Покорение Казани и Астрахани
Покорение Казани и Астрахани
Казань во время малолетства Ивана Васильевича, по словам современника, «допекала Русь хуже Батыева разорения»: казанцы беспрестанно нападали на русские земли, разоряли их, жгли, грабили и убивали людей; жестокости творили страшные: у пленников отрезали носы и уши, обрубали руки и ноги, вешали за ребра на железных крюках; русских пленников продавали восточным купцам целыми толпами, словно скот. После смерти Сафы-Гирея, заклятого врага Москвы, казанцы признали ханом малолетнего сына его под опекой матери.
Два раза уже юный царь московский ходил под Казань; походы были неудачны; но во второй поход была построена верстах в сорока от нее крепость Свияжск, откуда русский сторожевой отряд всегда мог наблюдать за казанцами. Окрестные племена – черемисы, чуваши – стали переходить в русское подданство. В Казани были люди, которые понимали, что ей не под силу борьба с Москвою и лучше добровольно ей подчиниться; они добились наконец того, что ханом у них стал снова подручник московского царя – Шиг-Алей, но он недолго усидел здесь. Казанцы надеялись, что крепость Свияжск будет очищена, и, чтобы ублажить московского царя, выпустили до 60 тысяч пленных. Но русские и не думали покидать Свияжск: надежды казанцев, что Шиг-Алей устроит это дело, не оправдались; врагов у него и прежде было немало; теперь же вражда усилилась, составился даже заговор против него. Он вовремя проведал об этом, зазвал к себе на пир заговорщиков и велел их здесь перебить. 70 человек было убито, но некоторым удалось спастись. Кровавая расправа Шиг-Алея без всякого суда и разбора еще пуще разожгла ненависть к нему; оставаться ему в Казани становилось опасно. Чтобы как-нибудь сбыть с рук ненавистного хана, казанцы – сторонники Москвы, изъявили готовность совсем подчиниться московскому царю и просили его вывести от них Шиг-Алея и прислать своего наместника. Наместником послан был к ним князь Семен Микулинский; но противники Москвы успели взволновать в Казани народ, распуская слухи, будто русские хотят перебить их всех; казанцы не впустили Микулинского в город, а призвали к себе одного из ногайских ханов – Едигера.
Тогда царь решился покончить с Казанью. Начались большие военные сборы. В половине июня царь простился с женою, принял благословение у митрополита и отправился в Коломну, где должна была собраться рать. На пути пришла к нему тревожная весть, что Крымская Орда идет на русские окраины. Крымцы попытались взять Тулу, но когда встретили здесь сильный отпор и проведали, что неподалеку собрана большая военная сила, то поспешили уйти. Русским воеводам, посланным на выручку Тулы, все-таки удалось истребить большой отряд татар, не успевший вовремя отступить.
Все русское войско, собранное для казанского похода, было разделено на две части; одна с царем во главе двинулась на Казань чрез Владимир, а другая пошла южнее на Рязань, ближе к степям, чтобы ногаи или другие степняки внезапным нападением не помешали походу. За рекою Сурою обе части русского войска должны были соединиться.
В начале июля царь выступил в поход. Всюду на пути он посещал церкви, монастыри, принимал благословение от духовенства; во Владимире долго и усердно молился пред гробницей своего прародителя – святого Александра Невского.
20 августа русское войско расположилось на лугу, в шести верстах от Казани, на равнине, которая широко раскидывалась меж Волгою и горою, где стояла крепость с каменными мечетями и дворцом. Два дня русские выгружали с судов пушки и снаряды. Тут к царю явился перебежчик из Казани и заявил, что хан Едигер, мурзы и муллы (мусульманские священники) возбудили такую вражду и ярость в народе к христианам, что никто из казанцев и не помышляет о мире; что съестных и военных запасов много; что, кроме 30 с лишком тысяч отборных воинов в городе, большое число наездников под начальством отважного Япанчи отряжено занять засеку (наскоро сооруженную крепость) близ города, на Арском поле, чтобы оттуда беспрестанно нападать на осаждающих. Казань была хорошо укреплена: высокая крепкая стена с боевыми башнями окружала город; ее составляли два ряда огромных и крепких дубовых столбов, между которыми была насыпана и плотно убита земля со щебнем; стена была окружена широким и очень глубоким рвом. Все предвещало очень упорную защиту. Царь советовался с боярами, как повести осаду.
