Национал-капиталисты

Национал-капиталисты

Первым лидером националистов-рыночников стал В. И. Корчагин, чье издательство «Витязь» специализируется на издании антисемитской литературы, где евреи сплошь и рядом ассоциируются с коммунизмом. Одной из 25 брошюр, выпущенных им в серии «Библиотечка русского патриота», были «Славянские веды», якобы подготовленные Московской общиной древнерусской религии290. Брошюра была посвящена не столько изложению религиозной доктрины, сколько выяснению места евреев на Земле. Ее автор исходил из примордиалистского понимания этничности: он представлял народы вечными территориальными общностями, обладающими каждая исключительно своей религией и поклоняющимися своим богам. Обращение к чужой вере он называл преступлением против порядка, установленного якобы свыше. Славянам он приписывал религию, называемую «славянским ведизмом», священными книгами которого якобы служили «славянские веды». К ним он относил «Книгу Велеса», «Славяно-арийские православные веды», «Боянов гимн» и пр. Якобы все это и лежало в основе «русского православия». Центром поклонения он называл некие Белые горы, будто бы расположенные в центре России. Ни Библия, ни христианство к этому не имели никакого отношения. А тех, кто путем навязывания своей религии хотел завладеть чужой землей, автор называл завоевателями и объявлял им войну. Добрую славянскую религию он противопоставлял якобы злой христианской, рожденной в мире работорговли, в империи зла, наполненной чувством «национального превосходства» и религиозным фанатизмом. Не слишком считаясь с историческими реалиями, автор смешивал иудаизм с христианством и не отличал Римскую империю от зависимого от нее Иудейского царства. При этом он обличал идею «богоизбранного народа» и называл Библию «фашистско-иудейской инструкцией завоевания мира». В этом контексте иудаизм и христианство оказывались «двумя преступными идеологиями еврейского народа». К концу брошюры «иудеи» превращались в «синайских сатанистов», якобы с помощью Дьявола плетущих заговор против человечества.

После столь широковещательных заявлений автор переходил к обвинению «сионистов» в ведении «религиозной войны» против народов мира. При этом их главным орудием оказывалось христианство, якобы лишавшее бывших язычников воли и отдававшее их во власть коварных «иудеев». В этих рассуждениях находили место и «мировой Сион» как прообраз «мирового правительства», и «жены-еврейки» как «религиозно-сексуальные воины», смущающие умы своих «мужей-гоев», и упадок «национальных культур», якобы неизбежно сопровождающий внедрение христианства, и якобы присущее «иудеям» стремление властвовать в мире. Автор призывал к сопротивлению и возвращению народов к «своим богам», причем русским он предлагал «Славяно-арийское православие». Автор приветствовал антисемитские кампании сталинского режима и сетовал на то, что якобы в 1993 г. власть в России снова перешла от славян к «иудеям». Эту власть он квалифицировал как «израильскую оккупацию» и призывал к восстанию. Но для начала, подобно нацистам, он предлагал объявить бойкот «иудейским банкам и магазинам». В перспективе он советовал вести борьбу с «иудеями» «до их полного изнеможения». Он не отвергал и «германский способ» решения еврейского вопроса, правда считая его «самым нежелательным», хотя и допустимым «в крайнем случае». Своим идеалом автор видел «русский капитализм» со «славянской властью». Он мечтал о Руси «святой и некрещеной», очищенной от «неруси поганой». В брошюре находила место и идея смены эры, с чем автор связывал возвращение Сварога и Перуна. Наконец, он призывал к созданию «идейно-религиозного национализма», якобы способного спасти народ и помочь его возрождению на своих собственных землях (Корчагин 2001). Иными словами, «национальная религия» выступала в брошюре не самоценностью, не моральным императивом, а инструментом для установления «русской власти» и очищения страны от «нерусских». И все это должно было происходить под покровительством бога Сварога.

Ближайшим помощником Корчагина по издательским делам был П. И. Шибин, ранняя смерть которого заставила Корчагина не на шутку расчувствоваться и провозгласить его героем русского народа. В частности, в предисловии к одной из антисемитских брошюр Шибина Корчагин всячески превозносил его за пропаганду идеи о том, что путь русского народа к спасению лежит будто бы «через возврат к религии наших предков – вере славяно-русов и изгнание евреев из России» (Шибин 1998: 1. См. также: Иванов 2000: 302–306). Действительно, подобно самому Корчагину, в христианизации Руси Шибин видел величайшую трагедию русского народа, якобы покорившегося «еврейской вере» и потерявшего волю к сопротивлению «иноземному игу». Сообщая читателю «правду» о фашизме и обвиняя евреев во всех бедах, постигших Россию в XX в., Шибин возлагал ответственность за это более всего на Русскую православную церковь и призывал всех русских патриотов выступить единым фронтом против нее (Шибин 1998: 46).

