«Будьте милосердны и нравственно, и материально…». Совершенствование системы призрения бедных на рубеже XIX–XX вв. Развитие трудовой помощи
«Будьте милосердны и нравственно, и материально…». Совершенствование системы призрения бедных на рубеже XIX–XX вв. Развитие трудовой помощи
На рубеже XIX–XX вв. число призреваемых в учреждениях Ведомства императрицы Марии для взрослых неимущих несколько увеличилось. По данным «сборника сведений о благотворительности в России с краткими очерками благотворительных учреждений в Санкт-Петербурге и Москве», вышедшего в 1899 г., на начало 1897 г. в Петербурге в составе ведомства числились: вдовий дом, богадельня в память цесаревича Николая Александровича, Волковские богадельни, дом императрицы Александры Федоровны для призрения бедных, дом Анатолия Демидова, а также больницы Мариинская, св. Ольги, всех скорбящих, елизаветинская, николаевская детская и детская принца Петра Ольденбургского. Кроме того, в Петербурге располагались входившие в ведомство императрицы Марии императорский клинический повивальный институт, глазная лечебница и родовспомогательное заведение. Богаделенные заведения северной столицы тогда единовременно призревали около полутора тысяч взрослых и несколько сотен детей. Демидовский дом, помимо призрения девочек, ежегодно раздавал более 35 000 обедов. В медучреждениях императрицы в Петербурге на 1 января 1896 г. стационарно единовременно лечились 877 взрослых и 1590 детей, а, кроме того, приблизительно 280 000 человек помощь была оказана амбулаторно[329].
В числе московских учреждений ведомства императрицы на начало 1897 г. действовали вдовий дом, богадельня Ермаковых, дом призрения штаб– и обер-офицеров Шереметевой (находился в управлении московского воспитательного дома), родовспомогательное заведение, софийская детская, Мариинская, Павловская, Голицынская больницы. Свои богадельни имело дамское попечительство о бедных. На 1 января 1896 г. в московских медучреждениях ведомства на стационарном лечении находились до 2700 больных. Амбулаторная помощь была оказана более чем 6000 человек. Во вдовьем доме пользовались призрением единовременно 140 человек. В богадельнях дамского попечительства о бедных – приблизительно полторы тысячи нуждающихся. Около восьми тысяч человек получили различную единовременную помощь[330]. Дом призрения штаб– и обер-офицеров Шереметевой призревал не более 40 человек. Богадельня Ермаковых была рассчитана на 300 мест. В губерниях ведомство императрицы Марии к началу XX в. имело восемь обычных богаделенных заведений, в которых, в общей сложности, призревались около 500 человек. Кроме отдельных стационарных учреждений призрения взрослых, ведомство объединяло многочисленные благотворительные общества, оказывавшие самую разнообразную помощь, как взрослым, так и детям. На рубеже XIX–XX столетий число этих обществ достигло трех десятков. Одни существовали при учебно-воспитательных, медицинских и богаделенных учреждениях и предназначались специально для оказания помощи лицам, покинувшим эти заведения или призревавшимся в них. Другие действовали самостоятельно. Их помощь предназначалась беднякам, проживавшим в тех районах Петербурга и населенных пунктах, где эти общества располагались. В Петербурге их насчитывалось до полутора десятков. Вблизи города действовали кронштадтское и Колпинское благотворительные общества. Всего богаделенные и медицинские заведения императрицы Марии в конце XIX в. единовременно призревали около 4000 человек. Амбулаторная медицинская помощь ежегодно оказывалась примерно 286 000 лиц. Кроме того, помощь взрослым оказывали Попечительство императрицы Марии Александровны о слепых и Попечительство императрицы Марии Федоровны о глухонемых, созданные в конце XIX столетия.
Незначительно увеличилось к концу XIX столетия число взрослых, призреваемых Императорским Человеколюбивым обществом. В Петербурге к 1 января 1897 г. оно располагало пятью богадельнями, пятью благотворительными обществами, двумя домами дешевых и бесплатных квартир (всего 46 номеров), столовой для бедных и лечебницей для приходящих. В богаделенных учреждениях единовременно призревался 301 человек. Благотворительными обществами за предыдущий год были выданы 226 периодических и 3834 единовременных пособия на сумму 19 тыс. 770 руб. медицинской помощью воспользовались около 25 000 человек.
Столовая для бедных ежедневно раздавала 200 бесплатных обедов[331]. Кроме того, около 30 000 человек в год получали денежные пособия от комиссии для регистрации бедного населения города, созданной в 1892 г. при Попечительном о бедных комитете. В общей сложности различной помощью петербургских богаделенных и медицинских учреждений, а также благотворительных обществ, входивших в состав Императорского Человеколюбивого общества, в конце XIX столетия ежегодно пользовались не менее 60 000 человек. Всего в России на 1 января 1897 г. Человеколюбивое общество располагало 63 богадельнями, единовременно призревавшими не менее 2000 человек. В 32 домах дешевых и бесплатных квартир ежедневным приютом пользовались до 2500 тысячи нуждающихся. В 7 столовых каждый день получали пищу 2500 тысячи бедняков, 6 заведений трудовой помощи предоставляли работу более 1000 лицам. Помощь деньгами, одеждой, обувью, топливом, которую оказывали 26 разных благотворительных организаций, ежегодно получали приблизительно 150 000 человек. В медицинских учреждениях Человеколюбивого общества стационарно лечились более 2000 больных одновременно и до 140 000 неимущих получали помощь амбулаторно[332].
