ЯНВАРСКИЕ СХВАТКИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЯНВАРСКИЕ СХВАТКИ

А бои в районе Будапешта меж тем приняли ожесточенный характер. В то время как войска 2-го Украинского фронта выполняли задачу по ликвидации окруженной в венгерской столице группировки противника, войска маршала Толбухина отражали яростные атаки рвущихся к Будапешту танковых и мотопехотных дивизий вермахта. Не считаясь с потерями, а они порой за день доходили до 100 танков и штурмовых орудий, враг хотя и медленно, но продвигался к столице, тесня наши части на захваченном ранее на Дунае плацдарме. К концу января они находились в 25 километрах от южной окраины Буды (западной части Будапешта).

Один из военнопленных 1-й танковой дивизии СС «Адольф Гитлер» обер-штурмфюрер Курт Штельмахер на допросе показал: «За день до наступления командир батальона созвал совещание командиров рот, на котором разъяснил обстановку в Венгрии. Он подчеркнул, что сейчас нам необходимо отбросить русских за Дунай, с тем чтобы создать прочную линию обороны по Дунаю, обезопасить этим нефтяные источники Венгрии и закрыть русским путь в Австрию, так как это последняя территория, где концентрируется германская военная промышленность».

С большим трудом войскам 3-го Украинского фронта удалось в январе-феврале нанести врагу потери и отбросить его от Дуная. Немалого успеха добился и 2-й Украинский фронт, уничтоживший врага в Будапеште. Потери гитлеровцев составили 188 тысяч солдат и офицеров.

13 февраля столица Венгрии была очищена от противника. В тот день в Москве прогремел победный салют.

При этом случилось недоразумение, возникшее между высоким командованием. Так, один из командиров зенитного полка 3-го Украинского фронта, меняя район огневых позиций, пленил штаб немецкого соединения, состоявший из генералов и старших офицеров. Возглавлял его немалый чин — генерал-лейтенант!

Узнав о том, маршал Толбухин распорядился немедленно доставить пленных к нему на командный пункт.

Прошли сутки, но ни командир зенитного полка, ни немецкие генералы и офицеры на командный пункт 3-го Украинского фронта не прибыли. Каково же было общее удивление, когда в сводке Совинформбюро появилось сообщение, что войска 2-го Украинского фронта разгромили последние остатки окруженной в Будапеште вражеской группировки, захватив ее командование во главе с генерал-лейтенантом.

По поручению Толбухина позвонили командующему соседнего фронта маршалу Малиновскому.

— Товарищ маршал, что же произошло на самом деле в Будапеште? Как у вас оказались немецкие генералы и где наш офицер зенитного полка, пленивший их?

— Дело сделано, зачем сейчас об этом говорить? — ответил с раздражением Малиновский и повесил трубку.

Вскоре в штаб 3-го Украинского фронта прибыли офицеры-зенитчики и доложили, что произошло. Оказывается, когда они пленили немецких генералов и офицеров, то повезли их под усиленной охраной на двух автомобилях на командный пункт к Толбухину. Случайно их встретил сотрудник Смерша — органа безопасности фронта Малиновского. Он приказал всем следовать за ним, доставил в штаб своего фронта. Оттуда о задержанных немцах срочно донесли в Москву, а там передали в Совинформбюро.

О произошедшем маршал Толбухин сообщил Сталину. Выслушав, тот заявил:

— Опровержения давать не будем. Но будем считать, что окончательную победу над врагом в Будапеште одержал именно ваш, 3-й Украинский фронт.

Во время войны случалось и такое…

А 17 февраля Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение подготовить и провести войсками 2-го и 3-го Украинских фронтов новую крупную наступательную операцию.

В директиве войскам были определены следующие задачи:

«Командующему войсками 2 УФ подготовить и провести наступательную операцию с целью ударом севернее р. Дунай в общем направлении Нове Замки, Малацки, Зноймо с одновременным наступлением левого крыла фронта по южному берегу реки Дунай, занять Братиславу, не позднее 20 дня операции овладеть Брно, Зноймо и во взаимодействии с войсками 3 УФ овладеть Веной.

В дальнейшем развивать наступление в общем направлении на Пильтен.