К националистам-рыночникам, придерживающимся радикальных взглядов, относится и писатель В. Б. Авдеев. Окончив МЭИ, он получил профессию инженера по персональным компьютерам, но, похоже, не получал удовольствия от этой работы. Его больше манили загадки древних цивилизаций и религий, и во второй половине 1980-х гг. он дебютировал как писатель, сочиняющий рассказы о них291. Авдеев исходит из того, что в нашу эпоху модернизации и урбанизации, в эпоху значительных миграций и этнических смешений притягательность прежних ценностей и компетентность в традиционных знаниях, в том числе религиозных, резко падают. Он считает далеко не случайным тот факт, что современный человек начинает все более тяготеть к нетрадиционным религиям. Для него это означает перспективу создания и распространения универсальных религий в будущем (Авдеев 1994: 4). Это и заставляет его считать христианство отмирающей религией, и, чтобы ускорить этот процесс, он прилагает все усилия для его дискредитации, причем делает это в духе процветавшего недавно «научного атеизма». Но он борется с христианством не как атеист, а как защитник дохристианской языческой религии. Поэтому ему важно, во-первых, доказать непреходящее величие языческих ценностей, во-вторых, показать несамостоятельность и скудость христианского духовного наследия и, в-третьих, обвинить христианство в безжалостном уничтожении язычества, якобы содержавшего бесценные сокровища народной мудрости. Возрождение язычества требует определенной почвы, и Авдеев без устали ищет доказательства тому, что язычество не исчезло полностью, что его живые свидетельства встречались то тут, то там на протяжении всей русской истории и дожили до наших дней. Он утверждает, впрочем не без основания, что языческая стихия постоянно сопровождала русское православие. Однако он делает акцент не на включение языческих культов и представлений в последнее, а на их извечной борьбе, причем настаивает на том, что языческое сознание проявлялось будто бы в сектантстве и расколе (Авдеев 1994: 6 – 15).

Авдеев специально останавливается на описании жестоких методов, которыми осуществлялась христианизация Руси (Авдеев 1994: 6, 146–147)292. Другая его мысль заключается во вредоносности христианства, которое будто бы погубило Рим и привело к расколу Киевской Руси (Авдеев 1994: 6, 35), задержало культурное развитие в России и Европе (Авдеев 1994: 14), уничтожило или скрыло от людей плоды тысячелетних народных наблюдений (Авдеев 1994: 15, 35). Наконец, он объявляет христианство «религией человеконенавистничества», неспособной к творческому мышлению (Авдеев 1994: 38, 44). А чтобы окончательно его дискредитировать, он причисляет к последователям Христа коммунистов (Авдеев 1994: 131), не ведая, как много коммунистов окружали в 1990-х гг. того же Безверхого. Авдеев в особенности настаивает на якобы психопатической ущербности личности Христа и его тяжелой генетической наследственности (Авдеев 1994: 46) и делает «величайшее открытие», заявляя, что символ креста возник задолго до христианства (Авдеев 1994: 47 сл.). Он обвиняет ученых в сокрытии такого рода информации, как бы не замечая того, что все соответствующие материалы он черпает из трудов тех же ученых!

Наконец, Авдеев утверждает, что источники христианства, а равным образом индуизма и буддизма следует искать в зороастризме, откуда авторы священных книг будто бы и получали информацию. Опираясь на исследование Мэри Бойс (1987: 40, 96), Авдеев доказывает, что «зороастризм был первой настоящей религией в полном смысле этого слова вообще, и все остальные: индуизм, иудаизм, христианство, ислам это лишь более поздние искажения оригинала…». Единственное, в чем автор милостиво отдает приоритет иудаизму и раннему христианству, – это изобретение понятия «священной, религиозной» войны (Авдеев 1994: 18–20, 42–43).

Авдеев с восторгом подхватывает уже известную нам идею об арийском происхождении славян, о родстве славян со скифами и о родине Заратуштры на территории России к востоку от Волги293. Ему импонирует мысль о локализации арийской прародины в России (Авдеев 1994: 45, 162). Ведь, тем самым, славяне оказываются создателями высшей мудрости и древнейшей на Земле религии.

Автор восхищается Римской империей с ее приматом государственности над племенными и религиозными идентичностями, преклоняется перед царившей там религиозной свободой и клеймит христианство за его склонность к навязыванию всем жесткого единомыслия (Авдеев 1994: 35, 39). Странно, что он не чувствует в этом никакого противоречия со своим собственным стремлением упразднить «калейдоскоп культур и религий» и создать «универсальную религию будущего», способную объединить человечество «в мировой космический универсум», видя в этом «замечательную перспективу» (Авдеев 1994: 4).

Автор склонен к эсхатологическому мышлению. Он предвидит близкую гибель старого мира и призывает сознательно готовиться к качественной перестройке сознания. В этой связи он приходит к безапелляционному выводу о том, что «христианство… нуждается в физическом уничтожении» (Авдеев 1994: 78). На смену ему должна прийти новая «культурная мифология», новая политеистическая религия, опирающаяся на «евразийскую идею». «Чем больше Богов – тем лучше» (Авдеев 1994: 79, 98). Авдеев прилагает все усилия, чтобы сделать язычество привлекательным в глазах читателя. Он, скажем, прибегает к такому аргументу: «Чем больший капитал собирал человек на земле, тем большей властью, почетом, уважением мог воспользоваться он на “том свете”… Древний славянин, так же как и нынешний мусульманин, мог иметь столько жен, на сколько у него хватало денег, здоровья и воображения, ибо все они переходили и в другую жизнь» (Авдеев 1994: 160, 164–165). Автору невдомек, что в условиях язычества вдова или невинная девушка нередко переходила в другую жизнь не только фигурально, но и физически путем насильственного умерщвления (Боровський 1992: 137–138), и он создает миф о безусловном равноправии женщин в языческом обществе.

