«Идем бог знает куда и без всякой цели»: Смоленское сражение
«Идем бог знает куда и без всякой цели»: Смоленское сражение
После соединения под Смоленском 2-й Западной армии Багратиона с основной 1-й армией главнокомандующего Барклая-де-Толли на театре военных действий наступило относительное затишье. Как уже говорилось, Наполеон сделал остановку в Витебске, чтобы подтянуть отставшие тылы и привести в порядок измотанные быстрым наступлением части. Для лучшего фуражирования и обеспечения армии продовольствием он разбросал свои войска на достаточно большом пространстве.
В это время после объединения и российские войска также получили передышку. Исходя из этого, а также учитывая фактор усиления соединением армий Багратиона и Барклая-де-Толли, большинство офицеров считало, что необходимо начать действовать наступательно. К тому же к такой мысли подталкивало положение войск Наполеона – они были разбросаны на достаточно обширной территории. В частности, в Витебске находился сам Наполеон с гвардией и дивизией 1-го корпуса, в Сураже – корпус вице-короля Италии Евгения Богарне, в Половичах – две дивизии 1-го корпуса, в Лиозно – 3-й корпус маршала Нея, в Рудне – три кавалерийских корпуса маршала Мюрата, в Орше – корпус генерала Жюно, около Расасны – 1-й корпус маршала Даву, в Могилеве – корпус польского генерала Понятовского.
Несмотря на это, Барклай-де-Толли отстаивал необходимость дальнейшего отступления, но под давлением он отдал приказ о наступлении на кавалерийские корпуса Мюрата.
Успех этого плана наступления, учитывая численный перевес французской армии, объективно оценивал Карл фон Клаузевиц, впоследствии знаменитый военный, который лично наблюдал описываемые события: «Хотя это наступление русских едва ли привело бы к действительной их победе, то есть к такому сражению, в результате которого французы были бы вынуждены, по меньшей мере, отказаться от дальнейшего продвижения или даже отойти на значительное расстояние, но все же оно могло развиться в отчаянную схватку… Всё предприятие в целом дало бы в конечном результате несколько блестящих стычек, значительное число пленных и, быть может, захват нескольких орудий; неприятель был бы отброшен на несколько переходов, и, что важнее всего, русская армия выиграла бы в моральном отношении, а французская – проиграла бы. Но добившись всех этих плюсов, все же, несомненно, пришлось бы или принять сражение со всей французской армией, или продолжить свое отступление».
Движение главных сил российской армии от Смоленска на Рудню, где стоял Мюрат, началось в конце июля. Согласно плану, там они должны были обнаружить центр французской позиции и развить успех за счет атаки на левый фланг. Чтобы прикрыть возможное движение противника с правого фланга, в Красном (в 45 километрах к юго-западу от Смоленска) был оставлен отряд генерал-майора Оленина. Его силы были подкреплены пехотной дивизией и драгунским полком.
Не дойдя до Рудни, российские войска остановились для недолгого отдыха. Ближе к городу казаки генерала Платова столкнулись с сильным французским отрядом и рассеяли его. Также отовсюду приходили известия об атакованных вражеских пикетах. Но после этого французы отразили казачий набег на Поречье (к северу от Смоленска), что несколько обеспокоило Барклая-де-Толли, и он остановил движение на Рудню, поскольку не имел точных данных о расположении корпусов Мюрата. Сменив позицию всей 1-й Западной армии, он четыре дня ожидал точных известий. Когда же стало ясно, что слухи о сосредоточении французов оказались ложными, Барклай-де-Толли продолжил движение к Рудне 1–2 (13–14) августа. Вскоре передовые казачьи разъезды сообщили, что французы оставили Рудню, а местные жители заметили, что те переправились на левый берег Днепра. Таким образом, река разделила основную российскую армию и французов, то есть планируемая атака Барклая-де-Толли не имела смысла.
Исходя из этого, некоторые современники негативно оценивали чрезмерную осторожность и медлительность главнокомандующего. По сути, он упустил удачный шанс нанести французам поражение. Следствием этого стало дополнительное падение авторитета Барклая-де-Толли в войсках, усиление его конфликта с Багратионом.
