Заключение

Заключение

Подводя итоги нашего исследования, можно сказать: прическа являлась немалым этноопределяющим признаком в традиционном обществе, в особенности в языческую эпоху, т. к. была одним из видов imitatio dei – подражания этническим богам-покровителям и обеспечивала мистическое единство с ними и благополучие народа и страны. Прическа Святослава отнюдь не была причудой князя или подражанием какой-то внешней моде. Это – за исключением, быть может, чуба – был наиболее распространенный внешний облик руса IX–X вв., во многом сохранившийся до конца XI в. Этот облик находился в вопиющем противоречии со скандинавскими обычаями: если у русов обритые голова и подбородок были «признаком знатности рода», то у скандинавов – клеймом позора и предельного унижения. Этот облик не был схож с обликом тюрок, носивших в массе своей косы. Этот облик полностью укладывается в традиции балтославян.

Можно, конечно, привести примеры причесок подобного рода у неславянских народов. Можно привести примеры, когда славяне (глубокие старики, языческие жрецы или, напротив, христиане) выглядели по-иному. Но все это ничуть не поколеблет основного вывода этого исследования – а именно, что славяне выглядели так более чем часто, и, что еще более важно, ни тюрки, ни, в особенности, знатные скандинавы, НИКОГДА И НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ так не выглядели.

Отчего же норманисты, в том числе такой блестящий знаток тюркских обычаев, как Петрухин, вопреки всякой очевидности твердят о «тюркской прическе Святослава? Надо полагать, что в противном случае им придется признать – и как-то объяснить – совершенно невероятный факт: «скандинавские» русы в течение неполного столетия, в третьем поколении династии позаимствовали обычай не просто чуждый, но и прямо позорный в глазах их скандинавских «предков», и заимствовали даже не у соседей – пусть и дикарей печенегов, – а у покоренных данников, славян, и стали, в довершение всего, считать этот обычай «признаком знатности рода».

Излишне говорить, что подобных примеров история попросту не знает. Пришельцы-завоеватели либо прилагали все усилия, дабы не смешаться с покоренными (пример забавной крайности – легендарный индийский царь Сагара, завоевав РОДСТВЕННЫЕ племена, принудительно заставил их изменить обычаи, в том числе, кстати, «заставил их… либо обрить себе головы, либо отпустить бороды, чтобы они отличались от его исконных подданных» (85), либо навязывали им свои обычаи, вплоть до полной ассимиляции (хрестоматийный пример – германцы на востоке от Эльбы).

Какой же вывод можно сделать из вышесказанного? Разумеется, данные «прически» – не единственное, позволяющее отвергнуть версию о скандинавском происхождении русов и убедиться в балтославянских корнях последних. За эти описания татуировок русов, их одежды, вооружения и боевого искусства, имена и изображения их божеств и устройство святилищ, обстоятельства принятия ими христианства, их письменность и имена – все, что можно объединить в понятие этнического портрета. Но именно «прическа» ярче и очевиднее чего бы то ни было доказывает: на Дунай пришел во главе своих славянских дружин князь Святослав, а не вымышленный норманнистами «конунг Свендислейф» (86).