Падение Новгорода

Падение Новгорода

Богат был Новгород; бойко шла торговля его; на вече новгородцы свободно могли толковать о своих нуждах и делах; излюбленные выборные люди творили суд и расправу. Казалось бы, тут ли не быть правде и благополучию! На деле выходило, однако, не то. В торговом городе немало было людей, которые сызмала привыкли ставить свою выгоду выше всего, вовсе не ценить благополучия других. Много жило в Новгороде богатых людей, но гораздо более было бедняков и лихих людей, способных за деньги на все. Нередко здесь богатые люди нанимали себе из них крикунов-вечников, готовых на вече за какое угодно дело кричать. Бывало, богатые люди наберут из лихих людей шайки головорезов и нападают на своих соперников и врагов, творят всякие насилия, грабежи и убийства. Иногда целые улицы, целые части города (концы) враждовали между собою, отстаивая того или другого старшину. Победит какая-нибудь сторона – вожак ее становится посадником или тысяцким и мстит чем только может противникам, а своим доброхотам всячески потакает и мирволит. Грубы и невежественны были даже и лучшие, то есть именитые люди тогда в Новгороде: жили изо дня в день, следуя только своим грубым страстям и порывам, и не думали о том, что во всем нужны строгий порядок и законность, что неправды, насилия и всякие неурядицы рано или поздно обрушатся пагубою, если не на них самих, то на их детей.

Сила и корысть брали верх над правдой – вот в чем была главная беда Новгорода.

«Не стало в Новгороде, – сокрушается летописец, – ни правды, ни суда. В городе, по селам и волостям – грабеж, неумеренные поборы с народа, вопль, рыдания, проклятие на старейших и на весь Новгород, и стали новгородцы предметом поругания для соседей».

Митрополит Иона пишет в своем послании к новгородскому владыке: «Слышал я, некое богоненавистное, богомерзкое и злое дело сотворяется в вашем православном христианстве, не токмо от простых людей, но и от знатных, великих людей, от наших духовных детей: за всякую большую и малую вещь зачинается и гнев, и ярость, и свары, и прекословия, и многонародное сбирание с обеих сторон. Мало этого, нанимают на то злое и богоненавистное дело сбродней пьянчивых и кровопролитных человеков и бои замышляют и кровопролитие и души христианские губят».

Пока Русская земля дробилась на уделы и князья постоянно враждовали между собой, Новгород мог без труда удерживать свою независимость; но дело изменилось, когда северо-восточные русские области стали объединяться около Москвы, а юго-западные земли слились с Литвою. Чем больше крепло Московское государство, тем сильнее сказывалась охота у московских князей прибрать к своим рукам Новгород. Поводов к вражде было довольно: московские люди и новгородцы часто сталкивались и враждовали в Двинской области, где у тех и других были владения, притом чересполосные. Московским князьям давно уже хотелось оттянуть от Новгорода эту землю, богатую пушным товаром. Кроме того, новгородская вольница – ушкуйники – часто разбойничала по рекам и вредила московской торговле. Наконец, новгородцы не выполняли как следует своих договоров с великим князем, не чтили его наместников, не держали имени его честно и грозно. Новгородские вечевые порядки, при которых воля великого князя ставилась часто ни во что, были совсем не по душе сильным московским князьям, а властолюбие их в свою очередь очень не нравилось новгородцам-вечникам.

Уже Василий Темный, как сказано раньше, заставил Новгород больше чтить великокняжескую власть; а Ивану III пришлось совсем покончить с новгородской вольностью. Понимали новгородцы, что им грозит беда со стороны Москвы, а бороться с нею им было не под силу. Где же было искать помощи? У северных русских князей, подручников великого московского князя, нечего было и пытаться. Оставался литовский князь. Он назывался также и русским: в его руках были все земли Юго-Западной Руси; к нему обыкновенно обращались за помощью или и вовсе отъезжали князья Северо-Восточной Руси, которым приходилось слишком жутко от властных московских князей; к нему же задумали обратиться и те новгородцы, которым дорог был старый вечевой склад и быт «Господина Великого Новгорода». Литовские князья и раньше были очень не прочь оказать богатому Новгороду свое покровительство и даже предлагали его. Но прежде новгородцы не слишком-то поддавались на эти предложения: особенной нужды в посторонней помощи тогда еще не было. Теперь не то. Сильная гроза надвигалась на Новгород со стороны Москвы. И вот нашлись в Новгороде люди, большей частью именитые и богатые, сердцу которых была дорога новгородская старина. Порешили они, что лучше поддаться Литве, да сохранить свой старый, вечевой быт. Во главе этих людей стояли два сына умершего посадника Исаака Борецкого; мать их – Марфа, женщина весьма твердого нрава, умная, властолюбивая, орудовала всем. Но сторонникам Литвы нелегко было склонить новгородцев на свою сторону.

