«Еще одна такая победа, и у Наполеона не будет больше армии»: сражение под Малоярославцем
«Еще одна такая победа, и у Наполеона не будет больше армии»: сражение под Малоярославцем
Сразу после ухода из Москвы Наполеон еще раздумывал о продолжении кампании. Он говорил о том, что армия будет зимовать где-то между «Смоленском, Могилевом, Минском и Витебском….Москва не представляет больше военной позиции. Иду искать другой позиции, откуда выгодней будет начать новый поход, действие которого направлю на Петербург или Киев». При этом Кутузов думал, что французы планировали отступать на юг или по Смоленской дороге. В показаниях пленных и дезертиров чаще фигурировало именно юго-западное направление. Чтобы наверняка знать о планах Наполеона, Кутузов организовал наблюдение за всеми возможными путями отхода наполеоновской армии из Москвы. Одновременно с этим укреплялась оборона северных границ Волынской, Киевской, Черниговской и Калужской губерний.
В декабре 1812 года русский главнокомандующий подал в рапорте Александру I стратегический обзор военной кампании со дня отступления армии в Тарутинский лагерь и до изгнания вражеских войск из России. Относительно замыслов Наполеона после выступления из Москвы он писал, что тот собирался «Боровскою дорогою пройти в Калугу, и есть ли бы удалось ему разбить нас при Малом Ярославце, опрокинув нас за Оку, расположиться в богатейших губерниях наших на зимовые квартиры».
Как впоследствии оказалось, Наполеон решил отходить на Смоленск через Калугу, где планировал захватить крупные склады продовольствия и фуража, намереваясь в дальнейшем удержаться на рубеже рек Западная Двина и Днепр, чтобы оттуда начать новый поход уже в следующем 1813 году.
Но южный маршрут Наполеона на Смоленск через Калугу преграждала российская армия, стоявшая под селом Тарутино (как уже упоминалось, собственно в этом и состоял замысел Кутузова при совершении Тарутинского маневра). Российские войска были расположены именно так, чтобы создавать постоянную угрозу французам с фланга и тем самым блокировать их дальнейшее продвижение. Кутузов хотел заставить Наполеона отступать той территорией, какой он шел к Москве. Особое внимание при этом уделялось истреблению противника как боями, так и лишением снабжения.
Выйдя из Москвы по старой Калужской дороге, уже 8 (20) октября Наполеон приказал свернуть на новую Калужскую дорогу в районе села Троицкое. Он не желал прорываться с ослабленной армией через укрепленные позиции в районе села Тарутино по старой Калужской дороге. Соответственно на следующий день передовые части Евгения Богарне прибыли в село Фоминское на новой Калужской дороге. В это время в Москве все еще оставались некоторые французские подразделения.
Известие о том, что французы начали выходить из города, Кутузов получил от командующего отдельным конным отрядом А. Сеславина, который первым обнаружил движение Наполеона на Калужскую дорогу, благодаря чему российские войска успели преградить путь неприятелю у Малоярославца. Имеются сведения, что ему среди прочих помогал и штабс-капитан А. Фигнер, который еще ранее, после занятия французами Москвы, с разрешения главнокомандующего отправился туда в качестве разведчика. И когда уже началось отступление Наполеона, Фигнер вместе с Сеславиным отбил у противника целый транспорт с драгоценностями, награбленными в столице.
Именно Сеславин и Фигнер предложили командованию атаковать село Фоминское и попросили подкрепления. Они определили, что войск у Евгения Богарне около 8 000 человек, которые раскиданы на большом пространстве. В то время Кутузов не знал о точном местонахождении основной армии Наполеона и одобрил атаку на Фоминское. С этой целью он отправил туда генерала Дохтурова с пехотным корпусом, дав в придачу кавалерийский корпус генерал-адъютанта Меллер-Закомельского. Сеславину и Фигнеру было поручено наблюдать за неприятелем.
