Общее положение империи
Общее положение империи
«Константинополь, этот акрополь вселенной, царственная столица ромеев, бывшая с соизволения Божия под властью латинян, снова очутилась под властью ромеев – это дал им Бог через нас». Такие слова мы читаем в автобиографии Михаила Палеолога, первого государя восстановленной Византийской империи[650].
Территориальные размеры государства Михаила были гораздо меньше, чем пределы Византии в эпоху Комнинов и Ангелов, особенно после Первого крестового похода, не говоря уже о более ранней эпохе. В 1261 году империя обнимала северо-восточный угол Малой Азии, большую часть Фракии и Македонии, Солунь (Фессалонику), некоторые острова в северной части Эгейского моря (Архипелага). Отсюда видно, что Босфор и Геллеспонт, эти в высшей степени важные с политической и торговой стороны водные артерии, входили в состав восстановленной империи. Эпирский деспотат находился от нее в зависимости. В самом начале своего правления Михаил получил в виде выкупа за освобождение ахайского князя Вильгельма Виллардуэна, захваченного греками в битве при Кастории, три сильных франкских крепости на Пелопоннесе: Монемвасию, большую скалу, выдающуюся из моря недалеко от древнего Эпидавра, которая «не только является самым живописным местом Пелопоннеса, но и имеет блистательную память о героической независимости, ставящую эту крепость высоко в списке крепостей мира»[651]; известный укрепленный замок Мистру и построенную франками в горах Тайгета для борьбы с обитавшими там славянскими племенами Майну. Эти три полученные греками крепости сделались опорными пунктами, откуда войска византийских императоров с успехом выходили против франкских герцогов.
Этому остатку былой великой империи угрожали со всех сторон сильные политически и экономически народности: с востока, со стороны Малой Азии, турки, с севера – сербы и болгары. Венецианцы занимали часть островов Архипелага, генуэзцы – некоторые пункты на Черном море, латинские рыцари – Пелопоннес и часть Средней Греции. Ввиду столь великих опасностей империя Михаила Палеолога не собрала воедино даже всех греческих центров: Трапезундская империя продолжала жить своей обособленной жизнью; византийские владения в Крыму, а именно Херсонская фема с прилегавшей к ней областью, так называемыми готскими климатами, попала под власть трапезундских императоров и платила им дань. Эпирский же деспотат находился лишь в некоторой зависимости от восстановленной империи Михаила. Во всяком случае при Михаиле Палеологе империя достигла наиболее широких пределов, какие она имела в последний период своего существования. Однако эти пределы сохранялись лишь в его царствование, так что Михаил Палеолог, по словам профессора Т. Флоринского, в этом отношении «был первый и вместе с тем последний могущественный император возобновленной Византии»[652]. И тем не менее империя первого Палеолога представляется современному французскому византинисту Ш. Дилю «худосочным, расслабленным, жалким телом, на котором покоилась громадная голова – Константинополь»[653].
Столица, не оправившаяся от разгрома 1204 г., перешла в руки Михаила в состоянии упадка и разрушения; лучшие, наиболее богатые здания стояли разграбленными; церкви были лишены своей драгоценной утвари; Влахернский дворец, ставший со времени Комнинов императорской резиденцией и восхищавший своим богатым убранством и мозаиками, находился в состоянии глубокого запустения, будучи внутри закопчен, по выражению греческого источника, «итальянским дымом и чадом»[654], во время пиров латинских государей и сделался поэтому необитаемым.
Если Византийская империя времени Палеологов не перестает быть первостепенным центром цивилизованного мира, то Константинополь перестает быть одним из центров европейской политики. «После реставрации Палеологов империя имеет почти исключительно местное значение греческого средневекового царства, которое в сущности является продолжением Никейского, хотя вновь обосновалось во Влахернском дворце и облеклось в обветшавшие формы древней Византийской державы»[655]. Вокруг этого стареющего организма растут и усиливаются более молодые народы, особенно сербы XIV века при Стефане Душане и османские турки. Предприимчивые торговые итальянские республики, Генуя и Венеция, особенно первая, овладевают всей торговлей империи и ставят последнюю в полную финансовую и экономическую от себя зависимость. Вопрос сводился к тому, кто из этих народов и когда покончит с империей восточных христиан, завладеет Константинополем и будет господствовать на Балканском полуострове. История XIV века решит этот вопрос в пользу турок.
