Глава 5 Гражданская война в Крыму

Глава 5

Гражданская война в Крыму

Нет ничего страшнее Гражданской войны. Братоубийственная, жестокая, никогда не приносящая пользы. Разрушается экономика, разрушаются семьи, разрушается человеческая душа. Все это мы, к огромному сожалению, видим после государственного переворота в 2014 году на Украине. Но другого исхода у насильственного свержения власти быть не может. Точно такая же трагедия гражданской войны последовала и за двумя государственными переворотами 1917 года, которые вошли в нашу историю как Февральская и Октябрьская революции. Война полыхала на всей территории необъятной Российской империи, а значит — и на территории, которая вскоре после начала русской смуты станет называться Украиной. Белые, красные, немцы, австрияки, поляки, петлюровцы, сечевые стрельцы (галицийцы), зеленые, махновцы, французы, греки — вот далеко не полный перечень всех, кто, сменяя друг друга, становился «властью». Не дай Бог снова пережить эту мрачную эпоху нашей истории.

«Официальной» отправной точкой гражданской войны в России принято считать восстание в мае 1918 года чехословацкого корпуса. Конечно, эта дата начала братоубийственной войны весьма условная. Боестолкновения были и до этого, но данное событие дало некий старт полномасштабным сражениям на территории, где вот уже 300 лет подобного ужаса не знали.[225] Кровь начала литься сразу после организованного нашими союзниками по Антанте государственного переворота конца февраля 1917 года.[226] Хаос и анархия начались именно с этой даты, равно как хаос и анархия в 2014 году начались на Украине задолго до полномасштабных боевых действий на территории Новороссии. Мятеж чехов помог восстать антибольшевистским силам в Сибири и Поволжье, но на события в Крыму он особого влияния не оказал. Здесь еще в конце 1917 года ситуация стала развиваться по самому печальному сценарию. В Крыму начались зверства — именно так можно охарактеризовать то, что творили потерявшие человеческий облик «революционные матросы» Черноморского флота. И ведь что самое страшное, глядя на случившееся в 2014 году, те события не воспринимаешь как удивительные и фантастические. Когда восстанавливаешь в памяти то, что сделали в Одессе 2 мая, в Мелитополе, Славянске, Луганске, Краматорске, Донецке, перестаешь удивляться тому, о чем писали историки гражданской войны. За несколько месяцев гражданской войны на Украине в XXI веке совершено не меньше преступлений, чем наблюдали обыватели Крыма начиная с 1917 года.

В Крым власть большевиков пришла не сразу после Октябрьского переворота. Дело в том, что на полуострове даже в Советах преобладали представители других революционных партий, которые не пользовались поддержкой всего населения. В апреле 1919 года главнокомандующий белыми на Юге России генерал А. И. Деникин создал «Особую комиссию по расследованию злодеяний большевиков», главной задачей которой был сбор информации о преступлениях, совершенных революционерами. Читая скупые строки материалов этой комиссии, не надо забывать, что «официально» в то время гражданской войны в России еще не было. Все это творится в тот период, который советские историки назовут «триумфальным шествием Советской власти».[227] Именно тогда большевики решили положить конец «триумвирату», который сложился в Крыму. Помимо Севастопольского совета (большевики) центрами власти в Крыму были другие советы, состоявшие в большинстве своем из меньшевиков и эсеров (и выступавшие против Октябрьского переворота), а также курултай крымских татар, который в сложной ситуации революционного хаоса понемногу стал брать курс на государственную самостоятельность. Поэтому целью акций устрашения большевиков была полная деморализация противников и взятие всей полноты власти на полуострове. Официальным поводом для начала террора явилось возвращение отрядов революционных моряков, которые были отправлены на Дон против казаков атамана Каледина еще в ноябре 1917 года. Эти отряды были разбиты, и их остатки вернулись в Крым в декабре, привезя тела 18 погибших товарищей. Похороны вылились в огромную демонстрацию, требовавшую расправиться с офицерами-«золотопогонниками». После этого и случились первые убийства, а дальше маховик репрессий было уже не остановить. На стороне большевиков выступали матросы, люмпены и большевизированные отряды солдат, главной силой их противников становились отряды крымских татар, сформированные еще Временным правительством, и офицерские дружины.[228]

В ночь на 16 декабря 1917 года власть в главной базе Черноморского флота была взята Севастопольским военно-революционным комитетом. А далее начался ужас. Уже 28 декабря 1917 года матросы эсминцев «Гаджибей» и «Фидониси» расстреляли на Малаховом кургане 32 флотских офицера.

На следующий же день волна террора вновь прокатилась по всему Севастополю. 128 офицеров были зверски убиты, а тела их — выброшены в море в районе Южной бухты. Глава Белого движения А. И. Деникин так описывал этот период в мемуарах: «...В январе Черноморский флот приступил к захвату власти... на всем Крымском полуострове... К городу подходили военные суда... пушки наводились на центральную часть города. Матросы сходили отрядами на берег; в большинстве случаев легко преодолевали сопротивление небольших частей войск, еще верных порядку и краевому правительству (правительствам?), а затем, пополнив свои кадры темными, преступными элементами из местных жителей, организовывали большевистскую власть».[229]

Вступая в город, орды моряков, еще вчера бывших русскими людьми, творили нечто невероятное. Жестокость поразительная. В Крыму отдыхают раненые офицеры, там много офицеров, служащих на кораблях. Богатые люди, «буржуи», те, кто просто подвернулся под руку, и крымские татары — все они становятся жертвами бессудных расправ. То, что происходило далее в городах Крыма, нашло свое отражение в материалах деникинской комиссии. В январе 1918 года волна насилия прокатилась по Крыму. В красавицу Ялту, в которую для решения судеб мира на знаменитую конференцию в конце Второй мировой приедут Сталин, Черчилль и Рузвельт, в 1918 году прибыли совсем другие люди...