Когда Сеславин неожиданно обнаружил, что подходят значительные силы французской армии и увидел Наполеона с его свитой, то немедленно доложил Дохтурову. Последний уже приготовился атаковать Фоминское на рассвете 11 (23) октября. Таким образом, сообщение Сеславина спасло корпус Дохтурова от полного уничтожения.
После того как Дохтуров окончательно установил, что главные силы Наполеона движутся на Малоярославец, он решил перекрыть им путь на Калугу через новую Калужскую дорогу. Увидев на рассвете достаточно значительные русские соединения, Наполеон решил, что Кутузов даст здесь сражение, и приостановил движение авангарда Богарне на Малоярославец. Вперед была отправлена только дивизия генерала А. Дельзона.
В то время Малоярославец представлял собой небольшой городок с населением в 1 500 жителей. Когда стало известно о подходе противника, городничий распорядился разобрать мост через реку Лужу. При этом распространяли легенду о подвиге повытчика местного суда С. Беляева, который якобы разрушил плотину и уничтожил французские понтоны. В действительности же солдаты Дельзона, войдя в город по плотине, навели понтонный мост для будущей переправы всей армии. В Малоярославце расположились два батальона пехотной дивизии Дельзона. Наполеон с основными силами в это время ночевал в Боровске.
Вечером 11 (23) октября основные силы российской армии выступили из Тарутинского лагеря, чтобы перекрыть новую Калужскую дорогу. На помощь к генералу Дохтурову были посланы казачьи полки, а на следующий день еще и пехотный корпус генерала Раевского.
Утром 12 (24) октября Дохтуров подошел к городу и, имея сведения о малочисленности противника, отправил в атаку егерский полк полковника А. Бистрома (примерно 1 000 солдат). За счет численного перевеса удалось выбить французов (500–600 солдат) на окраину города. К 10 часам у Малоярославца сосредоточились все части армейского корпуса Е. Богарне. Последний перебросил в помощь остаткам пехотной дивизии еще и бригаду, которая при поддержке артиллерии снова овладела городом. В ответ Дохтуров направил в помощь передовым частям, которыми командовал Ермолов, бригаду генерал-майора Ф. Талызина. В результате неприятель вновь был выбит из города. Однако Богарне около полудня ввел в бой еще одну бригаду, и Малоярославец опять оказался в руках противника. Войска Ермолова, подкрепленные тремя пехотными полками, контратаковали противника и выбили его из города. Попытка французов провести ответную атаку силами двух пехотных дивизий также была отражена. После этой неудачи Богарне бросил в наступление свежую пехотную дивизию дивизионного генерала Д. Пино, которая впервые участвовала в бою в кампании 1812 года. Вскоре ее солдаты вытеснили российские войска из города за Калужскую заставу.
Таким образом, к полудню в Малоярославце сражались друг против друга 9 тысяч французов (две дивизии) и 9 тысяч русских солдат.
После обеда на помощь Дохтурову подоспел корпус Раевского. С обеих сторон постепенно подходили новые силы (приблизительно до 24 тысяч с каждой стороны), и сражение приняло ожесточенный характер. Город имел ценность как плацдарм на правом берегу реки Лужи. Это сражение и захват плацдарма имели значение в случае продолжения движения французской армии.
Раевский принял командование над центром и правым крылом российских войск, подкрепив их четырьмя пехотными полками. В результате общего наступления ему удалось овладеть верхней частью города и его предместьями. Однако Богарне дополнительно ввел в бой бригаду итальянской гвардии и в очередной раз захватил город.
Около 16 часов подошли главные силы русской армии, Кутузов занял удобную позицию на расстоянии 1–3 километров к югу от Малоярославца вдоль пути к Калуге. Части пехотного корпуса генерал-лейтенанта М. Бороздина сменили обескровленные полки Дохтурова, выбили неприятеля из города и успешно отразили его контратаки. Но вскоре по приказу Наполеона в город вступила пехотная дивизия дивизионного генерала Ж. Компана, а под городом сосредоточилась вся резервная кавалерия маршала Мюрата. В результате мощного удара противник снова занял город.