Великий князь литовский, он же и король польский, был католик; латинство господствовало в Литве и теснило православие; поддаться Литве в глазах народа в Новгороде значило изменить православию, отступить от древнего благочестия – вот почему большинство новгородцев держалось Москвы; но все же богачи Борецкие и их сторонники имели большую силу во всех новгородских делах и тянули к Литве. Начали в Новгороде утаивать великокняжеские пошлины и ни во что ставить московских наместников.

Иван Васильевич зорко следил за всем, что творилось здесь. Новгородцы целовали крест великому князю Василию Темному и старшему его сыну-соправителю, и потому отпадение их от Москвы было бы нарушением присяге, изменою. Хорошо понимал великий князь, в чем его сила в Новгороде, и послал новгородскому владыке напомнить, что киевский митрополит не тверд в православии и что он – новгородский владыка – должен свято блюсти веру, внушать своей пастве, чтобы она не поддавалась киевскому митрополиту, и держаться крепко своего обета – подчиняться Ионе, митрополиту московскому, и всем его преемникам.

Великий князь послал без гнева, кротко напомнить и всему Великому Новгороду о его обязанностях:

– Люди новгородские, исправьтесь; не забывайте, что Новгород – отчина великого князя. Не творите лиха, живите по старине.

Но враги Москвы в Новгороде не унимались, оскорбляли послов московских, кричали на вече:

– Новгород не отчина великого князя! Новгород сам себе господин!

И после этого великий князь не показал гнева; снова послал напомнить:

– Отчина моя, Великий Новгород, люди новгородские! Исправьтесь, держите имя мое честно и грозно, посылайте ко мне бить челом, и я хочу жаловать свою отчину и держать по старине.

Бояре дивились терпению великого князя, что он сносит так долго новгородскую дерзость.

– Волны бьют о камни, – спокойно сказал им Иван, – и ничего камням не сделают, а сами разбиваются в пену и исчезают. Так будет и с новгородцами.

Но сторонники Литвы действовали в Новгороде все смелее и смелее. По просьбе их прибыл в Новгород один из литовских князей, Михаил Олелькович. Это, впрочем, не было новостью: и раньше русские и литовские князья и именитые люди приезжали, чтобы послужить Великому Новгороду, и получали в управление города и области. В это же время скончался новгородский владыка Иона, сторонник Москвы. Стали выбирать по старому обычаю, по жеребью, нового владыку из трех лиц, избранных на вече. Избран был Феофил. Надо было ему ехать в Москву – посвящаться у митрополита в архиепископы. Послали просить у великого князя для Феофила соизволения и опасной (охранной) грамоты для проезда. Получен был такой ответ:

– Отчина моя, Великий Новгород, прислал ко мне бить челом, и я его жалую, нареченному владыке Феофилу велю быть у себя и у митрополита для поставления без всяких зацепок, по старому обычаю, как было при отце моем, деде и прадедах.

Но в это время с этим милостивым ответом пришла в Новгород и весть, что великий князь напоминал псковичам об их обязанности идти вместе с Москвою на Новгород – в случае его непокорности.

Эта весть дала сторонникам Литвы предлог к восстанию. На вече они подняли крики:

– Не хотим за великого князя московского, не хотим зваться его отчиною! Мы люди вольные. Не хотим терпеть обиды от Москвы! Хотим за короля Казимира! Московский князь присылает опасную грамоту владыке, а в то же время подымает псковичей на нас и сам хочет идти!

– Хотим по старине к Москве, – кричали в ответ сторонники Москвы, – не хотим отдаться за короля и поставить у себя владыку от митрополита-латинца!

