Внешняя политика Византии в царствование Андроников

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Внешняя политика Византии в царствование Андроников

Внешнее положение империи при двух Андрониках, деде и внуке, было иным, чем при их предшественнике Михаиле VIII. Последнему грозила страшная опасность с запада от Карла Анжуйского; но эта опасность со стороны Королевства обеих Сицилий благодаря Сицилийской вечерне была в год смерти Михаила от Византии устранена навсегда; переживавшие же период смуты турки не могли в достаточной мере использовать выгодное для них положение на восточной границе империи.

Главный интерес внешней политики времени Андроника II и Андроника III заключается в их отношении к двум новым сильным врагам: Сербии на Балканском полуострове и туркам-османам в Малой Азии, причем оба эти народа в лице их наиболее выдающихся государей ставили определенной целью своей борьбы с Византией, подобно Карлу Анжуйскому, полное ее сокрушение и образование на ее месте или греко-славянского, или греко-турецкого государства. План Карла – образовать греко-латинское государство, как мы знаем, не удался. В XIV веке, казалось, был близок к намеченной цели великий сербский государь Стефан Душан, о котором речь будет ниже. Но осуществить вполне этот план удалось, в силу целого ряда исторических условий, лишь османским туркам, создавшим в середине XV века огромное не только греко-турецкое, но и греко-славяно-турецкое государство, в состав которого вошли и сербы, и болгары.

Главным явлением на Востоке в эпоху двух Андроников надо считать усиление турок-османов. Двигаясь по направлению к Малой Азии, монголы оттеснили на запад из персидской области Хорасана одну турецкую орду из племени огузов, которая, попав на территорию иконийского государства сельджуков, получила разрешение от их султана остаться в Малой Азии и пасти там свои стада. После понесенного от монголов поражения царство сельджуков распалось на несколько самостоятельных владений (эмирств) с особыми династиями, которые тем не менее довольно сильно тревожили империю. Сделалась самостоятельной и пришедшая из Хорасана турецкая орда из племени огузов. В самом конце XIII века во главе ее стал Осман, начавший династию Османов, или Оттоманов, и давший свое имя находившимся под его властью туркам, которые с тех пор и стали называться османскими, или оттоманскими, турками. Династия, основанная Османом, продолжала править в Турции до 1923 года[726].

Турки-османы с конца XIII века начали сильно теснить небольшие остававшиеся еще в руках Византии малоазиатские владения. С трудом императорские войска удерживали три наиболее важных пункта в Малой Азии: Бруссу, Никею и Никомидию. Посланный против турок соимператор Михаил (IX) потерпел неудачу. Казалось, что сам Константинополь находился уже в опасности, в то время как император, по выражению источника, «как бы спал или не был в живых»[727].

Испанские (каталонские) дружины на Востоке

В подобных обстоятельствах Андроник II без посторонней помощи обойтись не мог. Такая помощь ему явилась в виде испанских наемных дружин, так называемых «каталонских компаний», или «аль-мугаваров»[728]. Отряды наемников различных национальностей под названием «компаний», жившие только войной и поступавшие за известную плату к кому угодно для борьбы с кем угодно, были хорошо известны во вторую половину Средних веков; так, в том же XIV и XV веках английские и французские компании принимали деятельное участие на Западе в Столетней войне. «Каталонские компании», в состав которых входили не только каталонцы, но и жители Арагона, Наварры, острова Майорки и некоторых других, боролись в качестве наемников на стороне Петра Арагонского во время войны, вспыхнувшей после Сицилийской вечерни. Когда в самом начале XIV века между Сицилией и Неаполем был заключен мир, каталонцы остались без дела; привыкшие жить войной, грабежом и насилием, подобные союзники в мирное время становились опасными для пригласивших их лиц, которые старались от них отделаться. Но и сами «компании», не желавшие удовлетвориться мирными условиями жизни, искали нового случая продолжать свою бурную деятельность. Каталонцы избрали своим вождем Рожера де Флора, по происхождению немца, так как фамилия отца его была Блюм (т. е. «цветок»), что в переводе равняется итальянскому и испанскому «Флор».

Рожер, бегло говоривший по-гречески, с согласия своих подчиненных предложил услуги Андронику II в его борьбе с турками – сельджуками и османами и поставил стесненному императору неслыханные условия: дерзкий авантюрист требовал от Андроника согласия на его брак с племянницей императора, дарования титула мегадуки (генерал-адмирала) и крупной суммы денег на оплату услуг его «компании». Андроник вынужден был согласиться, после чего испанские дружины, сев на суда, двинулись в Константинополь спасать Восточную империю.

