«Он плохо знал русский народ»: управление Москвой
«Он плохо знал русский народ»: управление Москвой
Некоторыми отличиями характеризируется и система управления Москвой. Несмотря на то, что французы уже имели определенный опыт суровой школы выживания в оставленных и выжженных российской армией деревнях и городах, подобная ситуация в столице стала для них совершенной неожиданностью. Анархия и пожары были ужасающими. При этом местная московская администрация выехала вместе с армией, прихватив также пожарный инвентарь. Исходя из этого, несложно представить себе все трудности, связанные с формированием управленческой администрации и ее работой. Вступившие в древнюю столицу Российской империи войска Наполеона начали завоевание города с его разграбления. Случаи мародерства, бесчинств были столь многочисленны, что уже 7 сентября 1812 г. Наполеоном был издан приказ о запрещении со следующего дня узаконенных грабежей. Однако этот приказ не дал никаких практических результатов, и спустя 10 дней, 17 сентября, маршал Бертье издал новый приказ.
Сразу по вступлении в город было обнародовано воззвание к его жителям. Оно сводилось в целом к четырем основным пунктам:
«1. Русскому духовенству дозволяется отправлять богослужение.
2. Городские власти и чиновники, служащие в разных присутственных местах, приглашаются к исправлению своих должностей.
3. Купечеству предлагается открыть торговлю, а фабричным и разного рода ремесленникам приступить к занятию своими промыслами.
4. Крестьянам дозволяется в торговые дни из деревень свободно привозить на рынки для продажи разные жизненные продукты».
В условиях войны проблема продовольствия оставалась первостепенной. По улицам Москвы было развешено специальное обращение к крестьянам:
«1. Считая с сего числа, крестьяне, земледельцы и живущие в окрестностях Москвы могут без всякой опасности привозить в город свои припасы, какого бы рода они ни были, в двух назначенных базах, т. е. на Моховую и Охотный Ряд.
2. Это продовольствие будет покупаться по такой цене, на какую покупатель и продавец согласятся между собою; но если продавец не получит требуемую им справедливую цену, то продавец волен будет повезти их обратно в свою деревню, в чем никто ему ни под каким видом препятствовать не может.
3. Каждое воскресение и среда назначены для больших торговых дней, почему достаточное число войска будет расставлено по вторникам и субботам на всех больших дорогах на таком расстоянии от города, чтобы защищать те обозы.
4. Такие же меры будут предприняты, чтобы на обратном пути крестьянам с их повозками и лошадьми не последовало препятствий».
Необходимо отметить, что поначалу некоторые крестьяне последовали этому обращению и привозили в Москву продукты на продажу. Но постепенно с развитием анархии уже в рядах французской армии и некоторой активизацией деятельности партизанских отрядов, которые зачастую грабили своих же соплеменников на большой дороге, этот процесс в основном сошел на нет.
Генерал-губернатором оккупированной Москвы стал Э. А. Мортье, гражданским губернатором – уроженец Архангельска, путешествовавший с Лаперузом, Ж. Б. Лессепс, командующим гарнизоном А. Дюронель. Образование муниципалитета было провозглашено прокламацией Лессепса 19 сентября 1812 г., и об этом же сообщал 22-й бюллетень Наполеона (от 27 сентября).
По распоряжению этих лиц был избран муниципалитет города. Один из его членов, Г. Н. Кольчугин, оставил следующее свидетельство: «Приказано ими, чтоб русские избрали из себя в муниципалитет голову с четырьмя помощниками и двадцать человек в товарищи или члены, а в полицию комиссаров. Выбор сей происходил мимо нас, следовательно, мы и были покойны. Но в один день пришел в дом наш французский офицер с двумя рядовыми, по записке, у него имевшейся, спросил меня и приказал идти с собой к интенданту Лессепсу… Я, выслушавши приказание, просил его об увольнении… Лессепс сказал мне, что он отменить меня не может, потому что выбран я не им, а «вашими русскими и, собственно, для вас русских».
В данном случае опять присутствовал элемент принудительного назначения на должности, а также попытки французов: 1) внедрить основы западной модели жизнедеятельности общества с его демократическими традициями; и 2) растолковать, что война не должна затрагивать сферы чисто гражданского политического быта.
Все члены вновь избранного муниципалитета должны были носить на руках повязки из белых и красных лент и при необходимости могли потребовать от французского начальства силового вмешательства.
