Социальная структура

Социальная структура

Формально все казаки были равноправны, но в действительности это равноправие было только на бумаге и на словах. Социальное расслоение и создание групп богатых запорожцев фактически всю власть отдали в руки этих «знатных» или «старых» казаков, которые, пользуясь своим богатством и влиянием, вершили на радах все дела.

Твердо укоренившийся миф, идиллически рисующий Сечь как бесклассовое братство, находится в полном противоречии с исторической правдой.

Если для первого периода существования Сечи это еще и можно принять, да и то с большими оговорками, то сохранившиеся многочисленные документы из эпохи Новой Сечи (1734–1775 гг.) неопровержимо и категорически опровергают этот сентиментально-идиллический миф.

На территориях, подвластных Сечи, население которых в 60-х гг. XVIII века доходило до 100 000, как и во всем мире в те времена, были и бедные, и богатые, были социальные противоречия интересов отдельных групп населения, было стремление богатых групп использовать власть в своих корыстных интересах и противодействие групп бедных этим стремлениям. И никакого ни социального, ни политического «братства», о котором так часто говорят и дореволюционные историки, и сепаратистская «историческая школа», в действительности не было.

Наоборот, беглые попадали в Сечи в чрезвычайно тяжелое положение, нередко более тяжелое, чем было там, откуда они бежали. Если они решали остаться в курене, то должны были жить в казармах, нести тяжелую гарнизонную службу и исполнять разные хозяйственные работы, не получая за это никакого вознаграждения, кроме более чем скудного пропитания, состоящего, в основном, из «саламахи», которая «варилась густо из ржаной муки на квасе или рыбной ухе», как описывает очевидец С. Мышецкий. Все остальное добавлялось на «собственные деньги», добыть которые было нелегко. Деньги добывались только в результате походов и связанных с ними грабежей или путем найма за деньги к зажиточным казакам и старшине, которые, на правах собственности владели хуторами-зимовниками, нередко несколькими.

Как видно из многочисленных документов, хранящихся в Центральном государственном историческом архиве УССР, были зимовники с табунами в несколько сот лошадей и рогатого скота, тысячами овец и обширной собственной запашкой, дававшей тысячи пудов зерна. Обслуживались они «молодиками» или «наймитами», число которых на некоторых зимовниках доходило до 30.

Заработная плата была минимальной: от 2 р. 50 коп. до 5 рублей в год на хозяйских кормах. (Лошадь в то время стоила 10–20 рублей, вол или корова 5–8 руб.; рубаха 40 коп., сапоги – от 50 коп. до 1 рубля.)

Кроме платных работников, на зимовниках было немало работников «без найму» – так назывались работавшие без денег, только за кров и пищу, преимущественно, слабосильные, старики, подростки. Из многочисленных сохранившихся «описей» зимовников видно, что таковых было до 7 % общего числа рабочих зимовников.

Заработать можно было также на рыбных промыслах и в «чумацких» обозах. Как первые, так и вторые вовсе не были артелями равноправных участников, как это утверждают многие историки. Сохранившиеся «расчеты» неопровержимо доказывают, что среди чумаков были и собственники десятков пар телег с наемными «молодиками», и чумаки-одиночки с одной-двумя воловьими запряжками. Такое же смешение было и на рыбных промыслах, где наряду с собственниками сетей (невод стоил тогда до 100 рублей) работали за деньги и «наймиты» или, очень часто, «с половины» т. е. половина всего улова шла собственнику сетей, а вторая половина делилась между рабочими, которые в этом случае, не получали никакой денежной платы.

Положение живших от продажи своего труда было не легкое, но они имели свободу и могли свободно менять работодателя, чего тогда уже не было в остальной России, в том числе и на Гетманщине и Слободщине. Были также формально ничем не ограниченные возможности выбиться в более зажиточные группы, быть выбранными в старшины, организовать свой зимовник или какое-то другое собственное предприятие.

И это привлекало все новых и новых беглецов с севера, а нередко и дезертиров из армии. Сохранился документ о прибытии в Сечь в 1735 г. пяти солдат Ревельского драгунского полка, на конях и с вооружением. Сечь их проглотила и «не нашла», когда этого потребовало русское правительство, так же, как «не находила» она и многочисленных крепостных.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.