Границы и центры Сибири

Границы и центры Сибири

Вопрос о пространстве Сибири не так прост, как может показаться на первый взгляд. Административное деление зачастую не совпадало с географическими границами сибирского региона, а образы Сибири приобретали расширенное символическое толкование. Различные комбинации территорий в больших административных группах (генерал-губернаторствах) не только повторяли природный ландшафт в поисках естественных границ, но активно формировали новую географию. Интерпретация региона постепенно усложнялась как с расширением внешних имперских границ, так и с нарастанием внутренних политических и социальных задач, управленческой специализацией и дифференциацией, изменением этнодемографической структуры, новыми экономическими интересами. Власть здесь шла явно впереди экономики, создавая административно-территориальные структуры и формируя экономические районы. Но всякая административная, а тем более государственная граница, будучи однажды проведена, имеет тенденцию сохраняться, увековечиваться. «Таким образом, – отмечал Ф. Бродель, – история тяготеет к закреплению границ, которые словно превращаются в природные складки местности, неотъемлемо принадлежащие ландшафту и нелегко поддающиеся перемещению»⁴.

Территориальный объем имени «Сибирь» исторически рос с движением русских на восток от Сибирского ханства до Сибирского генерал-губернаторства, достигнув своего предела в середине XIX века, когда закончился процесс вхождения в состав Российской империи Степного края, Приамурья и Приморья. К концу XIX века авторитетный «Энциклопедический словарь» Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона включал в объем сибирского пространства все азиатские владения Российской империи, кроме Закавказья, Закаспийской области и Туркестана⁵. Однако такое расширительное и не всегда последовательное толкование границ Сибири, когда смешивались физико-географические и политические критерии, вызывало сомнения. А.Я. Максимов в 1880-х годах заметил, что «Географическое общество, ведающее антропологическими и этнографическими задачами, еще не занималось решением вопроса о том, где начинается западная граница Сибири. А где кончается восточная или южная граница, на это не сумеет дать ответа даже и специальный Азиатский департамент Министерства иностранных дел»⁶.

Неслучайно, начиная в 1918 году читать курс лекций по истории и географии Сибири на только что открытом во Владивостоке историко-филологическом факультете, известный востоковед профессор Н.В. Кюнер предлагал условиться, что следует понимать под словом «Сибирь»: «Это имя ныне прилагается к стране, обладающей громадным и не установленным в точности и различно понимаемым пространством в зависимости от того, с какой точки зрения мы будем рассматривать территориальный объем страны, о Сибири можно мыслить различно (Курсив мой. – А.Р.)»⁷. При этом он настаивал на расширительном понимании Сибири, включая в нее не только Дальний Восток, но и Степной край. Другой исследователь Сибири H.H. Серебренников также призывал отличать Сибирь географическую от Сибири административной, имея в виду то, что, например, некоторые уезды Пермской и Оренбургской губерний находятся на азиатской стороне Урала⁸.

Исторически менялась и внутренняя структура сибирского пространства. Один из самых авторитетных географов рубежа XIX–XX веков П.П. Семенов Тян-Шанский делил Сибирь на пять географических областей⁹. При этом Западную и Восточную Сибирь он именовал «коренной» Сибирью, к которой примыкали «Якутская окраина», «Амурско-Приморская окраина» (в составе Забайкальской, Амурской, Приморской областей и острова Сахалин) и «Киргизско-степная окраина» (из Акмолинской, Семипалатинской и Семиреченской областей). Таким образом, Азиатская Россия получала новую географическую конфигурацию, в которой у «коренной» Сибири, как внутренней периферии империи, появлялись свои окраины.

Необходимость управленческой обособленности Сибири, уже в силу ее географической удаленности, этнической и социальной специфики, признавалась изначально. Конечно, как отмечал С.М. Прутченко, это была «кость от кости и плоть от плоти общерусского управления»¹⁰, но существовала известная потребность административно очертить и выделить сибирское пространство на государственной карте. Это было не только во времена существования Сибирского приказа (1637–1708,1730-1763) или Сибирской губернии (1711–1764), но и много позднее, вплоть до создания в 2000 году Сибирского федерального округа.