Но если в сфере политической международной жизни Византия эпохи Палеологов занимает второстепенное место, то в сфере внутренней она имеет крупное значение. В эпоху Палеологов можно отметить любопытный факт возрождения в населении греческого патриотизма, с обращением взоров к античной эллинской древности. Так, официально императоры продолжают носить обычный титул «басилевса и автократора ромеев», но некоторые выдающиеся люди того времени убеждают басилевса принять новый титул «государя эллинов». Чувствуется, что прежняя обширная разноплеменная держава превратилась в скромное по территориальным размерам и в греческое по своему составу государство. В проявленном чувстве эллинского патриотизма XIV–XV веков, в тяготении того времени к славному эллинскому прошлому можно не без оснований видеть одно из начал, откуда выйдет в XIX веке возрождение современной нам Греции. Но, кроме того, эпоха Палеологов, когда в империи причудливо смешались элементы Запада и Востока, отмечена высоким подъемом умственной и художественной культуры, что при полной временами безотрадности внешнего положения и почти не прекращавшейся внутренней смуты может на первый взгляд показаться несколько неожиданным. Византия за это время дала немало ученых и образованных людей, писателей, иногда оригинальных по таланту, в самых разнообразных областях знания. Такие памятники искусства, как мозаики в константинопольской мечети Кахриеджами (византийская церковь Хоры), в Пелопоннесской Мистре и на Афоне позволяют вернее оценить важность художественного творчества при Палеологах. Этот художественный подъем эпохи Палеологов часто сопоставлялся с эпохой начального возрождения искусства в Западной Европе, то есть с эпохой раннего итальянского гуманизма и Возрождения. О всех этих явлениях в области литературы и искусства и о главнейших вопросах, возникавших в связи с ними, будет подробнее сказано ниже, в разделе о византийской культуре в эпоху Палеологов.
Время Палеологов принадлежит к наименее исследованным вопросам византийской истории, причинами чего являются, с одной стороны, чрезвычайная сложность их истории, как внешней, так и особенно внутренней, а с другой стороны, обилие разнообразных источников, из которых многие к тому же еще не изданы и продолжают находиться среди рукописных сокровищ западных и восточных библиотек. Вплоть до наших дней нет ни одной полной монографии о ком-либо из Палеологов, которая охватывала бы все стороны правления того или иного представителя этой династии. Существующие же работы охватывают, разрабатывают и освещают какую-либо одну сторону их деятельности. Есть одно исключение. В 1926 году вышло короткое и поверхностное, но общего характера, исследование К. Шапмана о Михаиле Палеологе[656].
Династия Палеологов принадлежит к известной греческой фамилии, давшей Византии начиная с первых Комнинов немало энергичных и даровитых людей, особенно на военном поприще, и породнившейся с течением времени с императорскими фамилиями Комнинов, Дуков и Ангелов; вследствие чего первые Палеологи, Михаил VIII, Андроник II, а может быть, иногда и Андроник III, подписывались четырьмя фамильными именами, например: «Михаил Дука Ангел Комнин Палеолог». Позднее императоры стали подписываться только «Палеолог»[657].
Династия Палеологов занимала византийский престол в течение 192 лет (1261–1453), т. е. представляла собой пример самой продолжительной династии на протяжении всей византийской истории[658]. Первый из Палеологов, воссевших на трон расшатанной и сильно урезанной Восточной империи, коварный, жестокий, но талантливый и искусный дипломат Михаил VIII (1261–1282), сумевший спасти государство от грозившей ему страшной опасности с Запада, а именно со стороны Королевства обеих Сицилий, передал престол своему сыну Андронику II Старшему (1282–1328), которого, по словам одного английского историка В. Миллера, «природа предназначила в профессора богословия, а случай сделал византийским императором»[659]. Андроник II был женат дважды: первая его жена Анна была дочерью угорского (венгерского) короля Стефана V; вторая жена Виоланта-Ирина была сестрой североитальянского маркграфа Монферратского, которая после смерти брата сделалась наследницей маркграфства; не будучи в состоянии, как византийская императрица, принять маркграфство, она отправила туда одного из своих сыновей, который и основал в Монферрате династию Палеологов, прекратившуюся лишь в первой половине XVI века[660].
Андроник в 1295 году короновал императорской короной своего старшего сына от первой жены Михаила. Михаил скончался в 1320 году, до отца, и часто упоминается в источниках как соправитель отца, император Михаил IX. Начинались переговоры о том, чтобы женить Михаила на Катерине де Куртене (Catherine de Courtenay), дочери титулярного императора Романии (то есть бывшей Аатинской империи), и папа был весьма заинтересован в этом проекте[661], однако в конце концов Михаил женился на армянской принцессе Ксении-Марии.