Когда Наполеон перехватил письмо одного из русских офицеров, он узнал о готовившемся наступлении и заранее составил план действий, согласно которому разрозненные корпуса должны были объединиться, переправиться через Днепр и захватить Смоленск с юга. Возле города Бонапарт планировал либо переправиться снова на правый берег и перерезать русским армиям путь отступления (в направлении Москвы), либо втянуть их в давно ожидаемое им генеральное сражение. Последний вариант был возможен в том случае, если Барклай-де-Толли примет решение отстаивать Смоленск. Непосредственно из города император мог опять-таки перерезать дорогу на Москву, совершив обходный маневр без переправы через Днепр.
Когда французы узнали об успехе генерала Платова около Рудни, они сразу же начали обходной маневр, в результате которого вся армия (180 000 солдат) вышла к Красному. По словам упоминавшегося выше Клаузевица, это была крупнейшая ошибка Наполеона во всем походе 1812 года. Его аргументация сводилась к тому, что французский император мог двинуться всей армией (она в 1,5 раза превышала силы русских войск) прямой дорогой непосредственно на Смоленск без переправы через Днепр. В таком случае, по мнению Клаузевица, город удалось бы взять без боя, поскольку, находясь на правом берегу Днепра, Наполеон гораздо сильнее угрожал Московской дороге, чем при переходе на левый берег, где Смоленск (на левом берегу) и река прикрывали эту дорогу.
Но основная идея французов заключалась в создании условий для генерального сражения. Наполеон видел, что все его предыдущие маневры приводили лишь к организованному отступлению российской армии на восток. Было ясно, что это постепенно ухудшало стратегически положение Наполеона. В данном случае именно «нерешительность» Барклая-де-Толли спасла его армию. Есть весомые подозрения, что если бы он организовал быстрое наступление на Рудню и дальше, разбивая мелкие отряды, у него в тылу оказалась бы вся неприятельская армия.
О своих действиях в это время Наполеон писал следующее: «Упрекают меня, что я не маневрировал в 1812 году: я сделал под Смоленском тот же маневр, как и под Регенсбургом, обошел левое крыло русской армии, переправился через Днепр и устремился на Смоленск, куда прибыл 24 часами прежде неприятеля… Если б мы застали Смоленск врасплох, то, перешедши Днепр, атаковали бы в тыл русскую армию и отбросили ее на север».
Когда основные силы французов подошли к Красному, находившийся здесь генерал Неверовский вывел свою дивизию на встречную дорогу с намерением отстоять город. Но, узнав от передовых постов казаков о численности врага, решил всё же отойти. После этого в Красном остался один батальон с несколькими пушками. Остальная часть дивизии была построена на дороге за городом. Далее события развивались стремительно: маршал Ней атакой выбил из города русские части, которые потеряли все орудия, а кавалерия маршала Мюрата прошла через город и атаковала позиции Неверовского. Как результат, русские драгуны понесли большие потери и отступили; пехота, отбив первые атаки, построилась в каре и начала медленное движение к Смоленску.
Отступающая дивизия двигалась, прикрываясь придорожным лесом с флангов. Небольшие остановки были использованы для стрельбы по наступающей французской кавалерии. Русских солдат спасло лишь отсутствие сильной артиллерии у врага. Их потери составили примерно 1 500 солдат при уроне французских потерь в 500 человек.
Когда дорога вышла на открытую местность, отступающая дивизия была окружена кавалерией и не могла двигаться вперед. До соединения со своими оставалось приблизительно пять километров. Когда послышались выстрелы пушек, французы подумали, что идет подкрепление, и прекратили преследование. В действительности впереди стреляли две уцелевшие пушки. По сути, своим сопротивлением и организованным отступлением русская дивизия немного задержала продвижение неприятеля. В то же время возникла реальная угроза занятия Смоленска французами и их выхода в тыл российским войскам Багратиона и Барклая-де-Толли. Поэтому, узнав о боях Неверовского и подходе к городу основных французских сил, Багратион оценил обстановку и также начал разворачивать свои войска на Смоленск.