Этот любопытный эпизод участия испанцев в решении судеб Византии подробно изложен как в испанских (каталонских) источниках, так и в греческих, например в сочинении современника и участника этого похода каталонского хрониста Мунтанера[729]. Рожер и его спутники являются лишь отважными, благородными, делающими честь своему народу бойцами за правое дело; греческие же историки видят в каталонцах лишь грабителей, насильников и гордецов, и один из них восклицает: «О, если бы Константинополь не видал латинянина Рожера!»[730]. Историческая литература XIX века также уделяет много внимания каталонской экспедиции. Испанский исследователь этого вопроса сравнивает ее деяния с подвигами знаменитых испанских завоевателей Мексики и Перу в XVI веке, Кортеса и Писарро, не знает, «какой другой народ может гордиться столь знаменательным историческим событием, как наша славная экспедиция на Восток», и оценивает последнюю как вечное свидетельство славы испанской расы[731]. Немецкий историк Карл Гопф полагает, что «поход каталонцев является во всяком случае наиболее привлекательным эпизодом в истории государства Палеологов», особенно благодаря своему драматическому интересу[732]. Английский историк Финлей писал, что каталонцы, «если бы ими предводительствовал государь, подобный Льву III или Василию II, могли бы покорить сельджукских турок, задавить османскую силу в ее начале и довести двуглавого орла победоносной Византии до подножия гор Тавра и до берегов Дуная»[733]. В другом месте тот же историк замечает: «Экспедиция каталонцев на

Восток является удивительным примером успеха, который иногда сопровождает карьеру грабительства и преступления, наперекор всем обычным правилам человеческого здравого смысла». До самого последнего времени испанские архивы сообщают по данному вопросу новые материалы[734].

В самом начале XIV века Рожер де Флор прибыл со своей «компанией» в Константинополь[735]; число участников экспедиции не достигало 10 000 человек; но зато приехавшие на Восток каталонцы и арагонцы привезли с собой своих жен, любовниц и детей. В Константинополе была с великой пышностью отпразднована свадьба Рожера с племянницей императора. После серьезных столкновений, происшедших в столице между каталонцами и генуэзцами, почувствовавшими в пришельцах своих соперников с точки зрения исключительных привилегий, которыми генуэзцы пользовались в империи, «компания» была наконец переправлена в Малую Азию, где в это время турки осаждали большой город Филадельфию (на восток от Смирны). В соединении с отрядом императорских войск небольшая испано-византийская армия под начальством Рожера де Флора освободила Филадельфию от турецкой осады. Эта победа западных наемников была с восторгом встречена в столице; некоторые думали, что турецкая опасность для империи исчезла навсегда. За первым успехом последовали и ряд других удачных действий Рожера против турок в Малой Азии. Но непомерные вымогательства и произвольные жестокости каталонцев по отношению к местному населению, с одной стороны, и ясно выраженное намерение Рожера образовать в Малой Азии свое княжество, хотя бы и на условиях вассальной зависимости от императора, с другой, в высшей степени обострили отношения между наемниками, туземным населением Малой Азии и константинопольским правительством. Император отозвал Рожера в Европу, и последний со своей «компанией», переправившись через Геллеспонт, занял важный пункт на проливе Галлиполи и весь Галлипольский полуостров. Новые переговоры Рожера с императором закончились тем, что Андроник пожаловал ему второй после императора титул кесаря (цезаря), – звание, которое до тех пор в империи не носил ни один иностранец. Новый кесарь, прежде чем снова двинуться в Малую Азию, отправился с небольшим отрядом в Адрианополь, где в то время находился старший сын Андроника, соимператор Михаил IX. По наущению последнего во время пира Рожер и его спутники были перебиты. Когда весть об этом распространилась среди населения империи, то находившиеся в столице и других городах испанцы также подверглись избиению.

После этого раздраженные и пылающие жаждой мести каталонцы, сосредоточенные у Галлиполи, порвали союзные отношения с империей и двинулись на запад, предавая мечу и огню проходимые ими области. Фракия и Македония подверглись страшному разорению. Не избежали горькой участи и Афонские монастыри. Очевидец этого события, ученик игумена сербского Хиландарского монастыря на Афоне Даниила, писал по поводу нападения каталонцев: «Ужас бе видети тогда, запустение Св. горы от руки сопротивных»[736]. В это время каталонцами был сожжен и русский афонский монастырь Св. Пантелеймона. Нападение каталонцев на Солунь (Фессалонику) не удалось. В качестве ответной меры за каталанские опустошения Андроник приказал захватить товары, находившиеся на каталонских кораблях в византийских водах. Арестованы были и сами торговцы[737].

Прожив некоторое время в Фессалии, каталонцы двинулись на юг через знаменитое в древней истории Фермопильское ущелье в Среднюю Грецию, в пределы Афино-Фиванского герцогства, основанного там, как известно, после Четвертого крестового похода и находившегося под управлением французов. Весной 1311 г. произошла знаменитая битва в Беотии, на реке Кефиссе у Копаидского озера, превратившегося к XIV веку в болото (около современной деревни Скрипу). Каталонцы одержали решительную победу над французами и, положив конец их цветущему Афино-Фиванскому герцогству, утвердили там испанское владычество, продолжавшееся в Фивах и Афинах восемьдесят лет. Известный уже нам храм Св. Девы Марии, древний Парфенон на Акрополе перешел в ведение каталонского духовенства, которое было поражено его величием и богатством. Во второй половине XIV века испанский герцог Афин называл Акрополь «драгоценнейшим сокровищем, существующим в мире, которому все христианские государи вместе напрасно пытались бы подражать»[738].