Для устройства прикрытия от выстрелов из города приказано было каждому воину приготовить по бревну, каждому десятку воинов – по туру. (Туры – большие и высокие корзины, плетенные из прутьев; наполненные землею и поставленные рядом, они представляли хорошую защиту от стрел и пуль.) Затем были указаны места для разных полков и частей рати; одному отряду велено было стать на Арском поле и охранять войско от нападения Япанчи; всем строго было запрещено самовольно, без государева приказа, вступать в бой.
23 августа утром отряды русской рати должны были занять свои места. На восходе солнца выехал царь. Ударили в бубны, затрубили в трубы, полки построились. Распущены были знамена. На царском знамени был образ Иисуса Христа, а сверху – крест, бывший у Димитрия Донского на Куликовом поле. Царь и воеводы сошли с коней. Отслужен был молебен. После того государь призвал к себе всех воевод, бояр и воинов своего полка и держал речь, ободрял их, напоминал, что они идут бороться за единородную братию, за православных христиан, которые много лет томятся в плену у казанцев и претерпевают тяжкие мучения, напоминал Христовы слова, что нет выше подвига, как душу свою полагать за ближних своих.
Русские войска обступили Казань. Рать была огромная – доходила до 150 тысяч человек; главную ее силу составляли стрельцы. Это было постоянное пешее войско, учрежденное впервые царем Иваном Васильевичем. Стрельцы вооружены были ружьями и бердышами, или секирами. При войске было полтораста пушек.
Казанцы всеми силами старались помешать русским близко подойти к городу и укрепиться, открыли жестокую стрельбу со стен и башен. С первого же дня осады начались частые и внезапные вылазки; под городскими стенами часто загорались кровавые сечи. Но русская рать делала свое дело молодецки; воеводы были хорошие, и никогда прежде не соблюдался так строго ратный порядок, как теперь. Несмотря на всевозможные помехи, русским удалось со всех сторон окружить город, поставить туры и тыны для защиты от огня; ни въезда в город, ни выезда не было. Под прикрытием туров были поставлены пушки, и русские принялись громить город; но вылазки из города не прекращались; особенно вредили русским наездники, которые под предводительством Япанчи часто налетали на них из лесной засеки. Курбский, знаменитый участник казанской осады, говорит, что эти нападения делались по условному знаку: казанцы выносили большое мусульманское знамя на высокую башню или на стену и махали им. Тогда татарские наездники и налетали из лесу на русских. В то же время отворялись городские ворота; тысячи храбрецов выбегали из города, отчаянно кидались на русские укрепления, и начиналась лютая сеча. Эти беспрестанные и неожиданные нападения страшно томили русских: ни отдыху им не было, ни времени даже поесть спокойно. Ежедневно почти три недели длилось это томительное состояние. Русское войско терпело огромный урон. Наконец царь на совете с воеводами порешил отрядить большую силу, чтобы покончить с Япанчею. Воеводою над этим отрядом был назначен князь Горбатый-Шуйский. Он искусно повел дело: велел напасть на татар, укрепившихся на Арском поле, завязать битву, а потом отступить до самых русских укреплений. Татары подумали, что русские бегут, погнались за ними, да зарвались слишком далеко, так что русские войска охватили их со всех сторон и стремительно ударили на них. Хоть и ловкие наездники были татары, хоть и сыпались их меткие стрелы на русских подобно частому дождю, но русские сломили врагов; татары пустились в бегство. Верст десять гнала их русская конница; весь путь покрылся убитыми и ранеными басурманами; до тысячи человек захвачено было в плен.