Авдеев выступает ярым поклонником империи, и его построения пронизаны мегаломанией. Он убежден в том, что, поскольку Россия была прародиной ариев, именно ее народы призваны увлечь весь остальной мир «к высотам новой духовности» и объединить все «новые религии» и нетрадиционные культы в глобальное экуменическое единство (Авдеев 1994: 165). В то же время, чтобы избежать дальнейших катаклизмов, народам России следует объяснить, что «Христос и Магомет – это заморские иностранцы», а великий Зороастр – «это наш соотечественник». Первые будто бы поделили мир на два враждующих лагеря, и только последний способен помирить всех в рамках единой культурной традиции. Только свой местный Бог может принести удачу и счастье. По мысли автора, достаточно объяснить это людям, как они тотчас же устыдятся своей бессмысленной вековой борьбы, и наступит вечный мир. Он вновь и вновь доказывает, что эта задача по плечу лишь «национальному пророку, а не привозному», и тут же предсказывает, что будущее принадлежит «наднациональному, континентальному миросозерцанию» (Авдеев 1994: 168–169, 172). Как все это совмещается с национальным, то есть глубоко укорененным в местной культурной традиции, пророком, автора не волнует. Корни этого разительного противоречия уходят к классическому евразийству, мечтавшему объединить все народы мира под единой «уютной» крышей русского православия. Автор лишь заменяет православие зороастризмом и провозглашает наступление эпохи «русской идеи» без Христа.

Если в рассматриваемой книге Авдеев тактично обходил национальный вопрос и избегал откровенных расистских и антисемитских рассуждений, то позднее он выступил истовым приверженцем «интегрального национализма» и расовой идеи (Авдеев 1996; 1997). В конце 1990-х гг. он объявил себя теоретиком «национал-гедонизма» и стал активно участвовать в развитии антихристианского национал-демократического движения. Он делал это, будучи активистом Московской языческой общины и членом Клуба славяно-горицкой борьбы, а также активно сотрудничая с такими расистскими изданиями, как «За русское дело» и «Наследие предков» (об этом см.: Прибыловский 1998б; Сиротин 1997). В 2000 г. Авдеев наряду с П. В. Тулаевым стал одним из основателей расистского журнала «Атеней» и одновременно учредил Библиотеку расовой мысли, под грифом которой переиздал книгу Людвига Вольтмана «Политическая антропология», известное расистское произведение начала XX в., а также произведения Ганса Гюнтера, пламенного пропагандиста расовой антропологии в эпоху нацизма. Авдеев объявил себя «отцом русской расологии», в рамках которой он пропагандирует расизм (Шнирельман 2007б). Информация об издаваемых им книгах размещается на сайтах русских неоязычников, которых он просвещает в области расовых проблем.

В середине 1990-х гг. радикальная газета «Русская правда» опубликовала серию антихристианских и антисемитских статей М. Рыжова из Екатеринбурга, скрывающегося под псевдонимом Ант Росс (Антон Россов) (об этом см.: Паншина 1996; 1997: 78). Он последовательно проводил идею о том, что не только западное христианство, но и русское православие строятся на основах иудейского наследия и далеки от истинно русского духа: «Ортодоксальное еврейское христианство и русское Православие – одно и то же. Для него любая христианская религия, и прежде всего русское православие, – это «зомбирование», внедрение чужой идеологии, «толкающей русский народ в беспредельное иудейское рабство» и ведущей к его обнищанию в условиях всевластия «иудейского правительства России» (Росс 1995в: 1–2).

Повторяя зады антисемитской пропаганды, он утверждал, что Иисус Христос был послан не ко всему человечеству, а именно к «богоизбранному» еврейскому народу, а всем остальным народам якобы предназначалось быть лишь «рабами-псами» у ног последнего; что свои язык и письменность евреи похитили у «арабов-хананеев» Палестины; что своего бога они также заимствовали у древних народов Востока; что у них никогда не было своей истории; что зато «христиане никогда не считались с мнением основной массы народа и уничтожали подлинные документы национальной истории, чтобы они не противоречили еврейско-библейской трактовке мира»; что «по иудейской идеологии женщина – не человек»; что евреи оккупировали Грецию и извели местных славян; что евреи выдумали коммунизм, опять-таки чтобы господствовать над неевреями; что при этом евреи являются «народом-паразитом», повсюду противостоящим народам-труженикам; что евреи постоянно захватывают чужие земли, истребляя там коренное население (Росс 1995в: 3–8). Автор делал вывод о том, что «во всем мире евреем называется человек любой национальности, если он исповедует на практике основы иудейской идеологии паразитизма». Иначе говоря, «евреи или иудеи, что сегодня одно и то же, никогда не были народом, расой, нацией, национальностью. Они есть и навсегда останутся лишь племенным сообществом, связанным воедино эгоистическими паразитическими интересами, наиболее четко выраженными в идеологии иудаизма» (Росс 1995в: 7–8). Вряд ли есть лучший способ живописать универсального врага, против которого следует подняться всему человечеству.

Далее, Ант Росс утверждал, что вместе с Евангелием евреи якобы несли миру культуру сексуальных извращений – гомосексуализм и лесбиянство. По его словам, сегодня именно иудеи поддерживают русское православие. Якобы именно они, беспощадно уничтожившие когда-то языческие святилища, настаивают на восстановлении православных храмов и в то же время противятся восстановлению «русских языческих святилищ». Наконец, подхватывая сомнительные гипотезы академика А. Т. Фоменко, этот автор утверждал, что Ветхий Завет был создан не ранее XV–XVI вв., что библейская археология никакого отношения к евреям не имеет и что, тем самым, евреи всегда были людьми без роду без племени. При этом крупнейшим авторитетом ему служит И. А. Крывелев, один из известных представителей советского научного атеизма (Росс 1994а; 1994б; 1994в; 1995а; 1995б)294. В Омске близкие взгляды развивал А. Хиневич (Яшин 1997б).