Каталонское Афинское герцогство XIV века, случайно образовавшееся на почве древней Эллады, устроенное по испанскому или сицилийскому образцу и являющее собой пример грубого, насильственного и разрушительного управления, оставило в Афинах и вообще в Греции мало монументальных памятников своего господства. На Акрополе, например, где каталонцы произвели некоторые изменения, особенно в расположении укреплений, не открыто никакого их следа. Зато в народной памяти греков и их языке до сих пор живут воспоминания о жестокости и несправедливости испанских пришельцев. Еще теперь в некоторых областях Греции, например на острове Эвбее, чтобы упрекнуть кого-либо в незаконном и несправедливом поступке, говорят: «Этого не сделали бы и каталонцы». В Акарнании до настоящего времени название «каталонец» является синонимом «дикаря», «разбойника», «преступника». В Афинах «каталонец» рассматривается как бранное слово. В некоторых городах Пелопоннеса, когда хотят сказать о женщине, что она обладает плохим характером, груба, толста и т. д., еще до сих пор говорят: «Она похожа на каталонку»[739].

Однако большое количество недавно открытых документов, особенно в архивах Барселоны (архивы de la Corona d’Arag?), показали, что взгляды историков прошлых лет по этому вопросу были ошибочными. Годы каталонского владычества в Средней Греции были не только смутными и разрушительными, но и созидательными. Акрополь, называемый по-каталонски Castell de Cetines, был укреплен; впервые после закрытия афинской школы Юстинианом в Афинах был открыт университет[740]. Каталонские укрепления были возведены также в Средней и Северной Греции[741]. Современный каталонский историк, лучший специалист по каталонской проблеме в Греции, Рубио-и-Льюч, писал, что «открытие каталонской Греции является, по нашему мнению, одним из самых неожиданных событий, какие современные исследователи встречали в политической истории Средних веков»[742]. Конечно, полную историю каталонского господства в Греции еще предстоит изучить, однако мы должны отдавать себе отчет в том, что работы прошлых лет и ранее высказывавшиеся мнения по этому вопросу многих известных исследователей следует уточнять, ибо новую историю каталонского владычества следует писать на новом материале[743]. Смертельный удар каталонскому преобладанию в Греции нанесло наваррское вторжение 1379 г.

Успехи турок в Малой Азии

В самом начале XIV века каталонская «компания» удачно боролась с османскими турками. Но эти удачи греко-испанского оружия продолжались недолго. Наступившая вслед за убийством Рожера де Флора кровавая эпопея движения каталонских дружин на Балканском полуострове и вспыхнувшая затем известная уже нам внутренняя междоусобная война между двумя Андрониками, дедом и внуком, отвлекли силы и внимание империи от восточной границы. Этим воспользовались османы и в последние годы Андроника Старшего и в правление Андроника Младшего одержали ряд серьезных успехов в Малой Азии. Султан Осман и после него сын его Орхан завоевали там главные византийские города: Бруссу, которая сделалась столицей турецкого государства османов, Никею и Никомидию, после чего они подошли вплотную к берегу Мраморного моря. Некоторые города западного побережья Малой Азии стали платить туркам дань. В 1341 г., когда умер Андроник III, турки-османы, можно сказать, являлись уже полными распорядителями Малой Азии с явно выраженным намерением перенести военные действия на европейскую территорию империи и угрожать даже самому Константинополю; по крайней мере Фракия подвергалась непрестанным набегам с их стороны. Между тем сельджукские эмирства, чувствуя для себя угрозу от османов, вступали с империей в дружественные и союзные отношения для борьбы как против латинян, так и против османов.

Византия и возвышение Сербии. Стефан Душан

Владения Византии на Балканском полуострове в конце XIII века обнимали всю Фракию и Южную Македонию с Солунью; страны же, лежавшие далее на запад – Фессалия, Эпир и Албания – признавали власть империи лишь отчасти и не везде одинаково. Зато на Пелопоннесе империя в правление Михаила Палеолога отвоевала у франков Лаконию на юго-востоке полуострова, а потом и центральную провинцию Аркадию. В остальных частях Пелопоннеса и в Средней Греции продолжали владычествовать латиняне. В Архипелаге Византии принадлежали лишь немногие острова в северной и северо-восточной части моря.

Параллельно с османской опасностью на востоке для Византии увеличивалась в первой половине XIV века грозная опасность на Балканском полуострове со стороны Сербии, предыдущая история которой представляется в кратких словах в таком виде.