По числу призревавшихся в богадельнях ведомство императрицы Марии и Человеколюбивое общество уступали всем прочим взятым вместе благотворительным учреждениям империи. Но в оказании денежной и медицинской помощи нуждающемуся населению их роль была велика. Особенно в Петербурге. По смете 1897 г. расходы городского общественного управления на «собственно общественное призрение» составляли 132 204 руб., из которых 79 133 руб. были потрачены непосредственно городом и 53 071 руб. израсходован на пособия различным благотворительным заведениям[333]. Эти средства направлялись на призрение всех категорий нуждающихся. В то же время только 7 петербургских учреждений и структур Человеколюбивого общества израсходовали на призрение не менее чем 82 582 руб.[334] Это были Исидоровский дом убогих, Орлово-Новосильцевкое благотворительное заведение, дом призрения Кушелева-Безбородко, Бесплатные квартиры Захарьинского, Столовая для бедных императора Николая II, медико-филантропический и Попечительный о бедных комитеты.
Развивая и совершенствуя призрение взрослых, ведомство императрицы и Человеколюбивое общество отдавали предпочтение традиционным формам помощи бедным деньгами, одеждой, обувью, топливом, продуктами. В конце XIX столетия получила развитие помощь бесплатным или дешевым питанием. Столовые и чайные для бедных создавало Человеколюбивое общество. Как правило, они открывались в крупных городах, где проживало большое количество нуждающихся, не имевших возможности воспользоваться помощью общины либо сословия. В Москве к началу XX в. Человеколюбивое общество открыло пять «народных» столовых, отпускавших в совокупности 650 000 обедов в год[335]. Столовая для бедных была открыта и в Казани.
В 1897 г. Императорским Человеколюбивым обществом также была открыта столовая для бедных в Санкт-Петербурге, в районе галерной гавани, где проживало, главным образом, неимущее население. Средства на ее содержание были внесены Министерством императорского двора. Предполагалось, что столовая будет обеспечивать обедами 100 человек. По случаю коронации Николая II совет Человеколюбивого общества постановил отпускать дополнительно еще столько же. Деньги на это были выделены из сумм совета. Обеды выдавались не всем желающим, а только по прошениям, подаваемым в совет общества. Обеды стоимостью 9 коп. Выдавались по ходатайствам общества вспомоществования бедным в приходе св. Троицы, действовавшего в той же галерной гавани[336]. Чтобы выяснить, на какое меню могли рассчитывать бедняки в этой и других подобных столовых, следует упомянуть о ценах в заведениях «общепита» того времени. Сведения о них можно почерпнуть в воспоминаниях коренных петербуржцев Д. А. Засосова и В. И. Пызина «Из жизни Петербурга 1890–1910-х годов. Записки очевидцев». Авторы отмечают, что, например, в ресторане «Квисисана» на Невском проспекте в «механическом» буфете-автомате салат стоил 10–20 коп., бутерброд – 5 коп. Заведение «охотно посещали студенты, представители небогатой интеллигенции»[337]. Обед в петербургской столовой «для бедных служащих и студентов» стоил 15–20 коп.[338] В примечаниях к этим мемуарам, со ссылкой на книгу Н. Н. Животова «Петербургские профили», говорится, что в столовых для бедных стакан чая стоил 1 коп., порция хлеба также 1 коп., «кусок хорошего мяса» – 2 коп., обед из двух блюд – 6 коп.[339] Но дать действительно хороший обед на сумму 9–10 коп. столовая для бедных не могла. Хлеб стоил 1 1/4 коп. за фунт[340] (приблизительно 409 г), но «кусок хорошего мяса» за 2 коп. – преувеличение. Будь так на самом деле – революционная пропаганда не имела бы никакого успеха на питерских предприятиях, где высококвалифицированный рабочий мог зарабатывать до 35–40 руб. в месяц. В столовых для бедных Человеколюбивого общества и других ведомств бедняк мог получить стакан чая, фунт черного хлеба и самую непритязательную еду. Более или менее качественный обед на рубеже XIX–XX вв. стоил не менее 15–20 коп. Скудное меню столовых для бедных было обусловлено нехваткой средств. Но, кроме того, Императорское Человеколюбивое общество исходило из общего принципа призрения, согласно которому людям «простого звания» следовало оказывать самую элементарную помощь, удовлетворяющую лишь минимальные потребности. Бесплатное или дешевое питание в столовых для бедных было сравнительно простой формой помощи. Она предназначалась как лицам, испытывавшим временные материальные затруднения, так и окончательно опустившимся на социальное дно.
К концу XIX столетия население северной столицы заметно выросло. Если в 1860-е гг. оно составляло около 540 000, то, по данным всероссийской переписи 1897 г., в Петербурге проживали 1 267 000 человек[341]. Возросло и количество нуждавшихся в социальной помощи. Это заставило руководство Императорского Человеколюбивого общества задуматься о создании системы учета бедных в городе, которая позволяла бы охватить призрением возможно большее число неимущих. Прежняя система, применявшаяся петербургским Попечительным о бедных комитетом, была пассивна по сути и не всегда могла отсеять профессиональных нищих.