Сын Михаила IX и внук Андроника II юный Андроник был при жизни отца в течение долгого времени любимцем деда. Но легкомысленный характер молодого Андроника и склонность к любовным приключениям привели к тому, что одно из подобных приключений, закончившееся случайным убийством его брата и повлекшее за собой вследствие этого преждевременную смерть его отца Михаила IX, окончательно изменило отношение деда к внуку. Между ними возгорелась междоусобная борьба. Против Андроника Старшего образовалась сильная оппозиционная партия, первенствующую роль в которой играл знаменитый впоследствии Иоанн Кантакузин, ставший на сторону Андроника Младшего. Гражданская война закончилась в пользу внука, который в 1328 г. неожиданно захватил Константинополь и заставил престарелого Андроника Старшего отречься от престола. Низложенный император, долгое правление которого было временем нового упадка Византии, закончил свою жизнь (в 1332 г.) монахом в одном из монастырей.
Во главе правительства Андроника Младшего (1328–1341) стал главный руководитель восстания против его деда – Иоанн Кантакузин, в руки которого перешли внутреннее управление государством и иностранные дела. Сам новый император, предаваясь отчасти по-прежнему веселью и охотничьим прогулкам и не чувствуя склонности к занятию государственными делами, принимал тем не менее личное участие в многочисленных внешних войнах, которые были в его царствование. Между тем исключительное по влиянию положение в государстве, занятое Кантакузином, не удовлетворяло последнего, так как целью его было подготовить для себя путь к императорскому трону или по крайней мере к полновластному регентству. Эта мысль занимала его в течение всех 13 лет правления Андроника и являлась руководящей нитью всей его деятельности. Мать Андроника, вдова Ксения-Мария, и вторая супруга его, западная принцесса Анна Савойская[662], относились весьма недоброжелательно к всепоглощающему влиянию Кантакузина. Однако последний при помощи ряда интриг сумел удержать свое положение до самой смерти Андроника.
После смерти Андроника III в 1341 г. его старшему сыну, новому императору, Иоанну V, минуло едва одиннадцать лет. Вокруг трона несовершеннолетнего государя за обладание влиянием и властью возгорелась долгая, гибельная для и без того ослабевшей империи междоусобная война, главную роль в которой играл Иоанн Кантакузин. Против него создалась сильная партия из вдовы покойного императора Анны Савойской, объявленной правительницей, ее сторонника, бывшего ставленника Кантакузина, алчного и властолюбивого Апокавка, получившего главную власть, патриарха и некоторых других лиц. Характерной чертой междоусобной распри XIV века является участие в ней, то на одной, то на другой стороне, иноземных народов, преследовавших свои политические цели, а именно сербов, болгар и особенно турок, сельджуков и османов. Уже несколько месяцев спустя после смерти Андроника III Кантакузин в одном из городов Фракии провозгласил себя императором (Иоанн VI). Вскоре после этого в Константинополе было устроено торжественное коронование Иоанна V Палеолога. В империи появилось два императора. Кантакузин, нашедший сильную опору в турках (за одного османского султана Кантакузин даже выдал замуж свою дочь), одержал верх. Главный его соперник Апокавк был в это время убит в Константинополе. Как бы дополнением к упомянутой церемонии провозглашения послужила коронация Кантакузина, совершенная в Адрианополе Иерусалимским патриархом, который возложил на голову нового императора золотую корону. После этого столица открыла ему ворота. Правительница Анна Савойская должна была уступить, и Кантакузин был признан императором наравне с Иоанном Палеологом. Вскоре последовала новая коронация Кантакузина, дочь которого Елена была выдана замуж за юного Палеолога. Честолюбивые замыслы Кантакузина исполнились.
В том же году (1347), когда столица открыла ворота Кантакузину, в Риме на короткое время во главе правления встал знаменитый мечтатель, увлеченный воспоминаниями о былой славе Римской республики, трибун Кола ди Риенцо, к которому Кантакузин отправил посольство с поздравительным письмом по случаю достижения им власти над Римом[663].