В 2000 г. антисемитская неоязыческая библиотечка пополнилась новым изданием – книгой В. А. Истархова «Удар русских богов». Автор, скрывавшийся под псевдонимом и называвший себя «академиком Арийско-Русско-Славянской академии», выступал от лица «мелких и средних собственников», чьи интересы он в первую очередь и защищал (Истархов 2000: 159–162; 2005. О нем см.: Popov 2001). Он сообщал в аннотации, что его книга была направлена против «главных еврейских религий», включая христианство и коммунизм. Он гордился своей принадлежностью к язычеству – «исконной многотысячелетней религии русских и арийских народов» – и стремился разоблачить «еврейские религии», видя в них «информационное оружие для захвата и установления мирового господства высшей еврейской олигархией и их сатанинскими хозяевами» (Истархов 2000: 2, 55). Обращаясь к заинтересованному читателю, он торжественно заявлял: «Мы арийцы – дети наших Богов». И сообщал, что «наши Боги… в наших генах» (Истархов 2000: 3). Между тем, очевидно не особенно надеясь на гены, автор прилагал все усилия для того, чтобы убедить читателя во вредоносности «жидолюбивого» христианства. Он объявлял Иисуса Христа дьяволом и предлагал «слушать Христовы заповеди и делать наоборот» (Истархов 2000: 54–55).

Вполне в духе «неоязычников-рыночников», Истархов объявлял христианство и коммунизм «лживыми религиями», которые тысячелетиями, на протяжении эры Рыб, навязывались народам мира с целью их порабощения (Истархов 2000: 4–6, 60). Чтобы избежать обвинения в антисемитизме, автор прибегал к уже известному нам трюку – он обвинял иудаизм в истреблении подлинных древних евреев и в создании вместо них «новых евреев в виде биороботов» (Истархов 2000: 7). Он одобрял антисемитизм как «естественную защитную реакцию других народов от еврейского шовинизма» и призывал привлекать борцов с антисемитизмом к уголовной ответственности (Истархов 2000: 72–73). Его печалило то, что современный мир якобы страдает под еврейским гнетом. Единственное средство покончить с этим автор видел в восстановлении «древней и национальной (не только для русских, но и для всех арийцев) религии язычества или ведизма», якобы призванной стать «настоящей религией XXI в.», эры Водолея. Ведь, по мнению автора, «настоящий национализм невозможен без своей национальной религии, без связи со своими родными Русскими Богами» (Истархов 2000: 9).

В целом книга была написана в типичном для советского научного атеизма духе разоблачения «лживой церковной пропаганды». И автор посвящал несколько глав плоской критике христианства с позиций здравого смысла (Истархов 2000: 14–66). Те же самые советские атеистические разработки лежали в основе его критики иудаизма – не понимая сути религии, он трактовал ее как социальную и национальную идеологию, подобно другим антисемитам упрекая иудаизм в «шовинизме и расизме». Он не затруднял себя обращением к первоисточникам; ему было достаточно тенденциозно подобранных цитат из Талмуда, опубликованных издательством «Витязь». Немудрено, что в своей характеристике иудаизма он довольствовался расхожими антисемитскими штампами: «иудаизм – преступная идеология», «еврейские синагоги – это… центры международной мафии», «евреи – это пятая колонна сионизма в любом государстве» (Истархов 2000: 67–69, 78). Не желая понять суть христианства и смешивая его с иудаизмом, он объявлял его национальной еврейской религией (Истархов 2000: 61), слепо следуя в этом уже известному нам злобному антисемитскому трактату В. Емельянова (Истархов 2000: 81–82).

В русском язычестве Истархов видел национальную разновидность общеарийской религии – «ведизма» (Истархов 2000: 10) и заявлял, что в моральном отношении она не в пример привлекательнее христианства. Ведь она воспитывает не рабов, а воинов, предлагает не плакать, а веселиться, пропагандирует знание вместо слепой веры, ставит на место христианской богобоязни веру в свои силы, раскрепощает естественную для человека сексуальность, отбрасывает «двуличие христианской морали», вместо самопожертвования прививает «здоровый эгоизм» и стремление к личному обогащению, вместо «гнилого гуманизма» – право на возмездие, наконец, отрицая общечеловеческие ценности, провозглашает «принцип здорового русского национального эгоизма» (Истархов 2000: 24–55).

Многобожие привлекало Истархова тем, что оно якобы поддерживало кастовую структуру и сословную организацию. Ему представлялось, что именно в этом заключается естественное состояние человеческого общества. Он не только одобрял социальное неравенство, но искал его истоки в генотипе, тем самым пытаясь оживить давно отброшенную наукой расовую теорию (Истархов 2000: 9, 62–63). Он прямо писал: «Сейчас уже генетика четко доказала неравенство не только людей, но и наций и рас. У разных наций и рас различный генотип» (Истархов 2000: 63). Не отягощая себя научными изысканиями, автор был не прочь взять в союзники Гитлера, чью книгу «Майн кампф» он называл «истинной и серьезной» и откуда он открыто заимствовал идеи (Истархов 2000: 76, 116, 192, 294). Нацистский пример автора даже вдохновлял, и он считал идеологию нацизма «ударом языческих Богов по иудохристианству, коммунизму и сионизму»295. Заинтересованному читателю он был готов рекомендовать и другую «хорошую антисемитскую литературу» (Истархов 2000: 77).