Точных сведений о том, сколько жителей северной столицы нуждалось в конце XIX в. в социальной помощи, не имеется. Последние по времени расчеты были сделаны статистическим отделением городской управы еще в середине 1880-х гг. и опубликованы в «сборнике сведений о благотворительности в Санкт-Петербурге» за 1889 г., изданном под редакцией профессора Ю. Э. Янсона. По этим данным, в то время к благотворительной помощи в северной столице ежегодно прибегали не менее 250 000 человек или 27 % населения[342]. Это весьма приблизительные цифры, поскольку научно обоснованной методики таких подсчетов тогда не было. В вышедшем в 1899 г. «сборнике сведений о благотворительности в России с краткими очерками благотворительных учреждений в Санкт-Петербурге и Москве» указано: «… статистика благотворительных учреждений и призреваемых лиц находится у нас еще в совершенно неустроенном виде, поэтому представить более или менее точные выводы, обнимающие всю благотворительную деятельность в Санкт-Петербурге в настоящее время, не представляется возможным»[343]. В такой ситуации Императорское Человеколюбивое общество попыталось создать, говоря современным языком, базу данных о жителях северной столицы, нуждающихся в социальной помощи. Эта работа осуществлялась под эгидой Петербургского Попечительного о бедных комитета, оказывавшего денежную помощь бедным в виде периодических или единовременных денежных пособий. Прошения о помощи регистрировались и, по мере возможного, проверялись, но лишь для того, чтобы не превращать их в источник существования профессиональных нищих. О том, чтобы Попечительным о бедных комитетом в Петербурге велась какая-либо работа по выяснению реального количества нуждающихся в социальной помощи, сведений не имеется.
Чтобы создать более обстоятельную базу данных о нуждавшихся в денежных пособиях и сделать помощь более эффективной, в декабре 1892 г. при Петербургском Попечительном о бедных комитете создали комиссию для регистрации жителей города, относящихся к этой части населения. Она была призвана собирать, систематизировать и хранить сведения о бедняках Петербурга. Эти данные предоставлялись Попечительному о бедных комитету и другим заинтересованным структурам. Комиссия состояла из председателя, нескольких его помощников и неограниченного числа, так называемых, членов-обследователей, имевших звание сотрудников Попечительного о бедных комитета. Последние должны были не только проверять материальное положение просителей, но и отыскивать нуждающихся на подведомственной территории. Таким образом, помощь приобретала активный характер.
В 1900 г. в соответствии с новым Положением об Императорском Человеколюбивом обществе городской Попечительный комитет упразднили и обследование возложили на особый отдел для регистрации бедного населения Санкт-Петербурга при совете Человеколюбивого общества. Комиссией (позже – отделом) составлялись регистрационные карточки на бедных, для чего существовало специальное регистрационное бюро. Карточки заполнялись членами-обследователями в ходе выяснения материального положения просителей и хранились в регистрационном бюро в алфавитном порядке. Для сбора сведений отдел имел право обращаться во все государственные учреждения. Порядок составления карточек определялся «главными правилами для руководства г.г. сотрудников комиссии Императорского Человеколюбивого общества для регистрации бедного населения г. Санкт-Петербурга». Правила состояли из 14 пунктов и были составлены таким образом, чтобы как можно точнее, по различным «позициям», установить степень нужды просителя.
В карточке указывались фамилия, имя, отчество просителя, возраст по паспорту, постоянное место жительства (для дворян и крестьян – губерния и уезд, для купцов и мещан – город, для ремесленников – город и цех). Для лиц христианских исповеданий указывался приход. Правилами требовалось подробно обследовать жилищные условия просителя, уточнив, является ли он квартиросъемщиком или хозяином жилья, есть ли жильцы и сколько они платят за проживание. Учитывалось также, живет ли проситель в определенном «углу» или наравне с хозяевами во всей квартире. Квартиру или «угол» следовало описывать детально. Рекомендовалось, если это было возможно, опросить соседей и знакомых, действительно ли проситель настолько беден, что не может существовать без посторонней помощи, есть ли у него маленькие дети, посещают ли они ясли, помогают ли ему взрослые дети или другие родственники. Особое внимание обращалось «на дознание о пенсии или эмеритуре, так как у просителей есть склонность скрывать этот ресурс», отмечалось в Правилах[344]. От обследователя требовалась не просто констатация факта бедности. В пункте девятом Правил говорится: «…едва ли можно признать удовлетворительными ответы в роде: бедность, нужда, неимение средств. Регистрация должна не только констатировать факт бедности, но, по возможности, выяснить ее причины»[345]. Этой же цели служило выяснение «нравственности» просителя. Следовало установить, не является ли он пьяницей или картежником. В этом случае помощь не оказывалась. В пункте одиннадцатом подчеркивается: «желательно избегать выражения: нравственность удовлетворительная»[346]. Это была слишком неопределенная формулировка при выяснении причин нужды. В последней графе карточки записывалось в произвольной форме мнение члена-обследователя о том, следует или нет оказывать помощь в каждом конкретном случае. Составители Правил признавали, что мнение обследователя субъективно, поскольку складывалось из множества «не поддающихся отдельной регламентации признаков»[347].
Такой подход был несомненным шагом вперед в организации призрения. Проще стало отсеивать профессиональных попрошаек, ставших настоящим бичом благотворительных ведомств и учреждений. Отвечая в 1901 г. на вопрос корреспондента «Петербургской газеты» о том, много ли профессиональных нищих стремится воспользоваться помощью Человеколюбивого общества, заведующая отделом регистрации бедного населения О. Н. Педашенко сказала: «очень много! особенно публикующихся в газетах. Некоторых мы знаем по именам и, несмотря на это, они ежегодно добиваются того, чтобы на их „бедственное положение“ газеты обращали внимание благотворителей»[348]. Профессиональное нищенство не только процветало само по себе, но и порождало сопутствующий «бизнес». Большинство попрошаек не знало грамоты, поэтому была распространена такая «услуга», как сочинение за 15–20 коп. прошений о помощи, которые должны были казаться убедительными[349].