«13 января 1918 года г. Ялта и ее окрестности после четырехдневного сопротивления со стороны вооруженных татарских эскадронов и офицерских дружин были заняты большевиками, преимущественно командами матросов с миноносцев "Керчь" и "Хаджибей" и транспорта "Прут". Немедленно, закрепившись здесь, большевистский военно-революционный штаб приступил к аресту офицеров. Последних доставляли на стоявшие в порту миноносцы, с которых после краткого опроса, а часто и без такового, отправляли или прямо к расстрелу на мол, или же помещали предварительно на один-два дня в здание агентства Российского общества пароходства, откуда почти все арестованные в конце концов выводились все-таки на тот же мол и там убивалось матросами и красноармейцами. Расследований о расстреливаемых никаких не производилось; пощады почти никому не давалось... Не всегда задерживавшие матросы и красногвардейцы доставляли арестованных офицеров на миноносцы. Нередко они убивали своих жертв на улицах, на глазах жителей, и тут же ограбливали трупы. На улице был убит прапорщик Петр Савченко, вышедший только что из обстреливаемого орудийным огнем санатория Александра III, где он находился на излечении; убил его матрос за то, что офицер не мог ответить, куда направились татарские эскадроны. Оборвав труп убитого, матрос приколол убитому погоны на грудь и стащил его затем на бойню... Ни болезнь, ни раны, ни увечность не служили защитою против зверств большевиков: в революционный штаб был доставлен несколько раз раненный в боях с немцами юный офицер на костылях, его сопровождала сестра милосердия. Едва увечный воин вошел в комнату, где сидел красноармеец Ванька Хрипатый, как тот вскочил и на глазах сестры из револьвера всадил офицеру пулю в лоб; смертельно раненный юноша упал, стоявший тут же другой большевик, Ян Каракашида, стал бить несчастного страдальца прикладом тяжелого ружья по лицу. Всего в первые два-три дня по занятии Ялты было умерщвлено до ста офицеров, не принимавших никакого участия в гражданской войне, проживавших в Ялте для укрепления своего здоровья или лечившихся в местных лазаретах и санаториях. Большинство убитых офицеров с привязанными к ногам тяжестями бросались с мола в море. Трупы безвинно казненных были извлечены с морского дна и похоронены в братской могиле через пять месяцев, когда Крым оказался занятым германцами».[230]

Почти в то же время «революционный порядок» наводился и в Евпатории. Здесь неизвестными был убит председатель Евпаторийского совета Д. Л. Караев. После чего в город прибыла карательная экспедиция. От материалов деникинской комиссии кровь стынет в жилах: «Вечером 14 января 1918 года на взморье вблизи Евпатории показались два военных судна — гидрокрейсер "Румыния” и транспорт "Трувор”. На них подошли к берегам Евпатории матросы Черноморского флота и рабочие севастопольского порта. Утром 15 января "Румыния” открыла по Евпатории стрельбу, которая продолжалась минут сорок. Около 9 часов утра высадился десант приблизительно до 1500 человек матросов и рабочих. К прибывшим тотчас присоединились местные банды, и власть перешла в руки захватчиков. Первые три дня вооруженные матросы с утра и до позднего вечера по указанию местных большевиков производили аресты и обыски, причем под видом отобрания оружия отбирали все то, что попадало им в руки.

Революционные матросы, «краса и гордость революции» по словам Льва Троцкого, произвели неизгладимое впечатление на русских поэтов того времени. А вот фрагмент произведения Максимилиана Волошина «Матрос»:

Широколиц. Скуласт. Угрюм.

Голос осипший. Тяжкодум.

В кармане браунинг и напилок.

Взгляд мутный, злой, как у дворняг,

Фуражка с надписью «Варяг»,

Надвинутая на затылок

Татуированный дракон

Под синей форменной рубашкой.

Браслеты. В перстне кабошон,

И красный бант с алмазной пряжкой.

При Керенском, как прочий флот,

Он был правительству оплот,

И Баткин был его оратор,

Его герой Колчак. Когда ж

Весь Черноморский экипаж

Сорвал приезжий агитатор,

Он стал большевиком. И сам

На мушку брал и ставил к стенке,

Топил, устраивал застенки,

Ходил к кавказским берегам

С «Пронзительным» и с «Фидониси»,

Ругал царя, грозил Алисе;

Входя на миноносце в порт,

Кидал небрежно через борт:

«Ну как буржуи ваши живы?»

Устроить был всегда не прочь

Варфоломеевскую ночь ...