Казанский кремль. Современный вид
Царь, по словам Курбского, приказал пред русскими укреплениями выставить пленных татар, привязать их к кольям, чтобы эти узники умоляли своих единоверцев сдаться царю. Русские также ездили около города и обещали от имени царя жизнь и свободу всем пленникам и осажденным, если они добровольно сдадутся. Выслушали молча казанцы это предложение и тотчас же стали стрелять со стен не столько в русских, сколько в своих.
– Лучше вам, – кричали при этом стрелявшие, – погибнуть от наших рук, чем от рук нечестивых гяуров!
Упорство казанцев привело царя вярость: он велел всех пленных перебить перед городом.
Хотя русские воеводы предвидели долгую осаду, но все-таки изыскивали всякие способы ускорить взятие города. Сильно занимала их мысль, откуда казанцы берут воду: река Казанка, при которой стоял город, была уже в руках русских. Наконец проведали от перебежчиков, что на берегу реки, близ городских ворот, есть тайник (подземный ключ) и ходят казанцы к нему за водой подземным ходом.
Тогда царь поручил инородцу-«розмыслу» (инженеру), который был у него на службе, сделать подкоп под тайник. Ученики этого розмысла под присмотром князя Серебряного повели мину. Десять дней рылись они. Наконец царю донесли, что над работниками слышны голоса и шаги татар. Велено было вкатить в подкоп несколько бочек пороху.
Когда все было уже готово, царь выехал посмотреть. Последовал взрыв. Тайник взорван был с людьми, которые шли за водой. Стена городская в одном месте осела и обрушилась. Много народу было побито в городе камнями и бревнами, падавшими с высоты. Казанцы обмерли от ужаса. Русские отряды стремительно кинулись в пролом. Многие особенно рьяные удальцы ворвались в город с громким криком, «как львы рыкали, – по словам летописи, – свирепо безбожных татар убивали и множество их полонили». Но казанцы очнулись от страха и отразили русских. Царь на этот раз удержал войско от нового приступа.
Уныние распространилось в городе. Многие думали, что дольше защищаться нельзя, но более упорные взяли верх, стали копать землю в разных местах и дорылись до нового ключа. Вода была здесь смрадная и вредная; иные болели от нее, пухли, другие воздерживались, насколько могли, от питья, терпели жажду, но молчали и сражались.
Между тем русские соорудили деревянную башню в шесть сажен вышиною, ночью тайком пододвинули к городской стене, к главным Царским воротам и поставили на башне 10 больших и до 15 малых пушек. Отряд самых искусных стрелков занял ее. С утра следующего дня стали с башни обстреливать город. Стрельцы стояли на башне выше городской стены и могли метко бить из пищалей людей на улицах и дворах; казанцы рыли себе ямы, землянки, прятались в них от русских выстрелов, но сдаваться и не думали, хотя царь им снова делал мирные предложения.
Пять недель почти стояли уже русские под Казанью; укрепления свои они так близко придвинули к городу, что в иных местах только городской ров отделял их от стен. Десятки тысяч бойцов с той и другой стороны пали в лютых схватках. Близилась осень с ее дождями и непогодами, а конца осаде не предвиделось…
В те времена даже и более образованные люди верили в силу волшебства или чародейства. Князь Курбский говорит, что при восходе солнца выходили какие-то старцы и бабы и ввиду русского войска творили разные чары: «вопили сатанинские слова, махали своими одеждами на русское войско и неблагочинно вертелись», – и тогда вдруг подымался сильный ветер, собирались тучи, хотя раньше небо было совершенно ясно, лил дождь ливмя, и земля на тех местах, где стояли русские, обращалась в болото. Царю посоветовали привезти из Москвы крест с частицею чудотворящего дерева. Когда был привезен этот крест и стали совершать молебствования и крестные ходы, то сила «поганых чар», по словам Курбского, прекратилась.
По свидетельству летописи, были и для православных добрые знамения – набожные люди видели вещие сны: один видел, как святые апостолы благословляли Казань, где должно было водвориться православие; другому св. Николай Чудотворец повелел возвестить царю, что Казань будет взята. Замечен был некоторыми какой-то чудный свет над городом, поднимавшийся столпами… Все эти знамения предвещали успех.
