Урания и Клио

Урания и Клио

Применение географии к решению отдельных проблем встречало и продолжает встречать то полное сочувствие, то злобные нарекания. С одной стороны, очевидно, что сухая степь дает для создания хозяйства и культуры не те возможности, что тропические джунгли, а с другой — такой подход именуется «географическим детерминизмом». Для начала внесем ясность. Видные мыслители XVII–XVIII вв. Боден, Монтескье и Гердер в согласии с научным уровнем их эпохи предполагали, что все проявления человеческой деятельности, в том числе культура, психологический склад, форма правления и т. п., определяются природой стран, населенных разными народами. Эту точку зрения в наше время не разделяет никто, но и обратная концепция — «географический нигилизм»,[163] вообще отрицающий значение географической среды для истории этноса, не лучше.

Но попробуем поставить проблему иначе. То, что географическая среда не влияет на смену социально-экономических формаций, бесспорно, но могут ли вековые засухи или трансгрессии внутренних морей (Каспия) не воздействовать на хозяйство затронутых ими регионов?[164] Например, подъем уровня Каспийского моря в VI–XIV вв. на 18 м не очень повлиял на южные, горные берега, но на севере огромная населенная площадь Хазарии оказалась затопленной. Это бедствие так подорвало хозяйство Хазарии, что, с одной стороны, заставило хазар покинуть родину и расселяться по Дону и Средней Волге, а с другой — повело к разгрому Хазарского каганата в 965 г. русскими.[165] И аналогичных случаев в истории множество.

Казалось бы, надо просто определить компетенцию физической географии в этнической истории, но вместо этого идут бесплодные упреки в «географическом детерминизме», под которым начинают понимать даже просто хорошее знание географии. На «причины этого печального положения указал историк географии В. К. Яцунский: «Историки слабо знакомы с географией, и наоборот».[166] И это еще не беда! Куда хуже, когда «географ, как только он покидает область географического исследования и начинает заниматься историей, перестает быть естествоиспытателем и сам становится историком».[167] Заведомо ясно, что тут удачи быть не может, как и в обратном случае. Таким образом «открывается» корень неудач: постановка проблем и методика исследования не разработаны. Значит, следует этим заняться.

То, что для историка — завершение его работы, для этнолога и географа — отправная точка. Затем нужно исключить те события, причины которых известны и относятся к сфере либо спонтанного развития общества (социальные формации), либо к логике самих событий (личные поступки политических деятелей). Связывать эти явления с географией бесплодно. Остается сфера этногенеза и миграций. Тут вступает в силу взаимодействие человеческого общества с природой. Особенно это прослеживается, когда главную роль играет натуральное и простое товарное хозяйство. Способ производства определяется теми экономическими возможностями, которые имеются в природных условиях территории, кормящей племенную группу или народность. Род занятий подсказывается ландшафтом и постепенно определяет культуру возникшей этнической целостности. Когда же данный этнос исчезает вследствие трансформации, миграции или истребления соседями, то остается памятник эпохи — археологическая культура, свидетельствующая о характере древнего народа, а следовательно, и о природных условиях эпохи, в которой она бытовала. Поэтому мы имеем возможность расчленить исторические события политического характера и события, обусловленные преимущественно изменениями физико-географических условий.

Все народы Земли живут в ландшафтах за счет природы, но коль скоро ландшафты разнообразны, то столь же разнообразны и народы, ибо как бы сильно они ни видоизменяли ландшафт — путем ли создания антропогенного рельефа или путем реконструкции флоры и фауны, людям приходится кормиться тем, что может дать природа на той территории, которую этнос либо заселяет, либо контролирует. Однако ничто в мире не бывают неизменным, и ландшафты — не исключение. Они, подобно этносам, имеют свою динамику развития, т. е. свою историю. И когда ландшафт изменяется до неузнаваемости, причем безразлично — от воздействия ли человека, от изменения климата, от неотектонических процессов или от появления губительных микробов, несущих эпидемию, люди должны либо приспособиться к новым условиям, либо вымереть, либо уехать в другую страну. Тут мы вплотную подошли к проблеме миграций.

Модификация ландшафтов — не единственная причина миграций. Они возникают также при демографических взрывах или — реже — при общественных толчках, но тогда они будут столь отличны по характеру от первых, что спутать их очень трудно. Однако в любом случае переселенцы ищут условия, подобные тем, к которым они привыкли у себя на родине. Англичане охотно переселялись в страну с умеренным климатом, особенно в степи Северной Америки, Южной Африки и Австралии, где можно разводить овец. Тропические районы их не манили, там они выступали преимущественно в роли колониальных чиновников и купцов, т. е. людей, живущих не за счет природы, а за счет местного населения. Это — тоже миграция, но совсем иного характера. Испанцы колонизовали местности с сухим и жарким климатом, оставляя без внимания тропические леса. Они хорошо прижились на мексиканских плоскогорьях, где сломили могущество ацтеков, но майя в Юкатане сохранились в тропических джунглях, отстояв свою независимость в «войне рас» против правительства Мексики. Якуты XI в. проникли в долину реки Лены и развели там лошадей, имитируя прежнюю жизнь на берегах Байкала, но они не посягали на водораздельные таежные массивы, предоставив их эвенкам. Русские землепроходцы в XVII в. прошли сквозь всю Сибирь, но заселяли только лесостепную окраину тайги и берега рек, т. е. ландшафты, сходные с теми, где сложились в этнос их предки. Равным образом просторы былого «Дикого поля» в XVIII–XIX вв. освоили украинцы. Даже в наше время тибетцы, покинувшие родину, предпочли Норвегию цветущей Бенгалии; они основали колонию в Осло.

Крупная миграция — это явление не только историческое, но и географическое, ибо оно всегда связано с некоторой перестройкой антропогенного ландшафта. Таким образом, мы пришли к границам исторической географии, которая должна нам помочь в поиске решения поставленной проблемы. Посмотрим, что она нам даст.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.