Сербы и близкородственные им, а может быть, даже тождественные с ними, хорваты появились на Балканском полуострове в VII веке при императоре Ираклии и заняли западную часть полуострова. В то время как жившие в Далмации и в местности между реками Савой и Дравой хорваты начали сближаться с Западом, приняли католичество и в XI веке утратили свою независимость, войдя в состав угорского (мадьярского, венгерского) королевства, сербы оставались верными Византии и восточной церкви. В течение долгого времени, а именно до второй половины XII века, сербы в противоположность болгарам не составляли единого целого и не образовали из себя одного государства; жили они независимыми областями – жупами, во главе которых стояли жупаны. Стремление к объединению появилось у сербов лишь с XII века и по времени совпадало с болгарским движением в пользу основания Второго Болгарского царства. Подобно тому как в Болгарии во главе движения встала фамилия Асеней, так в Сербии ту же роль сыграла фамилия Неманей.

Основателем сербского государства сделался во второй половине XII века Стефан Неманя, первый собиратель земли Сербской, «обновитель отчинной дедины», провозглашенный великим жупаном, который соединил сербские земли под властью своей фамилии. Затем он благодаря удачным войнам с Византией и болгарами значительно расширил сербскую территорию и, выполнив свою государственную задачу, сложил с себя власть и окончил жизнь монахом в одном из монастырей на Афоне. Как было уже отмечено выше, во время Третьего крестового похода Стефан Неманя вел переговоры с проходившим по Балканскому полуострову германским государем Фридрихом Барбароссой, предлагая ему союз против византийского императора на условии, чтобы Фридрих позволил Сербии присоединить Далмацию и сохранить отвоеванные от Византии земли. Переговоры эти кончились ничем.

После междоусобной распри между сыновьями Стефана Немани один из них, по имени также Стефан, стал во главе государства и в первой четверти XIII века папским легатом был коронован королевской короной, почему и известен в истории как Стефан Первовенчанный. С этих пор Сербское государство превратилось в королевство, и сам Стефан Первовенчанный был «кралем» всех сербских земель. При нем же, также из рук папского представителя, сербская церковь получила самостоятельного главу в лице сербского архиепископа. Но эта зависимость Сербии от римской церкви быстро прекратилась, и новое королевство осталось верным заветам восточной церкви.

Латинская империя встретила для распространения своего влияния на Балканском полуострове большое препятствие в двух славянских государствах – Болгарии и Сербии. После падения Латинской империи (1261 г.) обстоятельства изменились: вместо нее появилась слабая восстановленная Византийская империя, и к этому же времени Болгария, ослабевшая благодаря своим внутренним смутам и уменьшившаяся в своих границах, уже не представляла прежней силы. Самым крупным государством на Балканском полуострове после 1261 г. являлась Сербия. Но ошибка сербских государей заключалась в том, что они, не заботясь о присоединении к Сербии западных сербских (хорватских) областей, т. е. не закончив еще дела сербского национального объединения, устремили свое главное внимание на юго-восток, а именно на Константинополь.

Во время внутренней войны между Андрониками, дедом и внуком, сербский «краль» поддерживал деда. Большое влияние на дальнейшую судьбу Сербии оказала победа сербов в 1330 г. над болгарами, бывшими в союзе с Андроником III, близ Вельбужда (теперь Кюстендиль) в Верхней Македонии. В этой битве принимал участие еще юный князь, будущий знаменитый сербский государь Стефан Душан, бывший, несмотря на некоторое несогласие источников[744], главным руководителем сражения. Болгарский царь, свалившийся с лошади во время бегства, был убит. Результаты Вельбуждской битвы имели важное значение для молодого Сербского королевства. Греко-болгарский союз был разорван, и всякая возможность для Болгарии задержать дальнейшее усиление Сербии была навсегда уничтожена. С этих пор главная роль на Балканском полуострове оказалась в руках Сербского королевства.

Однако наивысшего расцвета и наибольшей силы достигла Сербия при Стефане Душане (1331–1355). Еще за десять лет до своего вступления на престол он одновременно с отцом с благословения архиепископа был венчан на царство в качестве соправителя. Источники называли его по этому поводу «Стефан, младый краль», «гех juvenis» в противоположность «старому кралю», «гех veteranus». По словам профессора Флоринского, «это одновременное венчание отца и сына составляло новое и знаменательное явление в сербской истории. В нем ясно сказывалось влияние Византии, где издавна господствовал обычай у императоров иметь при себе коронованных соправителей с тем же императорским титулом»[745].

За первые десять лет правления, падавшие на время Андроника III, Стефан Душан, пользуясь тем, что император и Иоанн Кантакузин были отвлечены османской опасностью на востоке, начал свою завоевательную политику, с одной стороны, приобретением Северной Македонии и, с другой стороны, занятием большей части Албании, где только что перед тем удачно действовали войска Андроника. Во всяком случае до смерти императора (в 1341 г.) Стефан Душан, хотя еще и не развил в полной мере своих планов относительно Византии, но уже успел показать, какого сильного врага в его лице приобрела империя на Балканском полуострове.