Арестовывали офицеров, лиц зажиточного класса и тех, на кого указывали как на контрреволюционеров. Арестованных отводили на пристань в помещение Русского общества пароходства и торговли, где в те дни непрерывно заседал временный военно-революционный комитет, образовавшийся частью из прибывших матросов, а частью пополненный большевиками и представителями крайних левых течений г. Евпатории. Обычно без опроса арестованных перевозили с пристани под усиленным конвоем на транспорт “Трувор”, где и размещали по трюмам. За три-четыре дня было арестовано свыше 800 человек... Трудно и почти невозможно было избежать ареста, так как всюду шныряли автомобили с вооруженными “до зубов” матросами. Матросы эти с вымазанными сажей лицами или в масках разыскивали и арестовывали по указаниям местных жителей скрывавшихся офицеров и всех заподозренных в контрреволюции».[231]

Когда читаешь эти строки, невольно задаешь себе вопрос: откуда столько ненависти? Столько желания убивать? Разве могут обычные нормальные люди такое творить? А могут они заживо сжечь людей, как это произошло в одесском Доме профсоюзов? Чтобы превратить человека в зверя, нужно не очень много времени, и главную роль в этом играет пропаганда ненависти. В 1917 году пропагандировали ненависть к офицерам и «буржуям», все 1990-е и 2000-е на Украине шла массированная пропаганда ненависти к России и русским. Итоги печальны...

«Казни происходили так: лиц, приговоренных к расстрелу, выводили на верхнюю палубу и там, после издевательств, пристреливали, а затем бросали за борт в воду. Бросали массами и живых, но в этом случае жертве отводили назад руки и связывали их веревками у локтей и кистей. Помимо этого связывали и ноги в нескольких местах, а иногда оттягивали голову за шею веревками назад и привязывали к уже перевязанным рукам и ногам (подобный случай был с утопленным на "Румынии" капитаном гвардии Николаем Владимировичем Татищевым). К ногам привязывали "колосники"... Были трупы с рваными ранами, с простреленными черепами, с отрубленными руками..., с оторванными головами... Казни происходили и на транспорте "Трувор", причем со слов очевидца, картина этих зверств была такова: перед казнью по распоряжению судебной комиссии к открытому люку подходили матросы и по фамилии вызывали на палубу жертву. Вызванного под конвоем проводили через всю палубу мимо целого ряда вооруженных красноармейцев, и вели на так называемое "лобное место" (место казни). Тут жертву окружали со всех сторон вооруженные матросы, снимали с жертвы верхнее платье, связывали веревками руки и ноги и в одном нижнем белье укладывали на палубу, а затем отрезывали уши, нос, губы, половой член, а иногда и руки, и в таком виде жертву бросали в воду. После этого палубу смывали водой и таким образом удаляли следы крови. Казни продолжались целую ночь, и на каждую казнь уходило 15—20 минут. Во время казней с палубы в трюм доносились неистовые крики, и для того, чтобы их заглушить, транспорт "Трувор" пускал в ход машины и как бы уходил от берегов Евпатории в море. За три дня, 15, 16 и 17 января, на транспорте "Трувор" и на гидрокрейсере "Румыния" было убито и утоплено не менее 300 человек»[232]

Убийства продолжились и на суше:

«Было установлено, что перед расстрелом жертв выстраивали неподалеку от вырытой ямы и стреляли в них залпами разрывными пулями, кололи штыками и рубили шашками. Зачастую расстреливаемый оказывался только раненым и падал, теряя сознание, но их также сваливали в одну общую яму с убитыми и, несмотря на то, что они проявляли признаки жизни, засыпали землей. Был даже случай, когда при подтаскивании одного за ноги к общей яме он вскочил и побежал, но свалился заново саженях в двадцати, сраженный новой пулей».[233]

Именно Крыму история отвела мрачную роль: первому открыть ужаснейшую страницу Гражданской войны — красную страницу массового террора.[234] После эвакуации войск Врангеля осенью 1920 года именно в Крыму произойдет последнее массовое истребление людей в Гражданской войне. Но об этом чуть позже...

Следующим этапом жизни полуострова в Гражданскую войну стало появление здесь германской армии. К 1 мая 1918 года Крым был оккупирован немецкими войсками под командованием генерала Роберта фон Коша. Кайзеровское правительство преследовало схожие с Третьим рейхом цели. Удивительно, но крымчан немцы открыто называли «туземцами». Одна из директив гласила:

«1. Когда туземные жители обвиняются на основании законов Германского государства в преступных деяниях против германского войска и лиц, входящих в состав его. 2. При нарушении и неисполнении туземными жителями распоряжений и приказов, изданных военными начальниками, с предупреждением о привлечении к ответственности и в интересах безопасности, как войска, и в интересах успокоения страны». [235]

Немцы точно так же, как и 20 годами позднее, грезили о колонизации Крыма. Однако стоит отметить, что тогда, в годы Гражданской войны, они вели себя по отношению в гражданскому населению крайне корректно, о чем говорил позднее в своих мемуарах П. Н. Врангель.[236] Была отменена карточная система, прочие введенные большевиками ограничения. Но это не мешало немцам в буквальном смысле грабить Крым. Вследствие глубокого финансового кризиса страны во время военных действий они старались по максимуму вывезти продовольствие и ценности с полуострова. В июне 1918 года был даже назначен свой «гауляйтер» на пост премьер-министра Крымского краевого правительства. Им стал царский генерал-лейтенант Матвей Александрович Сулькевич. Литовский татарин по происхождению и мусульманин по вероисповеданию, он виделся немцам максимально удобной фигурой. Поэтому ему и был вручен «ярлык на княжение» новыми оккупационными властями. При всем прочем генерал Сулькевич был убежденным монархистом, ненавидел большевиков и всей душой ратовал за полуостров. На тот момент Крым не считал себя ни частью, ни продолжением Украины. Это доказывает факт отправления Сулькевичем дипломатической миссии к кайзеру Вильгельму II. Цель этой миссии — поставить вопрос перед властями Германии о независимости Крыма от Украины. Ведь гетман Скоропадский, другая креатура немцев, назначенный союзной Германией руководителем «новой Украины», напротив, мечтал поскорее официально прибрать Крым к рукам. Второму рейху было выгодно поддерживать два марионеточных режима — Скоропадского и Сулькевича, — стравливая их между собой.[237] Сложно себе представить, но управляемая немцами Украина в 1918 году развернула против оккупированного немцами же, Крыма... таможенную войну, реквизируя все отправленные на полуостров товары. Как заявил министр внутренних дел правительства Скоропадского И. А. Кистяковский: «Мы заставим Крым присоединиться к Украине. Для этой цели и служит таможенная война. Мы примем еще целый ряд мер, чтобы сделать вас более покорными. А если вы потом будете агитировать в духе российской ориентации, то мы вас будем вешать».[238]