Для выполнения этой задачи:

а) удар севернее р. Дунай нанести силами 9 гв., 7 гв. и левого крыла 53 армии, усиленных тремя артдивизионами прорыва тяжелыми самоходными бригадами и полками. На участке прорыва создать артплотность не менее 200 стволов (от 76 мм и выше) на 1 км фронта прорыва. Для развития успеха, после прорыва обороны противника, использовать по северному берегу р. Дунай 6 гв. танковую армию и КМГ Плиева;

б) удар южнее р. Дунай нанести силами 46 армии, усиленной артдивизией РГК и 2 гвардейским механизированным корпусом.

2. Командующему войсками 3 УФ подготовить и провести наступательную операцию с целью ударом из района Секешфехервар в общем направлении на Папа, Сомбатель, разбить группировку противника севернее оз. Балатон и не позднее 15 дня операции выйти на австро-венгерскую границу. Одновременно левым крылом фронта наступать севернее р. Драва и овладеть нефтеносным районом Надьканижа. В дальнейшем главными силами фронта развивать удар в направлении Винер-Нойштадт, Санкт-Пельтен для содействия войскам 2 УФ в овладении Веной.

Болгарскую армию использовать для обеспечения левого фланга фронта, развертывания ее по северному берегу р. Драва.

Для выполнения этой задачи:

а) удар из района Секешфехервар нанести силами 4 гв., 27 и 26 армий, усилив их тремя артдивизионами прорыва. На участке прорыва создать артплотность не менее 200 стволов (от 76 мм и выше) на 1 км прорыва;

б) удар южнее оз. Балатон нанести силами 57 армии в составе девяти стрелковых дивизий;

в) подвижные соединения (18,23 тк, 1 мк, 5 гв. кк) использовать для развития успеха после прорыва на главном направлении.

3. Наступление войсками 2 и 3 УФ начать 15.3.45 г.

4. Об отданных распоряжениях донести.

Ставка Верховного Главного Командования И. Сталин.

А. Василевский.

17.2.45. 20.15»

Работа над выполнением указаний данной директивы Ставки во 2-м и 3-м Украинских фронтах пошла. Однако в начале марта обстановка юго-западнее Будапешта резко изменилась, и в связи с этим последовали новые указания Верховного Главного Командования.

Дело в том, что до середины февраля и Ставка и командование фронтов не располагали достоверными данными о намерениях немецко-фашистского командования. Они не знали, что вражеская группировка сосредоточилась в районе озера Балатон для удара по войскам 3-го Украинского фронта, чтобы рассечь их на две части, в последующем окружить и уничтожить, а самим переправиться на левый берег Дуная.

План действия немцев сводился к тому, чтобы нанести концентрический удар по войскам 3-го Украинского фронта: вначале 6-й танковой армией СС и 3-м танковым корпусом с рубежа озеро Веленце, озеро Балатон в юго-восточном направлении; одновременно нанести удар 2-й танковой армией — из района Надьканижа на Капошвар и третий удар — с южного берега реки Драва на север, навстречу войскам 6-й танковой армии СС.

Подготовку противника к контрударам обнаружили разведчики 3-го Украинского фронта.

Маршалу Толбухину последние сведения об обнаруженной перегруппировке противника доложил начальник разведки фронта генерал Рогов. Кроме маршала в кабинете находился начальник штаба фронта генерал Иванов.

— Следовательно, вы полагаете, что в ближайшие сроки противник предпримет контрудар? — Командующий вытер платком вспотевшее лицо и шею.

— Так точно, товарищ маршал, — уверенно ответил генерал.

За два месяца, которые войска 3-го Украинского фронта вели бои на дунайском плацдарме, маршал Толбухин врос в обстановку так, что не глядя на карту, ясно представлял обширную территорию с десятками городов и местечек, сетью дорог, знал занятые рубежи и районы подчиненными ему армиями, корпусами, дивизиями. Он помнил фамилии командиров, со многими был знаком, знал их личные качества.

— Нужно эти разведданные проверить, — подал голос начальник штаба фронта генерал-лейтенант Иванов.

— И немедленно доложить в Ставку, — дополнил Толбухин. — Свяжитесь, Семен Павлович, с Москвой. Пригласите генерала Антонова. Я ему доложу о разведданных.

Через четверть часа аппарат «ВЧ», по которому командующий держал связь с Москвой, прозвонил. Трубку взял Толбухин.