С петровских времен в Сибирскую губернию вошли не только все зауральские земли, но и территории западнее Урала, по водоразделу рек, впадающих в Ледовитый океан и Белое море, включая левый приток Волги и верховья рек Камы и Вятки. В екатерининском указе 1764 года Сибирь продолжала именоваться Сибирским царством, подкрепляя свой «суверенитет» не только системой управления, но и наличием особой сибирской монеты. Один из первых сибирских историков П.А. Словцов писал, что Сибирь «разумелась, кажется у самого правительства колониею и управлялась действительно как колония… К печальному предуверению тогдашних жителей, что Сибирь не Россия, немало содействовало и установление особой медной монеты с чеканом двух стоячих соболей под сибирскою короною…»¹¹. Лишь с распространением на Сибирь в 1782–1783 годах губернской реформы и созданием Тобольского и Иркутского наместничеств сибирская административная граница на западе прошла по Уралу, однако генерал-губернатор западной части Сибири продолжал почти до конца столетия быть одновременно тобольским и пермским, предпочитая Пермь Тобольску¹².

При Александре I Непременный совет 27 мая 1801 года, рассматривая вопрос о Сибири, принял «в уважение, что страна сия, по великому ее пространству, по разности естественного ее положения, по состоянию народов, ее населяющих, нравами, обыкновениями, промыслами и образом жизни толико один от другого разнствующих, требует как в разделении ее, так и в самом образе управления особенного постановления»¹³. В 1803 году было образовано единое для всей Сибири генерал-губернаторство, в состав которого вошли все земли, принадлежавшие тогда Российской империи за Уралом.

Следующим этапом в оформлении административных границ Сибири стала реформа 1822 года, проведенная М.М. Сперанским. Естественно-географическое деление Сибири на Западную и Восточную почти на целое столетие по сути оказалось тождественным Западно-Сибирскому и Восточно-Сибирскому генерал-губернаторствам. К Западной Сибири были отнесены Тобольская, Томская губернии и Омская область, а к Восточной Сибири – Иркутская, Енисейская губернии, Якутская область, Охотское и Камчатское приморские управления, Троицкосавское пограничное управление.

Однако М.М. Сперанскому пришлось столкнуться с проблемой неясности границ на юге Западной Сибири, где была создана Омская область. Область имела лишь северную границу, оставаясь открытой с трех других сторон. Здесь стояли задачи не только административного размежевания с Оренбургской областью, но и установления государственных границ с Китаем и среднеазиатскими ханствами. Если внутренние округа области, в которых преобладали русские, управлялись на общих основаниях с остальной Сибирью, то внешние округа с казахским кочевым населением только предполагалось создать. В 1838 году Омскую область сменило Пограничное управление, а в 1854 на его месте появилась Область сибирских киргизов. И даже в 1868 году, когда была образована Акмолинская область, Омск оставался ее административным центром, пока Акмолинск (ныне Астана) не приобретет достойного вида¹⁴.

Активно менялось административное пространство и Восточной Сибири. Если до середины 1840-х годов восточнее Енисея было всего два губернатора (иркутский и енисейский) и якутский областной начальник, то к началу 1860-х годов, когда H.H. Муравьев-Амурский покинул Сибирь, было уже шесть губернаторов (иркутский, енисейский, якутский, забайкальский, амурский, приморский) и градоначальник на границе с Китаем в Кяхте. Это позволило заполнить вакуум власти восточнее Байкала, создать новые управленческие центры, способные относительно автономно принимать важные военно-политические и экономические решения.

Но все же это была единая Сибирь. На протяжении всего XIX века сохранялось понимание того, что политику за Уралом необходимо вычленить в особый сектор. Это проявилось в деятельности Комитета по делам Сибирского края (1813–1819), двух Сибирских комитетов (1821–1838; 1852–1864) и Комитета Сибирской железной дороги (1892–1905), чья компетенция в территориальном отношении не только охватывала сибирские, дальневосточные и степные губернии и области, но распространялась и на сопредельные страны. О том, что в центре и на местах продолжали признавать целостность Сибири, свидетельствовал единый комплекс законодательных актов, своего рода свод законов для Сибири – «Сибирское учреждение», с 1822 года юридически закрепивший управленческую специфику региона.