Раздоры на вече кончились, как это нередко бывало, схваткой. На беду для московской стороны, богатство было на стороне литовских приверженцев. Стали они нанимать худых мужиков-вечников, которые не жалели ни горла, ни рук, когда надо было постоять за щедрых плательщиков. Эти наемные крикуны принялись поднимать повсюду смуту и кричать: «Хотим за короля!» На вече своими криками они заглушали противную сторону, литовская сторона осилила. Снарядили посла к королю с челобитьем и поминками – заключить договор, по которому Новгород поступал под верховную власть короля; а он обязывался ни в чем не нарушать новгородских порядков, ни его бытовых, ни церковных обычаев и оборонять от Москвы.

Иван Васильевич, узнав обо всем этом, не изменил своему хладнокровию, отправил опять посла в Новгород с увещанием, чтобы отчина его, новгородцы, от православия не отступали, лихую мысль из сердца выкинули и ему по старине челом били и пр. Московский митрополит послал в Новгород и от себя увещевательную грамоту. Напирая в ней особенно на измену православию, он между прочим говорит: «И о том, дети, подумайте: царствующий град Константинополь до сих пор непоколебимо стоял, пока соблюдал православие; а когда оставил истину (т. е. подчинился требованиям папы), то и впал в руки поганых. Сколько лет ваши прадеды неотступно держались своей старины; а вы при конце последнего времени, когда человеку нужно душу свою спасать в православии, вы теперь, оставя старину, хотите за латинского государя закладываться!» В то время по расчетам книжников ожидали скорого светопреставления. На это и указывает митрополит в своем увещании.

Марфа Борецкая

Но все эти убеждения великого князя и митрополита не подействовали на новгородцев.

– Мы не отчина великого князя, – кричали они на вече. – Великий Новгород – вольная земля! Великий Новгород – сам себе государь!

Послов великокняжеских отослали с бесчестьем.

Но терпению Ивана Васильевича, казалось, не было меры. Он еще раз послал посла с кротким увещанием. Успеха, конечно, не было. Великий князь, несомненно, и предвидел это, но хотел, видно, показать, что он очень долго сносил новгородскую дерзость, употреблял все меры кроткого напоминания и увещания и за оружие взялся только тогда, когда уж совсем не осталось других способов уладить дело.

Новгородцы уже чуяли беду. Недобрые знамения пугали суеверный народ. Ходила молва, что преподобный Зосима, соловецкий отшельник, на пиру у Марфы Борецкой видел видение: четыре боярина, главные противники Москвы, сидели пред ним за столом, а голов на них не было… Буря сломила крест на Святой Софии. В Хутынском монастыре колокола сами собой стали перезванивать. На иконе Богородицы в другом монастыре из очей полились слезы. Говорили и о других зловещих предзнаменованиях.

В мае 1471 г. великий князь послал в Новгород разметные грамоты (объявление войны), в Тверь просьбу о помощи, во Псков и Вятку приказ идти ратью на новгородские владения. Иван Васильевич придал войне священное значение: он шел в Новгород прежде всего, чтобы спасти православие, которому грозила беда, а затем уже, чтобы принудить новгородцев не отпадать от старины, не изменять присяге. В день отъезда из Москвы государь посетил один за другим кремлевские соборы, усердно помолился перед образом Владимирской Богородицы в Успенском соборе, в Архангельском соборе припадал к гробам своих предков, начиная от Ивана Калиты до отца своего Василия. Все эти князья вели борьбу с Новгородом; Иван Васильевич теперь готовился довершить их дело.

– О прародители мои, – взывал он, – помогите мне молитвами вашими на отступников православия державы вашей!..

Он даже взял с собою в поход одного дьяка-начетчика, который знал хорошо летописи и мог напомнить ему в случае надобности обо всех старых договорах новгородцев с князьями, обо всех изменах новгородских. Раньше государь являлся как бы любящим отцом, который напоминает и увещевает; теперь же шел он на Новгород, как грозный судья, творить суд и расправу над изменниками и клятвопреступниками. Немедля двинул он войска на запад несколькими отрядами. Воеводам было велено без милости опустошать Новгородскую землю и не давать пощады никому. На Двинскую область также была послана рать. Началась война со всеми ужасами, какие были тогда в обычае. На беду новгородцев, лето в тот год стояло жаркое; дождей не выпадало; болота, которыми изобиловала Новгородская земля, высохли, и московская рать могла без особой помехи совершать поход. Воеводы московские нещадно разоряли все на пути, попадавшихся в плен с оружием или убивали, или уродовали – резали им носы и губы и отпускали этих несчастных, чтобы они своим видом наводили ужас на всех изменников.