Семь недель прошло уже от начала осады. Царь решился взорвать стену порохом и взять город с бою. Было сделано по его приказу три подкопа. 30 сентября один был взорван. Взрыв разворотил часть стены; множество людей, земли, камней и бревен взлетело в воздух. Казанцы были ошеломлены; русские воспользовались этим, бросились на город чрез ров, заваливши его турами; закипела страшная битва.
Казанцы бились отчаянно, думали, что пришел их последний час. Грохот пушек, лязг и треск оружия, крики воинов раздавались в густой туче дыма, висевшей над городом. Несмотря на отчаянное сопротивление татар, русские были уже на стенах, многие резались с татарами на улицах. Князь Воротынский, отряд которого был в деле, дал знать царю, что русские уже в городе, и просил помощи. Царь не был еще уверен в успехе приступа и приказал отступить; все же русские заняли одну городскую башню, и казанцы не могли, несмотря на все усилия, выбить их отсюда; на месте разрушенных частей стены поставили новые срубы, засыпав их землею, и приготовились опять к обороне.
Московские стрельцы. XVI в.
К 1 октября главные подкопы были готовы, и войску приказано было готовиться к решительному бою. Воины исповедовались и приобщались Святых Тайн; а те, которые были под стенами города, старались под градом пуль и камней завалить ров землей и бревнами, чтобы проложить путь к стенам.
Попытался еще раз царь уладить дело мирно, без кровопролития, послал казанцам сказать, что он пощадит их и никакого зла им не причинит, если они смирятся, будут бить ему челом.
– Не бьем челом, – отвечали в один голос осажденные, – на стене – Русь, в башне – Русь; мы другую стену поставим, или погибнем все, или отсидимся!
Кровавой битвы нельзя было миновать. Решено было взорвать подкопы и всеми силами ударить на город на следующее утро к трем часам утра.
В ночь с субботы на воскресенье шли приготовления. Из города видели необычное движение в русском стане, поняли, в чем дело, и готовились тоже к последнему смертному бою…
Занялась заря. Небо было ясное, чистое. Казанцы, готовые к бою, стояли на стенах, русские – в своих укреплениях. Ни с той, ни с другой стороны не стреляли. Время от времени только звучали то там, то сям трубы и бубны, и снова наступала полная тишина. То была тишина томительная, зловещая, словно затишье перед грозой…
Царь перед рассветом беседовал наедине со своим духовником, затем стал вооружаться, надевать свой юшман, как вдруг ему почудился колокольный звон из Казани.
– Слышу, – сказал царь своим приближенным, – звон как будто Симонова монастыря!
Это было принято за доброе предзнаменование. Царь пошел к заутрене в свою походную церковь, устроенную в шатре.
Князь Воротынский уведомил царя, что розмысл уже все приготовил, 48 бочек зелия (пороху) под город подведено и мешкать до третьего часа нельзя, потому что из города заметили приготовления… Царь послал возвестить по всем полкам, чтоб все изготовились к бою, отпустил от себя всех воевод по их местам, а своему полку велел ждать себя в урочном месте, сам же хотел прослушать обедню.
Дьякон оканчивал чтение Евангелия и лишь только возгласил слова: «и будет едино стадо и един пастырь», как грянул взрыв, словно гром, земля дрогнула. Царь выступил немного из церковных дверей и увидел страшное зрелище: дым и земля, взорванная порохом, затмили воздух; бревна, камни и множество людей летели в вышину. Царь вернулся в церковь, чтобы дослушать службу. Только что дьякон произнес слова молитвы за царя: «О еже Господу Богу нашему наипаче поспешити и покорити под нозе его всякого врага и супостата», как разразился второй взрыв, еще сильнее, чем первый. Ужасно было видеть множество истерзанных трупов и искалеченных людей, летящих в воздухе на страшной высоте!