Функции муниципалитета были разделены по нескольким «отделениям», которые отвечали за следующие службы: «Спокойствие и тишина», «Мостовые», «Квартирмейстерская часть», «Закупки», «Правосудие», «Надзор над богослужением», «Попечение и надзор за бедными», «Комиссары и помощники».
Всего московский муниципалитет состоял из 67 членов, в том числе 20 иностранцев и 15 чиновников разных рангов (от надворных и титулярных советников до коллежских регистраторов), 15 купцов и детей купеческих, четверо военных в отставке и четверо ученых (профессор, магистр и два учителя), два дворовых человека и один вольноотпущенный. По сути, такого демократического состава городские власти Российской империи еще не знали никогда (как и в других областях дворянин, и крепостной имели равное право голоса).
В структуру муниципалитета Москвы входили:
1) мэр и шесть его товарищей;
2) 16 членов муниципального совета, в том числе казначей и секретарь;
3) особый отдел – полиция, не подвластная коменданту и губернатору; в его составе два главных комиссара (магистр Московского университета, он же полицмейстер Виллер и его помощник иностранец Бюло);
4) 15 комиссаров (большинство иностранцев) и 8 помощников;
5) 12 лиц для поручений (из них пять переводчиков).
Городским головой стал купец первой гильдии Петр Иванов Находкин (при этом Наполеон вознаградил его за заслуги ста тысячами фальшивых рублей). Его товарищами (заместителями) были:
– надворный советник А. Д. Бестужев-Рюмин (чиновник вотчинного департамента) – занимался вопросами попечения о бедных;
– вюртембержец Егор Меньон – отвечал за надзор за ремесленниками;
– московский купец Яков Дюлон – отвечал за надзор за дорогами и мостами;
– московский именитый гражданин Ф. Фракман – в его подчинении находилась квартирмейстерская часть;
– московский купец Петр Коробов – отвечал за закупку провианта;
– московский купеческий сын Н. Крок – заведовал спокойствием и тишиной.
Полицмейстером стал магистр Московского университета, по совместительству главный комиссар Виллер.
Однако, как в Литве и Смоленске, работа администрации не отличалась особой эффективностью. О причинах такого положения вещей писал автор юбилейного издания о Москве в 1812 г.: «Все его меры потерпели крушение только потому, что он, очевидно, плохо знал русский народ. Все, что годилось в Западной Европе, являлось совершенно не применимым в России».
Отдельно необходимо рассмотреть местную систему наполеоновского управления в Курляндии. Здесь сложилась наиболее близкая к европейскому опыту ситуация, за исключением того, что, как обычно на этом этапе войны, «для французов важны были не реформы, а обеспечение продовольствия французской армии…»
Поначалу присутствие иноземцев в прибалтийских областях было практически незаметным. «Русский государственный герб красовался на всех казенных зданиях. Во всех частях Курляндии сохранились прежние присутственные места и прежние чиновники. В судебных учреждениях суд производился по указу Его Величества самодержца всероссийского Александра I. Но высшая власть перешла в руки прусских военных властей. Главным начальником явился генерал Граверт, командовавший прусским вспомогательным корпусом. А так как прусские войска разместились по разным городам и местечкам, то везде появились прусские коменданты, которые имели и гражданскую власть. Комендантом города Митавы был назначен майор Бот, здесь же образовалось королевско-прусское комендантское управление. Оба издавали распоряжения полицейского и военно-административного характера, например, о курсе прусской монеты, об обязанностях полиции, о паспортах и пр. Но особенную заботу прусского военного начальства составляло размещение и содержание войск 40-тысячного корпуса…»
Для налаживания поставок продовольствия в г. Митаве был составлен специальный «гражданский комитет по исполнению военных реквизиций», который имел сословно-представительный характер (со стороны дворянства в него вошли – фон Франк и дворянский казначей Штемпель; со стороны городского сословия – адвокаты Грюцмахер и Менх, асессор городского магистрата Шарпаньтье, купец Гафферберг; городские эльтерманы Классон и Рорбах).
Но уже 1 августа указом Наполеона прежнее губернское управление было упразднено. Вместо этого назначались два французских интенданта: аудиторы государственного совета Юлий де Шамбодуэн и Шарль де Монтиньи.
При этом сама Курляндия делилась на два интендантства:
1) Верхнюю Курляндию, состоявшую из округов («обер-гауптманств») Митавы и Зельбурга;
2) Нижнюю Курляндию из округов Гольденгена, Туккума и Пельтена.
Помимо вышеперечисленного тем же указом «учреждалось из местных курляндских чиновников «Областное Правление герцогства Курляндского и Семигальского, и Пильтенского округа».