— У аппарата Антонов, — назвал себя далекий голос.

— Доброй ночи, Алексей Иннокентьевич. Извините за поздний звонок. У нас важные новости.

— К поздним звонкам мы привыкли. Докладывайте.

Толбухин знал, что генерал армии Антонов является начальником Генерального штаба и одновременно правой рукой самого Верховного.

— У нас имеются данные, что перед войсками нашего фронта появились танковые части, принадлежащие 6-й танковой армии СС.

— Армии генерала Дитриха?

— Совершенно верно.

— Это сведения вашей разведки?

— Так точно. Сведения добыты в районе озера Балатон.

В трубке воцарилась тишина. Полагая, что на связи помехи, Толбухин позвал:

— Алексей Иннокентьевич… Вы слышите?

— Да… да… Я слышу. У меня сомнения. Я не верю, что Гитлер снял 6-ю танковую армию СС с запада и направил ее против 3-го Украинского фронта, а не под Берлин, где готовится последняя операция по разгрому фашистских войск.

Не поверил тревожным сведениям и командующий 4-й гвардейской армией, занимавшей оборону на правом фланге, у Дуная, генерал армии Захаров. В переговорах с ним Толбухин предупреждал:

— Георгий Федорович, обратите внимание на правый фланг своей армии.

Однако излишне самоуверенный генерал указание командующего фронтом не воспринял.

— Что там может случиться? Дунай — прикрытие надежное.

Совсем недавно у Сталинграда Захаров и Толбухин были в равном звании, командовали армией. И ныне подчиненный проигнорировал указание начальника.

Позже среди ночи Захаров тревожно сообщил маршалу:

— Немцы начали наступление. Подловили, сволочи!

— А ведь я вас предупреждал…

— Кто бы мог подумать, что начнут в такую ночь!

Ставка вынуждена была сменить командование 2-й гвардейской армии: вместо Захарова на пост командующего в марте вступил генерал-лейтенант Захватаев.

Разведка 3-го Украинского фронта оказалась права. Прощупав районы появившихся частей противника, она установила не только их нумерацию, но и численность, задачи, которые те намеревались решать.

Для контрнаступления против 3-го Украинского фронта враг сосредоточил 31 дивизию, в том числе 11 танковых. На направлении ожидаемого главного удара находилось 9 танковых, 3 пехотных и 2 кавалерийские дивизии. Всего перед фронтом противник сосредоточил 5630 орудий и минометов, 877 танков и штурмовых орудий, 850 самолетов. Ожидаемая плотность танков на участке прорыва доходила до 43 единиц на километр фронта. Количество советских танков было вдвое меньше. К тому же они не имели приборов для стрельбы ночью, которыми располагал противник.

В предыдущих боях стрелковые соединения фронта понесли значительные потери. Теперь главная роль в борьбе с танками возлагалась на артиллерию и в первую очередь на противотанковую.

Маршал Толбухин вызвал командующего артиллерией фронта генерал-лейтенанта Неделина.

— Как будем уничтожать танки? — спросил Толбухин, указывая на карту Задунайского плацдарма. — Готова ли артиллерия сдержать танковую лавину?

— Могу сообщить свое решение, — отвечал Неделин, обладавший решительным и настойчивым характером.

Он доложил, что большинство орудий, в том числе и полевых, предназначенных для стрельбы с дальнего расстояния и с закрытых позиций, будут находиться на танкоопасных направлениях. Они будут поражать танки с близкого расстояния всесокрушающего прямого выстрела. А чтобы их обезопасить, впереди саперы установят поля противотанковых мин.

— Артиллерийские орудия числом до трех-пяти займут огневые позиции в районе обороны каждой стрелковой роты. Их устойчивость обезопасят расчеты противотанковых ружей.

— Будут потери, — сокрушенно проговорил маршал.

— В большом сражении без них не обойтись.

Федор Иванович промолчал, потом сказал:

— Нужно немедленно стянуть артиллерию на направление вероятного удара немецких танков. Нельзя допустить их прорыва. Повторение январских боев недопустимо.

О январских боях под Будапештом рассказывал генерал-лейтенант Сергей Ильич Горшков. Он в ту пору командовал 5-м гвардейским донским казачьим кавалерийским корпусом.