Прошения с результатами обследования передавались в канцелярию совета Человеколюбивого общества. В случае положительного заключения ходатайство поступало к помощнику главного попечителя, который принимал окончательное решение об оказании помощи. Для рассмотрения прошений нужно было время. На это могло уйти несколько дней. Точное установление нужды неизбежно вносило бюрократический элемент в деятельность учреждений призрения. Используя систему обследований и регистрации, можно было наблюдать за лицами, получившими пособия. Обстоятельства жизни бедняка могли сложиться так, что он вынужден был повторно прибегать к помощи. Содержавшиеся в регистрационных карточках сведения являлись свидетельством того, что человек действительно беден и не злоупотребляет помощью. Введение карточек создавало возможность хотя бы приблизительно установить количество, если не всех проживавших в Петербурге бедных, нуждавшихся в денежной поддержке, то хотя бы тех, кто обращался в Императорское Человеколюбивое общество. Положительным фактором в деятельности отдела для регистрации бедного населения города было то, что собранные сведения могли предоставляться другим ведомствам, обществам и учреждениям призрения.
Успех деятельности отдела регистрации во многом зависел от работы обследователей. Свидетельством их беспристрастности могло служить то, что они исполняли свои обязанности добровольно и безвозмездно. Объективности должен был служить и подробный опрос нуждающихся. Работа обследователей, ежедневно сталкивавшихся с нищетой и порожденными ею человеческими трагедиями, была нелегкой. Это подробно описал корреспондент газеты «новое время» в очерке «на обследовании». Он привел несколько характерных примеров. Вот один из них: «семья состоит из 11 человек. Отцу 38 лет, служит в частном месте, занят с раннего утра до позднего вечера, получает в месяц 18 рублей. Жена (ей 35 лет), больная и слабая женщина, работает с трудом. При них состоит 8 человек детей обоего пола и старуха 70 лет – мать отца этих детей… живут, перебиваясь с хлеба на квас, впроголодь, дети полуодеты и страшно малокровны от недоедания…»[350]. При этом, отмечает корреспондент, семья «помощи не просит, хотя она страшно нужна, но, если ей чем-нибудь помогут, не отказывается: деньги, белье и так далее, попавшее в руки этой семьи, идет на дело, а не на безделье»[351]. Другой пример: ремесленник, глава семьи, умер, оставив троих детей. Старшая дочь 15 лет не выдержала «голодовок и холодовок» и исчезла. «если из семьи не взять двух малолетних детей, то со временем они тоже скроются неизвестно куда»[352]. В последнем случае была необходима не только регистрация с целью оказания денежной помощи, но и помещение детей в приют.
Работа обследователей была не только трудной, но и небезопасной. В начале 1913 г. Человеколюбивое общество обратилось к петербургскому градоначальнику с просьбой о сопровождении обследователей чинами полиции. Поводом стала жалоба одного из обследователей.
Суть дела была в следующем: некая Анастасия Федорова, вдова крестьянина, обратилась в Человеколюбивое общество с просьбой о денежном пособии, но получила отказ. Сотрудник, производивший обследование, заподозрил ее в сожительстве с владельцем квартиры, в которой она снимала «угол», предположив, что просительница пользуется материальной поддержкой с его стороны. Спустя некоторое время тот же сотрудник посетил указанную квартиру, рассматривая прошение другого жильца. Увидев обследователя, Федорова набросилась на него с руганью и угрозами, «…подойдя на расстояние двух шагов, стала грозить кулаком, приговаривая, вот тебе за то, что ты не дал мне получить пособие, это ведь от тебя зависело, и при этом добавила, что одного уже попечителя поколотили в Тентелеевке»[353]. (Тентелеевка – пригородный район Петербурга.) сотрудник счел за благо уйти из квартиры, но стремясь все-таки выполнить возложенное на него поручение, обратился за помощью к приставу. Тот отказался его сопровождать, заявив, что сотрудник не исполняет обязанностей государственного служащего, и полиция не имеет права его сопровождать. У представителя закона вызвал сомнение статус Императорского Человеколюбивого общества. Полицейский чин полагал, что оно не является госучреждением. Задетое невниманием к просьбе своего сотрудника, общество обратилось за разъяснением к градоначальнику. Он тоже занял позицию своего подчиненного. Стороны не могли прийти к единому мнению, и переписка закончилась безрезультатно. В данном случае важна причина, заставившая сотрудника Человеколюбивого общества обратиться за помощью к полиции. Ругань и угрозы в адрес обследователей не были редкостью. Один из них даже подвергся нападению. Эти примеры доказывают, что помощь бедным вовсе не предполагала (и не предполагает) ответной благодарности. Обездоленный, голодный человек ненавидит имущих власть и деньги. Обстоятельства, заставившие его просить о помощи, эту ненависть только усиливают. В этом состоит один из недостатков призрения только на основе благотворительности. Помощь, которая оказывается как милость, как благодеяние, унижает человека.