Бурное правление Кантакузина, во время которого Иоанн Палеолог был отодвинут на задний план, протекало в тесной связи с международными отношениями эпохи, о чем речь будет ниже. В своей же личной политике Кантакузин стремился к полному устранению Палеолога; он провозгласил своего сына императором, объявил его соправителем и наследником и запретил поминать имя Иоанна Палеолога в церквах и на общественных торжествах. Однако влияние Кантакузина в населении все более и более ослабевало; последний удар его популярности был нанесен фактом утверждения турок в Европе. Иоанн Палеолог при содействии генуэзцев в конце 1354 г. вступил в Константинополь. Кантакузин вынужден был отречься от престола, после чего он постригся в монахи под именем Иоасафа и провел последнюю часть своей жизни за составлением своих интересных мемуаров[664]. В одной из греческих рукописей Парижской национальной библиотеки сохранились две интересных миниатюры с изображением Кантакузина; на второй из них Кантакузин, одетый в свой императорский наряд, представлен рядом со своим же изображением в монашеском одеянии. Сын его также отрекся от престола.
Сделавшийся наконец единодержавным императором Иоанн V Палеолог получил, особенно после опустошений междоусобной войны и внешних неудач, весьма жалкое наследство. «Несколько островов, – по словам проф. Флоринского, – и одна провинция (Фракия), вконец разоренная и обезлюдевшая, в одном конце которой, у самой столицы, гнездились хищные генуэзцы, а с другого поднимался могущественный турецкий колосс: вот та империя, которой ему приходилось править»[665].
Но этим семейные злоключения Иоанна V не кончились. Он разошелся со своим старшим сыном Андроником, который в 1376 г. при помощи генуэзцев низложил отца, короновался как Андроник IV (1376–1379) и сделал соимператором своего сына Иоанна. Престарелый Иоанн V и его любимый сын и будущий император Мануил были посажены в темницу. Однако в 1379 г. Иоанну V удалось бежать из заключения и при помощи турок снова вернуть себе трон. Между отцом и Андроником состоялось соглашение, продолжавшееся до смерти последнего (в 1385 г.). После этого Иоанн V, минуя своего внука, упомянутого Иоанна, короновал соимператором своего сына Мануила.
Наконец, в самом конце правления Иоанна V против него поднял восстание его внук. В 1390 г. Иоанн Младший захватил Константинополь и правил там, но только несколько месяцев, под именем Иоанна VII. Новые документы из архивов Венеции показывают, что восстание Иоанна в 1390 г. было организовано султаном Баязидом. Венецианский сенат, как всегда хорошо осведомленный о ситуации в Константинополе благодаря своим купцам, судя по всему, считал вполне вероятным, что Баязид в этой ситуации будет на византийском троне. Как бы там ни было, инструкции венецианским послам, отправленным в Константинополь в 1390 г., звучали так: «Если вы найдете сына Мурада [Баязида] в Константинополе, вы должны постараться добиться от него снятия секвестра с венецианских кораблей»[666]. Благодаря деятельному Мануилу Иоанн V был восстановлен на престоле. Он, однако, умер в начале 1391 г. после продолжительного, бурного и несчастного царствования. Императором сделался его сын Мануил.
Новый император незадолго до своего вступления на престол женился на Елене, дочери владетеля Северной Македонии Константина Драгоша (Драгаса), славянке, или, как сказал К. Иречек, «единственной сербке, которая стала византийской императрицей»[667]. Последняя дала Мануилу шесть сыновей, из которых двое сделались последними византийскими императорами: Иоанн VIII и Константин XI, часто носящий славянскую фамилию своего деда по матери Драгоша (Драгаса). Отсюда видно, что два последних Палеолога на императорском троне были полуславянами. Изображение Елены, прозванной Палеологиней, дошло до нас на прекрасной миниатюре одной из ценных рукописей Лувра в Париже. На миниатюре император Мануил, его жена Елена и трое его сыновей коронуются Девой Марией. Рукопись является одной из жемчужин Лувра. Она содержит сочинения св. Дионисия Ареопагита и была послана в Париж Мануилом через несколько лет после его возвращения в Константинополь из Парижа[668]. Другой портрет Елены сохранился на свинцовой печати, или моливдовуле[669].
Красивый, благородный, прекрасно образованный и одаренный литературным талантом Мануил еще с юных лет, при жизни отца, остро почувствовал весь ужас положения империи и всю унизительную тяжесть грядущего для него государственного наследства. Получив от отца в управление Фессалонику, он вошел в сношения с населением македонского города, захваченного войсками султана Мурада, в целях избиения турецкого гарнизона и освобождения города от турецкого ига. Султан узнал об этом и собрался жестоко наказать правителя Фессалоники. Не будучи в состоянии оказать сопротивление надвигавшейся грозе, Мануил после бесполезной попытки найти убежище у испуганного отца направился прямо в резиденцию Мурада и принес ему раскаяние в своем поступке.