Крым остался без хлеба, что значительно сказалось на продовольственной ситуации — была снова введена система карточек на хлеб. В это время политическая борьба переходит на новый уровень — принимается государственный герб «независимого (насколько можно так считать в условиях немецкой оккупации) Крыма» и учреждается его гражданство. Гербом становится герб Таврической губернии (византийский орел с золотым восьмиконечным крестом на щите). Столицей полуострова был объявлен Симферополь. Русский язык был возведен в ранг государственного, но при этом на официальном уровне поддерживались татарский и немецкий. Тем временем после нескольких месяцев таможенной войны Украина предъявила Крыму ряд требований (19 пунктов), которые получили общее название «Главные основания соединения Крыма с Украиной». Суть их, как вы могли догадаться, сводилась к аннексии Крыма украинцами и включению полуострова в ее состав на правах автономного края «под единой Верховной властью Его Светлости Ясновельможного Пана Гетмана» (таким был официальный титул Скоропадского). Суверенитет Крыма должен был быть передан в руки Украины за исключением экономических и социальных сфер.[239] Правительство полуострова в ответ предложило Украине создать равноправный федеративный союз, который был отвергнут Скоропадским. Впрочем, это было уже не столь важно, так как вскоре оба правительства пали вслед за Германией.

Но прежде чем с головой окунуться в вихрь событий последнего периода Гражданской войны в Крыму, мы должны разобраться в трагической ситуации лета 1918 года — затоплении нашего Черноморского флота, которое состоялось по прямому приказу Ленина. Можно сказать даже — по неоднократному настоянию Ильича.

В марте 1918 года большевики подписывают с немцами Брестский мир. Одна из масштабных исторических фальсификаций призвана убедить нас, что большевики были немецкими шпионами. Это ложь, которую легко развеять именно на примере трагедии Черноморского флота. Если бы большевики действительно выполняли немецкую волю, то они постарались бы передать флот Германии целым. А они его утопили. Второй миф, связанный с этим событием, изобрели уже сами большевики. Часто можно встретить информацию, что, мол, Черноморский флот надо было взорвать, чтобы он не достался немцам. Допустим, это так, однако в данном случае совершенно непонятно, почему полстраны Германии по Брестскому миру отдать можно, а три сотни кораблей флота нет?! Нелогично получается — сначала все, что германцы потребовали, сделать, а потом из-за какого-то флота с ними снова вступать в конфликт. Спросите себя, кто больше всех не желал попадания русских кораблей к немцам и усиления немецкого флота? Ленин? Да ему все равно, пусть «империалистические хищники» друг друга грызут. А вот Антанте, и в первую очередь Великобритании, усиление морской мощи Германии — как кость в горле. Так что вовсе не в интересах Германии или революции Ленин старался потопить русские боевые корабли. На него давила такая сила, которой он не мог сопротивляться. В тот момент не мог — потом Ленин будет изящно «кидать» наших британских партнеров. Но летом 1918 года у него еще не было мощной Красной армии...

Подписав отдельный Брестский мир с «независимой Украиной» раньше, чем с большевиками, Германия создала «незалежну» Украину в качестве собственной кормушки — для гарантированного получения оттуда «сало, млека, яек».[240] И, кстати, никакого прока не получила, потому что была вынуждена, несмотря на «мир», держать на Востоке около 1 миллиона солдат, которых очень не хватало на западном фронте и которые потом поехали на Запад, только уже зараженные революционной пропагандой. В рамках этой книги из текста Брестского мира между красной Россией и кайзеровской Германией нас интересует всего две статьи. В первую очередь это статья VI, которая наглядно демонстрирует, что создание украинского государства было прямым действием врагов государства Российского. «Россия обязывается немедленно заключить мир с Украинской Народной Республикой и признать мирный договор между этим государством и державами Четверного союза. Территория Украины незамедлительно очищается от русских войск и русской Красной гвардии. Россия прекращает всякую агитацию или пропаганду против правительства или общественных учреждений Украинской Народной Республики».[241] Австро-Венгрия и Германия принимали Украину под свою защиту, на самом деле фактически ее создавая, так как никаких вооруженных сил у «молодой украинской демократии» не было. Об этом свидетельствует и дальнейшая судьба власти, подписавшей от имени Украины договор с немцами. Германия ее легко сместила и усадила «на трон» Украины гетмана Скоропадского — то есть монархическая Германия создала монархическую же Украину, отбросив в сторону «демократов», подписавших с ней договор.