С криком «С нами Бог!» русское войско со всех сторон кинулось на город. Татары призывали на помощь Магомета и с яростью схватывались с русскими. Жестокая сеча кипела в городских воротах, в проломах и на стенах.
Один из царских приближенных вошел в церковь и сказал государю:
– Государь, время тебе ехать, уже полки ждут тебя!
– Если до конца пения дождемся, – отвечал ему царь, – то получим от Христа совершенную милость.
Явился второй вестник.
– Великое время, – сказал он, – царю ехать, чтобы укрепились воины в бою, увидев его!
Царь глубоко вздохнул, и слезы полились из глаз его.
– Не остави меня, Господи мой, – молился он, – и не отступи от меня!
Затем он приложился к образу святого чудотворца Сергия, выпил святой воды, вкусил просфоры, принял благословение и сказал духовенству:
– Простите меня и благословите пострадать за веру Христову, молите Бога беспрестанно, помогайте нам молитвою!
Сказав это, царь сел на коня и поскакал к своему полку.
Русские знамена уже развевались на городских стенах. Русские ворвались в город с разных сторон. Особенно лютый бой пришлось выдержать отряду Курбского, который приступал к городу со стороны речки Казанки. Здесь пришлось войску взбираться на гору, где стояла высокая городская башня. Татары подпустили русских близко к стене и затем дали страшный залп из ружей; посыпались на русских и стрелы подобно частому дождю; полетели тучами камни, побивая рать, словно град ниву. Когда же русские подошли с неимоверным трудом к самой стене, казанцы окачивали их сверху кипящим варом, валили на них с большой высоты огромные камни и грузные бревна. Много погибло тут русских удальцов. Несмотря на отчаянное сопротивление татар, русские приставили все-таки лестницы и взобрались на стену; иные лезли в окна башни, в проломы. Татары, выбитые из башни, сбитые со стены, обратили тыл.
Лишь только русские ворвались в город, говорит Курбский, как многие из них, падкие до корысти, бросились грабить дома. Да и было на что позариться! Многие дома и лавки полны были золота, серебра, дорогих мехов и камней самоцветных… Иные воины, которые лежали на поле, притворившись тяжело раненными или убитыми, вскакивали, бежали в город и принимались усердно за грабеж. Набежали в город даже кашевары и обозные люди и принялись за работу… Татары заметили это, и, видя, что против них стоит не особенно много русских воинов, поналегли на них всею силою и стали их теснить, – те начали отступать. Тогда страх обуял русских грабителей. Ударились они в бегство: иные из них не попадали в ворота, бросались с захваченным добром через стены, другие кидали и добычу, бежали и кричали впопыхах: «Секут, секут!»
Сам царь, увидев бегущие толпы своих людей, сначала было упал духом; но, узнав, в чем дело, ободрился, послал половину своего полка (10 тысяч человек) на подмогу бившимся в городе, а тех, кто кидался на грабеж, велел беспощадно убивать. Свежее войско, вступившее в город, помогло сломить отчаянную оборону.
В самом городе долго еще кипела яростная свалка. В страшной тесноте трудно было управляться копьями и саблями – враги схватывались руками и резались ножами, попирая ногами мертвых и раненых. Иные воины лезли на кровли домов и оттуда разили врагов. Князь Воротынский просил помощи. Царь послал пеших воинов, конным невозможно было бы и пробраться в тесноте.
Едигер заперся в своем дворце и сильно отбивался от русских; наконец увидел, что тут не спастись ему, ринулся со своим отрядом к воротам, думая прорваться сквозь ряды русских из города; но путь ему заградил отряд Курбского, а сзади напирало главное русское войско.
Татары по трупам своих взобрались на башню и закричали русским, что хотят вступить с ними в переговоры.
– Отдаем вам царя своего живым, – кричали они, – ведите его к своему государю, а мы выйдем в поле испить с вами последнюю чашу в бою!