«Безбожный, но разумный», по словам источника, султан благосклонно принял пришельца, провел с ним несколько дней и, на прощанье снабдив дорожными припасами и богатыми подарками, отправил его обратно к отцу с письмом, в котором просил отца «простить сыну то, что он по неведению со делал». В своей же напутственной речи Мануилу, по сообщению того же источника, Мурад будто бы между прочим сказал: «Управляй с миром тем, что тебе принадлежит, и не ищи чужого. Если же у тебя будет какая-либо нужда в деньгах или в другом содействии, я всегда с радостью буду готов исполнить твою просьбу»[670].
В другой раз преемник Мурада Баязид потребовал от Иоанна V вместе с присылкой условленной дани отправки к нему Мануила с вспомогательным отрядом греческих солдат. Мануил должен был подчиниться и принять участие в грабительской экспедиции турок по различным областям Малой Азии. Испытанное унижение, полное бессилие избавиться от него и лишения похода ясно чувствуются в письмах Мануила за это время. Описав в одном письме голод, холод, утомление и переход через горы, «где даже дикие звери не могли бы питаться», Мануил делает полное трагизма замечание: «Все это переносится сообща со всем войском; но вот что нестерпимо для нас: ведь мы сражаемся с ними и за них; а это значит увеличивать их силу и уменьшать силу нашу»[671]. В другом письме, по поводу встречавшихся во время похода разрушенных городов, Мануил писал: «На мой вопрос, как эти города назывались, те, кого я спрашивал, отвечали: как мы их уничтожили, так время уничтожило их название; и тотчас же меня охватывает печаль; но я печалюсь молча, будучи еще в силах сдерживать свои чувства»[672]. В таких условиях унижения и раболепства перед турецкими варварами пришлось жить Мануилу до вступления на престол.
Благородная сторона его натуры особенно проявилась в выкупе отца его Иоанна V из рук венецианцев, которые при возвращении императора из Италии о чем речь будет ниже, задержали его в Венеции за неуплату в срок взятой в долг суммы денег. В то время как старший сын Иоанна Андроник, управлявший в отсутствие отца государством, оставался глух к мольбам отца собрать нужную сумму, Мануил быстро сделал это и, отправившись лично в Венецию, выкупил отца из позорного плена.
После долгого и тяжелого царствования Мануил в последние годы жизни удалился от государственных дел, вручив ведение последних сыну Иоанну и посвятив все свое время изучению Священного
Писания. Вскоре после этого императора постиг удар; за два дня до смерти он постригся в монахи под именем Матфея.
Сын и преемник его Иоанн VIII царствовал с 1425 по 1448 г. Новый император был женат трижды, и все три его супруги принадлежали к различным национальностям. Первой супругой Иоанна была юная русская княжна Анна, дочь великого князя Московского Василия I, прожившая в замужестве всего три года, успевшая за этот короткий срок сделаться любимицей столичного населения и ставшая жертвой морового поветрия. Вторая супруга Иоанна была итальянка, София Монферратская, обладавшая, при высоких духовных качествах, настолько непривлекательной внешностью, что вызывала в Иоанне отвращение к себе; описав ее наружность, византийский историк Дука приводит народную поговорку его времени: «Спереди пост, а сзади пасха»[673]. Не сумев вынести своего унизительного положения при дворе, София при помощи галатских генуэзцев бежала, к удовольствию супруга, в Италию, где и закончила дни в монастырском уединении. Третью супругу Иоанн нашел себе в лице трапезундской принцессы из дома Комнинов, Марии, «отличавшейся красотой и обаянием»[674]. Эта обаятельная женщина, привлекательность которой отмечена как у византийского историка, так и у проезжавшего через Константинополь в то время французского паломника ко святым местам, восхищенного василиссой при ее выходе из храма Св. Софии[675], пользовалась до самой своей смерти большим влиянием на императора. Умерла она раньше Иоанна. До сих пор еще существует на одном из Принцевых островов (около Константинополя) небольшая часовня Св. Девы, построенная красавицей императрицей из Трапезунда.