Сам великий князь двинулся с главными силами в конце июня. К нему с разных сторон шли на помощь отряды. Новгороду же не было ниоткуда помощи. Казимир и не тронулся, а князь Михаил Олелькович уехал еще раньше из Новгорода. Пришлось ему своими силами обороняться. Псков, «меньшой брат Новгорода», тоже шел на него ратью по приказу князя. Новгородцы спешили собрать как можно больше войска. Но что это были за воины?! Погнали в поход силою плотников, гончаров и других ремесленников и чернорабочих; тут было много таких, что никогда раньше на лошадь не садились, отроду оружия в руки не брали. Кто не хотел идти, тех грабили, били, бросали в Волхов; собрали таким образом тысяч сорок войска, и степенный посадник Димитрий Борецкий повел его навстречу псковской рати. Но это нестройное полчище встретил на берегу реки Шелони московский воевода Даниил Холмский. У него было всего четыре тысячи воинов, но он смело ударил на новгородцев и разбил их наголову. Двенадцать тысяч их легло на поле, более полутора тысяч забрано в плен; попались в руки победителя и посадник Борецкий, и другие воеводы. Новгородский летописец говорит, что сначала новгородцы одержали было верх над московской ратью и стали теснить ее; но конный отряд татар внезапно ударил на них, и они в ужасе обратили тыл.

Иван Васильевич велел отрубить голову Димитрию Борецкому, сыну Марфы, и еще трем боярам, а других пленников разослать по разным городам и держать в темницах. Народ в Новгороде заволновался.

Сторонники Москвы стали действовать смелее; но все же противная сторона была еще сильнее; стали готовить город к защите, пожгли около него все посады. Князь с главными силами был уже недалеко. Хлеб в Новгороде сильно поднялся в цене, рожь исчезла на торгу. Бедному люду трудно стало жить. Народ завопил. Сторонники Москвы взяли в вече верх. Владыка с послами был послан к великому князю просить от имени Новгорода пощады.

Владыка был допущен в шатер к великому князю и умолял его не губить в конец своей отчины. Братья великого князя и бояре, щедро одаренные новгородскими послами, кланялись своему государю и тоже просили за Новгород. Незадолго перед этим пришла из Москвы к великому князю грамота от митрополита. Он также молил о пощаде виновных. Просьба братьев, бояр и митрополита, казалось, смягчила сердце грозного судьи, – он сменил гнев на милость.

Заключен был договор. Новгород отрекался от всякого союза с литовским князем, уступал Москве часть Двинской земли (там московская рать тоже одолела новгородцев) и обязался выплатить «копейное» (военная контрибуция), пятнадцать с половиною тысяч [серебряных рублей]. Все остальное оставалось в Новгороде «по старине».

У Новгорода не отнимали ни веча, ни посадника; не нарушалась ни в чем новгородская старина. Не в нраве Ивана Васильевича было сразу кончать дело; мешкотна, но зато прочна была его работа в его руках. Покончи он сразу с вольностью Новгорода – оправдались бы слова врагов Москвы, что он искал только случая погубить Новгород, и вражда новгородцев к Москве окрепла бы, число приверженцев сильно поубавилось бы, а там и ведайся с постоянными заговорами да мятежами. Теперь же, не нарушив ни в чем новгородской старины, но грозно наказав изменников, он являлся в глазах новгородцев только праведным судьей.

Число сторонников его должно было увеличиться, ему оставалось понемногу, исподволь приручать новгородцев, усыплять вражду к себе, а затем, когда привыкнут держать его имя честно и грозно, тогда и совсем прибрать к рукам.

