«Человек для нас самое дорогое…»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Человек для нас самое дорогое…»

Изменения в обществе влияли на сознание людей, изменяя его в нужную государству сторону. Но велось и целенаправленное воспитание общества, особенно детей и молодежи. Причем совсем не так, как многие из нас это помнят по годам брежневского «развитого социализма», когда говорились правильные, но скучные, набившие оскомину слова, которым никто не верил, считая их лишь данью обязательному, свыше установленному ритуалу.

Очевидно, главное различие брежневского времени со сталинским состояло именно в том, что в сталинские годы словам верили. Верили не потому, что были наивны и доверчивы. Просто слова тогда подкреплялись делами, обещания выполнялись, планы претворялись в жизнь. Страна реально строилась, создавала мощную, современную индустрию, социальные лифты работали на полную мощность, любая мечта могла стать явью, если проявить настойчивость и характер.

А главной мечтой того времени совсем неслучайно стала авиация. Да, почетом окружали ученых, конструкторов, рабочих-стахановцев, но главными героями были летчики. Страна буквально бредила небом, о летчиках снимали фильмы, писали картины, сочиняли песни и стихи. Трудно было найти мальчишку, который бы не хотел стать летчиком. И государство шло навстречу этим мечтам. В 1936 году в стране насчитывалось 150 аэроклубов, тогда как в 1930-м их было только четыре, кроме того – 240 планерных станций с 1200 инструкторами и 2000 планеров, 600 парашютных вышек. Парашютные вышки строились даже в колхозах. В журналах печатались подробные инструкции по сооружению вышек, подсказывалось, что «под парашютную вышку можно приспособить любое сооружение: колокольни церквей, башни минаретов, башни крепостных стен, фабричные трубы». По приблизительной статистике за 1935 год с парашютом прыгнуло более миллиона человек, в 1936-м, по разным оценкам, прыжки совершили более 1,3 млн человек.

По мнению В. В. Волкова, декана факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге, «летчики и парашютисты являлись центральными культовыми фигурами середины 30-х годов, образцами героизма как мужского, так и женского, моделями, созданными для подражания. Атмосфера тридцатых годов – это стремление к полету на всех возможных технических средствах: самолетах, планерах, дирижаблях, воздушных шарах, а также прыжки с парашютом, ставшие особенно массовыми в 1936 году. Конечно, покорение воздушного пространства было частью более широкого и всеохватывающего движения. В этот ряд героических практик следует включить и стахановское движение, и покорителей Северного полюса, и спортсменов, и военных и других. Но летчики, в силу ряда присущих им особенностей, занимали особое место. Они совмещали в себе высшие достижения технического прогресса, зрелищность, риск, эстетику, наглядный и продолжительный героизм…».

И становились мощным фактором воспитания нового человека, человека будущего, которому покоряется не только земля, но и небо. Великая идея, овладевшая массами, особенно молодежью, давая крылья в духовном плане, требовала и физически реализовать этот порыв. Эти молодые мечтатели и энтузиасты хотели летать, летать «все выше, и выше, и выше, преодолеть пространство и простор…», веря, что именно так они перелетят из прошлого в прекрасное светлое будущее, веря, что для этого «нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца – пламенный мотор». С другой стороны, с рациональной точки зрения, такое стремление ввысь, к небу, к полету легко объяснимо приближающейся войной, необходимостью овладевать новой техникой, которая скоро может стать боевой. Ведь освоение воздушного пространства и авиационной техники есть часть военного строительства, обороны страны. («И в каждом пропеллере слышим спокойствие наших границ»). Кроме того, оно входило и в более широкий индустриальный проект, милитаризацию страны, военизацию населения.

Не случайно тридцатые годы стали временем выдающихся рекордных полетов и перелетов. Советскими летчиками были установлены многочисленные мировые рекорды. Именно на 30-е годы приходятся подвиги Чкалова, спасение челюскинцев, беспересадочный перелет в США Белякова и Байдукова, полет на Северный полюс Водопьянова, полеты в стратосферу Коккинаки. Сам знаменитый конструктор космических аппаратов академик Королев начинал как летчик в 30-е годы.

Мало того, героическая профессия летчика перестала быть привилегией только мужчин. В самом деле, если революция провозгласила равноправие женщин, то почему советское государство должно препятствовать девушкам летать, становиться летчицами и парашютистками? И девушки тоже устремились в небо. Летчицы Гризодубова, Раскова и Осипенко (экипаж самолета «Родина») установили женский мировой рекорд дальности беспосадочного полета. В войну, как помним, были эскадрильи девушек-летчиц, немалое число которых стало Героями Советского Союза. С парашютных клубов начинали и наши космонавтки, хотя после войны число женщин-летчиц стало резко снижаться.

