Украинская декоммунизация: отказ от тоталитаризма или его худшее продолжение?
Украинская декоммунизация: отказ от тоталитаризма или его худшее продолжение?
Итак, на Украине вступил в силу целый комплекс законов «о декоммунизации». Помимо прочего, они запрещают публичное отрицание преступного характера советского режима, ликвидируют «советское идеологическое наследие» (в частности, наименование войны с гитлеровской Германией — Великой Отечественной), признают героями борьбы за независимость нашей страны деятелей Центральной рады, петлюровцев, политиков «Карпатской Украины», вояк ОУН-УПА и т. д. Направлены все эти законы якобы на преодоление последствий тоталитарного (советского) прошлого.
Спору нет — много в том прошлом было негативного. Бесспорно и то, что последствия тоталитаризма нужно преодолевать. И претензий к столь яростно осуждаемому ныне советскому режиму можно предъявить предостаточно.
Кто насадил в массе малорусского населения представление о том, что малорусы — не русские, а самостоятельная (отдельная от великорусов) нация? Советский режим! Кто провел тотальную украинизацию бывшей Малороссии (переименованной в Украину)? Советский режим! Кто утвердил в народе культ Тараса Шевченко? Советский режим! Ну и как к этому относиться?
Где были бы сейчас «национально сознательные украинцы», если бы не советская власть? Роман Бжеский, видный деятель украинского движения и поляк по национальности (поляки вообще долгое время являлись движущей силой украинства, пытаясь таким образом сеять рознь между малорусами и великорусами), описывая ситуацию, сложившуюся после революции 1917 года, сокрушался: «Широкая масса украинского народа, а в первую очередь украинское крестьянство, составляющее абсолютное большинство, если под сознанием понимать знание своего национального имени и своего прошлого — была чуть ли не на 80 процентов массой несознательной». Эта масса, пояснял Бжеский далее, «называла себя «русскими», а то и «православными», не читала ни «Кобзаря», ни какой-нибудь украинской истории».
На самом деле в большинстве своем народ знал и свое национальное имя, и свою историю (в самых общих чертах, конечно). Другое дело, что и национальное имя, и по большей части история у малорусов и великорусов была общая. Те и другие вместе с белорусами составляли единую русскую нацию, что, однако, никак не устраивало польских деятелей, рядившихся в украинофильские одежды и мечтавших о расчленении Руси.
Оттого и печалился Бжеский, правда преуменьшая при этом масштабы «бедствия». Ибо в действительности до революции 1917 года не 80, а 99 % коренных жителей Малороссии (или, если хотите, Украины) сознавали себя русскими — одной нацией с великорусами и белорусами. Именно такую цифру назвал другой поляк-украинофил, крупнейший теоретик украинского самостийничества — Вацлав Липинский (именовавший себя Вячеславом, чтоб явно не выказывать происхождение). Обозвав эти 99 % «денационализированными малороссами», Липинский сделал вывод, что «большинство украинцев — это как раз наиболее наглядное и яркое доказательство невозможности существования Украины».
«Нации украинской еще нет, — писал сей деятель в середине 1920-х годов. — И — пока не будет на Украинской земле отдельного и суверенного государства — ее не может быть. Ни одна нация в мире — нация как факт реальный, а не идеологический — не родилась ранее государства: всегда сначала было государство, а потом была нация. Точно так же и украинская нация не может начать родиться с конца, так как такие «рождения» и «возрождения» существуют только в фантазиях беллетристов. Эти — которые сегодня зовут себя «украинской нацией» — это только часть местного украинского общества, причем часть как раз к строительству государства наименее пригодная».
Отставные деятели эпохи Центральной рады и петлюровщины, о которых вел речь Липинский в последнем из процитированных предложений, подчеркивая их неспособность к государственному и национальному строительству, и вправду продемонстрировали свою полную политическую несостоятельность. Они лишь пытались оправдываться, указывая (как делал, например, Михаил Грушевский) на «недостаток национальной сознательности» народных масс или просто обзывая украинцев «недозрелой нацией» (выражение Симона Петлюры).
Но то, что не сумели сделать грушевские, петлюры и прочие, сотворили большевики. Не потому, разумеется, что вдруг прониклись «украинской национальной идеей». Причина была иная.
В Кремле лелеяли планы мировой революции. Бывшее государство Российское планировали преобразовать в Союз Социалистических Республик, к которому, по мере расширения революции, должны были присоединяться все новые и новые республики. Но поначалу более-менее прочно советская власть утвердилась лишь на части этнической русской территории. А создавать союз сама с собой Советская Россия не могла. Так и появилась Украинская (позднее и Белорусская) Советская Республика.
Кроме того, украинское движение являлось вполне естественным союзником большевиков в борьбе с белогвардейцами, а затем и с Польшей, захватившей западноукраинские земли и установившей там режим террора. Взамен украинские деятели просили создать «украинское национальное» государство. Советское, социалистическое, входящее в тесный союз с красной Россией, но с отдельным «национальным» лицом. На таких условиях помогать большевикам соглашались и те же самые Грушевский, Винниченко, Петлюра и даже Евген Коновалец (будущий глава ОУН). Ленин не стал им отказывать. То, что у перечисленных деятелей украинского движения (за исключением Грушевского) сотрудничество с большевистским Кремлем потом не заладилось, объясняется личными причинами, неудовлетворенностью их собственных амбиций. Стратегический же курс, избранный Кремлем по отношению к Украине, оставался неизменным даже тогда, когда от идеи мировой революции пришлось отказаться (иначе пришлось бы публично признать, что Ленин допустил серьезную ошибку).