3 (15) августа вперед был послан Раевский, который, после соединения с отступающей дивизией, развернул войска в шести километрах от Смоленска. Вскоре было решено отступить в город и укрыться в его укреплениях. Барклай-де-Толли и Багратион в это время находились в 30–40 километрах от города, то есть могли оказать поддержку лишь на следующий день. Багратион писал Раевскому: «Дорогой мой, я не иду, а бегу, желал бы иметь крылья, чтобы скорее соединиться с тобою! Держись, Бог тебе помощник!»
Чтобы понять, какая сложилась обстановка, следует вспомнить, что Смоленск еще при царе Борисе Годунове был окружен крепостной стеной из красного кирпича высотой 13–19 и толщиной 5–6 метров, с несколькими проломами и 3-мя воротами. Имелись также полуразрушенные земляные укрепления бастионного типа. Но ни стены, ни укрепления не имели необходимых фортификационных сооружений для размещения артиллерии.
При этом окрестности Смоленска представляли собой пересеченную местность и были неудобны для действия неприятельской кавалерии. Учитывая это, Раевский избрал тактику активной обороны и сконцентрировал свои силы на наиболее уязвимых участках. В качестве прикрытия были использованы полуразрушенные городские укрепления. Именно поэтому оборонительные бои российской армии произошли преимущественно в предместьях.
Основные сражения за Смоленск состоялись 4–5 (16–17) августа. События первого дня начались с того, что в 8 часов со стороны Красного показались три колонны французов под командованием маршала Нея. Французский генерал Сегюр писал в своих мемуарах следующее: «Вид Смоленска воспламенил пылкий энтузиазм маршала Нея, не без основания на ум приходили чудеса войны с Пруссией, когда целые крепости падали перед саблями нашей кавалерии».
Исходя из данных о том, что в городе находится только изрядно потрепанная дивизия Неверовского, Ней попытался с ходу атаковать Смоленск. Однако, потеряв целый батальон, он отступил. После второй неудачи прекратил атаки, ограничившись ружейной и артиллерийской перестрелкой. Попытки двух других колонн прорвать боевые порядки русских частей также не имели успеха.
Уже к обеду подошла вся армия Наполеона и начался обстрел города. Через несколько часов подтянулся и корпус маршала Даву, но атак на Смоленск в этот день не было, поскольку французский император готовился к давно ожидаемому генеральному сражению в поле перед городом и, как утверждал один из французских командиров, барон Денье, считал город покинутым: «16-го утром на горизонте перед нами открылся Смоленск. Мы все были уверены, что неприятель покинул город. Сам император разделял это убеждение и, призвав на рассвете около 3 часов утра генерала Коленкура, отдал ему приказ перенести в город Главный штаб». Когда же стало известно, что в городе еще находились русские солдаты, готовые защищать его, Бонапарт, как указывал Денье, отдал приказ взять город приступом.
Но ближе к вечеру на противоположном (правом) берегу Днепра показалась 2-я Западная армия Багратиона, вскоре прибыл и Барклай-де-Толли со своими войсками. Граф Сегюр описывает, что, увидев с ближайшего холма «в облаке пыли длинные черные колонны и сверкающие массы оружия», французский император с радостью воскликнул: «Наконец-то, теперь они в моих руках!»
Оказалось, что российские войска находятся в очень невыгодном положении. К тому же, имея значительно превосходящие силы, Наполеон мог обойти их с востока и заставить отступать по неподготовленной дороге на север. Исходя из сложившейся ситуации, Барклай-де-Толли отправил армию Багратиона для защиты путей отхода, а сам мог спокойно наблюдать за развитием событий с правого берега Днепра.
Замысел российского главнокомандующего, в отличие от Наполеона, не состоял в организации генерального сражения. Сражение за город стало арьергардным боем с целью задержать противника и нанести ему как можно больший урон.
Таким образом, первый день сражения, благодаря случайной задержке корпуса Раевского и мужеству солдат Неверовского, стал победой Барклая-де-Толли. Военный историк Липранди писал, что «если бы Наполеон сделал для завладения Смоленском 4 августа то же усилие, которое употребил 5-го, то город был бы взят».
Ночью на 5 (17) августа корпус Раевского в Смоленске сменил корпус генерала от инфантерии Дохтурова, усиленный двумя дивизиями и одной бригадой. Также были сделаны приготовления для обороны.