В статье V мирного договора с немцами речь шла о судьбе русского флота: «Свои военные суда Россия либо переведет в русские порты и оставит там до заключения всеобщего мира, либо немедленно разоружит». Именно этот пункт и приведет к трагедии русского флота, которая хотя большей частью состоялась не в Крыму, но напрямую связана с Севастополем. Дело в том, что отвод войск и флота с «украинской территории» не представлялся возможным. Почему? Просто потому, что было непонятно, что же является территорией Украины. До Брестского мира такого государственного образования не было, а значит, не было и границ. В Балтийском море не было сомнений, какой порт является русским — это Кронштадт. Туда Балтийский флот и был уведен, что спасло его от уничтожения большевиками, хотя Троцкий предпринял титанические усилия, чтобы его затопить уже в Петрограде и Кронштадте.[242] На Черном море ясности, где заканчивается Россия и начинается Украина, не было, ведь никто о разъединении двух братских народов не мог помыслить и в страшном сне. Ситуация была во многом похожа на 1991 год, только во времена гражданской войны начала ХХ века все произошло максимально трагично.

По мнению германцев и украинцев, Севастополь уже весной 1918 года стал не русским портом, а следовательно, именно в нем согласно статье V Брестского мира корабли Черноморского флота должны были быть разоружены.[243] При этом в Берлине понимают, что Ленин не является «германским шпионом» и действует в интересах не Германии, а только что созданной революционной Советской страны. И его главная задача — устоять. Сделать все, чтобы революция не была задушена. А задушить ее в тот момент могут только две силы: Германия с союзниками или Англия с союзниками. Лавирование Ленина между этими двумя силами и есть суть 1918 года. И немцы, и англичане ситуацию прекрасно понимают, поэтому каждый из них давит на Ильича. Немцы — чтобы отдал корабли, англичане — чтобы утопил и не отдавал немцам.

22 апреля 1918 года немецкие войска захватывают Симферополь и Евпаторию, оккупация Севастополя становится неизбежной перспективой ближайших дней. 25 апреля 1918 года германское командование предъявляет ленинцам ультиматум о сдаче Черноморского флота. При этом немцы кроме официального послания Ленину и Троцкому обращаются еще и напрямую к руководству флота — Центробалту. Германское командование предлагает поднять на кораблях желто-синие «самостийные» флаги и обещает, что не тронет те, которые присягнут на верность Украине, признав их флотом союзного государства.[244] Перед моряками и оставшимися еще в живых офицерами Черноморского флота встает сложная дилемма. Изменить присяге России, стать «украинцами» и сохранить корабли или, сохранив верность «красной» Родине, увести корабли с возможной перспективой их потерять. Не дай бог никому такого выбора, сложно осудить и ту и другую стороны. Часть моряков решила в Новороссийск не идти, остаться и поднять украинские флаги. Другая часть кораблей, настроенных пробольшевистски, снимаются с якоря и покидают Севастополь. Среди них эсминец «Керчь», гордо поднявший на своей мачте красный флаг. Следующей ночью за ними выходят в море оба мощнейших дредноута — «Свободная Россия» («Императрица Екатерина Великая») и «Воля» («Император Александр III»), вспомогательный крейсер, пять эсминцев, подлодки, сторожевые катера и торговые суда. Как только корабли приближаются к проходу в боновых заграждениях, бухта освещается ракетами. Немцы успевают установить рядом с бухтой артиллерийскую батарею, которая открывает предупредительный огонь, большевики ответного огня не ведут. Эсминец «Гневный» получает пробоину и выбрасывается на берег в Ушаковской балке. Экипаж покидает его, взорвав машины. Мелкие суда, подводные лодки, катера, опасаясь обстрела, возвращаются к причалам. Дредноуты спокойно выходят в море — по ним германские артиллеристы все же стрелять не решаются. Таким образом, в Новороссийск уходят два линкора, 10 эскадренных миноносцев типа «Новик», шесть угольных миноносцев и 10 сторожевых кораблей. Сразу по прибытии революционно настроенная часть флота получает бодрую, почти поздравительную телеграмму из Москвы: «Выражаем всему личному составу флота, пришедшего в Новороссийск, братское приветствие от имени Морского комиссариата и Совнаркома. Революция оценит героические усилия, направленные в этих трудных условиях на спасение флота, страны и революции».[245]

Но все это являлось только началом трагедии. На самом деле повода для радости не было, никто в Москве спасать флот не собирался.[246] В начале мая командующий немецкими войсками фельдмаршал Эйхгорн, направляет в Москву ультиматум с требованием «о переходе флота из Новороссийска в Севастополь к 19 июня» для интернирования до окончания войны. Воевать нельзя — это спровоцирует немцев на окончательный разрыв с ленинцами, да и сил для этого нет. Даже просто обороняться в Новороссийске невозможно: нет укреплений, а войска разболтаны и деморализованы. Выполнить ультиматум, отдать флот Германии тоже не удастся — Англия и Франция этого допустить не могут, и в случае передачи кораблей судьба большевиков, вероятно, окажется печальной.

Итак, противиться немцам нельзя, противиться «союзникам» — тоже. Что же делать? Фантастическая гибкость Ленина помогает найти выход из сложившейся тупиковой ситуации. Немцы требуют заключить мирный договор с Украиной и передать ей корабли — хорошо, начинаем переговорный процесс. Мы, большевики, хотим строить с Киевом добрососедские отношения, просто вопросов к обсуждению много: границы, визы, раздел царских долгов. «Союзники» требуют флот затопить — отправляем в Новороссийск своего человека, чтобы он контролировал ситуацию и организовал уничтожение кораблей...