Освоение воздушного пространства имело и другой – социальный – эффект. «По сравнению с двадцатыми, в тридцатые годы произошел существенный политико-культурный сдвиг, – пишет В. В. Волков. – Его зафиксировали по-разному многие исследователи советской культуры. Это переход от коллективизма к большему индивидуализму… от массового человека к выдающимся личностям. Коллектив перестает быть героем социалистического строительства; начиная с 1935 года и особенно в 1936 году и далее таким героем становится личность, своего рода сталинский сверхчеловек».

Как считает профессор Волков, «известный феномен культа личности вождя на самом деле был лишь кульминацией более широкого явления культивирования личности, то есть культ личности Сталина был частным случаем культа личности как таковой. Выдающиеся летчики и летчицы выступали как культовые мифологические персонажи и при этом всегда были связаны специфическими отношениями со Сталиным… Летчики и стахановцы есть прежде всего некоторый тип коллективной репрезентации новой общности – семьи, отцом которой выступает Сталин…»

По мнению С. Г. Кара-Мурзы, «Сущность институтов государства и права могут быть поняты лишь исходя из типа того общества, которым они порождены. Определять тип общества по признаку господствующей в нем социально-экономической формации (феодальное, капиталистическое, социалистическое) – недостаточно. Россия, Китай и Англия различны независимо от экономической формации».

Более важным и определяющим является понятие современного и традиционного общества. Вопреки либеральным утверждениям, они отличаются друг от друга вовсе не тем, что одно является свободным и гуманным, иными словами – цивилизованным, а второе – жестоким и деспотическим. Как мы знаем, в западном современном обществе долгое время процветало рабство, которое никак не смущало ни его отцов-основателей, ни граждан. Так, основатель теории гражданского общества философ Б. Локк помогал составлять конституции рабовладельческих штатов и вложил все свои сбережения в работорговлю.

Главным отличием является положение человека в обществе, его связи с другими. Так называемое современное общество – это общество неких индивидуумов, соединенных отношениями купли-продажи, рынка, конкуренции, свободных от этических ценностей и выражаемых чисто количественной мерой цены. Каждый человек выступает по отношению к другому человеку как собственник. Общей, всеобъемлющей метафорой общественной жизни становится рынок.

«Напротив, в обществе традиционном люди связаны множеством отношений зависимости. Акты обмена между ними по большей части не приобретают характера свободной и эквивалентной купли-продажи (обмена равными стоимостями) – рынок регулирует лишь небольшую часть общественных отношений. Зато велико значение отношений типа служения, выполнения долга, любви, заботы и принуждения. Все это отношения с точки зрения либерала несвободные и не поддающиеся рациональному расчету, они в значительной части мотивируются этическими ценностями. Общей, всеобъемлющей метафорой общественной жизни становится в традиционном обществе семья.

Принципиальное отличие традиционного общества от западного в том, что в нем всегда есть ядро этических ценностей, признаваемых общими для всех членов общества («неписаный закон»). Само западное общество и возникло через расчленение этой общей (тоталитарной) этики на множество частных, профессиональных этик – коммерческой, административной, политической и т. д. В большой мере очистив отношения людей от внерациональных сил (заменив ценности ценой), гражданское общество приобрело большую устойчивость, стало нечувствительным к потрясениям в сфере идеалов. Так, оно стало полностью равнодушным к проблеме признания социального порядка справедливым или несправедливым – критерий справедливости исключен из процесса легитимации общественного строя. Напротив, для традиционного общества идеал справедливости играет огромную роль в обретении или утрате легитимности». (С. Кара-Мурза. Советская цивилизация.)

Естественно, что во главе традиционного общества-семьи стоит Отец. В дореволюционной России это был Царь-батюшка, в СССР – Отец народов. Таким образом, можно сказать, что Октябрьская революция не изменила тип общества, хотя изменила форму собственности и тип экономических отношений. Вдобавок она дала обществу новую, необычайно привлекательную и отвечающую менталитету народа мессианскую идею, как говорилось выше. Эта идея воспитывала и направляла народ уже сама по себе, будучи закрепленной в государственном устройстве. Однако для того, чтобы она укрепилась в сознании как единственно верная, стала его доминантой, государство применяло и соответствующие воспитательные усилия, в основном, разумеется, при воспитании молодого поколения.

Это стало большой культурной программой того времени, в ходе которой, помимо школы и обычного агитпропа в виде кино, радио, театра и т. п., было изобретено множество новых социальных форм – от шахматных кружков и спортивных секций до пионерских лагерей, парашютных и аэроклубов. Именно парашютные и аэроклубы стали особенно важной формой воспитания личности нового человека, овладения им техникой контроля над собой.