За короткий срок отдел регистрации бедного населения Санкт-Петербурга развернул широкую деятельность. В 1901 г. имелись сведения приблизительно на 40 000 бедняков[354]. Обследованием их положения занимались 99 сотрудников[355]. Активно работал отдел и в последующие годы. С 1903 по 1911 г. проводились от 11 до 16 000 обследований ежегодно[356]. Работа отдела была признана успешной на самом высоком уровне. В 1900 г. его начальнику – И. И. Билибину – была объявлена «искренняя ее величества признательность», заведующая регистрационным бюро О. Н. Педашенко получила в награду «часы с государственным гербом, украшенные бриллиантами и розами», а все сотрудники – «августейшее Ее Императорского Величества благоволение»[357]. Однако внимание августейших особ к деятельности отдела этим и ограничилось. Высокие покровители Человеколюбивого общества и других благотворительных ведомств дома Романовых, за исключением принца П. Г. Ольденбургского, не мешали внедрению передовых форм и методов призрения в подведомственных учреждениях, но и не способствовали их развитию. Поэтому опыт создания базы данных для организации адресной социальной помощи не получил широкого распространения.
Фотография группы присутствующих на открытии детского приюта Морского благотворительного общества, среди них: председательница А. Н. Дюшен и контр-адмирал князь Вяземский. 1900-е гг. РГИА
К традиционным формам призрения бедных в конце XIX в. прибегали и новые благотворительные организации под покровительством императорской фамилии, возникшие в этот период. В частности, морское благотворительное общество. Его деятельность ограничивалась Петербургом и окрестностями. Эта организация создавалась по инициативе общественности города. Настоятель адмиралтейского собора протоиерей Д. И. Поповицкий в речи, произнесенной 10 марта 1891 г. при торжественном открытии общества, сказал: «…Приятно, или творить, или быть участником добрых дел? а сегодня выпадает прекрасный случай для нас исполнить завет Христа: будьте милосердны и нравственно, и материально»[358]. «сколько в Петербурге и его окрестностях есть бедных моряков, сколько семейств, отцы которых в бурной водной стихии положили живот свой при исполнении долга службы, оставив жен и детей необеспеченными? до сего времени некому было отирать слез плачущим о потере близких, плачущим и от нужды»[359]. Так определялся принцип деятельности новой благотворительной организации – традиционные религиозные представления о благотворении и осознание необходимости реальной социальной помощи конкретной категории нуждающихся.
Морское благотворительное общество имело целью «… оказывать помощь недостаточным людям, служившим во флоте или по морскому ведомству, равно их вдовам и детям»[360]. Имелись в виду находившиеся в отставке офицеры и нижние чины Военно-морского флота России и Морского министерства, гражданские служащие Морского министерства и члены их семей. Формы помощи конкретизировались Уставом: «…общество снабжает нуждающихся одеждою, дровами, медицинскими пособиями и другими материальными средствами, а также платит за квартиры их, помещает в больницы, школы, приюты и проч.; в исключительных же случаях выдает пособие деньгами; с развитием же средств своих общество может устраивать общежития, дома призрения и другие подобные заведения, с надлежащего каждый раз разрешения и с соблюдением установленных для сего правил, но не иначе, как имея средства на полное их содержание»[361]. Собственных стационарных учреждений призрения морское благотворительное общество по причине нехватки средств так и не открыло. В его деятельности преобладали открытые формы оказания социальной помощи. Региональные границы деятельности в Уставе не оговаривались, но фактически ограничивались Петербургом и его окрестностями.
Членом Морского благотворительного общества могло стать лицо любой сословной принадлежности, любого звания, вероисповедания и пола. Для этого следовало ежемесячно вносить не менее пяти или ста рублей единовременно. В последнем случае благотворитель получал звание пожизненного члена общества. Кроме того, членом общества могло быть избрано лицо, оказавшее ему «особые услуги». В состав морского благотворительного общества также входили почетные члены и старшины. Почетное звание присуждалось лицу, пожертвовавшему не менее 1000 руб. Старшинами становились «…двенадцать из старейших по списку адмиральских чинов, с их согласия…»[362]. Финансовые средства общества формировались из членских взносов, нерегулярных пожертвований деньгами и вещами и доходов от благотворительных мероприятий. Управлялось оно советом и общим собранием. Собрание избирало в совет двенадцать членов общества сроком на три года. При этом предусматривалась ежегодная ротация четверых. Совет избирал своего председателя, казначея и секретаря (эти должности могли занимать лица обоего пола), отвечал за своевременное поступление членских взносов, хранение и учет денежных средств и имущества общества, обязан был заботиться о привлечении пожертвований. Кроме того, совет рассматривал поступавшие в общество ходатайства об оказании помощи. Общее собрание рассматривало практически все вопросы административно-хозяйственной деятельности, избирало ревизионную комиссию, утверждало в должности почетных членов. Согласно Уставу, морское благотворительное общество находилось в ведении Министерства внутренних дел.