Советские историки рисуют нам картину полной безнадежности сопротивления немцам, в которой Ильич и принял решение потопить флот. Однако если хорошенько поискать, то можно найти и совершенно другие факты, говорящие о том, что моряки готовили Новороссийск к обороне, а затем дипломатическая ситуация в отношениях с Германией вообще в корне изменилась. Германия согласилась признать права России на Черноморский флот и взяла на себя обязательство вернуть суда по окончании мировой войны! Такой вариант развития событий мог не устраивать только британскую разведку. Действия Ленина нельзя логично объяснить, если не учитывать ее мощное давление на главу советского государства. Не о стране думал Ленин, принимая решение, а вновь и вновь о выживании своего детища — большевистской революции. Такую мысль высказал еще в 1924 году офицер русского флота Г. К. Граф в своей книге «На “Новике” Балтийский флот в войну и революцию»: «Ясно, что уничтожение Черноморского флота... было важно не большевикам: все равно, если бы флот и подлежал выдаче, им было бы очень рискованно нарушить условия мира; если же он оставался в их руках, то топить его не было никакого смысла, потому что он находился в их полной зависимости. И если они его потопили, то только в силу требования союзников, предъявленного в тяжелый момент».[247]

Вскоре на Черное море прибывает ленинский посланец. Это член Морской коллегии матрос Вахрамеев. С собой у него доклад начальника Морского генерального штаба с лаконичной резолюцией Владимира Ильича: «Ввиду безвыходности положения, доказанной высшими военными авторитетами, флот уничтожить немедленно».[248] Чтобы топить флот не мешал его командующий, М. П. Саблина вызывают в Москву (по дороге он убегает к белым). Но и новый командующий флотом, капитан первого ранга, командир дредноута «Воля» Тихменев пытается спасти корабли. Он телеграфирует в Москву: «Совет флагманов, собравшись 7-го июня с. г. на линейном корабле “Воля” и ознакомившись с секретным докладом Морского генерального штаба за №... и предписанием за №... постановил: ввиду того, что никакая реальная опасность от наступления германских войск, как со стороны Ростова, так и Керченского пролива Новороссийску не угрожает, то корабли уничтожать преждевременно. Попытка отдачи подобного приказания будет принята за явное предательство».[249] Тем временем в Киеве большевистская делегация продолжает вести с немцами обсуждение сдачи кораблей. Значит, уничтожить флот, как того требует Англия, не получится? В этот момент Владимир Ильич проявляет нечеловеческую гибкость. Он направляет севастопольским морякам две телеграммы, тексты которых по памяти приводит в воспоминаниях командир эсминца «Керчь» Кукель: «13 или 14 июня (не помню) была получена открытая радиограмма от центрального правительства приблизительно следующего содержания: “Германия предъявила ультиматум флоту прибыть в Севастополь не позже 19 июня, причем дает гарантию, что по окончании войны флот будет возвращен России, в случае неисполнения Германия угрожает начать наступление на всех фронтах. Не желая подвергать страну новым неисчислимым бедствиям, предписывает флоту идти в Севастополь с расчетом прибыть туда не позже 19 июня. Все безумцы, противящиеся власти, избранной многомиллионным трудовым народом, будут считаться вне закона. № 141”. Одновременно получена была шифрованная радиограмма (приблизительно) нижеследующего содержания: “Опыт показал, что все бумажные гарантии Германии не имеют цены и доверия, а посему флот возвращен России не будет. Приказываю флот потопить до срока ультиматума. Радио № 141 не числить. № 142”».[250]

Поясняем. Ленин отправил одновременно два приказа прямо противоположного содержания: один — отдать корабли немцам в Севастополе, второй — утопить их в Новороссийске. Эти телеграммы имеют входящие номера № 141 и № 142. Но и это не все. Тут же приходит еще одна телеграмма: «Вам будет послана открытая телеграмма — во исполнение ультиматума идти в Севастополь, но Вы обязаны этой телеграммы не исполнять, а, наоборот, уничтожить флот, поступая согласно привезенного И. И. Вахрамеевым предписания».[251] То есть, отдав два взаимоисключающих приказа, Ленин тайно подтверждает один из них — утопить флот. Владимир Ильич решает выполнить требования англичан, сделав вид, что хочет отдать корабли немцам. А потом представить дело так, что «матросы не послушались и вопреки приказу затопили корабли». Одновременная отправка двух взаимоисключающих приказов дает Ленину алиби и перед «союзниками», и перед немцами. Но тут начинаются проблемы. Командующий Черноморским флотом капитан Тихменев решает предать гласности все тайные приказы Ленина. Для этого он созывает общее собрание командиров, председателей судовых комитетов и представителей команд. На этом же совещании присутствуют ленинский эмиссар Вахрамеев и комиссар флота Глебов-Авилов. Тихменев объявляет, что им получены чрезвычайной важности документы из Москвы, которые он просит выслушать самым серьезным и внимательным образом. И предлагает обоим комиссарам зачитать телеграммы в порядке их получения. Они попытались отказаться, однако Тихменев настаивает, и в результате телеграммы читает комиссар Глебов-Авилов.