— Вечером 18 января в штаб прибыл офицер связи: «Срочное распоряжение командующего фронтом маршала Толбухина. Немцы прорываются к Будапешту». В голосе офицера тревога. Боевое распоряжение, которое он вручил, немногословно: «Немедленно выступить и, заняв к рассвету оборону между озером Веленце и Дунаем, остановить противника».

Обстановка под Будапештом сложнейшая. Окружив в столице 180-тысячную группировку врага, наши войска продвинулись на захваченном плацдарме к озерам Балатон и Веленце. И там на них обрушились удары немецких дивизий. Вначале они начали наступать в районе Комарно, однако там потерпели неудачу и вынуждены были отойти на юг, к городу Секешфехервару. Но и здесь их постигла неудача.

Тогда немецкое командование решило нанести удар у озера Веленце. Цель была следующая: расколоть фронт советских войск, прорваться к Дунаю, а затем переправиться через него и соединиться с будапештской группировкой. Все мосты на реке были взорваны, а начавшийся ледоход затруднял переброску на плацдарм советских резервов.

— Все эти дни, — продолжал рассказ генерал Горшков, — казачьи полки маневрировали с участка на участок, с ходу занимали оборону, отражали атаки противника, нередко сами переходили в контратаки и отбрасывали врага. Прошлую ночь мы вели бои у местечка Эрчи, но теперь должны были выдвинуться на новый рубеж, к Будафоку — пригороду Будапешта.

— Поднимайте дивизии! — приказал я. — А их командиров к аппарату. Боевую задачу поставлю лично. Что вам еще известно? — спрашиваю прибывшего офицера связи.

— Сегодня утром в 6.30 противник опять атаковал наши позиции, прорвал их и продвигается к Дунаю, — отвечал офицер. — В наступление перешло пять танковых дивизий, две бригады штурмовых орудий, особые батальоны танков «пантер» и «королевских тигров». Всего танков у противника более шестисот.

Путь врага к Будапешту лежал через горловину, образованную озером Веленце и Дунаем. Там наших войск не было. Вот здесь нам и было приказано остановить врага.

Наш 5-й гвардейский Донской казачий корпус родился в боях, отражая бесчисленные атаки остервенелых гитлеровцев, рвавшихся на Кавказ, к Тереку. В феврале 1943 года казачьи полки одними из первых вышли к Дону. Потом были сотни сражений, десятки смелых рейдов в тыл врага. Ныне были бои у столицы Венгрии Будапешта.

В то время командующий 6-й немецкой армией генерал Балк донес фюреру: продвижение немецких дивизий обходится большой ценой, и если так будет продолжаться, то к окруженным не пробиться.

— Ваш генерал Балк паникер, — заявил Гитлер начальнику штаба сухопутных войск Гудериану, направив его в Венгрию, чтобы установить истинное положение дел.

Танковый генерал пребывал в Венгрии недолго. По возвращении предстал пред фюрером.

— Докладывайте, — приказал Гитлер.

— Верные своему союзническому долгу войска нашей 6-й армии 2 января начали наступление на Будапешт, — начал Гудериан. — Наступление ожидалось многообещающим. Дивизии, нанеся удар из района Комаром на Эстергом и Бичке, имели задачу прорваться к окруженному в Будапеште нашему корпусу. — Он старательно обвел указкой овал. — В течение шести суток танковым дивизиям удалось прорвать оборону русских и вклиниться в их расположение. Однако большего добиться, к сожалению, мы не смогли. Это произошло потому, что успех сражения не был использован ночью для решительного прорыва. Немаловажным фактом явилось и то обстоятельство, что у нас не было в дивизиях старых, закаленных офицеров и солдат. Будь они в частях, мы непременно достигли бы успеха…

— Какое превосходство мы имели перед русскими?

— По людям — в четыре раза, по пулеметам — в семь, по минометам — в пять, по орудиям — в четыре…

— По танкам?

— В семнадцать, мой фюрер, — виноватым голосом произнес Гудериан.

— И вы считаете это превосходство недостаточным? — Лицо Гитлера передернулось. — В Венгрии мы должны драться до победного конца. На днях я послал телеграмму в Будапешт: «Держаться до последнего»! — приказал я. — Вы слышите — держаться до последнего! И ничто не заставит меня отказаться от принятого решения. Объявите офицерам и солдатам, что семьи тех, кто сдастся в плен или оставит свои позиции, будут расстреляны… Я должен иметь нефть, нефть и нефть! А для этого без Венгрии не обойтись! Сохранение венгерской территории имеет для нас настолько важное значение, что его вообще нельзя переоценить!