На 1 января 1893 г. в распоряжении общества находились 13 304 руб. 12 коп., из которых за отчетный год были израсходованы лишь 5762 руб. 16 коп.[363] Столь нерациональное использование благотворительных средств можно объяснить тем, что общество в начале своей деятельности из-за отсутствия опыта не смогло выстроить эффективную систему оказания помощи подопечным. Другой причиной могли быть отказы в предоставлении помощи лицам, не имевшим отношения к Морскому министерству. В 1893 г. из 513 поступивших прошений были удовлетворены лишь 277[364]. В основном общество предоставляло единовременные и периодические денежные пособия. В 1893 г., например, вдове капитана второго ранга Ф. и дочери умершего штаб-лекаря И. были выплачены по 50 руб., за сына умершего капитана 1-го ранга Е. и сына отставного флотского штурмана было внесено в Петербургский университет по 42 руб. Дочери умершего капитан-лейтенанта П. общество выделило 30 руб. и вдове коллежского секретаря С. – 25 руб.[365] Семь человек в 1893 г. получали от общества денежные пособия в сумме от 5 до 30 руб. Два раза в год – на праздники рождества и св. Пасхи. До восьмидесяти лиц имели ежемесячные пособия в сумме от 2 до 6 руб.[366] Другой формой помощи было определение нуждающихся в больницы, богадельни, учебно-воспитательные и учебные заведения за счет общества. Например, круглая сирота, дочь коллежского секретаря Т., была принята в малолетнее отделение николаевского сиротского института, отставной матрос Михаил Капустенко помещен в глазную лечебницу. В Санкт-Петербургской градской богадельне морское благотворительное общество содержало шесть вакансий[367]. В некоторых случаях оказывалась помощь в поисках работы. Так сын умершего унтер-офицера гвардейского экипажа Николай Губаров был устроен в типографию Морского министерства, сын умершего флотского штурмана – студент – получил место для работы в вечернее время в сберегательной кассе[368]. Всего в 1893 г. благотворительной помощью морского благотворительного общества воспользовались 242 человека (единовременная помощь), 80 человек получали периодическое пособие, 7 человек – пособия на праздники. В богадельне призревались 8 человек, в учебных заведениях и мастерских – 3[369].
В 1894 г. Морское благотворительное общество было принято под покровительство великой княгиней Ксенией Александровной, дочерью императора Александра III и супругой великого князя Александра Михайловича. Таким образом, оно вошло в число российских благотворительных организаций под покровительством дома Романовых. «самое радостное событие нынешнего года для нашего общества, – говорится в отчете руководства за 1894 г., – есть, конечно, принятие его под августейшее покровительство ее императорского высочества великой княгини Ксении Александровны, что одно уже возвышает и упрочивает самое существование общества»[370].
Однако изменение статуса не привело к поступлению от членов императорской фамилии крупных пожертвований, которые бы позволили существенно улучшить материальное положение общества и значительно расширить круг призреваемых им. Сама Ксения Александровна по отношению к обществу ограничивалась лишь исполнением представительских функций. Не отличались щедростью и другие члены монаршей семьи. В числе почетных членов морского благотворительного общества в конце XIX – начале XX вв. числились император Николай II, великие князья Алексей Александрович, Георгий Александрович, Александр Михайлович, Кирилл Владимирович, пожертвовавшие единовременно по 1000 руб. Бо?льшая часть средств общества формировалась из пожертвований как отдельных лиц, так и коллективов офицеров и чиновников Морского министерства.
В 1894 г. финансовые средства общества возросли до 16 тыс. руб., из которых на помощь нуждающимся были израсходованы 5385 руб.[371] Незначительно увеличилось и число призреваемых – поступило 507 прошений, из которых удовлетворено 320. Единовременные пособия были выплачены 276 лицам, пособия на праздники – 6, ежемесячные пособия – 17, в богадельню помещены 4 человека. Общее число получавших ежемесячные пособия возросло до 78 человек, получающих пособие на праздники до 14. Количество призревавшихся в богадельне возросло до 10, обучавшихся в мастерских и школах – до 4[372]. В последующие годы XIX в. число лиц, получавших помощь от общества, оставалось примерно таким же.
Принцесса Е. М. Ольденбургская провожает в путь плавучий лазарет Красного Креста на пароходе «Царица». Одесса. 1900 г.
В начале XX столетия Морскому благотворительному обществу удалось привлечь больше почетных, пожизненных членов и членов общества. На рубеже первого и второго десятилетий их общее число превысило 200 человек. По состоянию на 1911 г. в списках членов общества значились 8 почетных, 43 пожизненных члена и еще 162 члена[373]. За счет их взносов удалось увеличить капитал этой благотворительной организации до 90 тыс. руб. В приходе числились 9067 руб. 66 коп., из которых на оказание помощи были израсходованы 73 581 руб. 22 коп.[374], что свидетельствует о росте эффективности расходования средств. Накопления позволили расходовать больше денег на приюты и богадельни, расширить круг призреваемых. В 1911 г. в приют великой княгини Ольги Николаевны были помещены дочь кондуктора Мария кривицкая и дочь подшкипера Александра Торопова, в приют великой княгини Марии Николаевны – дочь матроса Евгения Серебряникова. За каждую морское общество вносило 120 руб. в год – по тем временам довольно крупную сумму. Тогда же в богадельни были помещены вдовы квартирмейстера Ксения Зиновьева, кадрового мастерового Аграфена Шустикова и баталера Неонила Богданова с платой от общества по 100 руб. в год за каждую. Всего по состоянию на 1911 г. в приютах призревались 16 человек, в богадельнях – 14[375]. С начала XX в. количество людей, которым помогало морское благотворительное общество, постепенно возрастало и к концу первого десятилетия увеличилось до 500 человек. К 1911 г. общее количество лиц, получавших ту или иную помощь от общества, составляло 479 человек. В течение года к ним добавились еще 120. На 1 января 1912 г. была оказана помощь 599 лицам[376]. Впоследствии число призреваемых обществом оставалось примерно таким же.