Такое развитие событий вынудило Кутузова подкрепить русские части пехотной дивизией. Также он приказал генерал-лейтенанту П. Коновницыну силами гренадерской дивизии «очистить город». Последнему удалось выбить французов из верхней части и центра Малоярославца, но в ответ Наполеон также ввел в сражение пехотную дивизию дивизионного генерала Жерара. Когда уже наступила темнота, Богарне окончательно вытеснил российские войска за пределы города и выдвинул свою артиллерию. Таким образом, в ходе боя сам город 8 раз переходил из рук в руки и к вечеру остался у французов. Артиллерийская перестрелка стихла в темноте к 10 часам вечера. Российские войска постепенно окружали город полукольцом, перекрывая при этом из него все пути. Вдоль дорог были выдвинуты артиллерийские батареи.
Непосредственно в бою за город участвовало около 31,8 тысячи русских и 24 тысяч наполеоновских солдат, поддержанных почти 100 орудиями с каждой стороны.
В результате Малоярославец сгорел почти полностью, на его улицах из-за пожаров погибло много раненых с обеих сторон. Инженер-капитан Э. Лабом описывал город после боя: «Улицы можно было различить только по многочисленным трупам, которыми они были усеяны, на каждом шагу попадались оторванные руки и ноги, валялись раздавленные проезжавшими артиллерийскими орудиями головы. От домов остались лишь только дымящиеся развалины, под горящим пеплом которых виднелись наполовину развалившиеся скелеты».
На следующий день обе стороны готовились к продолжению сражения и изучали позиции друг друга. Но Кутузов неожиданно приказал отступить от города на 2,5 версты к югу, заняв подготовленную для обороны позицию. Дело в том, что с этой позиции удобнее было также контролировать дорогу на Медынь, где были замечены французские разъезды.
Утром несколько полков Платова, посланные накануне вечером, организовали внезапное нападение на расположение французских солдат, вызвав панику в неприятельских обозах. У деревни Городня они также атаковали парк гвардейской артиллерии, но смогли вывезти только 11 орудий. Это нападение было настолько неожиданным, что Наполеон со своей свитой чуть не попал в плен в расположении своего гвардейского корпуса. Адъютант Наполеона, генерал Рапп, писал об этой ситуации: «На следующий день мы сели на лошадей в половине восьмого, чтобы осмотреть поле, где происходила битва; император ехал между герцогом Виченцским, принцем Невшательским и мною. Едва мы покинули лачуги, где провели ночь, как заметили отряд казаков, выехавших из леса направо, впереди нас; ехали они довольно стройными рядами, так что мы приняли их за французскую кавалерию. Герцог Виченцский первый узнал их: “Ваше Величество, это казаки”. – “Этого не может быть”, – ответил Наполеон. А они с отчаянным криком ринулись на нас. Я схватил за поводья лошадь Наполеона и сам повернул ее. “Но ведь это же наши!” – “Нет, это казаки; торопитесь”. – “А ведь и в самом деле это они”, – заметил Бертье. “Вне всякого сомнения”, – добавил Мутон. Наполеон отдал несколько приказаний и уехал, я же двинулся вперед во главе эскадрона. Нас смяли; моя лошадь получила глубокий удар пики и опрокинулась на меня; варвары эти затоптали нас. По счастью, они заметили в некотором расстоянии артиллерийский парк и бросились к нему. Маршал Бессьер успел прискакать с конными гвардейскими гренадерами: он атаковал казаков и отбил у них фургоны и орудия, которые они увозили. Я встал на ноги, меня посадили на седло, и я доехал до бивака. Наполеон, увидев мою лошадь в крови, выразил опасение, не ранен ли я снова, и спросил меня об этом. Я ответил, что отделался несколькими контузиями. Тогда он стал смеяться над нашим приключением, которое, однако, я вовсе не находил забавным».
Прочие участники этого дела вспоминают, что Наполеон действительно все время этого опасного инцидента сильно улыбался, чем многих привел в восторг, а некоторых, как, например, Раппа, – в недоумение.