Прочитайте телеграмму № 141, а затем сразу № 142. Впечатляет. Произвели они впечатление и на черноморских матросов, поэтому их чтение сопровождалось громкими возгласами негодования. Однако для оглашения текста третьей, секретной телеграммы духа у ленинского эмиссара не хватило. Тогда командующий флотом Тихменев заявил собравшимся матросам, что комиссар не прочитал еще одной телеграммы, по его мнению — самой важной. Сильно растерявшись, Глебов-Авилов попытался что-то пролепетать о секретности и несвоевременности такого объявления. В ответ на это Тихменев взял третью ленинскую депешу и прочитал ее собранию. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Простым красным матросам было не понять столь «высокой политики», для них дело попахивало откровенным предательством. Было очевидно, что, пытаясь утопить флот, Ленин снимает с себя всякую ответственность и при желании даже может объявить их самих «вне закона»: причем за любые действия, так как отдано два взаимоисключающих приказа. Теперь заставить моряков потопить свои корабли практически невозможно. Напротив, значительная часть экипажей, как и балтийцы, выразила решимость дать бой и только после этого уничтожить корабли, как и подобает русским морякам, как это сделали герои Цусимы и «Варяга».

Для Ленина это равносильно смерти. По его личному распоряжению в Новороссийск отправляется Федор Раскольников, получивший особые полномочия и единственный приказ: во что бы то ни стало потопить флот.[252] Снова моряки стоят перед выбором: либо уничтожить корабли в Новороссийске, либо отдать их созданному германцами «украинскому государству», которое существует только на бумаге и через шесть месяцев исчезнет вместе с немецкой военной мощью. Ультиматум Германии истекает 19 июня 1918 года. 18 июня в пять утра в Новороссийск все-таки прибывает товарищ Раскольников. Те, кто хотел спасти корабли, уже уплыли: 17 июня 1918 года капитан Тихменев фактически уговаривает уйти в Севастополь дредноут «Воля», вспомогательный крейсер «Троян» и семь миноносцев. Вслед уходящим кораблям на «самом большевистском» эсминце «Керчь» раздается сигнал: «Судам, идущим в Севастополь: позор изменникам России».[253]

Команды оставшихся судов хорошо «обработаны». Раскольников быстро и решительно организует затопление части флота. Один за другим уходят на дно 14 боевых кораблей, среди них дредноут «Свободная Россия». Позднее будут потоплены еще и 25 коммерческих пароходов. А в Москве получают лаконичный отчет-телеграмму Раскольникова о проделанной работе: «Приехав в Новороссийск... взорвал на внешнем рейде все находившиеся... к моему приезду суда». Так случилась вторая трагедия русского Черноморского флота. Она произошла не в Крыму, но история связала эти места и события неразрывной цепью событий и следствий. Но вернемся на полуостров, на котором хозяйничали немцы — их время неумолимо уходило по мере того, как немецкая армия терпела неудачи на фронтах Первой мировой войны. Правительство, которое пришло к власти после начала революции в Германии и ее капитуляции, возглавил человек с удивительно подходящей для полуострова фамилией — Соломон Самойлович Крым.[254] Новое руководство Крыма выпускает декларацию, в которой говорит о поддержке белой деникинской Добровольческой армии и ее борьбе за восстановление «Единой и Неделимой»:

«Единая Россия мыслится правительством не в виде прежней России, бюрократической и централизованной, основанной на угнетении отдельных народностей, но в виде свободного демократического государства, в котором всем народностям будет предоставлено право культурного самоопределения. Вместе с тем правительство убеждено, что обеспечение благополучия и процветание всех народов, населяющих Россию, ни в коем случае не может быть построено на отрицании единой России, на ее ослаблении и на стремлении к отторжению от нее. В настоящее время наибольшей угрозой восстановлению нормальной жизни в Крыму, как и во всей России, являются те разлагающие силы анархии, которые довели нашу родину и наш край до теперешнего бедственного положения. Правительство призывает все население помочь ему в его борьбе с этими злейшими врагами права и свободы. В этой борьбе правительство не остановится перед самыми решительными мерами и воспользуется как всеми средствами, имеющимися в его распоряжении, так и готовой ему содействовать военной силой...»[255]

В конце осени 1918 года в Ялту прибывает первый посланный Деникиным отряд. Генерал Деникин при этом требует от командира дивизии генерал-майора А. В. Корвин-Круковского не вмешиваться во внутренние дела Крыма: «Русская государственность, русская армия, подчинение мне. Всемерное содействие Крымскому правительству в борьбе с большевиками. Полное невмешательство во внутренние дела Крыма и в борьбу вокруг власти».[256] Хорошие военные очень часто являются плохими политиками. К сожалению, белогвардейцы все еще продолжают считать англичан и французов союзниками, даже не осознавая, как тайные рычаги иностранного влияния именно «союзников» помогли разрушить Российскую империю. Поэтому Деникин приглашает «союзников» в Крым и ждет их появления, надеясь получить от них помощь в борьбе с большевиками. Эскадра из 22 кораблей Антанты прибывает в Севастопольскую бухту 26 ноября 1918 года ровно в полдень. Кажется, что Крым становится глубоким тылом, и вихри Гражданской войны теперь минуют его. Но никакой поддержки Белая армия от прихода союзников не получает. Они не воюют против большевиков и активно мешают это делать белым. Так, ими всячески тормозилось формирование Крымско-Азовской добровольческой армии, а когда Деникин решил перенести Ставку из Екатеринодара (Краснодара) в Севастополь, «союзники» категорически воспротивились этому решению.