В книге Истархова развивается типичный для постколониального мира миф о «похищении знаний» – утверждается, что иудеи и христиане украли идеи, принципы и символы из языческой религии ариев (Истархов 2000: 12, 53–54, 132, 139), что Эйнштейн украл идеи у Пуанкаре и что вообще «украсть чужое и выдать за свое – типичный метод еврейской гениальности» (Истархов 2000: 83).

Не признавая логики, автор прибегал к жонглированию понятиями, не только не объясняя, но даже намеренно искажая их смысл. Так, на одной и той же странице он пытался уверить читателя в том, что абсолютной истины не существует, и в то же время заявлял, что «плюрализм просто не нужен» (Истархов 2000: 65). Он подчеркивал принадлежность Бенджамина Франклина и Джорджа Вашингтона к масонам, то есть, по его версии, слугам «всесильных евреев», и одновременно цитировал их злобные юдофобские высказывания (Истархов 2000: 73–74, 270).

Доставалось евреям и от самого автора – они обвинялись в половых извращениях (Истархов 2000: 28–30), в ритуальных убийствах «арийских детей» (Истархов 2000: 33–34, 118), в нечестности и фанатизме, деспотизме и «идейной работорговле» (Истархов 2000: 70–71, 76, 92), а иудейский бог изобличался в непомерной жестокости (Истархов 2000: 16). Раскрыв «истинное нутро» евреев, автор с нескрываемым злорадством сообщал о еврейском происхождении Христа, Маркса и Ленина (Истархов 2000: 34–36), как будто именно принадлежность к еврейству сделала их «выродками», не давшими человечеству ничего, кроме зла. Мало того, автор хотел убедить читателя в том, что корни «мирового зла» восходили к египетскому фараону Эхнатону, якобы представителю «неземной сатанинской цивилизации», который первым пытался ввести единобожие. Вот, оказывается, чьими идеями веками питались масоны и коммунисты (Истархов 2000: 58–59). При этом Истархов с полным доверием использовал гипотезу Фрейда о том, что Моисей был египетским жрецом. Левитов он также называл «потомками оккультных древнеегипетских жрецов» (Истархов 2000: 94, 102). Помимо Эхнатона, другим злым гением человечества оказывался царь Соломон (Истархов 2000: 88, 95, 116), которого Истархов, подхватывая созданный масонами миф, считал основателем масонства. В соответствии с этим мифом он со всей энергией набрасывался на «мировое масонство», связывая его с неким «тайным правительством» (Истархов 2000: 143–152).

Особенно дорога была автору идея о том, что «коммунизм – это порождение сионизма и сионистских масонских структур». Марксизм он уличал в стремлении развязать гражданскую войну и разделаться с неевреями руками самих же неевреев. Он не только подхватывал затасканную антисемитами идею о «еврейской власти» в большевистской России, но шел много дальше, объявляя даже Сталина «грузинским евреем» (но тут же с одобрением сообщал о том, как тот преследовал «жидов и сионистов». См.: Истархов 2000: 156, 291, 296). При этом, обличая коммунизм, автор противопоставлял ему не капитализм или какой-либо иной социальный и экономический строй, а «язычество», как будто оно было способно автоматически ликвидировать все общественные пороки (Истархов 2000: 81, 153–172).

В борьбе с коммунизмом автор обращался к мировой истории и всеми силами стремился возродить понимание ее сути как расовой борьбы между евреями и арийцами. При этом он прилежно повторял зады антисемитской пропаганды, ведущейся со второй половины XIX в., о том, как будто бы евреи погубили Рим, хазары-иудеи ввели на Руси христианство, масоны и евреи устроили американскую революцию, Великую французскую революцию и Октябрьскую революцию в России, а также развязали обе мировых войны. Автор также заявлял, что в современных США будто бы правит еврейская финансовая олигархия, обирающая американских налогоплательщиков. Наконец, перестройку в СССР автор объявлял деянием все тех же евреев, якобы захвативших власть в современной России (Истархов 2000: 222–316).

Тем самым, Истархов всячески пытался возбудить русских против евреев. Стержнем его концепции являлась идея религиозной конфронтации между «русским (арийским) язычеством», с одной стороны, и христианством и иудаизмом – с другой. Именно с этой идеей он вначале выступил на страницах газеты Корчагина «Русские ведомости» (Истархов 1998), оживляя средневековый обычай религиозных войн. В своей книге он шел еще дальше и, переиначивая любимый тезис Сталина об обострении классовой борьбы, заявлял, что «при переходе к новой Эре война Богов обостряется» (Истархов 2000: 319). Он призывал к подготовке русского восстания против евреев и первым оружием в этой борьбе объявлял «русское язычество». Примечательно, что он допускал искусственное создание религии: «Даже если бы у нас не было национальной религии, ее надо было бы придумать» (Истархов 2000: 320). Россию автор отождествлял только с русским народом, объявляя ее мононациональным государством, где следует установить этнократию. Одного лишь Русского государства ему казалось мало, и он призывал к построению «наднационального» государства (то есть новой империи!), которое было бы «полезно русскому народу» (Истархов 2000: 332). Путь к этому автор видел в возрождении «русского язычества», в восстановлении ведических храмов, и его книгу завершал лозунг «Да помогут русскому народу русские Боги Сварог, Перун и Велес!» (Истархов 2000: 354)296. Что же касается евреев, то их, по мнению автора, следовало частью судить, а остальных «полностью депортировать из России на веки вечные» (Истархов 2000: 351).