Кроме описанной ситуации, 13 (25) октября четыре казачьих полка генерал-майора Д. Кутейникова отбили также у деревни Колодезь часть обоза с награбленным имуществом.
В этот же день под Медынью три казачьих полка полковника Г. Иловайского атаковали и разгромили авангард армейского корпуса Понятовского Великой армии, посланный для разведки дороги на Калугу. Эта стычка вошла в историю как Медынское дело. В частности, когда Иловайский узнал, что указанный авангард под командованием генерала Лефевра выступил на Медынь, то разместил два казачьих полка в засаде. Около 11 часов поляки вышли из леса в двух верстах от Медыни, далее по высокой насыпи следовали артиллерия и обоз, а войска продвигались вдоль нее по болотистой местности. В полуверсте от Медыни их внезапно атаковали из засады казаки Иловайского. Преимущество казаков было в том, что они имели отличных лошадей. Увидев неприятеля, Лефевр приказал полку перейти на левую сторону насыпи. Отступая, полк наскочил на свою артиллерию и лишил ее возможности вести огонь. Преследовавшие егерей казаки захватили 5 орудий и стали стрелять из них по полякам. В схватке были взяты в плен генерал Тышкевич и командир эскадрона Любовецкий, убиты оба командира батальонов. На помощь польской кавалерии пришел пехотный полк, который отразил атаку казаков перекрестным огнем. Около 13 часов поляки начали отход, но возле края леса их поджидали казаки с пушками. Польская конница продолжила отступление уже под огнем. В общем, под Медынью противник потерял убитыми 120 человек, в плен было взято: 1 генерал, 3 офицера, врач, 70 нижних чинов, захвачен весь обоз и 5 орудий.
После сражения под Малоярославцем в Городне на военном совете произошло обсуждение дальнейшего плана действий французов. Подобно русскому совету в Филях, мнения собравшихся французских маршалов разделились.
Атмосферу, царившую в штабе во время совета, очень хорошо описал граф Сегюр: «Как идти туда [имелся в виду Смоленск] – через Калугу, Медынь или Можайск? Наполеон сидел перед столом, опершись головой на руки, которые закрывали его лицо и отражавшуюся, вероятно, на нем скорбь. Никто не решался нарушить этого тягостного молчания, как вдруг Мюрат, который не мог долго сосредоточиться, не вынес этого колебания. Послушный лишь внушениям своей пламенной натуры и не желая поддаваться такой нерешительности, он воскликнул в одном из порывов, свойственных ему и способных разом или поднять настроение, или ввергнуть в отчаяние: «Пусть меня снова обвинят в неосторожности, но на войне все решается и определяется обстоятельствами. Там, где остается один исход – атака, всякая осторожность становится отвагой и отвага – осторожностью. Остановиться нет никакой возможности, бежать опасно, поэтому нам необходимо преследовать неприятеля. Что нам за дело до грозного положения русских и их непроходимых лесов? Я презираю все это! Дайте мне только остатки кавалерии и гвардии – и я углублюсь в их леса, брошусь на их батальоны, разрушу все и вновь открою армии путь к Калуге».
Именно после таких слов Наполеон сказал: «Мы и так довольно совершили для славы. Пришло время думать только о спасении оставшейся армии». Тогда маршал Бессьер добавил: «Для подобного предприятия у армии, даже у гвардии, не хватит мужества. Уж теперь поговаривают о том, что не хватает повозок и что отныне раненый победитель останется в руках побежденных и что, таким образом, всякая рана смертельна. Итак, за Мюратом последуют неохотно и в каком состоянии? Мы только что убедились в недостаточности наших сил. А с каким неприятелем нам придется сражаться? Разве не видели мы поля последней битвы, не заметили того неистовства, с которым русские ополченцы, едва вооруженные и обмундированные, шли на верную смерть?» Таким образом, в ходе разговора все шло к принятию решения о необходимости отступления.