В Новгороде было все-таки еще немало сильных противников Москвы. Одному из них, Василию Ананьину, удалось попасть в посадники. Он и его соумышленники питали, конечно, вражду к сторонникам Москвы, винили их в измене и подняли в Новгороде снова смуты. Начались снова ссоры и драки. Дело дошло до того, что сторонники Литвы сделали набег на улицы, где жили их противники, избили некоторых из них и ограбили их имущество. Где было искать сторонникам Москвы суда и управы на обидчиков своих, как не в Москве? Иван был очень рад, когда явились к нему жалобщики искать защиты.

В 1475 г. он отправился со своими боярами в Новгород. На пути его встречали новые жалобщики, просили у него суда и защиты. Ему устраивали торжественные встречи, подносили, по обычаю, разные подарки. Приехав в Новгород, великий князь начал творить суд, не нарушая старого обычая, – в присутствии владыки и старых посадников. Он внимательно выслушивал, подробно расспрашивал и ответчиков, и истцов, порешил, что жалобы были справедливы, и присудил виновных уплатить пострадавшим за разорение полторы тысячи рублей. Но этим дело не кончилось: главных зачинщиков смуты – Василия Ананьина, Федора Борецкого и других – он приказал сковать и отправить в Москву. Не помогли и просьбы владыки.

– Что ни есть лиха в нашей отчине, – сказал он между прочим владыке в ответ на его просьбы, – все от них чинится. Как же мне за то лихо миловать?!

Простил Иван Васильевич только нескольких менее виновных. Принимал он и другие жалобы от бояр новгородских, судил по справедливости, защищал бедных против богатых, слабых против сильных.

Уладивши все дела, великий князь несколько времени пожил в Новгороде. Богатые новгородцы, по обычаю, задавали ему роскошные пиры, подносили ему при этом богатые подарки: золотые монеты – по двадцати и по тридцати, сукна, рыбьи зубы (моржовые клыки), золотые ковши, кубки, меха, бочки заморского вина. Иван Васильевич был большим скопидомом и любил собирать всякие ценные вещи. В свою очередь и он отдаривал своих гостей. Бояре, бывшие с Иваном, также щедро были одарены. Затем Иван Васильевич простился дружелюбно с новгородцами и отправился в Москву.

Многим новгородцам суд великого князя полюбился. Стали они ездить к нему в Москву судиться. Это было уже прямым нарушением новгородской старины: новгородца, вольного человека, по старому обычаю, можно было судить только в Новгороде; но обычай этот нарушал не великий князь – сами новгородцы по своей воле ехали к нему на суд: знали, что он не мирволит богатым и знатным людям, а действует по правде. Те, которые приезжали в Москву искать управы, должны были давать присягу великому князю, как своему государю, «задавались за государя», как тогда говорили. Таким образом, новгородцы сами мало-помалу отдавались в полную власть великого князя. Наконец, Иван Васильевич увидел, что настала пора закрепить такой порядок – совсем покончить со старыми новгородскими порядками. Нужен был ему только предлог. За ним дело не стало.

В 1477 г., 27 февраля, прибыли в Москву два посла из Новгорода. Обращаясь к великому князю, новгородцы обыкновенно называли его господином, а эти послы называли его государем. Этим словом означался полный властитель. Было ли это случайной обмолвкой или сделано нарочно сторонниками Москвы – неизвестно, но Иван Васильевич ухватился за этот случай. Посланы были немедленно в Новгород московские послы. Они явились на вече и сказали:

– Великий князь приказал просить новгородцев: какого хотят они государства? Хотят ли, чтобы в Новгороде был один государев суд, чтобы тиуны государя сидели по всем улицам? Хотят ли очистить для великого князя Ярославов двор?

Эти вопросы озадачили новгородцев. Вече зашумело.

– Никакого государства не хотим! – раздавались крики. – Хотим быть по старине!

Многим новгородцам старый вечевой порядок был еще очень дорог; поняли они, что ему приходит конец, и пришли в ярость.

– Как смели ходить в Москву судиться! – кричали они. – Как смели присягать великому князю, как государю?!

Плохо пришлось некоторым сторонникам Москвы, ездившим туда на суд; одного побили камнями, другого изрубили топорами в куски; несколько человек было убито; но московских послов не оскорбляли; продержали их шесть недель. Наконец, новгородцы дали ответ, что не желают ничего нового, хотят, чтобы старина их ни в чем не была нарушена. Когда дошел этот ответ до Ивана Васильевичами выразил негодование.