Сибирская модель административного устройства была в значительной мере частным случаем окраинной политики самодержавия, принципы которой во многом зависели от господствовавших в то или иное время взглядов на природу взаимоотношений центра и регионов. Заметное влияние на региональную политику и региональные общественные настроения оказывали западные теоретические конструкции и европейский опыт колониального управления. Несмотря на то что управление разными окраинами существенно различалось, к XIX веку империя уже выработала, как казалось, универсальную модель их поглощения. Этот процесс довольно точно обозначил в начале 1880-х годов восточно-сибирский генерал-губернатор Д.Г. Анучин: «При всяком увеличении нашей территории, путем ли завоеваний новых земель или путем частной инициативы, вновь присоединенные области не включались тотчас же в общий состав государства с общими управлениями, действовавшими в остальной России, а связывались с Империей чрез посредства Наместников или Генерал-губернаторов, как представителей верховной власти, причем на окраинных наших областях вводились только самые необходимые русские учреждения в самой простой форме, сообразно с потребностями населения и страны и не редко с сохранением многих из прежних органов управления. Так было на Кавказе, в Сибири и во всей Средней Азии…»¹⁵. Административное устройство Азиатской России в XIX веке рассматривалось как «переходная форма». Поэтому от особого статуса Сибири, законодательно закрепленного «Сибирским учреждением» 1822 года и формально сохранявшегося вплоть до 1917, уже к 1870-х годам, как отмечали современники, сохранились лишь «одни обломки»¹⁶.

От вхождения в состав Русского государства зауральских территорий и до 80-х годов XIX века можно видеть, как оформлялось и расширялось пространство Сибири. Но одновременно набирал силу обратный процесс, когда Сибирь стала постепенно сокращаться и даже исчезать с административной карты России. Регион, имея свою историческую пространственно-временную протяженность, распадался на новые регионы. Шел процесс внутреннего регионального деления «большой» Сибири от Урала до Тихого океана, и к концу XIX столетия на геоэкономической и административной карте Азиатской России, помимо Западной и Восточной Сибири, дополнительно появились Дальний Восток и Степной край. В 1882 году было упразднено Западно-Сибирское генерал-губернаторство, и от Сибири отделился Степной край, став самостоятельным генерал-губернаторством и сохранив свой центр в Омске. Управленческий статус Тобольской и Томской губерний был фактически приравнен к внутренним губерниям России. Применительно к Западной Сибири, которая в 1882 году была выведена из-под генерал-губернаторского управления и от которой отделили Степной край, можно говорить, что она превратилась в своего рода «внутреннюю окраину», повысив свой статус благодаря интегрированности в имперское пространство. Это заметно отличало ее от Восточной Сибири, Дальнего Востока и Степного края. В 1884 году, с созданием Приамурского генерал-губернаторства, от Сибири отделился Дальний Восток, породив затянувшийся спор о границах между ними, а в 1887 году Восточно-Сибирское генерал-губернаторство было переименовано в Иркутское¹⁷. В конце XIX – начале XX века в правительственных кругах уже рассматривался вопрос о ликвидации Иркутского и Степного генерал-губернаторств. Как и в Европейской России, в Сибири с 1898 года округа в Сибири стали называться уездами, чтобы, как отмечалось в официальном документе, устранить «наружные признаки такой обособленности, которые сохраняются в терминологии»¹⁸. Разрасталось и усложнялось специальное (экстерриториальное) деление Сибири, зачастую не совпадавшее с общими административными границами и центрами, что свидетельствовало об унификации регионального управления и усилении ведомственного влияния имперского центра. Самодержавие последовательно двигалось по пути разрушения административного единства географически и исторически сформировавшихся регионов, создавая административную сеть со все более дробными и мелкими управленческими ячейками.

Известный русский правовед Н.М. Коркунов утверждал, что «самое слово Сибирь не имеет уже более значения определенного административного термина»¹⁹. В противовес нарождавшемуся сибирскому регионализму, понятие «Сибирь» замещается понятием «Азиатская Россия».

Возникло даже опасение, что Сибирь исчезнет. Вместе с тем, это размывало почву зарождающегося сибирского регионализма. Не случайно главный идеолог областничества Н.М. Ядринцев не поддержал в 1870-х годах идею упразднения сибирских генерал-губернаторств, видя в нем угрозу разрушения экономического, политического и культурного единства Сибири. Областников возмущало, с какой легкостью петербургская пресса рассуждала о будущем административном «вырезывании и притачивании» сибирских губерний и областей²⁰. Другой видный областник Г.Н. Потанин не только разделял этот взгляд, но готов был расширить генерал-губернаторскую власть «до власти наместника». Областников не могла не пугать тенденция административного дробления Сибири. Борясь против всеобъемлющей централизации из Петербурга, в качестве одного из направлений своей деятельности они определяли потребность «централизовать Сибирь», возбуждать чувство общесибирского патриотизма²¹.