Продвижение албанцев к югу

В первой половине XIV века в исторической жизни Балканского полуострова впервые начинают играть значительную роль албанцы, с которыми, как только что было отмечено выше, воевали Андроник III и Стефан Душан. Албания со времен античной древности никогда не представляла собою единого национального государства, и история албанцев входила всегда в историю тех или иных иностранных народов. Внутри же самих себя интересы их ограничивались пределами небольших туземных княжеств и автономных горных племен. «Албания изобилует остатками прошлого, которые до сих пор не исследованы. История Албании, таким образом, не может быть полностью и окончательно написана без ссылок на ценные реликвии, ревниво сохраняемые албанской землей в продолжение столетий. Только тогда, когда эти археологические богатства будут доступны, будет возможным написание настоящей научной истории Албании»[746].

Предками албанцев были древние иллирийцы, жившие по восточному побережью Адриатического моря от Эпира к северу до Паннонии. Греческий географ II века н. э. Птолемей упоминает об одном племени албанцев с городом Албанополем. Имя этих албанцев было перенесено в XI веке на все другие остатки древних иллирийцев. Этот народ назывался по-гречески «албаны», «арбаны» или же «албаниты», «арбаниты». По-латински – Albanenses, Arbanenses. От латинской или романской формы происходит славянское «арбанаси», в современном греческом «арванитис», в турецком «арнаут». Сами себя албанцы называют «арбер» или «арбен». Позднее появилось новое название для албанцев – «шкипетары», этимологическое происхождение которого окончательно не определено[747]. Албанский язык и теперь наполнен романскими элементами, начиная с древнелатинского и кончая венецианским наречием, так что некоторые специалисты в этом вопросе называют албанский язык «полуроманским смешанным языком» (halbromanische Mischsprache)[748]. Издавна албанцы были христианским народом. В раннее византийское время албанцем, может быть, был император Анастасий, происходивший из главного иллирийского прибрежного города Диррахия (Дураццо). Возможно албанское происхождение семьи Юстиниана Великого.

Большие этнографические изменения произошли в местах албанского поселения в эпоху так называемого Великого переселения народов, задевшего и Балканский полуостров, особенно в связи со славянским заселением последнего. Позднее албанцы, еще не называемые этим именем в источниках, подчинялись то Византии, то Болгарии во время Великой Болгарии Симеона. Впервые албанцы как общее название для народа упоминаются в византийских источниках с XI века, со времени норманно-византийских столкновений на полуострове[749]. В эпоху Латинской империи и первых Палеологов албанцы последовательно входили в состав владений то Эпирского деспотата, то Второго Болгарского царства при Иване Асене II, то никейского императора Иоанна Дуки Ватаца, то, наконец, Карла Анжуйского, величавшего себя уже «Божией милостью королем Сицилии и Албании». В тридцатых годах XIV века сербский государь Стефан Душан незадолго до смерти Андроника завоевал большую часть Албании.

С этого времени начинается движение албанцев к югу, сначала в Фессалию, – движение, распространившееся позднее, во вторую половину XIV и в XV веке, на Среднюю Грецию, Пелопоннес и целый ряд островов Эгейского моря. Этот могучий поток албанской колонизации чувствуется и по настоящее время. Увлеченный ею, немецкий ученый первой половины XIX века Фалльмерайер, выступивший со столь нашумевшей теорией о полном истреблении греческой национальности славянами и албанцами и произнесший знаменитые слова о том, что «ни единой капли настоящей, чистой эллинской крови не течет в жилах христианского населения современной Греции», писал во втором томе своей «Истории полуострова Морей в Средние века», что со второй четверти XIV века населявшие Грецию греко-славяне были оттеснены и подавлены албанскими поселенцами, так что, по его мнению, восстание Греции XIX века, освободившее ее из-под ига турок, было делом рук албанцев. Во время путешествия этого ученого по Греции Аттика, Беотия, большая часть Пелопоннеса представляли собой целые ряды албанских поселенцев, иногда даже не понимавших по-гречески. Если кто-нибудь назовет всю эту страну, пишет тот же автор, новой Албанией, тот назовет вещь ее настоящим именем. Эти провинции греческого королевства имеют с эллинством такое же близкое родство, как горная Шотландия с афганскими областями Кандагара и Кабула[750].

Не соглашаясь с теорией Фалльмерайера в целом, приходится констатировать тот факт, что и в настоящее время многие острова Архипелага и почти вся Аттика до самых Афин остались еще албанскими. По приблизительному подсчету, сделанному учеными, албанцы составляли на Пелопоннесе более 12 процентов всего населения (около 92 500 душ)[751]. В 1854 году Й.Г. Хан, автор сочинения Albanesische Studien, писал, что «из миллиона населения Греции примерно 173 000 составляют албанцы», а современный автор добавляет: «Не произошло никаких перемен для изменения ситуации»[752].

Итак, время Андроника III ознаменовано началом албанской колонизации на юг в Грецию, до Пелопоннеса включительно, и важного нового этнографического изменения среди населения Греческого полуострова.