Сестра милосердия и младший врач А. А. Косминский (стоит в центре) в палате плавучего лазарета Красного Креста на пароходе «Царица». Дальний Восток. 1900–1901 гг.
Единовременные и периодические пособия, выплачивавшиеся морским благотворительным обществом, не обеспечивали безбедного существования, но помогали решать самые разные житейские проблемы. Оплата пребывания сирот и детей бедных родителей в учебно-воспитательных заведениях приютского типа обеспечивала не только крышу над головой и стол, но и начальное образование, подтвержденное государственным сертификатом, а также обретение основ какого-либо ремесла. Содержание в богадельнях и лечение в больницах за счет общества было для призреваемых единственной возможностью найти пристанище до конца дней и получать лечение. Однако этой помощью мог воспользоваться ограниченный круг лиц в Петербурге и его окрестностях. Ни император, ни кто-либо из членов правящей династии, ни Морское министерство не стремились расширить деятельность этого благотворительного общества до масштабов страны, чтобы помощь отслужившим отечеству на флоте и в Морском министерстве стала общегосударственной заботой. Такое отношение можно объяснить тем, что в России существовало ведомство, оказывавшее помощь военнослужащим и членам их семей в масштабах страны, – Александровский комитет о раненых. Существование отдельного регионального благотворительного ведомства для оказания помощи служившим на флоте и в Морском министерстве было обусловлено традицией покровительства благотворительности, которой пожелала следовать великая княгиня Ксения Александровна. Этот вывод подтверждается и тем, что в 1911 г. по ее инициативе было создано еще одна небольшая благотворительная организация, помогавшая довольно узкой категории лиц, – Ксенинское общество попечения о детях тружеников судоходства и воздухоплавания. Полностью его название «состоящее под августейшим покровительством и личным председательством ее императорского высочества великой княгини Ксении Александровны Ксенинское общество попечения о детях тружеников судоходства и воздухоплавания». Княгиня передала ему капитал в сумме 7600 руб., оставшийся от ликвидации ее «именного» склада, действовавшего во время русско-японской войны[377].
Дом трудолюбия. Ораниенбаум. Открытка. Конец XIX – начало XX вв.
В конце XIX столетия возникло новое крупное общегосударственное благотворительное ведомство под покровительством императорской фамилии – Попечительство о домах трудолюбия и работных домах. Его создание явилось следствием осознания властью необходимости такой формы призрения, как трудовая помощь. Особенность этой помощи заключалась в том, что она оказывалась трудоспособным взрослым и была адресована тем, кто желал трудиться, но по разным обстоятельствам не мог найти применение своим умениям и силам. Призревавшиеся здесь получали не пособие, а заработок. Учреждения попечительства брали на себя организацию производственного процесса от начала до конца, обеспечивали работавших инструментами, оборудованием, сырьем, гарантировали сбыт продукции, но не ставили целью достижение рентабельности производства и получения прибыли. В экономическом отношении они были «планово-убыточными». Средства, поступавшие от продажи изделий, изготовлявшихся призреваемым, могли быть лишь одним из вспомогательных источников финансирования учреждений трудовой помощи. Их цель – социальная поддержка, а не прибыль.
Женщины за шитьем в мастерской Первого городского дома трудолюбия имени вел. кн. Ольги Николаевны. 1900-е гг. Фото ателье К. Буллы
Во второй половине XIX столетия трудовая помощь осуществлялась лишь несколькими учреждениями Ведомства императрицы Марии и Человеколюбивого общества. В ведомстве ее оказывал Демидовский дом призрения трудящихся в Петербурге (дом Анатолия Демидова). Человеколюбивое общество располагало в Петербурге 4 швейными мастерскими, которые предоставляли желавшим трудиться женщинам оборудование и производственные помещения. По данным на 1896 г., мастерские могли единовременно обеспечить работой 529 женщин[378]. Еще несколько подобных заведений Человеколюбивого общества действовали в Москве и губерниях. В какой-то степени можно отнести к трудовой помощи организацию производства и сбыта женских рукоделий, практиковавшуюся в некоторых учебно-воспитательных заведениях приютского типа ведомства императрицы и Человеколюбивого общества. Так, воспитанницы частично компенсировали расходы на свое содержание, их трудовая деятельность была связана с воспитанием и обучением и не имела самостоятельного значения. «общество поощрения трудолюбия» в Москве имело, среди прочего, целью «…содействие к возможно выгоднейшему сбыту различных рукоделий бедных тружениц»[379].
В 1880-е гг. в России получили распространение учреждения призрения, оказывавшие именно трудовую помощь. Они получили общее название «дома трудолюбия». Одним из первых крупных учреждений такого типа был созданный в 1882 г. по инициативе отца Иоанна Сергеева (кронштадтского) дом трудолюбия в Кронштадте. К середине 1890-х гг. он мог единовременно обеспечивать работой до 150 человек. В северной столице первым заведением такого типа стал открытый в 1887 гг. по инициативе доктора медицины Н. Н. Дворняшина Дом трудолюбия. Всего к началу 1890-х гг. в России этих заведений было порядка двух десятков. Как правило, они создавались местными благотворительными обществами и находились в их ведении. Какой-либо координации деятельности между ними не было. В 1880–1890-е гг. власть начала проявлять интерес к домам трудолюбия. В 1887 г., 1888 и 1893 гг. Министерство внутренних дел провело осмотры домов трудолюбия на предмет выяснения способов их наилучшего устройства, но никаких практических шагов в этом направлении не предприняло.