Несмотря на некоторую поддержку, оказанную высшими слоями местного населения французским войскам, всеобщая амнистия в прибалтийском крае также имела место. Она была объявлена Александром 31 декабря 1812 г. Этот шаг императора принято рассматривать как подтверждение того, что в описываемую эпоху в представлении российского царя не все части его обширной империи были равнозначны в смысле признания их исторически сложившихся различий.
В ходе систематизации основных типологических форм управления и влияния французов в тех европейских странах, где Наполеон вел войну, можно условно выделить три основные группы:
– мелкие государства, перетасованные по конфедеративному варианту с последующим проведением характерных антифеодальных реформ (пример – итальянские республики, Рейнский союз);
– области, присоединенные к империи (пример – Голландия, Рим, ганзейские города, Иллирийские провинции), где французская «перестройка» затронула практически все основные сферы жизнедеятельности местного общества;
– к третьей группе необходимо отнести те страны, политическая и социально-экономическая структура которых подверглась достаточно серьезному реформированию со стороны Франции, однако их самостоятельность как суверенного государства была сохранена (пример – Пруссия, Испания и, с некоторой оговоркой относительно воссоздания этой самостоятельности – Польша).
В данный перечень не вписывается Российская империя, поскольку здесь Наполеон вел, по его собственному выражению, «чисто политическую войну», причем сам момент оккупации был кратковременным (в связи с неудачной кампанией и отступлением французской армии). Именно поэтому на указанных территориях глубокой деформации социально-политического уклада не произошло.
Заканчивая анализ системы управления оккупированными территориями в 1812 г., следует процитировать слова императора французов относительно организации оккупационного и позднейшего управления: «Чтобы быть справедливым, не достаточно делать добро, надо чтобы в этом были убеждены управляемые, а этого можно добиться, только выслушав их мнение». В варианте Российской империи это «мнение» различных слоев населения сначала выразилось в активизации «народной войны», а немного позже – в декабрьском восстании 1825 года.
Анализируя систему наполеоновского управления, необходимо отдельно остановиться на материалах так называемой «Высочайше учрежденной комиссии для исследования поведения и поступков некоторых московских жителей во время занятия столицы неприятелем», которая работала в Москве после отступления французов из столицы Российской империи.
Так, сразу же после вступления российских отрядов и кавалеристов генерал-майора А.X. Бенкендорфа в Москву, последний был назначен комендантом города и немедленно приказал арестовать купца Находкина. При этом у него отобрали все имевшиеся книги и бумаги. На их основании был составлен «реестр чиновникам разных должностей по муниципалитету во время пребывания в Москве неприятеля».
Уже 9 ноября 1812 г. по инициативе сенатора графа Ф. Ростопчина высочайшим указом, данным Сенату, была образована соответствующая следственная комиссия, которая должна была определить степень виновности всех лиц, сотрудничавших с неприятелем. Членами комиссии, кроме Ростопчина, были назначены петербургские сенаторы К. Модерах и А. Болотников. До декабря длился подготовительный период, в течение которого полиция устанавливала круг виновных и степень их вины, после чего комиссия стала вызывать на свои заседания как лиц, находившихся под следствием, так и свидетелей. К примеру, надворный советник Г. Вишневский, привлеченный к дознанию по доносу, показал, что в день вступления неприятельских войск не отлучался из Запасного дворца, в доказательство чего представил фамилии 56 свидетелей, проживавших на тот момент во дворце. Модерах просил генерал-майора Ивашкина (занимался эвакуацией жителей и государственных учреждений из Москвы при приближении неприятеля, а после освобождения города руководил борьбой с мародерами) проверить показания хотя бы 10 человек, чтобы не замедлялось расследование.