В подтверждение своих идей автор опирался на фальшивки, издавна использующиеся антисемитами для борьбы с евреями. Он рекомендовал читателю ознакомиться со сфабрикованными царской охранкой «Протоколами сионских мудрецов», причем не в подлиннике, а в изложении Генри Форда (Истархов 2000: 95). Это ему представлялось недостаточным, и он публиковал подложный «Катехизис еврея в СССР» (Истархов 2000: 96 – 101), пользующийся большой популярностью у русских антисемитов.

Обе эти фальшивки вдохновенно пропагандируются издательством «Витязь» Корчагина. Они исправно в том или ином виде включаются в издаваемую им «Библиотечку Русского патриота», публикующую книги, либо целиком основанные на изложении текстов «Протоколов», как, скажем, брошюра Г. Форда «Международное еврейство», либо включающие цитаты из «Протоколов» и «Катехизиса» или ссылки на них, как это делал Шибин (Шибин 1998: 43, 46). Корчагин неоднократно издавал и сами «Протоколы», а за публикацию «Катехизиса» он даже привлекался к суду297. Антисемиты «национал-капиталисты» черпают свою информацию и из другой многочисленной антисемитской литературы, не брезгуя даже коммунистическими изданиями. Например, особым пиететом у Истархова пользовались публикации КОБР (см., напр.: Истархов 2000: 93, 110 сл., 123). В данном случае его мало волновал тот факт, что материалы КОБР готовились его идейными противниками-коммунистами (об этом ниже). Правда, позднее Истархов издал книгу, направленную против КОБР (Истархов 2005).

Идеи Истархова не остаются втуне, тем более что он заботился об их пропаганде среди неоязычников, как делал это в Киеве на Первом международном славянском родовом вече в июле 2003 г. Ссылки на его книгу можно встретить на языческих сайтах. Показательно, что ее нашли у А. Копцева, в январе 2006 г. напавшего на посетителей одной из московских синагог и ранившего ножом нескольких из них. Неверующий Копцев признался тогда, что, по его мнению, русской верой является язычество. Очевидно, эти склонности и убедили его в необходимости «убивать жидов» (Локотецкая 2006). В 2007–2009 гг. в судах ряда российских городов книга Истархова была признана экстремистской, «направленной на возбуждение религиозной и национальной розни». Она была включена в федеральный список экстремистских материалов. Правда, в марте 2009 г. в защиту этой книги высказался известный своей экстравагантной позицией тогдашний вице-спикер Госдумы В. В. Жириновский. Лекции Истархова и ныне можно свободно слушать в Интернете.

Национал-капиталистический и одновременно антихристианский подход к реальности находит свое предельно ясное выражение в работах «национал-демократа» А. Н. Севастьянова. Он с симпатией относится к деятельности германских нацистов и хвалит их за наведение порядка в предвоенной Германии, повышение благосостояния немецкого народа и возвращение своих исконных территорий. Этот опыт ему представляется заслуживающим подражания. Зато коммунизм он, подобно нацистам, отождествляет с евреями и находит в иудаизме идею мирового господства. Тем самым, определяются мотивы его неоязыческого по сути отношения к православной церкви – ведь она, по его словам, провозглашает евреев «избранным народом», а всем иным народам готовит участь вырожденцев. Христа Севастьянов называет «еврейским националистом», который нес гибель всем другим нациям. Формально он скептически смотрит на переход русского народа в язычество, справедливо полагая, что оно лишь разъединит его. Между тем сам он выше всего ставит такие ценности, как «этнос, нация, раса», и его религией служит крайний национализм. Целью своего движения он провозглашает спасение русского народа от вымирания и в числе первостепенных мероприятий предлагает «ввести генетику и евгенику». Он, правда, еще не готов одобрить столь радикальные меры, которые практиковались германскими нацистами на пути к «тысячелетнему Рейху», однако христиане и евреи ему явно мешают (Севастьянов 1996).

Похоже, что такова позиция и Русского национал-демократического движения в целом. Ведь оно не приемлет православного традиционализма (Национальная демократия 1995: 1), стремится отделить себя от славянско-православного мира (Колосов 1995: 10) и называет евреев едва ли не первыми в мире гонителями крестьянства (Лапин 1995: 37). Как и многие другие националисты, русские национал-демократы романтизируют крестьянство, а в его уничтожении винят иудейских пророков, «иудаизированное христианство» и большевиков, что в их устах звучит как синонимы. Примечательно, что под «крестьянством» здесь, похоже, понимают любое традиционное общество с анимистическими представлениями и верованиями и поэтому доходят до того, что проводят параллель между русским православным крестьянством и австралийскими аборигенами (Лапин 1995).