Объединение учреждений трудовой помощи в масштабах страны было осуществлено в 1895 г. путем создания нового благотворительного ведомства под покровительством дома Романовых – Попечительства о домах трудолюбия и работных домах. Потребность в учреждениях трудовой помощи к концу XIX столетия возросла. Бурное индустриальное развитие империи требовало рабочих рук. Их поставляла в города, главным образом, деревня. Процесс этот никак не регулировался. Промышленность развивалась стихийно, государство не вело учет трудовых ресурсов. Отношения работодателей и наемных тружеников не были четко определены законодательством. Руководители и хозяева предприятий увольняли рабочих, когда считали нужным и без каких-либо социальных гарантий. Все это вело к росту безработицы.
Число безработных в России конца XIX – начала XX вв. точно не известно. Кроме того, значительное число лиц имело сезонную работу – бурлаки, грузчики, чернорабочие на строительстве, сельскохозяйственные рабочие. Они, как правило, трудились всего несколько месяцев, а остальное время проживали заработанное либо искали другие источники существования. К безработным можно отнести и людей, фактически утративших свой сословный и социально-профессиональный статус, но сохранивших желание трудиться. Отечественные историки исходят из того, что «общее число безработных в России в то время установить невозможно, так как правильный учет их никем не велся. По одним данным, их было более 100 тысяч, по другим – более 200 тысяч»[380]. Приводятся и другие данные. В статье «Безработица в СССР», опубликованной в первом издании «Малой Советской энциклопедии», упоминается о безработице в дореволюционной России. Отмечается, что «…в период 1900–1913 среднее число безработных по всей России составляло в зимний сезон около 400–500 тыс. чел. (не считая тех, кто искал работу впервые)»[381]. Можно полагать, что в начале XX в. в России было не менее 100 000 безработных, так как только за время экономического кризиса в 1900–1903 гг. были закрыты три тысячи предприятий и уволены около 112 000 рабочих[382]. В 1890-е гг., когда Россия переживала экономический подъем, безработных, вероятно, было меньше. Однако двух десятков домов трудолюбия явно не хватало для того, чтобы дать средства к существованию лишившимся работы, но не желавшим опускаться на социальное дно.
Рабочее сословие в конце XIX столетия требовало не призрения, а постоянных социальных гарантий со стороны работодателей и государства, четких и ясных законов, позволявших ему отстаивать свои социальные и профессиональные интересы. Это было необходимым условием успешного решения комплекса проблем, связанных с взаимоотношениями рабочего класса и работодателей, в том числе и государства. В дореволюционной России этот вопрос не получил разрешения. Однако власть сознавала необходимость государственной помощи трудоспособным гражданам, лишенным работы и средств к существованию, но сохранившим желание зарабатывать. Трудовая помощь, как и другие формы призрения, осуществлялась на благотворительной основе. Это отражало традиционные представления власти о призрении, но не только. Дело еще и в том, что подданные российской короны никогда не имели законодательно закрепленного права на труд.
Серьезного опыта организации трудовой помощи в России не было. К тому же, трудовая деятельность широко применялась как репрессивная мера в исправительно-воспитательных учреждениях, что затрудняло ее восприятие как формы помощи, а не наказания. Отсюда отсутствие у власти ясного понимания, какой должна быть трудовая помощь и чьей задачей было ее осуществление. На это, в частности, указано в статье Е. Д. Максимова «трудовая помощь в России», опубликованной в сборнике «общественное и частное призрение в России» (1907). К тому времени Попечительство о трудовой помощи действовало уже более десяти лет. Однако Максимов заметил: «термин „трудовая помощь“, хотя и достаточно распространен в России, но не имеет еще вполне определившегося значения. В более узком смысле под трудовой помощью разумеют такие формы воспособления нуждающимся, в основу которых положен оплачиваемый труд. В широком понимании этот термин употребляется для обозначения разнообразных видов помощи, направленных к насаждению, восстановлению и поддержанию трудовой деятельности нуждающихся»[383]. Касаясь представлений о трудовой деятельности, как форме наказания, Максимов подчеркивал, что «…возмездие и помощь несовместимы»[384]. По мнению автора, трудовую помощь, как форму призрения, следовало применять там, где можно было «…достигнуть известных исправительных и воспитательных целей с тем, чтобы конечным результатом их ставилось возрождение каждого данного лица к трудовой деятельности в жизни»[385]. Максимов указывает на социально-психологическое, реабилитационное значение трудовой помощи. Подводя итог своим рассуждениям, он дает такое определение трудовой помощи: «…трудовая помощь, в широком понимании этого термина и в соответствии с условиями современной жизни и с запросами действительности, объемлет собой и трудовое исправительное воспитание, или точнее – перевоспитание, и предоставление оплачиваемых труда и занятий и, наконец, попечение о трудящихся классах вообще, до тех пределов, пока оно не переходит от частной и общественной деятельности, касающейся индивидуальной и групповой политики, к государственной социальной политике, составляющей уже совершенно особую область»[386]. Автор проводит черту между собственно призрением нуждающихся, или «попечением», и государственной социальной политикой. Первое, по мнению Максимова, должно было осуществляться на основе «частной и общественной деятельности», в сфере «индивидуальной и групповой политики». Этот принцип и являлся основой деятельности практически всех учреждений и организаций, осуществлявших трудовую помощь, включая Попечительство о домах трудолюбия и работных домах.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.