Выдавши русским своего царя с несколькими вельможами, татары кинулись к берегу Казанки, перешли через реку и думали спастись, но два брата Курбских с несколькими удальцами догнали их и врубились в толпу. Хотя татары и смяли нападавших, но подоспели новые русские силы, и казанцам было нанесено окончательное поражение; не многим удалось спастись.
Покровский собор (храм Василия Блаженного).
Вид середины XIX в.
Все вооруженные люди в Казани по приказу царя были убиты без милосердия; забирали в плен только женщин и детей.
Царь велел служить благодарственный молебен под своим знаменем; сам своими руками водрузил крест на том месте, где стояло царское знамя во время взятия Казани, и приказал тут построить церковь во имя Нерукотворного образа.
Двоюродный брат царя – князь Владимир Андреевич, Шиг-Алей и все воеводы принесли свои поздравления государю, они сказали:
– Радуйся, православный царь, Божию благодатию победивший супостатов! Будь здрав на многие лета на Казанском царстве, дарованном тебе Богом. Ты воистину по Боге наш заступник от безбожных агарян. Тобою бедные христиане ныне освобождаются навеки и нечестивое место благодатию освящается, и впредь у Бога милости просим, да покорит под ноги твои всех супостатов твоих!
Царь, по словам летописи, ответил им так:
– Бог это совершил твоим, князь Владимир Андреевич, попечением, всего нашего воинства старанием и молитвою всенародною. Да будет воля Господня!
Одна улица в городе, ведшая к царскому дворцу, была по приказу царя очищена от трупов. Это стоило немалого труда: груды тел лежали на улицах, горы их были у стен; рвы были наполнены ими, поле усеяно. Все свидетельствовало о страшной лютости боя.
Царь, окруженный своими воеводами, въехал в Казань. Несколько тысяч православных, томившихся в казанской неволе и теперь освобожденных, кланялись царю в землю и кричали:
– Избавитель ты наш! Ты спас нас от ада! Ты ради нас, несчастных, не щадил своей головы!
Все православные были в большой радости. Да и как было им не радоваться? «На том месте, – говорит летописец, – где прежде водворялись нечестивые цари и много лет проливалась кровь бедствующих христиан, теперь воссияло праведное солнце, животворящий крест, образ владыки нашего Христа и Пречистой Его Матери и великих чудотворцев!»
Царь приказал тушить пожар, пылавший еще в некоторых частях города, и очистить улицы от трупов. На свою долю царь взял только знамена, пушки городские да Едигера, с которым обошелся весьма милостиво; все же богатства Казани и всех пленных, жен и детей отдал в добычу своему войску. Наместником в Казань назначен был князь Александр Борисович Горбатый.
С великим торжеством вернулся государь в Москву. Здесь были устроены ему торжественные встречи. Многие казанские князья крестились и вошли в число московских бояр; Едигер тоже принял крещение и наречен был Симеоном.
В память покорения Казани был тогда заложен в Москве, на Красной площади у Кремля, храм Покрова Богородицы. Теперь этот храм называют церковью Василия Блаженного, так как здесь покоятся святые мощи этого юродивого. Здание это представляет очень любопытный памятник своеобразного и затейливого зодчества. Строитель храма, несомненно, был человек весьма талантливый; его имя, к сожалению, не известно. В народе сложилось даже баснословное предание, будто царь, восхищенный красотой здания, велел выколоть глаза зодчему, чтобы он не мог нигде в чужом краю выстроить ничего подобного.
Покорение Казани было великим событием в глазах всех русских: в нем видели победу христианства над басурманством, победу над исконными врагами, разорявшими Русскую землю, уводившими в тяжкую неволю толпами христиан. Победа эта стоила гораздо больших усилий, чем взятие Новгорода или Смоленска; по силе и упорству борьба с Казанью напоминала даже Куликовскую битву. Притом и следствия этого завоевания были чрезвычайно важны: теперь Волга – самый важный путь для торговли с Востоком – попала в руки русских; главного торгового соперника на этом пути и врага, мешавшего не только торговле, но и мелким промыслам, не стало, и русское население начинает мало-помалу заселять богатые приволжские земли.