У Иоанна VIII ни от одной из трех супруг не было детей. Когда осенью 1448 г. он умер, поднялся вопрос о преемнике. Тогда находившаяся еще в живых императрица-мать, жена Мануила II, братья покойного императора и высшие сановники Константинополя остановили свой выбор на Константине, одном из братьев Иоанна VIII, бывшем в то время морейским деспотом. Об избрании нового императора было доведено до сведения султана, который одобрил кандидата. После этого в Морею была отправлена депутация, которая и объявила Константину о его избрании на гибнувший трон когда-то великой Византии. В начале 1449 г. в средневековой Спарте, т. е. в Мистре, где находилась резиденция деспота, была совершена коронация последнего византийского императора, который вскоре после этого на каталонском судне прибыл в Константинополь и с торжеством был встречен населением.
Долгое время считалось, что Константин XI был коронован мирянином. Теперь, однако, известно, после публикации сочинений Иоанна Евгеника С. Ламбросом, что коронация Константина XI никогда не была осуществлена. Церковь требовала, чтобы коронация была бы осуществлена патриархом, однако она была, вероятнее всего, отложена из-за антагонизма между сторонниками и противниками объединения церквей[676].
Обе супруги Константина из латинских фамилий, обосновавшихся на христианском Востоке, – первая из фамилии Токко (Тоссо), вторая из известной генуэзской династии на острове Лесбосе Гаттилусио (Gattilusio), – умерли еще до избрания Константина на престол. Переговоры же о третьей супруге новому императору на Западе и Востоке, например в Венеции, Португалии, Трапезунде и Иверии (Грузии), закончились ничем. Падение Константинополя и смерть Константина помешали осуществлению этих брачных планов. Его доверенный друг и дипломат, историк эпохи Палеологов, Георгий Франдзи оставил нам в своей истории интересное описание миссии найти для императора невесту в Трапезунде и Иверии[677]. Современный нам историк Ш. Диль замечает, что, несмотря на давнее существование брачных связей между византийскими императорами и западными принцессами, в последний критический момент империи взоры последнего императора обратились в поисках супруги к более им близкому, понятному и родственному Востоку[678].
Константин XI погиб при взятии Константинополя турками в мае 1453 г. На месте христианской восточной монархии основалась сильная военная держава османских турок.
Из братьев, переживших Константина, Димитрий Палеолог попал в плен Мехмеду II, который женился на его дочери; умер Димитрий в Адрианополе монахом под именем Давида. Другой брат Фома окончил жизнь в Италии, лелея мечту о крестовом походе против турок и найдя у папы материальную поддержку для собственного существования. Сын его Андрей, ставший уже католиком, являлся единственным законным представителем династии Палеологов, имевшим права на утраченный византийский престол. До нас дошел любопытный документ, на основании которого Андрей Палеолог будто бы передавал свои права на империю Константинопольскую и Трапезуйдскую и на Сербский деспотат французскому королю Карлу VIII. Последний, предпринимая в конце XV века свой поход на Неаполь, думал, что его итальянская экспедиция явится лишь началом для его дальнейших завоеваний, а именно Константинополя и Иерусалима, что указывает на существование мечтаний о крестовом походе в конце XV века. Вероятно, акт передачи упомянутых прав Карлу VIII остался лишь проектом, так как позднее Андрей Палеолог уже передавал свои права на византийский престол Фердинанду и Изабелле Испанским[679]. Конечно, подобные передачи прав на Византию никаких реальных результатов не имели.
Дочь Фомы Палеолога и сестра только что упомянутого Андрея Зоя была выдана замуж за далекого великого князя Московского Ивана III и известна в русских источниках под именем Софии Палеолог. В.О. Ключевский писал в связи с этим: «[брак Ивана и Софьи получал значение политической демонстрации, которой заявляли всему свету, что] царевна, как наследница павшего византийского дома, перенесла его державные права в Москву, как в новый Царьград, где и разделяет их со своим супругом»[680].
Москву стали сравнивать с «семихолмным Римом» и называть Третьим Римом. Великий князь Московский стал «царем всех православных», а Москва, столица русского государства, стала «новым городом Константина» (то есть новым Константинополем-Царьградом)[681]. Русский автор начала XVI века монах Фило фей писал: «Два убо Рима падоша. А третий стоит. А четвертому не быти»[682]. Папа призывал преемника Ивана III защищать свои права на «наследие Константинополя»[683]. Таким образом, падение Византийской империи и брак Ивана III с Софьей Палеологиней лежат в основе вопроса о правах московских государей, представителей и защитников восточного православия, на трон византийских басилевсов, попавший в руки турок османов в 1453 г.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.