Венеция и Генуя

Что касается отношения Византии к двум западным соперничавшим торговым республикам, Венеции и Генуе, то правительство Михаила VIII, как было уже изложено выше, отдавая вообще бесспорное преимущество Генуе и вместе с тем порывая и восстанавливая в зависимости от политических условий дружественные сношения с Венецией, умело пользовалось существовавшим между ними антагонизмом. Андроник II придерживалея политики отца в отношении привилегированного положения Генуи, так что материал для столкновения между последней и Венецией из-за экономического преобладания в империи продолжал существовать.

К концу XIII века все христианские владения в Сирии были потеряны. Как известно, в 1291 г. мусульмане отняли у христиан их последний важный приморский город Акру (Акку, древнюю Птолемаиду), после чего все прочие приморские города сдались почти без боя мусульманам. Вся Сирия и Палестина перешли в руки мусульман.

Для Венеции последнее событие явилось страшным несчастьем, так как она в силу этого теряла весь юг Средиземного моря, где ее политика и торговля в течение долгого времени имели господствующее значение. С другой стороны, генуэзцы, стоявшие твердо на Босфоре, распространили свое исключительное влияние на Черное море, где они, очевидно, желали монополизировать торговлю; это особенно касалось Крыма, где были уже как венецианские, так и генуэзские колонии. Учитывая грозную опасность для своей торговой мощи, Венеция объявила войну Генуе. Военные действия имели место часто на территории или в водах византийского государства. Венецианский флот, прорвавшись через Геллеспонт и Мраморное море, разорил поселения на берегах Босфора и предместье Галату, где жили генуэзцы. Генуэзская колония спаслась за стенами Константинополя, где император оказал генуэзцам деятельную поддержку. Жившие в столице венецианцы подверглись избиению. После этого генуэзцы добились у Андроника II разрешения обнести Галату стеной и рвом. Вскоре их квартал разукрасился целым рядом общественных и частных сооружений. Во главе колонии стоял назначаемый из Генуи подеста, управлявший на основании определенных законоположений и ведавший интересами всех живших на территории империи генуэзцев. Таким образом, по словам профессора Флоринского, «незаметно рядом с православным Царьградом возник небольшой, но хорошо укрепленный латинский городок с генуэзским подестой, со своим республиканским устройством, с латинскими церквами и монастырями. Теперь Генуя помимо торгового приобретает большое политическое значение в империи»[753]. Ко времени вступления на престол Андроника III Галата сделалась как бы государством в государстве, что стало особенно сильно ощущаться в конце его правления. При таких условиях прочного мира между Генуей и Венецией быть не могло.

Кроме этих двух наиболее крупных торговых республик в конце XIII и XIV веков в Константинополе развивают некоторую торговую деятельность другие западные города, имевшие там колонии, например, из Италии – Пиза, Флоренция, Анкона, с Адриатического моря – славянский Дубровник (Рагуза)[754], некоторые южнофранцузские города, как Марсель и др.

Подводя итоги правления двух Андроников, деда и внука, придется прийти к печальным результатам. На востоке турки-османы сделались господами положения в Малой Азии; на Балканском полуострове Стефан Душан достиг уже вполне реальных успехов, свидетельствовавших о его еще более широких замыслах в будущем. Каталонские «компании» подвергли страшному опустошению целый ряд областей империи во время движения на запад. Наконец, рядом с Константинополем обосновалась и укрепилась экономически сильная и политически почти независимая генуэзская Галата.

Иоанн V (1341–1391), Иоанн VI Кантакузин (1341–1354) и апогей сербского могущества при Стефане Душане

Еще при предшественнике Иоанна V, Андронике III, Стефан Душан уже овладел Северной Македонией и большей частью Албании. Со вступлением на престол несовершеннолетнего Палеолога, когда империю стала раздирать опустошительная междоусобная война, завоевательные планы Душана расширились и вылились в определенную форму стремления к самому Константинополю. Византийский историк XIV века Никифор Григора влагает в уста Иоанна Кантакузина такие слова: «Великий серб[755] (Стефан Душан), подобно разлившейся и далеко перешедшей свои границы реке, одну часть империи Романии уже затопил многочисленными волнами, другую часть грозит затопить»[756]. Вступая в соглашения то с Кантакузином, то с Иоанном V, в зависимости от большей или меньшей выгоды, и пользуясь безвыходным положением империи, силы которой для борьбы с внешними врагами были подорваны внутренними распрями, Стефан Душан без труда покорил всю Македонию, кроме Солуни, и после осады взял важный укрепленный пункт в Восточной Македонии, лежавший на дороге из Солуни в Константинополь, Серее. Сдача Сереса имела важное значение: в руки Душана перешел укрепленный, уже чисто греческий город, немногим уступавший Солуни и служивший ключом на пути от нее к Константинополю. Именно с этого момента у Сербского государя ясно проявляется его дальнейший план более широких предприятий в отношении империи. Современные ему византийские источники связывают непосредственно со взятием Сереса принятие Душаном царского титула и формальное проявление с его стороны притязаний на обладание Восточной империей. Иоанн Кантакузин, например, писал: «Краль подступил к Сересу и овладел им… После этого он, высоко возомнив о себе и видя себя обладателем большей части империи, провозгласил себя царем ромеев и сербов[757], а сыну своему предоставил титул краля»[758]. В письме из того же Сереса к венецианскому дожу Душан среди других титулов величает себя «господином почти всей Византийской империи» (et fere totius imperii Romaniae dominus)[759]. На греческих указах своих Душан подписывался красными чернилами: «Стефан во Христе Боге верный краль и самодержец (автократор) Сербии и Романии», или просто: «Стефан во Христе Боге верный царь и самодержец Сербии и Романии»[760].