Стержнем таких настроений является агрессивный расовый антисемитизм, вслед за нацистами усматривающий смысл мировой истории в борьбе «арийцев» с «семитами». Однако один лишь антисемитизм сторонников таких взглядов не удовлетворяет, и они объявляют врагами русских не только евреев, но и всех «инородцев» в целом. Среди таких идеологов выделяется поэт и активист праворадикального движения А. А. Широпаев298, обнаруживающий корень всех бед русских в «Евразийском проекте», якобы направленном на полное искоренение русского народа (Широпаев 2001). Для таких замыслов и их воплощения Широпаев любит использовать термин «геноцид». Его историософию, основанную на расовом подходе, отличает предельный пессимизм, и в истории России он видит непрерывное движение от небывалых вершин до полного упадка. Якобы начало Руси было положено «чистыми арийцами» (норманнами и венедами), «нордическими автохтонами», отличавшимися высочайшей культурой. Широпаев считает их «белым» европейским населением, оплотом которого служил Великий Новгород, «жемчужина Северной Европы». Однако вся последующая история проходила под давлением вначале Хазарии, затем – Византии, якобы сознательно стремившихся растворить исконно русских («белых людей») среди «русскоязычной кавказско-татарско-еврейской массы». Иными словами, речь идет о вековом противостоянии «северного» («нордического») и «южного» начал, где «юг» безоговорочно рисуется агрессором, постоянно посягавшим на свободу и самобытность «северян». «Юг» обвиняется не только в военной экспансии и стремлении физически закабалить жителей Севера, но и в идеологической диверсии – навязывании чуждой религии, а также в превращении Руси в «многоплеменный евразийский котел». Такую политику Широпаев и называет «Евразийским проектом», а в крещении Руси видит начало «евразийского террора». С этой точки зрения, «светлая эпоха» ассоциируется с дохристианским и даже дохазарским периодами, а «славные предки» – со славянскими волхвами. Тем самым, вся писаная история России выглядит бесконечным террором против «коренного (белого) населения», веками осуществлявшимся то монархической властью и православной церковью, то красными комиссарами.

Самым страшным грехом «евразийства» называется «расовое смешение», в чем Широпаев видит «преступление против крови», «нарушение древнеарийских расово-кастовых норм». Примечательно, что он обвиняет в этом даже князя Святослава (Широпаев 2001: 7), которого русские националисты обычно рассматривают как безусловно положительного героя, победившего ненавистную им Хазарию. Якобы женитьба Святослава на Малуше, которую Широпаев называет «хазарской царевной», была частью хитроумного плана евреев по внедрению «Проекта», и якобы с тех пор они постоянно его продвигали, что и привело в итоге к революции 1917 г., ознаменовавшей возникновение «Новой Хазарии». Правда, Широпаев не скрывает нелегкую судьбу евреев в России, которых здесь преследовали сегрегация, высылки и погромы. Однако, пытаясь избежать противоречий, он настаивал на том, что переход в православие освобождал евреев от всех притеснений, – якобы именно это и позволяло им участвовать в «евразийском проекте» (Широпаев 2001: 60–64). И все же ему приходится признать, что якобы запустившие «Проект» евреи веками были от него отлучены, а его исполнением долго занималась тюркская знать299. Что заставило евреев отдать бразды правления в чужие руки, остается загадкой, – расовая теория не дает на это ответа. Приходится винить не только евреев, и круг «заговорщиков» значительно расширяется, включая в себя самых разных «инородцев».

Проклиная браки князей Рюриковичей с половчанками, Широпаев заявляет, что «Проект Россия» был задуман нерусскими и не для русских. В доказательство он приводит подчинение Александра Невского правителям Монгольской империи и ее мягкое отношение к православной церкви, а также погромные походы московских князей против Киева и Великого Новгорода, что якобы свидетельствовало об их ненависти к «арийским городам». Образцом для Широпаева служит не Московская, а Литовская Русь, счастливо избежавшая влияния «азиатчины» (Широпаев 2001: 20–21). Он также воспевает Русский Север, где якобы до наших дней сохранились остатки «арийской нордической культуры» (Широпаев 2001: 25).

Для него русское, то есть европейское, государство погибло вместе с новгородской свободой. А Российское государство связано в его сознании с «системой отчуждения и геноцида русских, белых людей» (Широпаев 2001: 25). Тщательно отбирая и своеобразно интерпретируя исторические данные, он доказывает, что власть в Российском государстве всегда была «нерусской», что она отличалась засильем «инородцев» и что более всех от гнета страдали именно русские люди. Поэтому в его книге постоянно проводятся аналогии между теми или иными репрессивными мероприятиями царских и советских властей, и все они, в его понимании, были направлены исключительно против «русских людей», из чего следует, что их проводили «инородцы» или их «прислужники». В частности, он всеми силами стремится доказать, что среди русской аристократии преобладали выходцы из «инородцев», и сетует на то, что элита не была «кровно связана с народом». В этом ему и видится главная причина всех бед русского народа. Примечательно, что и колонизацию Сибири он не оправдывает по той причине, что она способствовала росту смешанных браков и, тем самым, «расовой эрозии» (Широпаев 2001: 38–42).

По всем этим причинам Широпаев не испытывает любви к русским царям и, вместо этого, прославляет как их недругов, бежавших на Запад, так и старообрядцев, сопротивлявшихся официальному православию, а также вольных казаков, мечтавших о своем независимом государстве. Всех их он оптом записывает в «арийцы». Он также восхваляет любую политику, приводившую в Россию немцев, – будь то реформы Петра I или обе мировых войны. Во всем этом он видит проникновение «свободного духа нордической Европы», что относится и к нацистской оккупации.

Отказываясь от социально-классового подхода, Широпаев с удивлением обнаруживает в Российской империи парадокс – сочетание элиты, представленной «белой расой», с крепостной зависимостью основной массы «белого населения» (Широпаев 2001: 51–54). Расовая теория не может объяснить этот феномен, и Широпаев вновь и вновь винит в этом «Евразийский проект», якобы запущенный еще в раннем Средневековье и веками исправно служивший одному – уничтожению русского народа. В этом свете российские императоры, включая Петра I, оказываются слепым орудием чужой воли, веками оказывавшей свое губительное влияние на развитие России. Носителем этой воли Широпаев рисует «расово чуждую номенклатуру», чудесным образом окружавшую как императоров, так и советских вождей. Без «теории заговора» объяснить это невозможно, и рано или поздно Широпаеву приходится обращаться к образу «сионских мудрецов» – якобы они-то и приводили в действие зловредный механизм «Проекта» (Широпаев 2001: 69).