– Я не хотел у них государства, – говорил он, – сами прислали, а теперь отговариваются, выставляют меня лжецом!

Объявлен был поход на Новгород. Осенью 1477 г. московская рать, поделившись на отряды, опять выступила в Новгородскую область. На пути к Ивану Васильевичу являлись многие новгородцы, били челом, чтобы он принял их к себе в службу. Псковичам приказано было также идти на Новгород. В 30 верстах от него явился к великому князю Феофил, новгородский владыка, с посадниками и стал бить челом и умолять:

– Господин великий князь всея Руси, Иван Васильевич, – говорил он, – я, богомолец твой, и архимандриты, и игумены, и все священники семи новгородских соборов бьем тебе челом. Твой меч и огонь ходят по Новгородской земле, христианская кровь льется. Смилуйся над отчиной твоей: уйми меч, угаси огонь!

К. В. Лебедев. «Марфа Посадница. Уничтожение новгородского вече». 1889 г.

Умоляли великого князя о том же люди всех сословий Новгорода, бывшие с владыкою в посольстве, предлагали ему уплачивать дань, лишь бы только не нарушалась вконец новгородская вольность. Все было напрасно: на этот раз Иван Васильевич не шел ни на какие сделки.

– Захочет Великий Новгород бить челом, то он знает, как ему бить челом, – твердил он.

Между тем московская рать со всех сторон охватила Новгород. Монастыри, села вокруг города были захвачены. Из сел народ бежал в Новгород. Скоро он переполнился народом. 3 декабря город был замкнут со всех сторон. Начались волнения: одни хотели покориться великому князю, другие – защищаться до последней капли крови. Через два дня явились новгородские послы в стан к великому князю с повинной головой.

– Хотим такого же государства в Новгороде, – сказал им великий князь, – какое в Москве.

Послы просили князя отпустить их в город подумать. Попробовали было послы еще раз выговорить кое-какие льготы своему городу. Все напрасно.

– Сказано вам, – твердил великий князь, – что хотим государства в Великий Новгород такого же, как у нас в низовой земле, в Москве!

Послы ответили, что низовых обычаев новгородцы не знают, не ведают, как великий князь держит там свое государство.

– Государство наше такое, – отвечал Иван Васильевич, – вечевому колоколу в Новгороде не быть, посаднику не быть, а государство все держать нам; волостями, селами нам владеть, вывода не бойтесь, а суду быть по старине!

Шесть дней думали новгородцы об этом ответе великого князя. Наконец, владыка с посадниками явились с согласием новгородцев. Послы думали, что по-прежнему великий князь заключит с Новгородом договор и скрепит его своим крестным целованием. Они просили великого князя об этом.

– Не быть моему целованию! – отвечал он.

Просили, чтобы бояре целовали крест, – последовал отказ. Просили, чтобы присягнул по крайней мере будущий наместник, – отказано и в этом. Просили, наконец, позволения великого князя вернуться в город, – не позволял.

А между тем Новгороду день ото дня становилось тяжелее. Стены и укрепления города были хороши, и взять его силою было бы нелегко. Великий князь, не любивший делать ничего на авось, порешил истомить осажденных голодом. Пути были все переняты московскими отрядами: новгородцам ни входу, ни выходу не было; запасы у них истощились; настал голод, затем начались повальные болезни, мор. Неурядица в Новгороде настала страшная.

– Идем биться. Умрем за святую Софию! – кричали одни.

– Остается нам только покориться великому князю! – кричали другие.

Чернь восстала на бояр, а бояре на чернь. Крики, вопли раздавались по улицам. Многие умирали с голоду. Ссоры, драки и убийства шли, по словам летописца, беспрерывно. Наконец, новгородцам дольше терпеть осаду стало невмочь. В 1478 г., 13 января, владыка пришел со многими новгородскими боярами и купцами к великому князю и принес присяжную запись. На ней была подпись самого владыки, печать его и печати всех пяти концов Новгорода. На этой записи и целовали крест новгородские послы. Своей присягой они теперь не договор с великим князем скрепляли, как бывало в прежние времена, а отдавались ему в полную власть, как своему повелителю и самовластному государю.