«От союзников, вопреки установившемуся мнению мы не получили ни копейки[257]», — развенчивает миф об их «помощи» генерал Деникин. Почему «союзники» не позволили ему перенести Ставку в Севастополь? Чтобы элементарно захватить остатки Черноморского флота, которые при немцах подняли украинские флаги. А затем их уничтожить. Именно поэтому союзники не пускают в Севастополь Деникина и не отдают ему боевые и не только боевые корабли. «...С приходом в Севастополь союзники подняли на наших судах свои флаги и заняли их своими командами»,[258] — указывает сам Деникин в «Очерках русской смуты». Сделано это было вопиющим образом. Дело в том, что после ухода немцев команды подняли на всех судах Черноморского флота, которые находились в Севастополе, Андреевские флаги. И ждали «союзников». Придя, англичане и французы потребовали спустить русские флаги на русских боевых кораблях, после чего просто их захватили. На каком основании это было сделано, никто никогда так и не объяснил. Не будем утомлять читателя перечислением названий захваченных судов. Однако факты таковы: иностранные флаги были подняты на всех исправных кораблях. Сделано это было настолько оперативно, что заставляет предположить: команды для русских кораблей были заготовлены и привезены с собой загодя. А значит, захват был отнюдь не случайностью, армада «союзников» плыла в Черное море с четко сформулированной целью: захватить здесь все остатки русского флота, что она и сделала, несмотря на протесты белогвардейцев. При последующей эвакуации все русские суда были «союзниками» уведены. Почему французы увели наши корабли? Потому что большевики начали наступать. А вернее, потому что французы и англичане стали убегать, фактически ликвидируя своим поведением Белое движение. Дело в том, что «союзники» не ставят в известность о своих планах Деникина.[259] В конце марта 1919 года началась эвакуация Симферополя. Потом происходит эвакуация Одессы и Севастополя. Не имея никаких причин для срочности, французы и англичане не просто уводят русские суда. С собой они забирают транспорты, а боевые корабли стараются уничтожить. То, что начали большевики по настоятельной «просьбе» британских «партнеров», активно продолжают уже сами англичане — Черноморский флот отправляется на дно! На эвакуацию Севастополя весной 1919 года «союзниками» отводится... 12 часов. Британцы с помощью буксирного парохода вывели 11 русских подводных лодок («Орлан», «Гагара», «Кит», «Кашалот», «Нарвал», «АГ-21», «Краб», «Скат», «Судак», «Лосось» и «Налим») на внешний рейд Севастополя и потопили подрывными патронами на большой глубине. 12-я подлодка «Карп» была затоплена в Северной бухте. Затем настал черед «портовых учреждений»: подрывные команды английских матросов взорвали пушки Севастопольской крепости и сожгли в погребах крепости и военно-морского склада порох. Ими были уничтожены цилиндры паровых машин на крейсере «Память Меркурия», эскадренных миноносцах «Быстрый», «Жуткий», «Заветный» и даже старых номерных миноносцах, а также служившем казармой транспорте «Березань». Погибли броненосцы «Евстафий», «Иоанн Златоуст» и «Борец за свободу». Весь этот ужас проходил на глазах белого командования. «...Союзники, при общем паническом настроении, топили лучшие наши подводные лодки, взрывали цилиндры машин на оставляемых в Севастополе судах, топили и увозили запасы. Было невыразимо больно видеть, как рос синодик остатков русского флота, избегнувших гибели от рук немцев, большевиков и матросской опричнины...»[260]

Остается лишь подивиться терпению и слепоте написавшего эти строки Антона Ивановича Деникина, который даже после севастопольской трагедии продолжал смотреть на своих английских и французских «партнеров» сквозь розовые очки. Самое интересное, что, разгромив и затопив все, что было возможно, моряки Антанты Севастополь не покинули! После срочной эвакуации русских войск и кораблей французы и англичане преспокойно оставались в городе еще 12 дней![261] Все это время красные части терпеливо ждали, пока «союзники» закончат разгром, и в город не входили, так как между ними было заключено перемирие. Возникает вопрос: так чьими «союзниками» были войска Антанты? Судя по их поведению — явно не белых...

Так стоило ли спешить и устраивать срочную эвакуацию? Конечно да, ведь именно кризис, вызванный этой поспешностью, отправил на дно уйму русских кораблей. Если же мы представим, что Гражданская война есть не что иное, как один огромный кризис, то ответ на вопрос, зачем она была нужна «союзникам», перестанет быть для нас сложным. Катаклизм, вызванный русской междоусобицей, позволял, сохраняя все приличия, относительно быстро отправить «на дно» саму Россию. Лишь через год (!) в декабре 1919-го группа из восьми белых морских офицеров отправилась из Новороссийска в Севастополь, надеясь получить в распоряжение Добровольческой армии хотя бы один военный корабль. Не тут-то было! Не дали! Пришлось вооружить двумя 75-миллиметровыми орудиями ледокольный буксир «Полезный», который и явился первым кораблем Добровольческой армии. Это все равно что обложить броней запорожец и на этом основании объявить его танком. Вот так «союзники» помогали белым. Вообще и в Крыму в частности. А в результате их «бегства» появляется Крымская Советская Социалистическая Республика, вошедшая в состав РСФСР. Кстати, в правительстве КССР был младший брат Ленина — Дмитрий Ильич Ульянов...

Данный текст является ознакомительным фрагментом.