Взяв власть в бывшей Малороссии, большевики объявили, что ее коренные жители, «сами того не сознавая», являются самостоятельной нацией, отдельной от русской. Никаких дискуссий на сей счет не допускалось. Несогласные объявлялись «великорусскими шовинистами», «презренными малороссами», «контрреволюционерами», после чего подвергались репрессиям.
Тезис о существовании украинской нации навязывался через систему образования, в каковую в то время входили не только детсады, школы, вузы, но и пункты ликвидации безграмотности, через СМИ, литературу, театр, кино. В заданном направлении работала вся система советской агитации и пропаганды (а легальной альтернативы ей не было). Партийные начальники требовали от народа «сбросить накипь принудительной русификации». Выступая в апреле 1923 года на VII партконференции Коммунистической партии (большевиков) Украины, Лев Троцкий уверял, что в вопросе украинизации «лучше пересолить, чем недосолить».
Украинизаторские потуги подкреплялись существованием «национальной республики» — Украинской ССР, хоть и находившейся в составе Советского Союза, но имевшей в наличии полный набор атрибутов государственности.
Вчерашние малорусы постепенно привыкали к мысли, что они не русские, а принадлежат к отдельной национальности. Люди старшего поколения еще помнили о своем русском прошлом. Молодежь о нем и не знала. Естественный процесс смены поколений знаменовал собой триумф украинизации. Через 30–40 лет после революции самостоятельная украинская нация существовала уже не только в пропагандистских декларациях, но и в сознании большинства населения.
То же самое произошло с украинским языком. Создававшийся искусственно, с той же политической целью — разъединить малорусов и великорусов, он, даже по признанию деятелей украинского движения, являлся до революции «языком кучки полулегальной интеллигенции». В советское время благодаря украинизации, настойчивой и насильственной, этой язык получил значительное распространение. Хотя так и не стал родным для украинцев.
Что б там ни рисовали в официальных итогах переписей и опросов, а большинство коренных жителей нашей страны все еще говорит на русском языке или на «суржике» — гремучей смеси из русских, украинских и просто покалеченных слов. Но и чужим, смешным, дурацким, каким воспринимали украинский язык сто лет назад, теперь его не считают. Доминирование этого языка в образовании, работе органов государственной власти, на многих телеканалах ныне не вызывает внутреннего протеста у значительной части населения. Люди свято верят, что это их природный язык. Так украинцам внушали с советских времен.
Культ Тараса Шевченко тоже является «заслугой» советской власти. По свидетельству самих же деятелей украинского движения, когда в 1917 году они начали сбор в народе средств на памятник Шевченко, им чуть ли не в каждой крестьянской хате приходилось объяснять, кто это такой. Сегодня о «великом Кобзаре» на Украине знают практически все. Знают прежде всего благодаря проводившейся в советское время широкой просветительской работе, установке памятников, наименованию именем Шевченко районов, населенных пунктов, улиц, парков, учреждений и т. д. Это тоже последствие тоталитарного советского прошлого.
И, преодолевая подобное прошлое, следовало бы отказаться и от «украинского национального сознания», и от навязывания украинского языка, и от культа Тараса. Однако «декоммунизация» у нас пошла по совсем иному пути.
Нынешний режим начал войну с советскими символами. Не потому, что они тоталитарные. А потому, что являются общими для России и Украины, свидетельствуют об общем прошлом. Нынешний режим навязывает свою версию «истории». Иную, чем коммунистическая, но столь же «единственно правильную». Нынешний режим героизирует бандеровцев, как «борцов за свободу Украины». Хотя то, за что они на самом деле боролись, со свободой не имеет ничего общего.
Полным ходом продолжается и процесс отрыва украинского населения от русских корней. Отрыва уже окончательного. Если в Советском Союзе великорусов и украинцев считали хоть и разными, но братскими народами, то ныне это родство отрицается. Если при СССР между русским и украинским языками поддерживалось какое-то равновесие (скажем, в школах большинства сел и маленьких городов Украинской ССР преподавание на русском языке не допускалось, но в крупных городах существовала свобода выбора, и, как правило, выбор население делало в пользу де-факто родного, русского языка), то в постсоветское время русский язык последовательно вытесняется отовсюду. Если в советский период у украинцев был доступ к русской культуре, то с 1991 года он все сильнее ограничивается.
Ныне же украинская официальная пропаганда еще и старательно лепит образ врага, обвиняя Россию и лично Владимира Путина чуть ли не во всех смертных грехах против Украины. А иная точка зрения в большинстве украинских СМИ не допускается.
Это не отказ от тоталитаризма (от которого, кстати сказать, отказались еще в СССР). Это возврат к нему. Причем возврат в еще худшей форме, чем раньше.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.