Нефть и в самом деле была нужна гитлеровской армии как ничто другое. После уничтожения на территории Германии советской авиацией нефтескладов и нефтеперегонных заводов оставались лишь нефтяные месторождения в Австрии и Венгрии, под Балатоном. Их потеря была недопустимой.

Гитлер ходил вокруг стола, размахивая руками.

— Война еще не проиграна! Все, все должны взяться за оружие. Битву в Венгрии мы во что бы то ни стало, любой ценой должны выиграть! И должны пробиться к нашим окруженным в Будапеште войскам. Вы слышите меня, Гудериан? Наступать! Приказываю: операцию продолжать!..

Бесконечно длинные казачьи колонны двигались к озеру Веленце. Кони шли ходко, дробно стучали копыта. Накануне весь день шел мокрый снег, к вечеру ударил мороз. Дороги покрылись коркой льда, лошади скользили, сбивали ноги.

Шли тремя колоннами: справа — 63-я дивизия под командованием генерал-майора Крутовских, слева — 11-я генерала Терентьева, а в центре — 12-я, сформированная в Ростове и неофициально именовавшаяся «ростовской». Командовал ею генерал Григорович.

На западе полыхало зарево огня, оттуда доносился нескончаемый орудийный гул. Туда, обгоняя кавалерийские колонны, мчались автомобили с орудиями на прицепе.

Навстречу шли машины и обозные повозки тыловых подразделений, отходивших к Дунаю. Во многих были раненые.

— Ну как там? — спрашивали казаки. — Прет фашист?

— Прет. Танками да самолетами, сволочь, давит. Тяжело вам придется, против танка на коняке не устоять…

На рассвете грохот боя стал явственней, и перед казаками открылась белая равнина с линией телеграфных столбов вдоль дороги, тянувшейся по низкому берегу реки. Дорога шла к селению Адонь, от которого до Будапешта было менее сорока километров.

Первыми в Адонь вошли головные эскадроны 37-го кавалерийского полка, которым командовал майор Недилевич. Эти эскадроны и завязали бой.

Танки немцев шли по дороге колонной. Они двигались без опаски, не выслав вперед даже охранения. Казалось, что экипажи были в полной уверенности в безнаказанности их стремительного бега. За танками с небольшим разрывом катили бронетранспортеры.

— «Тигры», «тигры»! — полетело по казачьей цепи.

Воздух наполнился треском автоматов, басовитой дробью пулеметов.

Танки стали медленно сползать с дороги. С бронетранспортеров запрыгали солдаты. За первой линией машин и людей показалась вторая…

В тот же день 20 января эскадроны 214-го полка из дивизии генерала Крутовских завязали бои на правом фланге, у озера Веленце. Здесь также проходила дорога на Будапешт, которой не преминули воспользоваться немцы. Однако у небольшого населенного пункта Гордонь они наткнулись на казаков.

Не добившись успеха в первой атаке, немецкие танки обошли город справа, отрезав полк от остальных частей дивизии. Но оставшийся в Гордоне полк не отошел, а перекрыл дорогу, засев занозой в обороне врага. И на него обрушились главные силы эсэсовской танковой дивизии «Викинг». Весь день и ночь продолжался бой, однако противнику не удалось овладеть неказистым селением с высокой колокольней.

В ночь на 21 января немцы предприняли разведку боем. С вечера ничто не предвещало этого. Стихли бои у Адоня, на берегу Дуная, где отбивался в окружении 37-й полк. Прекратились атаки и у озера Веленце, где находился в окружении 214-й полк. Усталость свалила казаков. Только у орудий и пулеметов бодрствовали дежурные.

И вот среди ночи послышался далекий гул. С каждой минутой он нарастал, приближался: шли танки. Ночная тьма их скрывала.

Ударила артиллерия, минометы, стреляли даже из автоматов, наугад посылай очереди в ночную темень. А танки все ползли и ползли. Уже слышался лязг гусениц. А потом на позиции выплыли огромные тени машин.