Иван Васильевич поставил в Новгороде своих наместников, велел схватить нескольких лиц, враждебных Москве, в том числе Марфу Борецкую с внуком, и отвезти их в Москву. Имение их было отписано на великого князя.

После присяги новгородцев москвичи явились в Ярославово дворище и сняли вечевой колокол. «Сильно плакали новгородцы, – говорит летописец, – но сказать не смели ничего». Иван Васильевич отправился в Москву, за ним повезли туда и вечевой колокол. Подняли его на колокольню на Кремлевской площади.

Но этим дело не кончилось. Трудно народу отвыкать от тех порядков и обычаев, с которыми он сжился, тяжело ему менять склад жизни, какой был у отцов, дедов и прадедов. Немало было в Новгороде людей, которые дорожили еще новгородской стариной, а московские порядки были им совсем не по душе. И вот, когда Москве стала грозить опасность от татар, с которыми заодно была и Литва, заговорили в Новгороде о возвращении к старому вечевому строю, стали пересылаться с литовским князем. Иван Васильевич вовремя проведал об этом. С небольшим отрядом немедля отправился он к Новгороду – хотел застать новгородцев врасплох и распустил слух, будто идет на немцев. Но новгородцы затворились в городе, восстановили у себя вече и порешили не пускать миром великого князя в город.

Когда подошли подкрепления к Ивану, он осадил Новгород и стал громить его пушками. В Новгороде поднялась снова смута. Многие из приставших раньше к мятежу теперь толпами передавались великому князю. Скоро пришлось покориться силе. Послали осажденные просить у великого князя опасной (охранной) грамоты своим послам, хотели вести с ним переговоры. Но прошли для Новгорода времена переговоров с великим князем. Он смотрел на них, как на простых мятежников, и требовал, чтобы они отдались без всяких условий на милость ему как самовластному государю.

– Я сам опас (охрана) невинным! – сказал он. – Я ваш государь: отворяйте ворота. Войду – никого невинного не обижу!

Наконец ворота отворились. Владыка, посадник, тысяцкий (новгородцы восстановили было эти должности), старосты, бояре и множество народа вышли из города.

Владыка и духовенство с крестами выступили вперед. Все пали ниц и с плачем молили великого князя о пощаде и прощении.

– Я государь ваш, – сказал громко Иван Васильевич, – даю мир всем невинным, не бойтесь ничего!

В тот же день 50 человек, главных врагов Москвы, были схвачены и пытаны. Под пыткою многие признались в своей вине и назвали своих сообщников. Оказалось, что и Феофил, новгородский владыка, двоил совестью. Великий князь велел его отправить в заточение в московский Чудов монастырь. Сто главных заговорщиков было казнено. Много семейств боярских и купеческих было выслано из Новгорода и водворено в разных московских городах. Не раз еще после этого по доносам производил Иван Васильевич высылку из Новгорода подозрительных и влиятельных людей. В 1488 г., когда здесь был открыт заговор против великокняжеского наместника, по приказу Ивана Васильевича было выселено снова по разным московским городам более семи тысяч людей, а на место их были водворены в Новгороде поселенцы из Московской земли. Когда не стало в Новгороде старинных родов, богатых и сильных людей, хранивших старые предания, не стало и вожаков, заводивших смуты против Москвы, – новгородцы начали легко осваиваться с московскими порядками, а новые поселенцы из Московской области других порядков и не знали.

Так была искоренена вконец новгородская вольность. В это же время, вследствие столкновения с городом Ревелем, по приказу великого князя были отобраны товары у ганзейских купцов, бывших в России, а сами они заключены в тюрьмы. Этим был нанесен сильный удар заграничной торговле Новгорода – она после этого почти прекратилась.

Вятка, новгородская колония, пыталась было сохранить свою независимость. Вятчане позволяли себе иногда не слушаться великого князя, надеялись на то, что Москва далеко и идти походом на них нелегко. Но в 1489 г. Иван Васильевич послал на них большое войско под начальством Даниила Щени. Вятка покорилась, и главные виновники, подбивавшие народ к неповиновению, были выданы и повешены. Отсюда, так же как из Новгорода, более опасные люди были высланы.

Только один Псков сохранил еще на время свою старину: псковичи выказывали постоянную покорность великому князю, угождали ему, держали имя его честно и грозно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.