Широкие планы Душана в отношении Константинополя отличались от уже известных нам планов болгарских царей IX и XIII века, Симеона и Асеней. Главной целью Симеона было освобождение из-под власти Византии славянских земель и образование из них единого славянского государства; «Самая попытка его, – пишет профессор Флоринский, – овладеть Царьградом вытекала все из того же стремления уничтожить господство греков и заменить его господством славян»[761]. Этому взгляду, по мнению того же ученого, не может противоречить ни принятие Симеоном титула «Цесаря Блъгаром и Гръком», который продолжали носить его преемники, ни известие источника о том, что «Симеон хотел занять византийский престол и условием мира с греками ставил признание его греческим императором. Все это только доказывает, что болгарский царь в своих удачных войнах с греками, повод к которым давали, большей частью, последние, пришел к мысли об окончательном уничтожении Византии. Он хотел владеть Царьградом и повелевать греками, но не как император ромейский, а как царь болгарский»[762]. Еще более патриотические цели преследовали Асени, которые стремились к освобождению и полной независимости болгарского народа, хотели основать Болгарское царство, хотя бы и с включением в него Константинополя.

Иными целями руководствовался Стефан Душан, принимая титул царя (басилевса) и самодержца (автократора). Тут вопрос шел не только об освобождении сербского народа из-под влияния восточного императора. Целый ряд данных не оставляет сомнения в том, что Душан задался целью создать вместо Византии новое царство, но не сербское, а сербско-греческое, что «сербский народ, сербское королевство, все присоединенные к нему славянские земли должны были сделаться только составной частью империи Ромеев, главой которой он провозглашал себя»[763]. Выставляя себя претендентом на трон Константина Великого, Юстиниана и других византийских государей, Душан прежде всего хотел стать императором ромеев, а потом сербов, т. е. утвердить в своем лице сербскую династию на византийском престоле.

Для Душана важно было привлечь на свою сторону греческое духовенство завоеванных областей, так как он понимал, что провозглашение его царем сербов и греков может быть только тогда законным в глазах народа, когда оно будет освящено высшим авторитетом церкви. Сербский архиепископ, зависимый от Константинопольского патриарха, сделать этого не мог; если бы даже была провозглашена полная независимость сербской церкви, то и тогда сербский архиепископ или патриарх мог бы венчать краля лишь сербским царем. Для освящения титула «царя сербов и ромеев», который влек бы за собой право на византийский престол, требовалось нечто большее. Константинопольский патриарх на такое венчание согласиться, конечно, не мог. В таких обстоятельствах Душан стал стремиться к тому, чтобы его новый титул был освящен одобрением высшего греческого духовенства завоеванных областей и греческими монастырями знаменитой Афонской горы.

В этих целях он подтвердил и расширил привилегии и умножил пожалования греческих монастырей в завоеванной Македонии, где под его власть перешли и находившиеся там, принадлежавшие Афону, поместья и подворья – метохи (???????). Вслед за этим и самый Халкидский полуостров с афонскими монастырями перешел к Дуга ану, и святогорские старцы греческих монастырей не могли не понять, что с этого времени верховное покровительство над монастырями должно было перейти от византийского императора к новому владыке, от которого и будет зависеть дальнейшее благосостояние монастырей. Дошедшие до нас жалованные грамоты (хрисовулы) Душана греческим монастырям Афона, написанные по-гречески, свидетельствуют не только о подтверждении им прежних монастырских льгот, привилегий и владений, но и о пожаловании им новых. Помимо хрисовулов отдельным монастырям есть указание на общий хрисовул, которым Душан благодетельствовал все афонские монастыри; в последнем хрисовуле мы читаем: «Царственность моя, принявши все находящиеся на св. горе Афоне обители, от всей души прибегшие и подчинившиеся ей, общим хрисовулом всем им доставила и оказала богатое благодеяние, дабы подвизающиеся в них монахи безмятежно и тихо совершали дело Божие»[764].

На Пасху 1346 г. наступил знаменательный день в сербской истории. В Скопии (Скопье, Ускуб в Северной Македонии), стольном городе Душанов, собрались именитые властители со всего Сербского королевства, все высшее сербское духовенство во главе с сербским архиепископом, болгарское и греческое духовенство завоеванных областей и, наконец, прот, т. е. глава совета игуменов, управлявшего Афоном, игумены и старцы святой Афонской горы. Этому многолюдному торжественному собору «предстояло узаконить и освятить совершенный Душаном политический переворот – основание нового царства»[765].