Утром Наполеон традиционно ожидал выхода всех сил в поле для генерального сражения. Когда он узнал об отходе армии Багратиона, то решил нанести удар на стык русских армий, чтобы их разъединить. Но, не найдя удачного брода через реку, французы атаковали город с разных сторон. Не сумев продвинуться дальше предместий, они усилили артиллерийский обстрел Смоленска. О французских потерях граф Сегюр писал: «Развертывая штурм, наши атакующие колонны оставляли длинный и широкий след из крови, раненых и мертвых. Говорили, что один из батальонов, повернутый флангом к русским батареям, потерял целый ряд в своем подразделении от единственного ядра. Двадцать два человека пали разом».
После обеда в атаку был брошен польский корпус Понятовского. Их попытки войти в город также не увенчались успехом. По воспоминаниям генерала Ермолова, инспектировавшего в тот день войска в Смоленске, поляки понесли особенно тяжелые потери от артиллерийского огня.
При содействии поляков особенно мощный приступ на город начали войска корпуса маршала Даву. В это время за Смоленск сражалось до 25 000 русских солдат. Военный историк генерал В. Харкевич в своих дневниках писал: «Ожесточение, с которым войска наши, в особенности пехота, сражались под Смоленском… невыразимо. Нетяжкие раны не замечались до тех пор, пока получившие их не падали от истощения сил и течения крови». К вечеру Наполеон был вынужден отозвать войска, так и не прорвавшиеся в крепость. После их отхода город стали обстреливать 150 орудий. Поздно вечером последовала еще одна неудачная атака французов.
В романе «Война и мир» Лев Толстой довольно реалистично реконструировал ситуацию внутри города в тот день (писатель был артиллеристом и принимал участие в обороне Севастополя во время Крымской войны 1853–1856 гг.): «…по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования. Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство… К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды… Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом ядра, то с приятным посвистыванием гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило… Опять, но очень близко этот раз, засвистело что-то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что-то и застлало дымом улицу… Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню… Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону. К сумеркам канонада стала стихать… После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров… Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы».
За этот день российские потери составили 4 тысячи человек.
Ночью Барклай-де-Толли организовал военный совет. На нем традиционно рассматривались различные варианты дальнейших действий, среди которых были продолжение обороны и даже наступление на французов. В результате победила умеренная позиция главнокомандующего: «Барклай достиг своей цели, – писал Клаузевиц, – правда, чисто местного характера: он не покинул Смоленска без боя… Преимущества, которыми располагал здесь Барклай, заключались, во-первых, в том, что это был бой, который никоим образом не мог привести к общему поражению, что вообще легко может иметь место, когда целиком ввязываются в серьезный бой с противником, обладающим значительным превосходством сил… Потеряв Смоленск, Барклай мог закончить на этом операцию и продолжить свое отступление».
Таким образом, в ночь на 6 (18) августа армия отошла к северу, крепость также была оставлена российскими войсками. Чтобы дать возможность всей 1-й Западной армии спокойно выйти на Московскую дорогу, а также чтобы не отстать от нее и не быть окруженным, на следующий день Барклай-де-Толли провел оборонительное сражение у Валутиной горы. В частности, утром следующего дня Ней нанес сильный удар по российским войскам – отступавшим корпусам генерала К. Багговута и генерала А. Остермана-Толстого. Однако к ним на помощь подошел отряд принца Вюртембергского, который помог отбить атаки.
Узнав об этом сражении, Наполеон приказал корпусу маршала Даву идти за Неем, а корпусу Жюно – переправиться через Днепр южнее Смоленска. Последний вместе с Мюратом должен был атаковать российские войска слева, а Ней – собственно с фронта. Около полудня Ней начал атаку, но подошедшее подкрепление позволило оборонявшимся избежать тяжелых последствий. Когда стало известно о движении Мюрата и Жюно в обход русского левого фланга, сюда также были присланы дополнительные силы. В результате четыре атаки были отбиты. При этом Жюно оставался в бездействии, хотя его кавалерия, атаковавшая вместе с конницей Мюрата, имела частный успех. Последующие атаки французов и успешная оборона российских войск привели к тому, что общие потери первых составили 8 000–9 000 человек, а вторых – 5 000–6 000.