Хотя книга Широпаева посвящена всей истории России, ее главным сюжетом является история XX в., причем особенно пристальное внимание уделяется советскому периоду. Его автор прямо отождествляет с «Новой Хазарией», недвусмысленно давая понять, кто тогда занимал доминирующие позиции в обществе. Он называет евреев «суперъевразийцами», и в его изображении целью «Евразийского проекта» было установление их власти над миром и, прежде всего, «арийским миром» (Широпаев 2001: 64–65). Отстаивая свою «арийскую позицию», автор фактически воспроизводит нацистское отношение к СССР, выдавая это за голос «свободолюбивой Европы». Представляя СССР «Новой Хазарией», или «Советской Иудеей», он в красках расписывает «азиатский террор», который якобы обрушили на «белых людей» «инородцы», следовавшие «голосу крови». В его описании СССР выглядит единым огромным ГУЛАГом, где «белые люди» подвергались «геноциду». Единственным светлым пятном в этой системе Широпаев видит катакомбную церковь, разделявшую «доктрину арийского расового превосходства» и подвергавшуюся за это преследованиям. Примечательно, что он находит «расовый инстинкт» даже у крестьян, поднимавших восстания против советской власти. Никаких других поводов для их недовольства он не видит.

Широпаев всеми силами пытается доказать, что ключом к пониманию исторических событий является расовый фактор. Поэтому он резко критикует русских националистов, включая и фашистов, за непоследовательность и уступки «Евразийскому проекту», что якобы лишало их надежды на успех. Ему самому подходит только нацистское решение «расового вопроса», и он мечтает о «расовой революции», а ее символом в полном соответствии с нацистской доктриной считает свастику (Широпаев 2001: 85, 115). Героями ему служат нацисты и их пособники, и он прославляет эсэсовцев и вермахт, якобы несшие русским освобождение от гнета. Он доходит до того, что заявляет, будто «с 1933-го по 1945-й центр Руси был в Берлине» (Широпаев 2001: 90). Он тоскует по проекту «Германской Руси», который якобы мог реализоваться в составе Третьего рейха, и ему искренне жаль, что русские этим не воспользовались. Примечательно, что и здесь он усматривает руку «мудрецов». Мало того, даже антисемитские кампании позднесталинской эпохи рисуются ему хитроумными проделками «мудрецов», манипулировавших по своему желанию мировой политикой.

Стремясь применить к России расовую теорию, Широпаев усматривает корни своих взглядов во Всероссийском национальном союзе, связывая с ним зарождение национал-социализма в России, в реформах Столыпина, якобы направленных на «улучшение расовых качеств русских», а также в языческих мотивах искусства русских модернистов начала XX в. (Широпаев 2001: 57–59). Главными авторитетами для него служат расисты Гобино, Л. Вольтман и М. Меньшиков.

Так, вслед за Меньшиковым Широпаев меняет местами «метрополию» и «колонии»: центр в его рассуждениях оказывается «колонией», а окраинные регионы – «хищной околицей», якобы высасывающей ресурсы из центра и превращающей русских в «белых негров». Он пишет о «бесправии» русских в России и представляет их населением, больше других страдающим от «национального гнета». Мало того, финансовую и экономическую помощь центра дотационным республикам он представляет «данью», якобы по вековой традиции выплачиваемой «инородцам», – так было в СССР, так происходит и в современной России (Широпаев 2001: 118–120, 130–131).

Подобных взглядов придерживается не он один (см., напр.: Хомяков 2003: 312). В этом отношении интерес представляет такая фигура, как П. М. Хомяков, объявляющий себя правым национал-радикалом и национал-либералом и гордящийся своей связью с «кулацким генофондом» (Хомяков 2006: 98–99). Своими главными врагами он считает вороватую бюрократию, сторонников империи, патриотов и государственников, «русских азиатов» и «русских евразийцев», а также Русскую православную церковь, тогда как «своими» он признает «русских европейцев» (Хомяков 2006: 93, 104, 116).

Взгляды Хомякова на государство и нацию не стояли на месте. Поначалу он выступал безусловным сторонником сильного национального государства, но яростно критиковал производимые им «паразитарные структуры» (военные, бюрократические и экономические), призывая любыми способами от них избавляться. Тогда он еще не разделял расистских взглядов, но с подозрением относился к «чужеземцам» и этническим меньшинствам, считая, что по культурно-этническим причинам они не могут быть лояльными единому государству (Хомяков 1994а: 15). Мало того, он доказывал, что в царской империи основная тяжесть гнета приходилась на долю именно русского крестьянства, тогда как элита состояла в значительной мере из нерусских. Так, оказывалось, что, вопреки советской версии истории, национальный гнет испытывал именно русский народ. Поэтому, в отличие от классических империй, в России империя служила не нации, а против нее (Хомяков 1994а: 52–53, 56). Указывая на континентальный характер Российского государства, Хомяков уже тогда утверждал, что оно может выжить только как «национальное государство в чистом виде» (Хомяков 1994а: 17–18). Беду русского народа он видел в том, что в России веками развивалась не национальная, а бюрократическая империя, действующая в интересах «инородческой элиты» (Хомяков 1994а: 55). Но если в 1993 г. он еще надеялся на строительство «национальной империи», то год спустя выступил категорически против возрождения империи, противопоставляя ей национальное государство (Хомяков 1994а: 59).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.