Прежде всего собор учредил Сербское патриаршество, совершенно независимое от цареградского патриарха. Такой сербский независимый патриарх был необходим Душану для самого акта его венчания на царство. Так как избрание этого патриарха происходило без участия вселенских патриархов, то место цареградского патриарха должны были занять на соборе 1346 г. греческие епископы и святогорские старцы. Сербский патриарх был избран, а Константинопольский патриарх, отказавшийся признать действия собора законными, произнес на сербскую церковь отлучение.

После избрания патриарха было совершено торжественное венчание Душана царским венцом. Вероятно, этому событию предшествовала церемония провозглашения его царем в Сересе вскоре после занятия этого города. В связи с вышесказанным, при дворе Душана был введен пышный придворный штат и были усвоены византийские нравы и обычаи. Новый «басилевс» приблизил к себе представителей греческой знати; греческий язык, по-видимому, стал официально равноправным с языком сербским, так что многие грамоты Душана были написаны по-гречески. «Привилегированные сословия в Сербии, властели и духовенство, пользовавшиеся в стране огромным влиянием и силой и стеснявшие свободу действий сербских кралей, должны были склониться перед высшим авторитетом царя, как носителя абсолютной монархической идеи»[766]. Согласно византийскому обычаю, Душан вместе с собой венчал на царство свою супругу, а их десятилетний сын был венчан «кралем всех сербских земель».

После коронации Душан целым рядом жалованных грамот (хрисовулов) выразил греческим монастырям и церквам свою благодарность и благорасположение и посетил со своей супругой Афон, где пробыл около четырех месяцев, богомольствуя во всех монастырях, щедро одаряя их и принимая всюду «благословение отъ святых и честных и ангелам подобных житием отец»[767].

После венчания на царство единственной мечтой Стефана сделалось взятие Константинополя; ему казалось, что для этого, после его побед и коронации, препятствий уже не встречается. Хотя походы его против Византии в последний период его правления не были столь часты и почти непрерывны, как раньше, и внимание его было отвлекаемо то военными действиями на западе и севере, то внутренним устроением своей монархии, но тем не менее, по словам профессора Флоринского, «для всего этого внимание Душана только отрывается, не более: взоры и мысли его по-прежнему сосредоточены на том же заманчивом крайнем юго-востоке полуострова. Желание овладеть этим юго-востоком или, собственно, находящимся на нем мировым городом теперь еще более охватывает все помыслы царя, становится руководящим мотивом его деятельности, характеризует все время его царствования»[768].

Но увлеченный мечтой о легком завоевании Константинополя, Душан не сразу понял существовавшие уже в то время серьезные препятствия к достижению намеченного им плана, а именно: усилившееся могущество турок, которые также стремились к византийской столице и с которыми плохо организованное сербское войско справиться было не в силах; кроме того, для овладения Константинополем нужно было иметь флот, которого у Душана не было. Последний задумал для увеличения морской силы вступить в союз с Венецией; но этот шаг был заранее обречен на неудачу, так как Республика св. Марка, не желавшая мириться с возвращением Константинополя Палеологам, никогда не согласилась бы помочь Душану в завоевании этого города для него и для его государства; если бы Венеция завоевала Константинополь, то она завоевала бы его для себя. Попытка Душана войти в союзные отношения с турками из-за политики Иоанна Кантакузина также не удалась; к тому же интересы Душана и турок непременно должны были бы столкнуться. Вмешательство же во внутреннюю распрю империи никаких ощутимых результатов для планов Душана дать не могло. В последние годы его правления сербский отряд, сражавшийся на стороне Иоанна V Палеолога, был перебит турками. Для Душана настало время разочарования в его широких и смелых замыслах; для него стало ясно, что пути к Царьграду были для него закрыты.

Известие позднейших дубровницких (рагузских) хроник о предпринятом Душаном в год его смерти походе на Константинополь, не осуществившемся только вследствие внезапной кончины царя, не подтверждается никакими современными свидетельствами и лучшими знатоками данной эпохи не признается за действительно бывшее событие[769]. В 1355 г. великого сербского государя не стало. Таким образом, Душану не удалось создать греко-сербского царства, которое должно было заменить Византийскую империю; он «успел образовать только Сербское царство, включавшее в себя многие греческие земли»[770] и распавшееся после его смерти, по выражению Иоанна Кантакузина, «на тысячи кусков»[771].

Существование монархии Душана было настолько непродолжительно, что в ней, собственно говоря, по словам профессора Флоринского, «наблюдать можно только два момента: момент образования, продолжающийся во все время царствования Душана, и момент распадения, начавшийся тотчас после смерти ее основателя»[772].

«Через десять лет после этого, – пишет другой русский ученый, профессор А. Погодин, – можно было вспоминать о величии Сербского царства как об отдаленном прошлом»[773]. Итак, третья, наиболее грандиозная и последняя попытка славян образовать на Балканском полуострове великую державу со включением в нее Константинополя закончилась неудачей. Для завоевательных планов воинственных османских турок Балканский полуостров был открыт и почти беззащитен.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.