Необходимо указать, что, еще находясь во Владимире, граф Ростопчин начал активно собирать сведения о лицах, подозреваемых в сношениях с неприятелем. По сути, практически всех подозреваемых военные и гражданские власти губерний задерживали и отправляли к нему. Арестованных помещали во Владимирском остроге. Из тех, кто попал к Ростопчину, можно выделить прапорщика лейб-гвардейского Литовского полка Одеде-Сиона (был арестован по прямому приказанию М. Кутузова). Сион обвинялся по доносу французского шпиона в сношениях с неприятелем и отправке писем вестфальскому королю Иерониму – брату Наполеона. На допросе он показал, что, будучи ранен при Бородино, отправился для лечения в Москву, где остановился в доме генерал-майора Татищева. Узнав об оставлении Москвы российскими войсками – собирался бежать, но уже не смог. Стараясь не попасть в плен, прапорщик переоделся в крестьянское платье, и французы, совершенно принимая его за мужика, заставляли носить воду, тушить пожары. При этом приходилось сносить и побои. Через десять дней после появления неприятеля в городе Сиону удалось ночью бежать из Москвы и явиться к барону Винценгероде, который командовал «летучими» (партизанскими) кавалерийскими отрядами русской армии. Последний отправил его с бумагами к Кутузову, а тот на основании показаний французского шпиона приказал арестовать прапорщика. В качестве свидетелей Сион ссылался на дворовых генерал-майора Татищева. Впоследствии дворовые в точности подтвердили его показания, и, не найдя более ничего подозрительного, комиссия записала в журнале «отправить его, Сиона, куда следует». Как результат, в январе 1813 г. Сион был отправлен в Петербург к председателю Комитета министров С. Вязмитинову, а после был признан невиновным.
Собрав все необходимые документы и свидетельства, указанная комиссия составила общий список обвиняемых, разделив их на несколько групп:
– чиновники, состоявшие на государственной службе или находившиеся в отставке;
– купцы;
– иностранцы, принявшие присягу на русское подданство;
– иностранцы, не принимавшие присягу;
– в отдельную группу были выделены три человека – дворовый Е. Ушаков, вольноотпущенный И. Ермолаев и воспитанник военно-сиротского отделения Н. Репников.
Естественно, что вина чиновников или иностранцев, принявших присягу, считалась значительно большей, чем купцов или иностранных подданных. В общий список подследственных были включены фамилии 69 человек. Позже к ним добавили имена помощников Находкина – Бестужева-Рюмина и Коробова.
Среди содержавшихся во временной тюрьме было также трое помещиков Смоленской губернии, занимавших полицейские должности при оккупации Смоленска и не подлежавших ведению Московской комиссии. В связи с тем, что они не имели знакомых в Москве, за них долго никто не мог поручиться, и они оставались под арестом до начала 1814 года.
16 февраля 1813 г. Комиссия представила оконченное следствие министру юстиции Д. Трощинскому, который направил его в Сенат. Сенат затребовал по некоторым подсудимым дополнительные сведения, в частности формулярные списки тех чиновников, которые ранее не смогли это сделать. Это задержало окончательное решение, которое было принято только в 1814 года.
В конце концов Сенат разделил всех обвиняемых на пять групп в зависимости от степени вины. Максимальное наказание получили 22 подсудимых, вошедших в состав первой группы – большая часть ее (17 человек) состояла из иностранцев. Подсудимые этой группы характеризовались как люди «сомнительной нравственности и правил, противных святости присяги верноподданного и доброго гражданина». 10 человек иностранных подданных были приговорены к высылке за границу, русские подданные иностранного происхождения (Виллерс, Паланж, Реми, Бушот, Дюлон, Прево) – к ссылке в Сибирь на поселение с лишением доброго имени, дворянства и чинов (если таковые имелись); чиновникам Бестужеву-Рюмину и Щербачеву запрещалось вновь вступать на службу. Купца Смирнова приговорили к наказанию плетьми и отдаче в рабочие, а Капустина и Татарникова – к содержанию под арестом в течение месяца.
Во вторую группу было включено 37 человек, которые обвинялись:
– в подписании журналов заседаний московского муниципалитета;
– в закупке продовольствия для французских войск;
– в исполнении обязанностей переводчиков.
Сенат признал, что хотя они «приняли на себя от неприятеля должности, но в том, что добровольно, а не из-за неприятельских угроз, не изобличены». Среди них был и бывший городской голова Москвы Находкин.
В третью группу были включены те подсудимые, которые в исполнении должностей в неприятельских учреждениях не признались и других доказательств не было (21 человек).
В четвертую и пятую группы вошли действительный статский советник Загряжский, квартальный поручик Лакроа, купец Позняков и канцелярист Орлов. Необходимо отметить, что последний обвинялся в измене и шпионаже и совершенно не был связан с деятельностью московского муниципалитета.
Окончательное решение (на основании Манифеста 30 августа 1814 г.) было принято Государственным Советом только 17 мая 1815 г. Те из подсудимых, которые обвинялись еще и в совершении уголовных преступлений, были преданы суду других инстанций (например, купец Позняков, который кроме участия в закупке хлеба для неприятельской армии обвинялся еще и в присвоении чужого имущества). Остальные были или прощены, или признаны совсем невиновными.
Так гуманно завершилось дело об изменниках, вступивших на службу к императору французов Наполеону.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.