Атака была отбита. Только по дороге, что вела к господскому двору Агг-Сентпетер, танкам удалось прорваться. Господский двор представлял собой помещичью усадьбу с хозяйственными постройками и немногочисленными домами. Вблизи него находился советский резервный полк с танками. Едва немцы ворвались в господский двор, как сами попали в окружение. В глубине нашей обороны образовался боевой очаг. Там вспыхнул ожесточенный бой.

На рассвете на позицию казаков обрушился шквал огня: началась артиллерийская подготовка. Она продолжалась целый час. Оглохшие от грохота люди лежали на дне окопов в ожидании начала атаки.

Позиция эскадрона лейтенанта Шалина находилась на главном направлении. На нее шло одиннадцать танков и три бронетранспортера.

— Танки пропускай и бей их в корму! — командовал лейтенант. — Отсекай пехоту!

Шалину не впервые приходилось отражать вражеские танки. Он знал, что главное — отсечь пехоту от танков, а затем машины по отдельности уничтожать.

Тяжелые «тигры», оторвавшись от бронетранспортеров, миновали первую траншею. Один прошел неподалеку от наблюдательного пункта. Танк остановился. Все дальнейшее произошло в короткие секунды. Не мешкая, лейтенант бросился к танку, швырнул гранату. Грохнул взрыв. На корме заплясали язычки огня. Заклубился черный дым.

На орудие сержанта Скрыпника шли четыре танка. Головной он подбил. Остальные заходили с фланга.

— Разворачивай влево! — приказал расчету сержант.

Наводчик Вихмянин, заряжающий Шашков, подносчик Чернов под огнем повернули орудие. Танк был совсем близко. Он шел прямо на пушку, огромный, непроницаемый. До него пятьдесят… сорок… тридцать метров.

— Огонь! — махнул рукой сержант.

Взрыв разворотил корпус танка. Далеко в сторону отлетела башня…

Бой стих к вечеру. На поле темнели угловатые корпуса подбитых танков и бронетранспортеров. От некоторых еще исходило тепло и вились в небо ленивые дымки.

Особенно напряженные бои разгорелись в полосе обороны 12-й дивизии. На узком фронте в районе Фельшебешнье противник сосредоточил главные силы дивизии «Викинг»: более 100 танков и штурмовых орудий, два полка мотопехоты.

За первой волной танков и бронетранспортеров накатилась вторая.

Танки лейтенанта Коробченко вступили в бой с «тиграми». В течение нескольких часов «тридцатьчетверки» сдерживали немецкие танки.

К огневой позиции противотанковой пушки приблизились гитлеровцы. Вскоре они оказались вблизи орудия. Увидев это, лейтенант Кащеев залег с автоматом. Один он вел бой против немецкого взвода, а в это время расчет отвел орудие на новую огневую позицию.

Казак Решетников, выдвинувшись далеко вперед, увидел вражеский танк. Гитлеровцы, не ожидая опасности, открыли верхний люк. Решение возникло немедленно. Не мешкая, Решетников вскочил на танк и бросил в открытый люк противотанковую гранату. На помощь танкистам бросились автоматчики. Но меткими очередями Решетников заставил их отступить.

Артиллеристы Героя Советского Союза лейтенанта Сапунова оборонялись на дороге. Подпустив танк почти вплотную, они в упор расстреляли его, а экипаж уничтожили. Потом подбили еще два танка. Один здесь же отремонтировали и открыли огонь по противнику из орудия…

Казаки делали все возможное, чтобы остановить врага, однако немецким танкам и пехоте удалось вбить клин в нашу оборону. Тогда позвонил командующий фронтом Толбухин, потребовал доложить обстановку.

— Держимся из последних сил. Все резервы исчерпаны. Нечем сдержать танки.

— Удержи рубеж еще пару часов и помощь придет. Пропустишь танки — пойдешь под трибунал…

Помощь подоспела вовремя. Первыми помогли казакам летчики. За один день 22 января они провели над корпусом 33 воздушных боя и уничтожили 36 самолетов противника. Самолеты-штурмовики наносили сокрушительные удары по вражеским танкам. Они вылетали на задание, несмотря на неблагоприятные метеорологические условия. Когда самолеты появлялись над боевыми порядками, казаки указывали цели трассирующими снарядами и пулеметными очередями. Остальное летчики завершали. Между казаками и летчиками, которыми командовал генерал Судец — будущий маршал авиации, — установились отношения войскового товарищества.