После выступления Бессьера слово взял Даву, который заявил, что если отступление решено, то нужно отступать через Медынь и Смоленск. Но Мюрат прервал его и сказал: «Как можно предлагать императору такой неосмотрительный шаг? Разве Даву поклялся погубить всю армию? Неужели он хочет, чтобы такая длинная и тяжелая колонна потянулась без проводников по незнакомой дороге, под боком Кутузова, подставляя свое крыло всем неприятельским нападениям? Уж не сам ли Даву будет защищать армию? Зачем, когда позади нас Боровск и Верея безопасно ведут к Можайску, мы отклоним этот спасительный для нас путь? Там должны быть заготовлены съестные припасы, там все нам известно, и ни один изменник не собьет нас с дороги».
Услышав это обвинение, Даву ответил: «Я предлагаю отступать по плодородной почве, по нетронутой дороге, где мы сможем найти пропитание в деревнях, уцелевших от разрушения, по кратчайшему пути, которым неприятель не успеет воспользоваться, чтобы отрезать нам указываемую Мюратом дорогу из Можайска в Смоленск; а что это за дорога? Песчаная и испепеленная пустыня, где обозы раненых, присоединившись к нам, прибавят нам новые затруднения, где мы найдем лишь одни обломки, следы крови, кости людские и голод! Впрочем, я высказываю свое мнение, потому что меня спрашивают, но я с не меньшим рвением буду повиноваться приказаниям, хотя бы и противоречащим моему мнению; но только один император может заставить меня замолчать, а уж никак не Мюрат, который никогда не был моим государем и никогда им не будет!»
Завязавшийся спор Наполеон прервал словами: «Хорошо, господа, я решу сам!» Его решением было отступить.
Необходимо указать, что далеко не весь офицерский состав французской армии знал о том, что решение отступать было принято императором. Так, в своих мемуарах лейтенант Ложье писал: «В 5 часов, осмотрев все и отправив разведочные отряды вдоль Калужской дороги, он возвратился в Городню. Недовольный вид, какой у него был при отъезде, заставил нас думать, что у него возникли несогласия со своими старшими генералами и что если бы дело зависело только от него, то битва возобновилась бы».
С непониманием к решению отступить отнесся и генерал Дедем: «Если бы генерал Дельзон исполнил пунктуально полученный им приказ, то, конечно, он пришел бы в Малоярославец еще задолго до русских и занял бы город, не потратив на это ни одного выстрела. На следующий день император бы дал последнее генеральное сражение, что, по всей вероятности, дало бы ему возможность вернуться в Москву и побудило бы русских подписать мир. Если бы мы победили, то торжество наше было бы полным, а, с другой стороны, если бы мы и были побиты, то наше положение было бы не хуже того, в котором мы уже были тогда! Счастье покидало Бонапарта, но, по-видимому, он был готов с покорностью подчиниться своей судьбе и был настолько тверд, что спокойно смотрел на грядущие несчастья; однако его обычная смелость сменилась роковой нерешительностью… Но верно и то, что, если бы Наполеон сам решился тогда начать атаку, мы бы заняли тогда же и Тулу, и Калугу. Кутузов считал себя побежденным и готовился к отступлению. Он сам сказал: «Калугу ждет судьба Москвы». Он был очень приятно поражен, узнав, что французская армия начала отступление».
Вместе с тем опасность ситуации была ясна многим в штабе французской армии. Так, Лабом, например, в своих мемуарах писал: «Сражение при Малоярославце открыло нам две истины, обе очень печальные: первая – что силы русских не только не были истощены, но, напротив, они даже получили в подкрепление несколько свежих отрядов и сражались с таким ожесточением, что мы должны были отказаться от надежды на какой-либо успех. «Еще одна такая победа, – говорили солдаты, – и у Наполеона не будет больше армии». Вторая истина была та, что мы должны были отказаться от похода на Калугу и Тулу, и этим мы теряли последнюю надежду на более спокойное отступление, так как неприятель, опередив нас после этого сражения, не только мешал нашим колоннам отступать по дороге через Серпейск и Ельню, но также и не давал нам достичь Вязьмы через Медынь и Юхнов, предоставляя нам, таким образом, печальную необходимость вернуться к Можайску. После этого памятного сражения все, кто привык судить по виду и народной молве, думали, что войска отправятся на Калугу и Тулу, и были очень удивлены, увидев сильный авангард неприятеля, который, вместо того чтобы идти по тому же направлению, опередил наш правый фланг, направляясь к Медыни. Все опытные военные поняли, что русские разгадали план Наполеона, и нам необходимо было, для того чтобы опередить неприятеля, идти ускоренным маршем на Вязьму. С этих пор всякий разговор о Калуге и Украине прекратился, и говорили только о быстром отступлении по Большой Смоленской дороге, опустошенной нами самими».