Вместе с тем в конце XIX – начале XX века в правительственных кругах возвращаются к децентрализационным идеям, высказанным еще в начале XIX века в сибирском проекте министра внутренних дел О.П. Козодавлева, «Государственной уставной грамоте» H.H. Новосильцева и «Конституции» декабриста Н.М. Муравьева. Николай II одобрил в 1903 году проект восстановления генерал-губернаторской власти в Сибири, которое привело бы к разделению Азиатской России на три большие административные группы: Сибирское и Туркестанское генерал-губернаторства и Дальневосточное наместничество²². Реализовать этот проект не дала Русско-японская война и ведомственная оппозиция министерств. В 1908 году вновь возникли слухи о создании Сибирского наместничества²³. В своем проекте децентрализации России П.А. Столыпин предусматривал разделение России на и областей, в их числе называлась Степная область (в которую бы входила Западная Сибирь). Восточная же Сибирь (наряду с Туркестаном и рядом других окраинных территорий) оставалась за пределами этого деления и лишалась возможности участвовать в общегосударственном представительстве. Очевидно, что и к ней относилось замечание о необходимости «перевода некоторых местностей на положение колоний с выделением их из общего строя Империи»²⁴.

А.И. Гучков рассказывал историку H.A. Базили, что, не зная, «как отделаться» от П.А. Столыпина, планировали для него образовать наместничество в Сибири²⁵.

В то же время в Петербурге сознавали и опасность длительного существования административного единства большого периферийного региона империи, который мог составить управленческую конкуренцию центру. Существование генерал-губернаторства закрепляло положение, при котором эта часть империи не подпадает под действие общего законодательства. Правовая обособленность, за которой мерещилась обособленность политическая, угрожала столь желаемой управленческой унификации империи.

Для интеграции периферийных регионов в состав Российской империи чрезвычайно важным было не только формирование внешних и внутренних границ, но и «оцентровывание» новой территории, создание локальных центров имперского влияния. Большая дистанции между центром и периферией требовала создания собственных относительно автономных второстепенных центров. «Эта модель, – как отметил Эдвард Шилз, – была характерна для больших бюрократически-имперских обществ, которые, несмотря на устремления – то усиливавшиеся, то ослабевающие – их правителей к более высокой степени интеграции, в общем и целом были минимально интегрированными обществами»²⁶.

Появление и миграция периферийных центров отражали изменения в направленности региональных процессов, смену административных, военно-колонизационных, хозяйственных и геополитических приоритетов. Тобольск, бывший «столицей» Сибири в начале XVIII века, постепенно уступил первенство Иркутску²⁷. Вопрос о переносе резиденции из Тобольска в Омск уже в 1820-х годах поставил первый западносибирский генерал-губернатор П.М. Капцевич. Это свидетельствовало о смещении стратегических интересов империи в Западной Сибири с севера на юг. В 1839 году Главное управление Западной Сибири было переведено в Омск, а Тобольск опустел, потеряв свое былое значение.

Иркутск, тоже постепенно утрачивая свою управленческую гегемонию в Сибири, превратился в обычный русский провинциальный город. Увлеченный открывающимися перспективами на Дальнем Востоке Муравьев-Амурский готов был перенести центр генерал-губернаторства из Иркутска в Читу. Поиск управленческого центра на Дальнем Востоке, начавшийся в середине XIX века, растянулся почти на четверть столетия, когда из Охотска перевели администрацию в Аян, затем – в Петропавловск, а оттуда, в 1856 году, в Николаевск, который вскоре был «брошен» ради Владивостока. «Муравьевцы» мечтали о дальнейшем продвижении к юго-востоку, в Печелийский залив, где будет основан «Сибирский Петербург»²⁸. В 1884 году административным центром на Дальнем Востоке стал Хабаровск, а Владивосток сохранил конкурирующее положение главного военно-морского и торгового порта региона. Владивосток (как и Владикавказ), Омск, Оренбург, а затем Ташкент виделись новыми «окнами» России в Азию. Поиск управленческого центра на Дальнем Востоке не завершился и на рубеже XIX–XX веков. Хабаровск и Владивосток намеревались оставить уже ради Порт-Артура или Харбина.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.