и вожаками; не всегда они бывают в состоянии довершить его как следует; для этого недостает им терпения, выдержки, способности выжидать, хитрить, пользоваться обстоятельствами; но ни одно крупное общественное дело не обходится без них. Таков был и Прокопий Ляпунов.

Когда Болотников стал под Москвой, дело Василия Ивановича казалось вконец проигранным. Сил бороться дальше у него не хватало; в Москве стал чувствоваться уже недостаток в съестных припасах: шайки Болотникова на дорогах перехватывали обозы и опустошали окрестности Москвы. Столичная чернь волновалась. Подметные письма Болотникова возбуждали ее против высших сословий.

«Вы все, боярские холопи, – говорилось в них, – побивайте своих бояр, берите себе все достояние их, убивайте их, убивайте гостей и торговых богатых людей, делите меж собой их имения… Вы были последними – теперь станете боярами и воеводами. Целуйте все крест законному государю Димитрию Ивановичу!»

Этот дикий призыв к убийству и грабежу мог быть по душе разве только самой разнузданной черни и «лихим людям». Все лучшие люди отшатнулись от Болотникова. Прокопий Ляпунов с братом Захаром и Сунбуловым, приглядевшись к Болотникову и его полчищу, решились обратиться с повинной головой к Шуйскому: быть заодно с разбойниками, разорявшими родную страну, им было противно, а Димитрий, которому они хотели послужить верой и правдой, не являлся. С Ляпуновым и Сунбуловым явились в Москву толпы дворян и детей боярских; а за ними стрельцы, которые в Коломне перешли было к Болотникову. Василий Иванович принял их, конечно, с радостью, простил их, даже обласкал и наградил, переход лучших сил от Болотникова спасал его. Помогло ему и то, что Тверь, где архиепископ воодушевил защитников, не поддалась Болотникову и отбила от стен своих отряды его. Пример Твери подействовал и на другие соседние города. Смоленск также держался Василия Ивановича. Многих, готовых прежде постоять за Димитрия, начало брать сомнение, существует ли он. В Москву стали подходить ратные силы из Смоленской и Тверской областей. Сил у царя набралось довольно; можно было уже ударить на скопище мятежников; но царь медлил, выказывая человеколюбие и жалость к ним: он обещал милость и прощение мятежникам, если они смирятся, но те упорствовали, – надо было решать дело боем.

Под стенами Москвы произошла битва. Царский племянник, молодой воевода князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, разбил Болотникова, которого покинул и Пашков со своим отрядом. Болотников не в силах был уже держаться под Москвой, бежал с остатками своего полчища и засел в Калуге, в несколько дней укрепил ее глубокими рвами и валом, собрал около десяти тысяч беглецов и приготовился к осаде, а между тем послал в Северский край к своим сторонникам с известием, что ему нужна скорая помощь, нужен и царевич Димитрий, потому что, не видя его, люди начинают сомневаться в его существовании… Но новый Лжедмитрий еще не являлся. Шаховской и другие мятежные бояре призвали на помощь запорожских казаков, ополчили всех, кого только могли навербовать в Северской земле, и поспешно выступили в поход на выручку Болотникова. Незадолго пред тем среди терских казаков явился бродяга, назвавшийся Петром, небывалым сыном царя Феодора. Шаховской призвал этого Лжепетра с шайкою терских мятежников, встретил его с большой честью в Путивле, как царского племянника и наместника.

Между тем Болотников мужественно защищался в Калуге. Напрасно царская рать пыталась взять город. Четыре месяца уже длилась неудачная осада. Наконец Болотников сделал вылазку: он так внезапно и сильно ударил на осаждавших, что царское войско обратило тыл; пушки, обоз и припасы достались мятежникам, вдобавок около пятнадцати тысяч воинов и отряд наемных немцев передались Болотникову.

Эти вести поразили и всю Москву, и царя. Вчера еще ждали вести об окончательном уничтожении крамолы, а сегодня с ужасом приходится думать о защите столицы от торжествующих мятежников!.. Всевозможные меры были немедленно приняты. Приказано было, чтобы все, кто только мог держать оружие в руках, вооружились; монастыри должны были доставить в Москву свои хлебные запасы; даже иноки обязаны были на всякий случай готовиться к ратному делу. Святители всенародно по церквам предавали анафеме Болотникова и других злодеев.