14 (26) октября Наполеон приказал армии отступить на Боровск – Верею – Можайск. В результате бой за Малоярославец оказался для французов напрасным и лишь задержал их отступление. Из Можайска французская армия возобновила движение к Смоленску той самой дорогой, по которой наступала на Москву.
Кутузов, не зная о решении Наполеона отступать, также отступил к Полотняному Заводу с целью прикрыть дорогу на Калугу через Медынь (здесь, как известно, произошло небольшое сражение).
В целом, бой под Малоярославцем показал техническую и моральную готовность российской армии к генеральному сражению, стало понятно, что «без нового Бородина императору в Калугу не пройти». Так, по состоянию на 22 октября войска Кутузова в Тарутино насчитывали около 97 тысяч регулярных войск и 20 тысяч казаков с 622 орудиями. К этому необходимо добавить еще и 10 тысяч ратников ополчения. Непосредственно под Малоярославцем Кутузов располагал более 90 тысяч солдат и 600 орудий.
У французского императора было до 70 тысяч солдат под ружьем. При этом артиллерия в 360 орудий была значительно слабее российской, боезапаса хватало только на одно генеральное сражение. Говорить же о возможности дальнейшего противостояния с российской армией можно было, только имея приблизительно сопоставимую по численности армию. Вместе с тем атаковать укрепленную позицию превосходящего силами противника без достаточного количества артиллерии и с конницей, значительно ослабленной из-за недостатка фуража, было бы самоубийственно.
Согласно рапорту командира корпуса Евгения Богарне потери с французской стороны составили 3 500 человек. Сегюр подтвердил эту цифру, сообщая о 4 тысячах потерь. Шамбре, который был обычно точен в цифрах, сообщил о потерях в 6 тысяч человек.
Соответственно в своем рапорте русский главнокомандующий указал число потерь своей армии в 3 тысячи человек. Однако в сводной ведомости потерь 1-й армии указаны 6 665 человек (1 282 убитых, 3 130 раненых, остальные пропали без вести). Много солдат погибло во время пожаров в городе. Известно, что большие потери понесли ополченцы, которые, однако, нигде не учитывались. Таким образом, потери с российской стороны составили не менее 7 тысяч человек. Количество пленных, как обычно, было незначительным с обеих сторон.
Сражение под Малоярославцем было крупной стратегической победой российской армии, которая завладела инициативой и не допустила выхода противника в южные губернии, потому что если бы Наполеону удалось захватить Калугу, то, в крайнем случае, французская армия могла бы пробиться в Украину и таким образом превратить, по сути, отступление во фланговый марш. Фактически без масштабной битвы Кутузов вынудил противника к отступлению по разоренной Смоленской дороге. Как вскоре стало очевидно, это имело для французской армии фатальные последствия, прежде всего, из-за острых проблем со снабжением.
Необходимо объективно отметить, что в сражении французская армия потеряла относительно немного людей, однако именно марш от Москвы до Смоленска способствовал постепенному истреблению Великой армии. Основной проблемой стали морозы, к ним прибавился голод. В такой ситуации большая часть кавалерии спешилась, орудия бросали.
Французские части подходили к Смоленску, где надеялись найти богатые припасы и отдых. Но ничего из ожидаемого там не оказалось. После Смоленска планомерное отступление французской армии превратилось в губительное бегство.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.