Упорство татар, страшная лютость боя и ужасное действие пороха сильно врезались в память участников боя и память народа, среди которого, конечно, распространились рассказы очевидцев казанского взятия.
Венец Ивана IV (шапка Казанская) изготовлен после покорения Казанского ханства
Вспоминает и до сих пор наш народ в своих песнях,
Как царь-государь
Под Казань подступал,
Как под речку, под Казанку
Подкоп подкопал,
Сорок бочек закопал,
Что с тем ли ярым зельем,
Черным порохом.
А на бочки становили
Воску ярого свечи.
Показалось царю, говорится в песне, что долго те свечи не догорают; начал он уже и гневаться, и казнью грозить пушкарям и зажигальщикам, да один из них был посмелее, стал говорить царю, что в тиши (под землею) свечи тише горят, но
Не успел пушкарь
Слово вымолвить,
Как и взорвало стену
Белокаменную,
Поломало все башенки
Узорчатыя.
В другой песне народ представляет по-своему и ужас побоища:
Казань-то город на крови стоит,
Казанка-то речка кровью потекла,
Мелкие ручьи горючими слезами;
По лугам – лугам да все волосы.
По горам-горам да все головы.
Да все головы разноличныя…
Пять лет пришлось еще русским воевать в Казанской области, чтобы окончательно покорить обитавшие здесь полудикие племена: мордву, черемисов, вотяков, чувашей и башкирцев. Мешали русским утвердиться в Приволжье и орды ногайских татар; их подбивал к борьбе с русскими турецкий султан: трудно было мусульманам примириться с мыслью, что богатый край уходит из их рук и многие магометане становятся данниками христиан. К счастью для Москвы, ногаи не могли действовать дружно: постоянные раздоры шли между их князьями; иные из них искали даже сами защиты Москвы и боролись против своих же единоверцев.
Один из этих ханов искал помощи московского царя против астраханского хана Ямгурчея, с которым были у царя и без того свои счеты: в Астрахани оскорбили и ограбили русского посла; потом Ямгурчей дружил с крымским ханом, врагом Москвы. В 1554 г. русская рать в тридцать тысяч человек под начальством князя Пронского спустилась по Волге под Астрахань. Хан бежал, даже и не пытался обороняться, и город занят был совсем без боя. Сначала посажен был здесь ханом подручник московского царя – Дервыш, обязанный платить дань; но когда он стал кривить душой, тайно сноситься с Крымом, то был изгнан в 1556 г., и Астрахань окончательно была присоединена к Москве. Теперь вся Волга с ее устьем была в руках русских.
Крымский хан не сумел помешать русским утвердиться ни в Казани, ни в Астрахани, но сильно злобился и старался всячески вредить русским, искал всякого удобного случая внезапно напасть на русские украины [т. е. окраины].
Сильно страдал народ от этих разбойничьих наездов. Татары свирепствовали, как и встарь: села и города выжигали, жителей одних убивали, других целыми толпами угоняли к себе в неволю. Русские ставили, как и прежде, по всей южной окраине острожки, устраивали засеки в лесах против пути, рыли рвы, заваливали дороги срубленным лесом, даже в реках по дну вколачивали острые колья по тем местам, где можно было перейти вброд. Царь приказал усилить сторожевые отряды по южной границе. Но что особенно важно – с этого времени и русские стали донимать крымцев внезапными наездами на их земли. Легкие отряды удальцов спускались по Дону или по Днепру и громили улусы в самом Крыму. Иногда эти наезды были очень удачны: так, в 1559 г. Даниил Адашев с небольшой легкой ратью пробрался в самый Крым и наделал крымцам большого переполоху, разгромил несколько улусов и вывел из плена много русского люда.
В это время на Дону и на Днепре складывалось уже сильное казачество, с которым все труднее и труднее было справляться крымцам. Легкие казацкие отряды нередко спускались на челнах по рекам, нежданно-негаданно являлись в Крыму и хозяйничали так же, как татары на Руси.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.