«Журналы публикуют описания опыта прыжков, а также исследования по психофизиологии прыжка, – пишет В. В. Волков в своем исследовании «Покорение воздушного пространства и техники личности сталинского времени». – Все описания практически одинаковы. Первый раз парашютист испытывает большое волнение, его обычно хлопают по плечу, указывая ему на то, что пора прыгать, иначе он стоит над люком совершенно невменяемый. Все, кто прыгает, не помнят момент первого прыжка, не отдают себе отчет. От руки к кольцу протянута веревочка, так как многим в состоянии паники кольцо не найти. Люди не помнят деталей. Освоение парашюта, по сути, сводится к освоению техники сознательного прыжка, т. е. самообладания, показателем чего является тот факт, что человек осознает и помнит все, что и как делал, он учится сознательности. Психологи установили определенные закономерности влияния прыжков с парашютом на развитие характера в сторону «повышения эмоционально-волевой устойчивости»…

Прыжки с парашютом, таким образом, стали одновременно и актом массового героизма, и практикой воспитания личности».

Причем в воспитании такой личности принимал участие сам Отец народов, как это показывает Волков на примере его отношений с Чкаловым.

«Имеется множество вариантов его (Чкалова, – прим. авт.) биографии, написанных как им самим, так и другими. Биографии варьируются по степени подробности, но тем не менее все они содержат одни и те же ключевые моменты, показывающие личность в процессе становления. Сначала это стихийная сила, юношеское богатырство, которые некуда, кроме драки, применить. Вместе с тем, биографии подчеркивают его народное происхождение. Потом Чкалов становится летчиком – дерзким, рискованным, но очень умелым. Совершив бреющий полет над железной дорогой и «прыжок» через встречный паровоз, самолет Чкалова задевает станцию и терпит крушение. Это уже второй разбитый им самолет, за что его в 1929 г. отстраняют от полетов. Одноименный фильм показывает другой знаменитый хулиганский трюк Чкалова – пролет под Троицким мостом в Ленинграде. Основными чертами героя являются порывистость, сила, стихийность с элементами хулиганства. Но в 1932 г. Чкалову, наконец, находят соответствующее применение – он становится летчиком-испытателем на Московском авиационном заводе. Далее 2 мая 1935 г. происходит событие, которое меняет его жизнь и дает толчок развитию личности. На аэродром им. Фрунзе приезжает Сталин. Чкалов показывает воздушные трюки, потом они беседуют. Впоследствии Чкалов напишет: «После встречи с великим вождем содержание моей жизни стало богаче, я стал летать более дисциплинированно, чем летал раньше, в меня, казалось, влились новые огромные силы для служения нашей прекрасной родине».

Диалог Сталина и Чкалова на аэродроме стал известен на всю страну, его цитировали во всех массовых изданиях. Сталин спрашивает у летчика, берет ли он с собой парашют, когда летает. Чкалов отвечает, что нет, не берет, так как он испытывает дорогие машины и сохранить машину важнее всего, а о себе заботиться – дело, мол, вторичное. «Нет, товарищ Чкалов, – говорит Сталин, – надо пользоваться парашютом, так как человек для нас самое дорогое, дороже техники». Чкалов поразился этой сталинской «заботе о человеке» и пообещал впредь брать с собой парашют. Увы, в 1937 году он все же разбился.

Однако речь о другом. Во всех биографиях Чкалова выстраивается единая, четкая линия: движение от стихийности, необузданности, порывистости к большей самодисциплине, точному расчету, самоконтролю, где Сталин выступает как дисциплинирующая инстанция, запускающая активную работу над собой, поднимающая уровень сознательности. Аналогичные переходы имеются и в биографии Байдукова – от хулигана к рациональному, рассчитанному героизму.

То же самое можно проследить и в отношении к стахановскому движению, которое поначалу ассоциировалось просто с перевыполнением нормы, с физическим порывом, с простым напряжением сил. Но постепенно, особенно после первого съезда стахановцев в декабре 1935 году и известной речи Сталина, смысл стахановского движения меняется. «Стахановцы, – говорит Сталин, – это люди культурные и технически подкованные, дающие образцы точности и аккуратности в работе, умеющие ценить фактор времени в работе и научившиеся считать время не только минутами, но и секундами».

То есть по отношению к стахановцам Сталин выполняет ту же воспитательную роль, что и по отношению к летчикам. Культурная логика движения смещается в сторону самодисциплины, технических навыков, гигиены и общей культурности. Итогом стахановского движения должен стать рост сознательности. Трудовой порыв воспринимается как вредный, если он не основывается на знании и расчете.

Эти на первый взгляд далекие друг от друга, но яркие явления жизни тридцатых годов были связаны с воспитанием новой личности и освоением определенной системы навыков, вписанных в структуру нового советского индустриального общества. Скоро ему пришлось пройти проверку войной. Она показала: СССР смог выставить против врага новый культурный и социальный тип человека, который оказался более стойким и героическим, более способным и лучше обучающимся, чем противостоящая ему армия всей «цивилизованной» Европы.

Эти люди, воспитанные Советской властью, видевшие в Сталине своего вождя и Отца народов, отстояли страну, одержали победу над мощной, прекрасно организованной военной армией Гитлера. Среди них были и родные дети Сталина, его сыновья Василий и Яков, приемный сын Артем Сергеев.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.