Это были дни героизма и мужества. Стойкости советских воинов поражались даже враги.

Вот что позже писал командующий группой армии «Юг» генерал Фриснер, вспоминая о тех боях.

«…Советский солдат сражался за свои политические идеи сознательно и, надо сказать, даже фанатично. Это было коренным отличием всей Красной Армии, и особенно относилось к молодым солдатам. Отнюдь не правы те, кто пишет, будто они выполняли свой долг только из страха… Я собственными глазами видел, как молодые красноармейцы на поле боя, попав в безвыходное положение, подрывали себя ручными гранатами. Это были действительно презирающие смерть солдаты!..

Не менее сильной стороной советских солдат было громадное упорство и крайняя непритязательность… Лишения любого рода не играли для него никакой роли… Самопожертвование советских солдат в бою не знало пределов».

Полк майора Недилевича занимал оборону на берегу Дуная, в районе городка Адонь. Много лет спустя в гильзе патрона там нашли записку. По-видимому, писал кто-то из этого полка. На записке обрывки фраз: «…если не переправимся, знайте, что мы в Дунае…».

В Дунай казаки не попали. Отразив яростные атаки, они под натиском превосходящих сил отошли к населенному пункту Гебельераши. Здесь полк попал в окружение.

Селение превратилось в неприступную крепость. Однако к вечеру танкам противника удалось пробиться к центральной площади, где находился штаб полка.

Генерал Горшков, решив выяснить обстановку, вызвал по телефону командира полка. К счастью, линия оставалась неповрежденной.

— Кто у аппарата? — спросил генерал.

На противоположном конце провода едва слышно прошелестело:

— Ноль десятый. — Позывная командира.

— Доложите обстановку.

В трубке забулькало, затрещало — ничего не разобрать. Голос незнакомый. Недилевич всегда докладывал твердо, коротко, громко. А на этот раз шипит невразумительное.

— В чем дело? Ничего не понять! Громче!

В ответ опять как из подвала. Голос глухой, осторожный.

— Громче не могу. Я под танком.

— Каким танком?

— Немецкий танк надо мной, над наблюдательным пунктом.

— Ну и что? Гранатой его бей. Пятнадцать минут срока!

Через четверть часа у генерала зазвонил телефон.

— У аппарата Недилевич. Приказ выполнен: танк горит. Докладываю обстановку…

Прорвавшиеся в глубину обороны немецкие танки подошли к командному пункту дивизии. Дом, где находился узел связи и сидели у коммутатора девушки-связисты, простреливался насквозь: пули то и дело проносились над головой. Одна девушка не выдержала:

— Да разве можно работать в такой обстановке! А ну-ка, девчата, подмените меня!

Храбрая связистка сорвала со стены автомат и побежала в цепь…

Девять дней продолжались напряженные бои. И казаки выстояли.

Советский человек оказался сильней фашистских танков.

Позже маршал Советского Союза Буденный в приветственном письме к воинам корпуса писал: «В тяжелых боях с немецко-фашистскими захватчиками в Венгрии славные донцы-казаки одержали ряд побед… Ваши боевые подвиги, ваша храбрость и стойкость в разгроме лучших, отборных гитлеровских танковых дивизий СС «Мертвая голова», «Викинг», 1-й танковой дивизии и 509-го дивизиона «пантер» войдут в историю донского казачества…»

Тысячи солдат и офицеров были награждены орденами и медалями. Одиннадцати было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

Когда казаки уходили из родных мест, они пели:

Мы Дону клянемся: к его берегам

Вернемся, когда уничтожим врага,

Когда над станицей степною орлицей

Победная песнь пролетит.

Бои, о которых рассказал генерал-лейтенант Сергей Ильич Горшков, происходили у Будапешта в январе-феврале 1945 года. Врагу были нанесены большие потери. Однако борьба на плацдарме на том не завершилась. Войскам 3-го Украинского фронта пришлось перейти к обороне и совместно с войсками 2-го Украинского фронта продолжить бои за столицу Венгрии. Только 13 февраля усилиями двух фронтов Будапешт был взят.

В марте 1945 года произошло знаменитое Балатонское сражение. Переброшенная из Арденн 6-я танковая армия СС внезапно обрушилась на войска 3-го Украинского фронта.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.