К счастью, Болотников не решился напасть на Москву с теми силами, какие были у него под рукою, а поджидал Шаховского. Царь тем временем успел собрать войска около ста тысяч. 21 мая он сел на ратного коня и повел боевые силы всего своего царства на скопище злодеев. Болотников оставил Калугу и перешел в Тулу, где соединился с Шаховским. Неподалеку от города Каширы царские отряды встретились с мятежниками. Начался кровавый бой. Царская рать стала уже подаваться под напором врагов, но воевода Голицын и Лыков воодушевили ее. Они кинулись в самый пыл битвы с криком:

– Нет для нас бегства! Смерть или победа!

Сильным ударом царские ратники смяли мятежников. Те, побросав свои пушки и обоз, поспешно отступили и заперлись в Туле.

Вооруженные русские крестьяне. Гравюра из книги А. Олеария «Описание путешествия в Московию». 1656 г.

Началась осада. Болотников делал беспрестанно, даже по нескольку раз в день, смелые вылазки и наносил большой вред осаждающим. Царь порешил взять город измором, – все пути в Тулу были преграждены, и гнездо мятежников было все охвачено царской ратью. Прошло два месяца. С каждым днем силы осажденных убывали; наконец они стали чувствовать уже недостаток в припасах, пришлось есть лошадей. Явились недовольные.

– Где же тот, – говорили они, – за кого мы умираем? Где Димитрий?

Шаховской клялся, что Димитрий в Литве, Болотников уверял, что он видел его своими глазами.

И тот и другой писали в Литву, настоятельно требуя, чтобы их сторонники выставили какого-нибудь Димитрия. Посланные с письмами очень ловко пробрались сквозь русский стан. До конца лета мятежники упорно отбивались и выносили твердо недостаток в хлебе и соли. Желанный Димитрий не являлся, и помощи из Литвы не было. Но и царская рать уже тяготилась осадой; неоднократно пытались идти на приступ, но каждый раз возвращались с большим уроном. В царском войске начиналась уже «шатость». Неизвестно, чем кончилась бы эта осада, если бы царя Василия не выручил один из его воинов, Кравков, который был, по словам летописи, «большой хитроделец». Он явился к царю и сказал:

– Я обещаю тебе, государь, потопить Тулу водою и заставить мятежников сдаться.

Царь посулил ему большие милости, если это сбудется.

«Хитроделец» сработал во всю ширину реки Упы плот, велел сыпать на него землю. Плот с землею затонул и преградил течение реки; она вышла из берегов и затопила Тулу. Людям пришлось ездить по улицам в лодках. Вода залила погреба и кладовые с припасами. Осажденным и раньше уже приходилось жить впроголодь, беречь остатки запасов, а теперь начался настоящий голод, стали есть кошек, мышей, собак… Пришлось сдаться. Мятежники послали сказать царю:

– Мы сдадим город, если ты нас помилуешь, не казнишь смертью. Если же не обещаешь помиловать нас, то будем держаться, хотя бы пришлось нам есть друг друга от голода!

Царь обещал им свое милосердие. Болотников явился к нему в полном вооружении, снял с себя саблю, «ударил челом в землю» и сказал:

– Царь-государь! Я служил верно по присяге тому, кто в Польше назывался Димитрием. Точно ли он Димитрий или нет, не знаю: я не видал его прежде. Он меня покинул. Теперь я в твоей власти. В твоей воле убить меня, вот моя сабля – убей. Если же ты помилуешь меня, как обещал, то я буду тебе служить так же верно, как служил тому, кто меня оставил!

С торжеством вернулся Василий Иванович в Москву. Взятие Тулы праздновали, как некогда взятие Казани. Лжепетра повесили, Болотникова отвезли в Каргополь и там утопили. Другим важнейшим мятежникам была оказана пощада. Шаховского сослали на Кубенское озеро; немцев, изменивших присяге, отправили в Сибирь, а менее важных пленников оставили на свободе без наказания.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.