Основным результатом боя у Валутиной горы стал успешный выход 1-й Западной армии на Московскую дорогу и последовавшее за этим соединение с силами 2-й Западной армии. В ходе сражения российские войска проявили стойкость, несмотря на превосходящие силы неприятеля (вследствие этого наблюдался постепенный ввод в бой частей из разных соединений). Причинами неудачи французов стали отсутствие взаимодействия между отдельными корпусами, пассивность Жюно, а также ошибка Наполеона, который оценил бой у Валутиной горы как обычное арьергардное сражение и покинул войска, не убедившись в точном исполнении отданных приказов. Узнав о медлительность Жюно, а также о том, что на пути ему попалось непроходимое болото, французский император воскликнул: «Жюно упустил русских. Из-за него я теряю кампанию».
После того как российская армия оставила Смоленск, полковник А. Закревский, принимавший участие в боях, написал командиру дивизии М. Воронцову: «Холоднокровие, беспечность нашего министра я ни к чему иному не могу приписать, как совершенной измене (это сказано между нами)… Сему первый пример есть тот, что мы покинули без нужды Смоленск и идем бог знает куда и без всякой цели для разорения России. Я говорю о сем с сердцем как русский, со слезами. Когда были эти времена, что мы кидали старинные города?…Будьте здоровы, но веселым быть не от чего. Я не могу смотреть без слез на жителей, с воплем идущих за нами с малолетними детьми, кинувши свою родину и имущество. Город весь горит».
В 4 часа утра 6 (18) августа части Великой армии вступили в разрушенный город, в котором из 2 250 домов уцелело около 350.
По воспоминаниям французов, в горевшем Смоленске погибло много раненых русских солдат, которые значительно ранее были эвакуированы в город из других мест. Те, кто остался в живых, были практически лишены медицинской помощи, поскольку даже на раненых французов не хватало перевязочных материалов.
Смоленский мещанин А. Сныткин вспоминал о тех событиях: «Два дня отстаивали Смоленск. Он горел со всех сторон, и везде лежали развалины. На третий день раздалась боевая музыка: французы вступали в город. Прибежали к нам женщины и рассказывали, что французы все грабят. Мы ночевали в храме еще одну ночь, боясь показаться на улицу. На другой день отворились двери, и вошли несколько военных; один шел впереди. Видно было, что он начальник, а невзрачный: полный, ростом невелик, лицом бледный и глаза голубые. На нем была треугольная шляпа. Оглянул он собор сверху донизу и снял шляпу. Увидал, какой храм в славу Господню сооружен, и, должно быть, совестно ему стало, что вошел с покрытою головой. И все другие тоже сняли свои шляпы. Он что-то сказал одному, что шел за ним, должно быть, переводчику, а тот выслушал и нам говорит: «Это император Наполеон. Он приказывает мне вам сказать, чтобы вы не боялись, что он в городе оставит начальство и что будут открыты рынки…» Неприятели расположились по городским домам, а на первых порах мы жили с ними мирно. Открыли рынки, и офицеры наблюдали за порядком. Все покупали на чистые деньги. Солдаты редко кого обижали, а обидят – ступай к их начальству с жалобой. У нас была хлебная лавка, и я в ней торговал. Пришли раз три молодца и стащили у меня два пуда муки. И тут же по соседству у жида тоже что-то унесли». Такова была реакция на французские войска в городе со стороны обычных жителей.
В итоге, в боях за Смоленск российские войска потеряли 11 620 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Потери французской армии, по русским источникам, составили около 14 000 человек, по французским источникам – 6 тысяч.
Главным итогом этих событий стал очередной срыв плана Наполеона вовлечь российскую армию в генеральное сражение. Среди историков продолжаются споры о мотивах, побудивших французского императора готовить 18 августа новый лобовой штурм города, когда можно было взять его с помощью обходного маневра. По одной из версий, основной причиной этих действий стало желание Наполеона поднять боевой дух своих войск. Этими же причинами объясняется решение Барклая-де-Толли оставить в городе не просто арьергард, а корпус Дохтурова, который впоследствии смог беспрепятственно отойти за Днепр.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.