Земля незнаема
Земля незнаема
Существует мнение, распространенное вплоть до школьных учебников, что дикая, кочевая степь всегда противостояла оседлой культурной Руси и боролась с ней чуть ли не до XIX в. Такое сверхобобщение само по себе является натяжкой, но совершенно недопустимо вытекающее из него обывательское представление, будто степь представляла «политическое» и этническое единство{128}. Недаром наши предки в XII в. именовали степь «землей незнаемой». Это определение действительно и для более поздних веков.
Прежде всего, даже в физико-географическом смысле, степь разнообразнее лесной полосы Евразии{129}. Травянистые степи между Днепром и Доном непохожи на сухие Черные земли Прикаспия и на Рын-пески Волго-Уральского междуречья. Речные долины и дельта Волги вообще азональны и выпадают из общей характеристики аридной зоны, равно как и предгорья Кавказа или побережье Черного моря. И в этих разных географических условиях жили разные народы, отнюдь не похожие друг на друга. В середине XI в. этнографическая карта «земли незнаемой» выглядела так.
В долинах Дона и Терека жили потомки православных хазар, а их мусульманские соплеменники населяли дельту и пойму Волги. В Прикубанье обитали ясы (осетины) и касоги (черкесы), еще не оттесненные в Кавказские горы. На берегах Черного моря держались готы-тетракситы. Левый, степной берег Волги контролировали камские булгары, а правый, горный — мордва и буртасы. Все эти народы были оседлыми. Кочевники занимали только водораздельные массивы Степей, но и они не были едины. Торки, берендеи и черные клобуки (каракалпаки) жались к русской границе, страшась подлинных степняков — половцев.
Русско-половецкие отношения прошли длинную эволюцию. В 1054 г. половцы появились на границах Руси как народ-завоеватель, опьяненный победами над гузами и печенегами. В 1068 г. они разбили русских князей на Альте и, казалось, были близки к покорению Восточной Европы. Однако стены русских крепостей остановили их натиск, и до 1115 г. шла упорная война, в которой половецкий племенной союз использовал распри русских удельных князей. Но успехи половцев были эфемерны. Как только Владимир Мономах установил внутренний мир, он перенес войну в степи и разгромил половецкий союз. По существу это было завоевание степей, хотя отнюдь не покорение, которого в те времена быть не могло. Половцы вошли в систему Киевского княжества так же, как, например, Полоцкая или Новгородская земля, не потеряв автономии. Они участвовали в распрях Ольговичей с Мономаховичами уже не как самостоятельная сила, а как вспомогательные войска. Выступать против Руси в целом они не смели, и потому правильнее говорить о единой русско-половецкой системе, сменившей былое противопоставление. Потому-то русские князья и вступились за половцев в 1223 г., что и вызвало недоумение монголов и последовавший в 1236 г. поход Батыя. Поход Игоря в 1185 г. выпадает из общего стиля русско-половецких отношений XII в., и потому, очевидно, он был удостоен особого внимания со стороны авторов Ипатьевской летописи и «Слова»[538]. О причинах такого повышенного интереса мы скажем в другой связи.
Итак, от падения Хазарского каганата в 965 г. до основания Золотой Орды в 1241 г. никакого степного объединения не существовало и опасности для Русской земли со стороны степи не было. Однако «Слово о полку Игореве» пронизано совершенно иным настроением, и это наводит на мысль, что автор нашего источника имел в виду что-то такое, о чем он предпочитал прямо не говорить. Это подозрение заставляет нас снова вернуться к тексту и обратить внимание на некоторые ориентализмы, не получившие достаточного объяснения. При этом мы заранее отказываемся от всех предвзятых мнений, чтобы твердо стать на почву несомненных фактов.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.